Муза

   Изящный модный писатель в домашнем костюме, с красивыми волнистыми волосами, сидел перед монитором и лениво «ловил» музу. Вдруг из окна слева в форточку с грохотом что-то просвистело и ударило писателя в висок, удар был не сильным, но точным. Писатель вскрикнул, покачнулся на стуле, но не успел даже испугаться, как началось что-то невообразимое. Налетевшие скопом персонажи стали распирать писателя со всех сторон, он охал, ахал и стонал и не успевал записывать за каждым, они мучили его, ему казалось, что они вылезают, кто из ушей, кто из ноздрей, кто изо рта, кто вообще, обнаглев, из тела, писатель казался себе многоруким, и чуть ли не ощущал, что из живота его торчат чьи-то пятки, из носа чьи-то уши, мрак и ужас, вообщем. Когда все это лицедейство закончилось, прошло семь часов, солнце давно село, челка стояла «ирокезом», костюм был помят и порван в нескольких местах, зато был написан Шедевр, которого уж от этого модника никто не ожидал. Писатель, не раздеваясь, завалился на кровать сверху дорогого покрывала, чего с ним не было никогда.
   Пришедшая с утра домработница, тетя Глаша, увидев своего хозяина в таком виде, перекрестилась и промолвила: «Что же это деется с человеком?!» Потом прикрыла его одеялом, вытерла выступившие на глаза слезы и добавила: »Знать, и он становится обычным мужиком…». По тети Глаши понятиям, как раз так спали, одевались и вели себя «обычные» мужики. Ну, что с нее взять - писателей, как и художников, так и людей других творческих профессий, она наблюдала только лишь в лице своего ненаглядного, вечно ухоженного писателя. Поэтому откуда ей было знать, какие они «обычные мужики», особенно если они не водители, не сантехники, не математики и кто там бывает еще. Да и кто их там разберет!
   Но мы как раз не о нормальности и обычности, а о вопиющем факте прихода той самой музы, которая, не подготовив человека, просто взяла и влетела в окно!
После это случая писателю стало очень не везти. Муза стала приходить к нему регулярно, без предупреждения, в разных абсолютно местах. Он начинал метаться, плохо выглядеть, вести себя «неприличным» образом, но писать, писать, писать. Из-за ушей его все чаще стали торчать разного размера ручки, он даже перестал их оттуда вытаскивать хотя бы на время, помня тот вопиющий случай, когда ему пришлось силой отобрать ручку у какой-то симпатичной девушки, которая с ужасом смотрела на него и крепко держала свой «Parker», чтобы его не расперло от подступающих к горлу персонажей. Блокноты то и дело выпадали из карманов, листы, ноутбук и другие технические буки торчали из всех его вещей. Он был вооружен до зубов. Но часто это не спасало. Она могла напасть в туалете, в ванной (тогда он мокрый бежал, падая, к ноутбуку), когда он был за рулем (он создавал огромную пробку, внезапно остановившись, а проезжавшие мимо водители, крутили пальцем у виска, что его уже не удивляло с известных пор).
  Наконец, писатель свыкся. Привык к ней и даже полюбил, а что поделаешь! Взял себе на работу водителя, купил диктофон и научился жить по-другому. Стал, как сказала бы тетя Глаша «обычным» мужиком.