Мой дивный род. глава 2. продолжение 3

«Агнессия», «Ядвига», «Нина»,
Три имени она носила.
С рожденья – первым нарекли,
Второе – в церкви обрели;
Всю жизнь с ней третье прошагало,
О двух она не вспоминала.
Была красива, хороша
И очень сильно похожа
На бабушку свою Евдоху,
По стану, и по её вздоху:
Имела  так же, как она,
Косу потолще с кулака;
Парней она с ума сводила.
Ходила стройно, горделиво;
И щёки кумачом горели,
Когда ребята вслед смотрели.

Но строг был дед и строг отец.
Боялся каждый удалец,
Приблизиться к ней на полшага.
У одного была отвага.
Он её тайно вызывал
И так же тайно с ней гулял.
Был это – Фёдор Шоломицкий.
Соперником был Влад Крутицкий.
Не раз между собой они
Вели жестокие бои:
До крови лица разбивали.
Их «гусаками» прозывали.

У Нины выбор был большой.
Засватался бы к ней любой.
Но Фёдора она любила,
И вместе с ним тогда решила:
«Коль за него не отдадут,
То сразу вместе убегут»,-
Так она в тайне размышляла.
Но смерть им деда помешала,
Потом Елена умерла,
Её любимая сестра,
На десять лет была моложе.
И в день ненастный, непогожий,
Совсем раздетая, она
За угол по нужде зашла,
А в это время, как на грех,
Пришёл незваный человек.
Он был на вид, как Квазимодо:
Горбат, заросшая вся морда;
Густой и сочный чистый бас.
Сей голос, вид её потряс.
Она ужасно испугалась
И в дом зайти уже боялась.
За дверь укрылась до поры.
Подумала: «пришли воры».
Стоял на улице мороз,
И холод пробирал до слёз.
А гость сидел, не уходил.
Никто тогда не обратил,
Что нет Алёнушки в избе.
Всем было радостно в тепле.
Велась беседа за столом
О настоящем и былом.
Его картошкой угощали,
Напитком крепким пригощали.
За дверью в этот самый час
Последний луч тепла угас,
Сковал сон в жаркие объятья.
Когда пришли с гулянки братья,
Елена спала вечным сном.
А в это время за столом
Гость что-то страстно обещал.
Никто беды не предвещал.

Лишь только года через два,
Соединились их сердца.
В Житомир сразу укатили,
Там на квартире они жили.
Он в зоопарке подметал,
В ночное время охранял.
Она была всегда с ним рядом.
Решил он показать ей гадов.
Её в ночное время взял.
Весь зоопарк, почти что, спал.
Подвёл он к клетке, где гориллы,
Самец и самка рядом жили.
Тихонько Нину подозвал,
В их сторону ей показал:
«Смотри, как любятся друг с другом,
Как жёнушка с своим супругом».

Сначала он её ласкал:
Сосочек нежно в губы брал,
Кусал за ушко и живот
И ниже…/каждый здесь поймёт,
Не стоит точно объясняться,
В подробностях распространяться/.
Светила полная луна,
Да освещала страсть огня,
И звуки стона раздавались…
А Нина с Федей любовались.
Когда вошли в азарт гориллы,
То и случилось тоже с ними.
И после страстной этой ночки,
У них родились сразу дочки.
Но через месяц умерли,
От кори не смогли спасти.
Агнессия переживала
И каждый день почти рыдала.
На помощь к ней пришла сестра,
Она в Лебедине жила,
Где монастырь сейчас стоит,
Он тайны знает и хранит.
А до войны там был детдом.
Работала Мария в нём.
Она была там поварихой
И очень модною портнихой.
А Волик – муж, завхозом был,
Забрать он Нину предложил.
И молодые согласились,
Да вскоре к ним переселились.

Шли очень трудные года,
Работа всем была нужна,
Чтоб с голоду не умереть
И с холоду не околеть,
Согласны были на любую
И независимо какую.
Агнессия техничкой стала,
Кругом всё мыла, выметала,
Потом на прачку перешла,
Работа трудная была,
Но здесь платили хорошо,
Да сытно кушали ещё.
А Фёдор конюхом служил,
Что нужно было, подвозил.
А через год дочь родилась
И «Галочкою» назвалась.
Рожала Нина её в Смелее,
Родилась крепенькая в теле,
Да быстро стала подрастать,
На ножки  крепенько вставать.
Её в детдоме все любили
И на руках её носили.
Потом близнята появились,
Мальчонки славные родились.
Да знать, не их была судьба.
Смерть снова двух и унесла.
А через год вновь понесла
И вновь близняток родила.
Смерть этих тоже отобрала,
Но Нина больше не рыдала,
А даже рада уж была,
Что смерть ей в этом помогла.

Шёл самый жуткий, страшный год:
Как мухи, умирал народ.
Косила смертушка подряд:
И взрослых, старых и ребят;
И тех, что свет не увидали,
И тех, что многое видали.
Всяк выживал, как только мог.
Кто крепок был, тот выжить смог.
А кто был телом слаб, душою,-
Не смог сам справиться с собою,
Тот страшной смертью умирал:
Он постепенно усыхал,
Иль раздувался, словно бочка,
Ходил, как слон или как квочка,
А раз, споткнувшись,- не вставал,
Концы на месте отдавал.   

Была ужасная картина:
В еду шла тухлая мякина,
Собаки, кошки, воробьи,
Шли в пищу даже муравьи;
С деревьев листья обрывали,
Кору, как зайцы, обгрызали;
Траву щипали, ели мёртвых,
Так, как уж не было животных.
Но были случаи страшней:
Живых вампир съедал людей.
Жила в деревне Фёкла Цап,
Дразнили мужа все «кацап».
Сын срок свой в армии отбыл
И насовсем домой прибыл.
С собой жену привёз красуню,
Оксану – дивную певунью.
Носила косу до колен.
Трудилась в поле каждый день,
Подружками обзавелась
И к сельской жизни прижилась.
Кругом, повсюду успевала.
Свекровь лишь жить им не давала.
Она пророчила ему
Невесту, выбранну, свою.
Зашли однажды к ней подружки,
И подкосились даже ножки:
Свекровь держала нож в руке,
Грозилась спечь её в муке,
Но помешали ей подружки.
И, пощипав её за ушки,
Смеясь, сказала: «Пошутила.
Я в жизни мухи не убила».
Прошла неделя, может – две,
Не стало девушки в селе.

А Фёкла смело отвечала:
«Она к другому убежала».
Когда прошёл ужасный год,
Стал выздоравливать народ,
Крупа, пшеница появилась,
Тут правда-матушка и вскрылась.
Пред пасхой Фёкла всё молчала,
А в праздник – день и ночь кричала:
«Ой, люды, людонькы! Гришна!
Оксану со свиту сжила!
Я на кусочки покрошила
И кожен дэнь соби варыла.
А косу руссу пид пориг,
Сховала, люды, в бычий риг».
Об этом трудно вспоминать,
Ужасны сцены, представлять.

И в этот страшный, тяжкий год
Лишился восьмерых наш род.
Скончались: Юзя, Язя, Яна,
Потом – Наталья, Ян, Оксана,
Затем – Петро и Август дед.
Он был ещё в расцвете лет.
Он голод смог бы перенесть,
Но смерть детей – его был крест.
Детей безумно он любил,
А смерть их, выбила из сил.
За год он страшно постарел:
Скорёжился, весь поседел,
И сердце стало барахлить,
Да стал себя во всём винить.
Он принял смерть, как дань свою.
«Ты будешь жить со мной в раю,
Не уходи, родной…»- «Прости.
Я оставляю вздох любви.
Живи, любимая, сто лет.
Я буду слать тебе привет,
Во сне и грёзах приходить,
И даже там тебя любить…»
Уснул и больше не проснулся.
Для Анны мир перевернулся. 
 
А что Агнессия? Она
Вот-вот ребёночка ждала.
На сей раз – девочка опять.
Вес – три кило и двести пять.
«Иринушкой» её назвали.
Все Нину с Федей поздравляли.
Здоровенькой она росла,
Как ягодка, в семье цвела.

Когда детдома здесь не стало,
Совсем им туго жить настало.
И переехали в село,
«Сестреновкой» звалось оно.
Здесь дочки быстро подрастали
И вскоре школу посещали.
Меж ними разница была –
На десять лет. Семья жила,
Как жили люди все кругом,
Под страшным вражеским огнём.

Но вот победа прозвучала.
Страна повсюду ликовала
И возвращались в дом родной,
Кто не погиб, а был живой.
Невесты замуж собирались,
Встречались с парнями, влюблялись.
И у Галины был жених.
Все видели вдвоём лишь их.
Любовь возникла между ними,
Когда ещё юнцами были,
Когда за партою сидели
И друг на друга всё глядели.
Он звался, Лола Леонид.
В Москве потом он станет жить.
Большим учёным прослывёт,
Да рано с жизни  лишь уйдёт.

Пока с Галиною встречались,
Своей любовью наслаждались,
Ирина, младшая сестра,
За ними бегала всегда.
Ей интересно было знать,
Воотчую всё увидать:
Как они нежно обнимались,
Да долго страстно целовались.
Галине это надоело,
Что наблюдают за ней смело,
И камень бросила в неё,
Чтобы отстала от неё.
А камень точно угодил
И кость в коленке перебил.
Большое горюшко наделал:
Он инвалидом сестру сделал.
До самой смерти пронесёт
Сей грех. Немало слёз прольёт.
Она строптивая была;
По меркам лишь своим жила.
Ни в чём, нигде не уступала,
Потом от этого страдала.
За что-то с Лёней поругалась
И наотрез с ним отказалась,
Мириться, шашни заводить,
Гулять, на танцы с ним ходить.
Он все попытки принимал,
Чтоб помириться, встречи ждал.
Галина на своём стояла.
Хоть в тайне, как и он, страдала.

А тут вернулся с фронта брат,
Подтянут, стройный, словно франт,
Грудь, вся медалями сверкала,
Своей отвагой соблазняла.
Чтоб Леонида подразнить,
Свой глаз решила положить
На Николая, его брата.
Пред ним робели все ребята.
А Галочка была в соку.
Она понравилась ему.
Как волк голодный, к ней добрался
И ею в страсти наслаждался.
Но обоюдной страсть была:
Галина сразу понесла.
А он, узнав, вмиг отвернулся,
К другой тотчас переметнулся.
Большой разрыв пугал в летах…
На ней оскомину сбил – так.

Хоть не женаты они были,
Но вскоре роды наступили.
Пока врача мать вызывала,
Ирина роды принимала,
И чем могла, тем помогла.
Галина, впрочем, всё сама
Двоим, пупки перевязала,
Обмыла, перепеленала.
Лишь дверь, открыв, спросила мать:
«Что, начинаешь уж рожать?»-
- Уже я, мама, родила,-
В ответ услышала она.
-Скажи, кого? Сынка, аль дочь?
-И сына, мамочка, и дочь.

А Николай не появлялся.
Теперь другой он забавлялся.
Но Леонид, когда узнал,
Отцу и матери сказал:
«Я на Галине сам женюсь,
Судьбой детей распоряжусь,
Ведь нашей кровушки они.
Усыновлю. Будут мои».
Но Галя с ним не соглашалась,
Её гордыня упиралась.
Уехал Леонид в Москву,
В надежде – «всё равно верну».

Галина мужа и не ждала,
Дочурку «Лидочкой» назвала,
А сыну – «Виктора» дала,
Всю тяжесть на себя взяла.
Ей было девятнадцать лет.
Спросить у мамочки совет,
Она тогда не догадалась,
Боялась,в чём-то сомневалась.
Но Николай вернулся к ней.
Аль стыдно стало от людей,
А может совесть пробудилась,
Что жизнь его так изменилась.

  Продолжение следует.