Три счастливых дня

Я гулял по сверкающим площадям хозяйственного магазина.  Заглядывал во все заставленные товаром уголки.  Проходил между полками, доверху заваленными всяческой утварью, необходимой для садовода и огородника.  Мне не надо было что-либо покупать.  Я наслаждался видами.  Я не верил своим глазам.  И в воспоминаниях проплывали не столь далекие восьмидесятые годы.

Основную часть населения нашего городка тогда составляли выходцы из жителей близ лежащих сёл. И сельские корни, видимо,  дали о себе знать.  Как только государство проявило щедрость и стало выделять земельные участки под дачи, свои желанные шесть соток захотел получить едва ли не каждый.  То здесь, то там стали появляться стройплощадки. Узкие с высоченными крышами домики, еще вчера непривлекательные взгляду, теперь вошли в моду и возводились азартно.  Какими способами приобретали стройматериалы наши застройщики, как пролегал их путь по терниям очередей и товарного дефицита, сегодня мало кто вспоминает.

…А домики росли.  Они возникали в самых неожиданных местах: на продуваемых ветром, глинистых и бесплодных склонах холмов, на заскорузлой почве отвердевших болот в пойме реки, где-нибудь на дальнем колхозном поле вблизи мочажины, солонцеватой и малопригодной для возделывания. Мне выпало счастье получить надел на так называемом «песчугане». Вопрос воды имел первостепенное значение.  Головная боль, начавшаяся с поиском путей его решения, не давала покоя. Запланированные походы по предприятиям, имеющим специализацию по бурению скважин, успехом не венчались. « Ну, сколько можно повторять: « Машина занята на производстве и о выписке речи быть не может», –  тараторила какая-нибудь ответственная тётенька, давая понять, что я ни один такой здесь околачиваюсь.  И вдруг – удача! В поселке, расположенном неподалеку, работала буровая установка геологов. Под этот шумок и подвернулась возможность обзавестись водой. Старший буровой машины, все его звали Водяным, на мой вопрос «во что мне выльется устройство скважины» отвечать не торопился, изучал мою внешность, а когда заговорил, то казалось, прощупывал: из обычного теста я состою или есть во мне какая-либо начальственная косточка:
 
- Вот, если поставить вертикально, в виде одного стакана, все трубы,  необходимые для скважины, и доверху наполнить их жидкостью, с потреблением которой теперь в стране ведется  борьба, такой и будет плата за нашу работу, – пространственно изложил он.  И видя пред собой клиента на любую цену согласного, все трое удовлетворенно рассмеялись.  Когда таким образом меня раскусили и не обнаружили «косточку», разговор тут же нашел свое русло.
- Сделаем, –  заверил Водяной теперь дружеским тоном. И глубокие морщины на смуглом лице расправились и смягчились. Правда, осталось не понятным, что же так изменило его отношение ко мне: возникшие вдруг симпатии к моей скромной персоне или материальная заинтересованность предстоящей шабашки.  А далее из его речи следовало самое существенное:
- За работу возьмем по божески, согласно действующей  расценке. Но с условием: половину суммы внесешь в жидкой валюте. И еще: с «пятака» не бери – отрава.

 «Пятаком» в те годы называли любое удобное для остановки транспорта место на магистральной автодороге,  где «дальнобойщиками», в основном кавказцами, прямо с колес продавался ими же производимый алкогольный напиток –  чача. И, конечно, такой вид расчета за проделанную работу снижал мою платежеспособность.  Но один из его помощников, еще раз акцентируя на спиртном, развеял мои робкие надежды на уступки с их стороны: произвести оплату чисто в рублях:

- Главным дилом спиртное добудь, трубу для фильтра и сетку. Пока мотаем сетку, ты основную трубу шукай.  Можэ дэ и выцарапаешь.
Он тянул на себя стальную желонку, подвешенную на тросе, и поднятую из скважины еще в минуту моего прихода.  И теперь боролся с ней, вытряхивал из её внутренности глиняную жижу. А третий специалист, видимо, имея в виду теперешнее удачное для меня стечение обстоятельств, к сказанному добавил:

 -  Крупно повезло тебе, паря, – и назвал меня счастливчиком.
Так, в одночасье дело и завертелось. Водяной отвел мне трехдневный срок на подготовку необходимых для устройства скважины материалов. «Если не успеешь, – сказал он, – мы окажемся далеко, и тогда нас ищи-свищи, до осени». Уверовав, будто и в самом деле нахожусь «на короткой ноге» с госпожой удачей, я приступил к активным действиям. Тотчас помчался в город и переговорил с приятелем по поводу медной мелкоячеистой сетки для фильтра. Он тогда слесарничал на судоремонтном заводе (кстати, ныне успешный предприниматель)  и обещал помочь. И если кому-то другому такая услуга измерялась бы литром, то мне обошлась всего-то за половину магарыча, потому, что он мне товарищ. И ещё потому, что сетку эту выносить с территории завода мне придется самому. Точнее говоря, мне вменялось самому украсть за мой же магарыч. Вариант забавный, но какой есть.  И как сказал бы в свое время Остап Бендер: «Лёд тронулся…».
 
На следующий день часа за два до открытия вино-водочного магазина я уже выстаивал очередь. Колонна очереди, не смотря на её длиннющий хвост, представлялась сплоченной, непоколебимой и многообещающей. Ведь каждое место в ней было закреплено нами в списке составленном пофамильно.  Велась тихая беседа о нелегком экономическом положении в стране, о затянувшейся перестройке. Кто-то бранил власть за «сухой закон».  Кто-то распространялся о крепнущих ростках молодой демократии. Но перед самым открытием дверей магазина, на его истертом деревянном пороге, возникла группа «алконавтов». Явились – с неба свалились: внезапно, с одинаково синеватыми, похожими на инопланетян, лицами. Ещё не принявшие опохмеление, наглые и задиристые, они объявили очередь «живой». Якобы она, эта очередь, только что образовалась. И «алконавты», следовательно, значатся в ней первыми. «Непоколебимый» строй смешался. Толпа загудела.  Место прежней уверенности в успехе заняла неопределенность. Надежда отовариться спиртным утекала, как песок сквозь пальцы.  А ведь вот она, рядом, эта двуликая спутница нашего быта.  То бранят её и гонят прочь, то ищут встречи, чтобы заручиться поддержкой. Вот она, самая конвертируемая и востребованная сегодня на хозяйственные заботы валюта, всего-то в нескольких шагах. …  И никто не хотел упустить свой шанс.  Людская масса колыхнулась и волной, точно цунами, накатилась на порог.  Другая подоспевшая группа алко завсегдатаев применила ранее не виданный тактический прием. Зайдя с тыла здания, и вскарабкавшись на шиферную крышу, двое держали за ноги опущенного головой вниз товарища. Тот, зажав деньги в кулак, телепался над входной дверью магазина, пытался дотянуться до кого-то и диким голосом вопил: «Вот бабки… держи!.. Бери на всех наших». А из бушующей толпы доносился отчаявшийся и надорванный голос стража порядка:

- Вы люди или не люди?..
- Конечно – люди, – отвечали ему, – смотри, кроме ног имеем ещё и руки. Затем его форменная фуражка порхнула над сотнеликой толпой и надолго исчезла. Мелькали локти.  Трещали рубахи. Я твердо закрепился на пороге, выдерживал пульсирующий боковой натиск и готовился сделать решающий рывок внутрь здания, как вдруг по команде продавщицы двое рослых молодцев принялись отчаянно тянуть на себя крылья двустворчатых дверей. Магазин закрывался ввиду возникшего беспорядка. Приступ ослабевал. Перекипев, плотная  толпа раздавалась вширь, редела. Страж порядка, наконец, обнаружил свою фуражку, беспомощно распластанную под ногами толпы и похожую на синий блин в красной сковородке.

- Ты и ты, – показывал он пальцем на ни в чем не повинных людей,  последних, кто, сам того не ведая, топтался по его форменной, – зря стоите. Не пущу! Я вам покажу, обо что ноги вытирают! Вы у меня узнаете, где кряквы зимуют!
Те виновато моргали глазами.

До обеденного перерыва магазин закрывался дважды.  А потом обмен рублей на жидкую валюту и вовсе прекратился – иссякла валюта. Первая строка моего решительного плана оставалась не выполненной.

 Не предаваясь унынию, во второй половине дня я размышлял над тем, как «сделать ноги» сетке.  Намечал путь, которым она могла бы незаметно покинуть территорию ремзавода.  Но, как потом выяснится, моя мелкоячеистая недотрога ещё покоилась в общезаводском рулоне.  Чтобы не терять попусту времени, стрелки своего решения надо было переводить на поиски трубы для фильтра.  Труба, труба, где тебя взять? Я поспешил к одному известному в городе человеку.  Этот гражданин занимал особую нишу в обществе: он бескорыстно раздавал другим то, что ему не принадлежало. Много было суждений на тему: зачем ему это нужно. Но чужая душа – потемки.  Одни говорили, мол, жизнь- злодейка заставила бедолагу стать сердобольным и искренне помогать людям.  Другие противоречиво утверждали: «Бесплатный сыр – в мышеловке. И этот жмот еще возьмет своё».  Но, попадая в сети безысходности, и те и другие торопились к нему за советом.  Интеллигентный и деловитый на первый взгляд, хотя и с проявлением скрытых следов замухрышки, он внимательно выслушал меня и принял мою беду, как свою собственную.  Сочувственно качал головой, потом погрузился в раздумье. В паузе ожидания я принялся, было, осматривать скупой холостяцкий интерьер его комнаты. Но более привлекательным показалось лицо самого хозяина в минуту его работы. Оно выражало такое бездонное глубокомыслие, словно он играл ответственную шахматную партию, а на доске была поставлена судьба отечества: шевелились губы, вздрагивали щеки.  Я заметил даже капли пота, выступившие на его лбу. Но тут лицо подернулось улыбкой. «Найден ход», – с облегчением подумал я.

- Оросительная система…строящаяся…за Песчаной балкой.  Провалиться мне на этом месте – есть там труба! – заговорил он азартно.

Из его уст я стал получать подробную схему будущего маршрута и, запоминая, чертил её в своем воображении. Благо, местность была мне хорошо знакома. А наставлял он так: « Ничего не бойся. Но когда возьмешь, домой нести не торопись. Припрячь где-нибудь. Пусть отлежится…».
 
Деловая хватка и уверенность в успехе моего наставника подавали надежду. На прощание он потянулся за карандашом и любезно произнес:
- Адресок оставьте.

Той ранней весной оформил я кредит и взял мопед. Этот маленький трудяга с первых поездок  завоевал моё уважение.  Нарёк я его Орликом. И что только я на нем не возил:  и воздух, и воду, и доски, и глину.  Для крепления груза на багажнике или на раме изготовил простое приспособление. Это была обычная  велосипедная камера, сложенная вдвое для прочности. На концах имела крючья для зацепа. Проверив незамысловатую комплектность снаряжения, – ножовка по металлу, да запасное полотно – я отправился в путь.  Солнце тонуло в закате. По его сторонам, над чертой горизонта, словно щеки древнерусской красавицы, румянились облака.  И я двигался в этом направлении. Гнал мопед вдоль лесопосадки, благоухающей запахом клейких тополиных листочков.  Мчался пыльными полевыми дорогами.  Я пребывал в бодром настроении.  Ведь еще не преступил недозволенную черту.  Не испытывал чувство вины за свои порочные намерения. Наоборот, снова и снова напевал строку песни «три счастливых дня было у меня». Уж очень удачно, как мне казалось, она накладывалась на мои обстоятельства. Но, не доезжая некоторое расстояние до намеченной цели, пришлось выжидать время, пока сумерки опустятся на землю.  И когда распрощался с «древнерусской красавицей», двинулся дальше.

Так я очутился в котловине.  Её пологие склоны были тщательно разглажены бульдозером, а в основании, между  гребнями земли, оставленными его лопатой, сложено в  штабель множество алюминиевых труб.  Мой озирающийся взгляд скользнул по меркнущему небосводу. Остатки небесной сини сползали за горизонт. И штабель труб в котловине испускал такой же синеватый  алюминиевый свет.  Будто это были  вовсе и не трубы, а утерянный кусочек дня, отколовшийся от небосклона. А по сторонам было пустынно и тихо. Признаков охраны склада не наблюдалось – не видно сторожки, отсутствовало даже ограждение.  Я выбрал трубу, лежавшую поодаль, сплющенную с одного конца и выгнутую, как лыжа.  Видимо, её переехала колесом не одна тяжелогрузная автомашина. Её другая, трех метровая часть мне вполне подходила. И я приступил к работе. Пилил долго, казалось, вечно: со скрежетом полотна раздирающим душу в процессе пиления и с замиранием  сердца в перерывах. В секунды отдыха  чувствовал себя скованно, по сторонам не смотрел. А вдруг оглянусь, а там будет  стоять сам начальник всего этого алюминиевого хозяйства,  на меня удивленно таращиться и скажет: «И что же это ты делаешь, негодяй?»  Но вот, желанная часть трубы последний раз вздрогнула и, блеснув местом среза, облегченно покатилась.  Руки от волнения и напряжения дрожали.  Я суетливо пристегивал груз к раме своего транспортного средства и торопился быстрее покинуть это место. Ведь выйдя из котловины здесь, был виден, как на ладони.  Но когда предпринял попытку движения, мой прежде покорный ишачок неожиданно встал на дыбы.  Пришлось сместить трубу вперед, ища равновесие.  Но теперь её передний конец вилял по ухабистой дороге, а задний закидывал хвост мопеда в стороны, мешая управлению. Но и такими, вихлявыми движениями я бы смог добраться до ближайшей лесопосадки, где планировал припрятать добычу, но случилось непредвиденное: отстегнулось переднее крепление груза.  Мы все, конечно, предаемся восхищению, когда видим, как прыгают спортсмены с шестом.  Но если к этому процессу добавить ещё элемент внезапности, то, уверяю вас, и с ними произойдет именно то, что произошло со мной.  Передний конец трубы внезапно и не заметно для меня уткнулся в землю и, не весть, откуда взявшаяся сила подхватила моё тело своей могучей дланью и легко взметнула ввысь вместе с Орликом. Орлик  взревел… Это теперь, спустя много лет, легко делать, как говорят, «разбор полётов».  И в замедленном действии увидеть, как хвост трубы набирал силу размаха, как после моей встречи лицом к лицу с матушкой землей, настиг меня и глухо приложился вдоль спины. Я был настолько обескуражен, что на короткое время  утратил чувство реальности. Казалось, некий фантом покинул меня, отдалился, и я вдруг увидел себя со стороны жалким и смешным.  Но, однако, быстро очухался, тут же вскочил на ноги, и охваченный паникой, принялся  торопливо увязывать груз. Дальше повел мопед в руках.  Погнутое крыло, скребя о колесо, издавало противный звук.

Ждать пока краденное отлежится, времени не было. И хотя сумерки сгущались быстро, (будто это делали в знак солидарности со мной: дескать, тащи, никто не увидит)  местность по мере приближения к населенному пункту становилась многолюдной.  И я решил отложить дальнейшую доставку груза на раннее утро. В ближайшей лесопосадке выбрал густой кустарник и в борозде прикрытой старой полегшей травой, умостил трубу.  Сверху замаскировал дополнительно, присыпав полуистлевшей прошлогодней листвой.
И вот, радостно визжа, окрыленный свободой Орлик, сквозь мрак наступившего вечера нес меня домой к моему приятелю Олегу.  Мне не терпелось знать, как у него обстоят дела с обещанной сеткой.

Супруга Олега, всегда веселая и приветливая, в этот раз была неузнаваема.
 - За решеткой твой друг, – ошарашила меня прямо на пороге. И голос срывался на всхлипывание. – Сам директор поймал его с какой-то проклятой сеткой за пазухой, когда он в раздевалку направлялся. Участковый с ним в заводской конторе теперь беседует.  Только бы с работы не турнули…

Вот так, на слёзной волне заканчивался мой первый день плавания по океану очередей и дефицита.

День второй своим началом был, как близнец, похож на первый: два часа до открытия … очередь.  Но теперь давали только по две полулитровых на руки.  Я с восторгом завладел, отливающими синью стекла, полулитрами. Удачно! Правда, по второму кругу захода не состоялось –  товар закончился.  Но подоспела новая приятная весть: Олега, незаменимого специалиста, с работы не уволили, а только премию обещали срезать.

На третий день, чуть заря, я долил в мопед горючего, привязал на багажник туго свернутое брезентовое покрывало, которым планировал замотать груз для конспирации и отправился в дорогу.  Но словно леший водил меня по знакомым местам.  Поначалу я перепутал лесопосадки.  Но когда сумел обнаружить следы прежнего пребывания моего мопеда, то рядом увидел след более широкий – от колеса мотоцикла.  А там, за стеной куста, олиствевшего за ночь,  в знакомой борозде, меня поджидало немыслимое разочарование: трубы на месте не оказалось.  А на взъерошенных пучках травы «красовались» следы сортира.  Так все мои чаяния и хлопоты  пошли насмарку.

А ближе к полудню мне передали пламенный привет от Водяного. В этот раз его речь, изложенная в записке, была сжата и поэтична:
Сдвигаем срок. Спеши сюда.
Горим внутри – нужна «вода».

 «Вода» в кавычки была взята напрасно. Ведь и не посвященному ясно, о какой воде идет речь.  И я буду настоящим пожарным, но только осенью. Тогда же  буду бескорыстно заканчивать кладку хозяйственной пристройки к дачному домику этому, известному в городе «сердобольному», который, якобы, искренне помогает людям.  А теперь шла вторая половина последнего дня, отведенного мне на подготовку материалов для скважины. Разумеется, ничего добыто не было.  И только в сумке, висевшей на руле, позвякивал надвое разделенный литр.  Мой  верный спутник Орлик  выполнял свою рутинную работу: вез меня на дачи.  И я, вопреки здравому смыслу, был доволен этими неудачными днями.  Ведь  познакомился с бригадой бурильщиков, и теперь у них на карандаше.

А сегодня, предавшись воспоминаниям, и пройдя этот участок пути заново, не возникает особого желания поворачивать время вспять. И только осознание навсегда оставшейся в той поре молодости вдруг вызовет легкое сожаление о былом. Да верный помощник Орлик возбудит умиление к себе. А поскольку нет возможности поддержать друга, остается ещё раз оглянуться назад, и сказать:
 « Ну, потерпи, Орлик.  Я с тобой, мой незабвенный. Лучшие времена ожидают нас».