Обидно

"Если бы собаки заговорили, люди потеряли бы последних друзей".
                НМ

     Развалившись  у догорающего камина, две охотничьи суки вели неспешную беседу.
-   Люсь, а тебе было когда-нибудь жутко обидно?
-   Ну, обидно мне всегда, а, вот, жутко -  только однажды.
-   А отчего же  Вы, девушка, постоянно переживаете?
-   Так хочется и то  и се, и ошейник со стразами от Сваровски… Утки, и те раз в год на юга летают. А тут…
-   Не гневи Бога. Живешь не хуже других и лучше многих.
-   Ладно, уж. Потерпим,  – проворчала спаниель.
-   Ты, подруга, лучше про жуткий случай расскажи.
-   Ну, балерина, слушай…

 Поехали мы как-то с моим академиком в Тверскую на открытие весенней охоты. Ближе к ночи закралось подозрение, что мы заблудились. Оставили машину на краю деревни, и пошли опрашивать местных аборигенов. Люди попались душевные, но бестолковые. Все, как сговорились, указывали разные направления.
Когда бусы для туземцев кончились, мы вернулись к авто. Переднее колесо демонстрировало явные признаки ножевого пореза.
-   Нда. Обидно. Вы к ним со всей, можно сказать,  душой… -  легавая притворилась искренне соболезнующей.
-   Да нет же. Слушай дальше. Достали запаску, поддомкратили и … машина покатилась под горку. Остановилась уже в кювете.
-   Обидно-то как! – с плохо скрываемым злорадством оживилась собеседница.
-   Да ладно. Погоревали, заменили кое-как колесо, и пошли трактор искать. Иначе  не выбраться. Помыкались с часок, поторговались  и назад на стареньком Беларусь. Подъехали - мать честная! А машины и след простыл!
-  Ох, ни фига себе! Вот уж, обидно, так обидно! – у легавой явно поднялось настроение.
-  Ну, в общем, да. Но не это главное.  Переночевали в сарае у тракториста, с блохами и мышами, самогоном и одним соленым огурцом на троих.  Как последние дворняги! То еще,  королевна, удовольствие. Дождались такси из города и пулей в Москву. Оформлять угон, то да се. Входим в квартиру, а там…  Как в расхожем анекдоте!
-   Обидно! Предупреждать о приезде надо. 
-   Столько лет вместе… Кто бы мог подумать… Собрали вещи, уехали к его маме. А там кроме Вискас и поесть нечего. Да и кот бабули в пасть смотрит -  не моргает. Жмот сибирский! Грустно и голодно. И тут меня, как током шибануло!  Я еще по дороге на охоту головку сыра стырила и у машины прикопала! В запарке-то  про нее и забыла!
-   Обидно…
-  Не то слово! Жутко!!!  Я как представила, что полевые мыши сейчас по адыгейскому отрываются-веселятся,  аж слезы навернулись.  За что жлобам ничтожным  такое счастье?!  Я своим местом насиженным  рисковала, увечье могла получить, а им задаром!  – и  Люська тихо застонала.
     Картина шабаша на сырной головке заставила бы кого угодно усомниться во вселенской  справедливости.
Спаниель еще долго не могла прийти в себя, скрипела зубами, рычала и шерсть ее угрожающе дыбилась.
Легавая же убедилась, что в жизни всегда есть место для счастья.

Отдышавшись, Люська спросила:
-   А ты переживала нечто подобное?
-   Было дело. На заре моей юности. На утином пролете. Хозяин тогда жутко комплексовал  по поводу своих промахов. Редко когда домой трофей принесет. И висит тот бедолага  один-одинешенек стыдливо за сараем в компании мух да комаров.
А тут, не поверишь, дуплетом пару кряковых стукнул. Я, знамо дело, в воду. Первую быстро отыскала. Хвать! и прямиком ко второй. Вторую хвать! -  а первая изо рта выпала. Я еЕ в пасть, вторая – в воду! Минут десять  упражнялась – бестолку.  Больше одной  не помещается. Хозяин на берегу криком изошел. Весь на советы извелся. Он так живописно лицедействовал, что я со смеху боялась захлебнуться. Попробуй хохотать с уткою во рту! Короче, пока я до берега доплыла, вторую крякушу  течением унесло в страну счастливой охоты.
-   Действительно обидно! Крысам –  дармоедам достанется. Вот не пруха! – спаниель явно недолюбливала тунеядцев.
-   Обидно, Люська, что никтО  не видел, как хозяину было обидно! Билеты бы с руками оторвали!  - и легавая еще раз, не без удовольствия, вспомнила любимый шлягер « Эти глаза напротив…»
-   И, как же ты, ну, в общем…
-   Да уж, подруга, не легко было…  Домой возвращались по отдельности. Сразу спрашивать про ужин, естественно, не стала. Подождала, пока он пропустить одну, другую третью…  Надо ж горе залить. Выслушала с покаянным видом нелицеприятное о себе, моей маме, о породе в целом. Даже сейчас краснею, как вспомню.… Где он только таких слов набрался? Вроде из интеллигентной семьи.  Опять же – лицо известной национальности и все такое… Но время и водка всех, Люська, лечит. Всплакнули мы оба, я сделала виноватую рожу, слизнула с его небритой щеки слезинку и  мы помирились. Вечер продолжился в чудесной истинно охотничьей атмосфере:
-  Нет, ты видела? Как я их? Первую вторым, вторую – аж, четвертым, а достал!
-  А я? Ты видел? Первую сходу отыскала! Вторая думала удрать, а ее хвать! За горло! За яблочко!  От мертвого бобра зубы ей, а не на юга! Здесь в торфянике ондатр кормить будешь, путана водоплавающая!
-  А я? А я?...
 Сошлись на том, что надо было одну во рту держать, вторую в передних лапах – и на спинке, на спинке, как выдра.
-  Ну, ты и скажешь?  Может еще и баттерфляем прикажете? Нам по-старинке, по-собачьи судьбой предписано.
-  Есть захочешь, Люси, и моноласту на хвост натянешь!
Люська не ахти, как разбиралась в спортивных аксессуарах, но, на всякий случай, понимающе кивнула, типа: «Да, уж…»

     Заснули подруги весьма довольные теплом и друг другом.

140113