Глава шестнадцатая

*
Изнурительная борьба за выезд
*

Рената и Альберт Штейнгауэры переживали трудный период жизни, в котором машина времени закрутила свои шестерёнки с калейдоскопическим эффектом и ужасающей быстротой, уплотнив циклы рождений неприятностей - от черных полос рябило в глазах как в тени бесконечного забора из высокого штакетника, иными словами, крылатые ангелочки, коим высочайше было поручено охранять счастье супружеской пары, почивали в райских кущах и на службу плевали.

- Какое сегодня число? - спросил Альберт Ренату, разливая в кухне отстоявшееся после брожения в больших бутылях смородиновое вино в стеклянные трёхлитровые банки.

Рената сидела за столом и, похоже, была не прочь присоединиться к ангелочкам - вид у неё был усталый, заморенный.

- Десятое октября, а что? - отвечала она, наблюдая за действиями его ловких рук.

Альберт знал, как завести жену: достаточно лишь в общих чертах показать проблему, своё же мнение она выдаст моментально. Оставалось принять решение и облекать его в гибкие или твердые формы - в зависимости от условий.

- Ты знаешь, - продолжал он, - мне кажется, нас не хотят выпустить из страны.

- Кто бы стал меня держать? - Разговоры на эту тему ей смертельно надоели.
 
- Стало быть, держат меня.

- Им нужна крупная взятка.

- Взятка? Ты думаешь, им достаточно будет получить от нас деньги?..

- А что еще?

- Может быть... Не знаю... Но давай рассуждать на основе фактов...

Рената подпёрла кулачком подбородок, демонстративно отвернулась:

- Надоело!.. Всё-равно толку нет!..

Альберт оставил в покое банки, сходил за бумагой и ручкой, сел напротив неё за стол, вывел цифру "1".

- Итак, до определённого времени всё шло ни шатко, ни валко - как у всех. Потом вдруг всё изменилось. Изменилось в ночь со второго на третье августа, когда из Падерборна позвонил Колька и сказал, что пришло разрешение на переселение в Германию, что дней через пять в Христианинбург приедет Булочка и привезет Aufnahmebescheid...

- Чуть с ума не сошли от радости...

- Шестого августа вечером Лида Доннер передала нам бумаги...

- К тому времени мы уже знали, что делать и куда бежать...

- Утром я купил в "Возрождении" бланки заявлений на получение загранпаспортов.

- С этого и началось...

- Нет, не с этого... Десятого августа, когда Андрейка получал паспорт гражданина Российской Федерации, начальник паспортного стола поселка Боровое капитан милиции Большакова Тамара Михайловна заявила, что бланки "Возрождения" примет, но оформлять загранпаспорт Андрею необязательно, ему, дескать, нет восемнадцати лет, поэтому...

- Эта сучка проявила "заботу" - дала номер телефона Жизель Нутриевой, которая печатала заявления на оформление загранпаспортов. Будто наша электронная пишущая машинка хуже её механической, а журналист глупее бывшей секретарши!.. - сказала Рената.

- Ничего не поделаешь - в связи с массовым выездом людей за границу появилось множество неофициальных бюро и контор, получающих работу от визовых служб. Игнорировать их невозможно. На особо строптивых искателей справедливости и приключений вроде Дон Кихота вдруг наседали адвокаты и мгновенно стряпали уголовные дела. Сумма откупа возростала десятикратно. Жаловаться в нашем положении - значит тратить годы на судебные тяжбы и сидеть на привязи.

- Тринадцатого августа Жизель принесла заполненные "как положено" заявления, получила деньги, две хрустальные вазы и ушла... Одну вазу она взяла для капитана.

- Аппетит у Тамары Михайловны разыгрался с этой вазы. Она решила довести нас "до восковой спелости" и получить больше. Вдруг оказалось, что расчётный счёт паспортного стола, куда мы должны были перевести деньги за неоформленные еще паспорта, закрыт. Мои звонки главе администрации посёлка и начальнику милиции Христианинбурга Филиппу  Эберту ощутимого результата не дали - лишь тридцать первого  августа у нас приняли заявления и я оплатил счета, - вспоминал Альберт.

Догадавшись о том, что Альберт делает записи с каким-то дальним прицелом, Рената включилась в игру воспоминаний более заинтересованно.

- Первого сентября, в пятницу вечером Большакова прислала с участковым записку: "Позвоните срочно..." Позвонили мы ей прямо домой. "Доплатите госпошлину", - сказала она. Будто нельзя было сказать об этом сразу, когда принимала заявления.

- Она тянула время. Волокита - главное оружие бюрократа, требующего мзду. Через несколько дней Большакова с виноватой улыбкой попросила, чтобы Андрей тоже заполнил заявление на оформление загранпаспорта. Наши заявления она, естественно, попридержала. Пришлось снова идти к Жизель... В тот день я сдал в военкомат свой военный билет и приписное свидетельство, взамен получил соответствующую справку, эту справку и все остальные документы мы снова подали Большаковой, не преминув заметить ей о её безграмотности и волоките, - Альберт не успевал делать пометки. - В ответ она тут же потребовала предоставить справку из военно-учётного стола на Андрея, который там, разумеется, по молодости своей ещё не числился. Мы сказали Большаковой, что по её вине потеряли месяц.

- Не мы - я сказала. Я бы ей ещё не то сказала.

- Ну да. Она вышла из себя, швырнула наши документы в сейф, рявкнула: "Всё! Теперь ждите, когда рак на горе свистнет!.."

- Я обиделась и пошла к Прокину Олегу - заместителю начальника, у которого ты не так давно брал интервью. Он выслушал меня и сказал : "Не могли бы вы всё это повторить начальнику отдела внутренних дел поселка Боровое подполковнику Фристу Францу Яковлевичу?" Что я и сделала утром девятнадцатого сентября. Фрист обещал помочь, но я сомневаюсь, что жена бывшего подполковника госбезопасности, нынешнего заместителя начальника налоговой полиции поселка Боровое Большакова Владимира Афанасьевича понесёт наказание из-за нас. Если даже с неё и спросят, она скажет, что мы сами никак не могли собрать и сдать все полагавшиеся справки, мало того, ещё и грубили несносно.

- Похоже на то. Пятого октября Большакова позвонила Вальтеру Грэгу и сказала, что я склочничаю, - пережил прошлый стресс Альберт. - Я говорил с ним по телефону и вначале не понял, о чём он ведет речь, он повторил и в конце тихо, но угрожающе предупредил: "Альберт, не надо!.." Но я же не подал жалобу в суд! - разозлился я. - "Я сказал, не надо!.." - еще тверже повторил он. Я успел немного узнать этого человека и думаю, что на него действительно кто-то надавил. Этим "кто-то" вполне мог быть муж Тамары Михайловны. По-крайней мере Грэг не ссорится с силовыми структурами накануне выборов, а мне невыгодно ссориться с ним... Хитрая бестия Большакова не успокоилась - потребовала справку о том, что я сдал военный билет!.. Та справка, которую я отдал ей, "вдруг" испарилась!.. В военкомате, куда я позвонил, заявили, что никакого военного билета на имя Штейнгауэра они и в глаза не видели!.. Тут уж взбесился я, наорал на них, напомнив о свидетелях, при которых сдавал билет и получал справку, пообещав написать обо всём в газету, в которой работаю. Военный билет сразу нашёлся. Хотя мне и пришлось ходить "на опознание" и давать расписку в том, что я не верблюд и не шпион. Позже служащая военкомата, учившаяся с нами в параллельном классе, сказала, что не могла не выполнить указание сверху...

- Из всего этого ещё не следует вывод о том, что нас не хотят выпускать из страны, - заметила Рената. - Денег тоже никто не требовал.

- Но нас явно придерживают! Мы не хотели зреть до "восковой спелости взяткодателей", как дружески советовала подружка Большаковой Жизель Нутриева. Теперь эта история с сексуальным психопатом! Я поневоле думаю, что мне "шьют дело", чтобы потом "отмазать", но с условием...

- Деньги, - уверенно сказала Рената. - Им нужны деньги, и чем больше, тем лучше. Знать бы хоть, сколько, а то гадаем.

- Деньги - возможно. Если за всем этим не стоит Грэг.

- Грэг? А он-то тут при чём? - удивилась внезапному повороту мысли мужа Рената.

- А при том, что я ему нужен.

- Разве других нет?

- Другие есть, но, извини за нескромность, слабее меня. Не так давно Тео Кросс попросил директорат обеспечить мне безопасность работы, поскольку в криминальных кругах прошло волнение в связи с моей активной правозащитной деятельностью. Собственно говоря, ничего особенного я не сделал, всего лишь опубликовал небольшую серию материалов об убийствах, ограблениях, пожарах, сделал пару интервью с силовыми структурами... Очерки, зарисовки, информация для выезжающих за границу - не в счёт. Если я уйду или меня уберут, газета ослабнет и компания Кросса, сделавшая ставку на будущего мэра Христианинбурга Вальтера Грэга, проиграет. Я навёл справки - никто из журналистов не хочет занять моё место - опасно для жизни. Я, правда, иного мнения: новый журналист "Августа" своим поздним входом в дело снимет подразумеваемую опасность с меня и до начала выборов не успеет собрать грозовые тучи над своей головой, газета же и Грэг рейтинг популярности удержат. Я не хочу быть скотиной, не хочу сорвать немцам Христианинбурга проход к власти, хоть эти немцы и были резервом компартии. Между нами говоря, я убежден в том, что нашей компании помогают краевая власть и политики ФРГ. Это не Саратов, где против немцев ковали оружие. В автономии немцев Алтая заинтересованы все. Дело сильно продвинется, когда ключевые выборные позиции будущего немецкого автономного округа с центром в городе Христианинбурге будут занимать получившие уважение избирателей предприимчивые люди. Ты не можешь представить, как быстро повысится благосостояние людей, которым посчастливится жить на территории округа! Главное - сохранить традиции немецких сел! Вряд ли кто из сибиряков забудет о том, что даже в условиях советского "равноправия" немцы Алтая умудрялись жить по уровню благосостояния с десятилетним опережением соседей: русских, украинцев, казахов...

- Алька, - улыбнулась Рената, - ты, как всегда, преувеличиваешь. Кому нужны твои Тео, Вальтер и другие?

- Уж если они никому не нужны, то кто нужен вообще? - резонно поинтересовался он, обиженный за тех, кого предлагал людям в качестве надежных проводников через пустыню всеобщего кризиса. - На месте Грэга я бы тоже попытался задержать у себя продуктивного журналиста. Я бы пустил в ход все методы убеждения. За исключением силовых. А тут в истории с гражданином С. прорисовывается инициатива Вальтера Грэга...

- Что будем ужинать? - когда фантастические домыслы мужа пересекали экватор ее мозговых полушарий и вторгались в мозжечок, у нее появлялась головная боль, которую она научилась предотвращать бытовыми вопросами.

- Я не хочу, - парил он в вышине воображения.

- На тебя одного я потом время тратить не буду, - ультимативно приземлила его Рената.

- Тогда поджарь яйца.

- Сколько?

- Три.

- Переворачивать?

- Нет... В тот день я ходил к прокурору...

Со сковородкой в руках и с удивлением в глазах Рената повернулась к нему.

- К прокурору? Что ты у него забыл?

- Решил познакомиться с новым человеком города. Я заметил одну интересную особенность: в молодости Вальтер Грэг жил в районном центре Зальцбург, там у него были друзья детства, с которыми он учился на юридическом, затем работал следователем в одном райотделе милиции. А теперь - новое интересное совпадение - исполнительный директор крупнейшего акционерного общества баллотируется кандидатом в мэры города и Госдуму, а его недавние коллеги в этом же городе прибирают к рукам слепую Фемиду.

- Ты против?

- Я им помогаю изо всех лопаток. Но дело в том, что двадцать пятого сентября, в понедельник, то есть две недели назад Вальтер попросил меня взять интервью у нового прокурора, что я и сделал - наши желания совпали.

- Так что же ты от него хочешь?

- Не могу понять, кто кого водил за нос. Поговорив с прокурором, я решил прогуляться по кабинетам в надежде расширить круг знакомых и получить какую-никакую информацию о деятельности бритоголовых "синяков" - преступников рецедивистов. В первой же комнате-келье меня встретил новый следователь прокуратуры, переведенный, кстати, из Зальцбурга, - Карл Браун. Рассказав вкратце о себе, он вдруг похвастался тем, что завершает следствие и направляет материалы в суд по делу  гражданина С., которому инкриминировались развратные действия в отношении троих несовершеннолетних детей. Самое удивительное заключалось в том, что в криминальной хронике я давал сообщение горотдела милиции о задержании этого гражданина, мало того, мы с тобой оказались случайными свидетелями его развратных действий, помнишь?

- Еще бы! Кастрировать таких надо, а не судить! Вечером из дому выйти невозможно - в каждом человеке маньяк мерещится...

В тот день - второго августа, в четверг, рассеянный Альберт, словно чувствуя позывные брата Кольки из Германии, получившего разрешение на переселение Штейнгауэров на историческую родину, забыл закрыть кран орошения дачного участка водой. Её, этой воды, не было несколько дней, пятикубовая ёмкость стояла сухой. Если бы к вечеру воду дали, то к утру ёмкость наполнилась бы и затопила участок. Но воду, к счастью и к несчастью, опять не дали. Удравший с работы Штейнгауэр примчался на дачу напрасно. Топая обратно, но не в редакцию, а домой, зашёл в "Угловой" магазин за хлебом и там же встретил блуждавшую в безработном сомнамбулизме Ренату. Вместе и пошли, мечтая о жареной картошке с лучком и малосольными огурчиками.

"Мне кажется, жареную картошку я не ела уже лет сто!" - закатывала глазки голодная Рената.

Картошка... Ничего другого они долго не знали, пока не пошла молодая дачная зелень. Но после тяжёлой продолжительной болезни истощённый организм Альберта был солидарен с Ренатой и просил скорейшего разговления.

"Варенье в этом году варить не буду", - вдруг решительно заявила она.

"Почему?"

"Если, как ты говоришь, Шульц обещал прислать разрешение на переселение в Германию в течение двух месяцев после визита Ваффеншмидта, то варенье варить не стоит."
"Не он - руководитель переселенческого лагеря Фридланд обещала корреспонденту русской редакции  радиостанции "Deutsche Welle" Карлу Шульцу завершить обработку наших заявлений в течение ближайших двух месяцев. Это было сказано при мне. Решающую роль сыграло свидетельство главного врача краевого онкологического центра и медицинская справка, которую мне выдали в Боровом."

"Ну не он - какая разница? Главное - верится и не верится..."

Если бы они могли знать, что Aufnahmebescheid - этот пропуск в жизнь иную был готов, и не через два месяца - через десять дней!..

"Хочется верить, - тяжело вздохнул Альберт, пиная попавший под ноги камешек. - Но прошло так мало времени!.. Пока нет разрешения, мы должны жить с оглядкой на предстоящую зимовку. Всякое может случиться..."

Она рассмеялась, с нервным надрывом заметила:

"С оглядкой на будущее? Оглядываются на прошлое."

"Кто как... В Лесной Опушке "мудрый" Штольц продал дом не имея разрешения на переселение в Германию, думал, что весной получит, а вышло - до поздней осени всей семьей ютились в чужом гараже! Хорошо, что не пять лет, как ждут, бывает, этого разрешения... Я и говорю: с оглядкой надо."

"Да, натерпелись они - в Германии, говорят, полтора года жили в комнатке старого барака на брошенной советскими войсками территории. Среди курдов, югославов, африканцев!.. Драки чуть ли не каждый день!.. И почему немцев переселенцев селят в лагерях беженцев? У тех перед глазами война и кровь, а у нас... Интересно, что там местные немцы читают в наших глазах?.."

"Раболепие и вселенскую глупость, отчего сами часто выглядят дураками. Там, в Германии, журналисты зарабатывают большие деньги, рассказывая о нашем "диком" образе жизни,  толком нас никто не знает..."

"Ладно, сварю я варенье, но немного. Смородину жаль - пропадёт."

"В субботу соберём, я вино поставлю. Выпадет счастье перебираться в Германию, будет чем угостить родственников, которые придут провожать."

"Конечно..."

Мимо, в стороне от них, находясь в подпитии до неприличия, то есть до наступления "паморков", когда "шарики за ролики закатываются", что, впрочем, не мешало крутить педали велосипеда, к общежитиям проехал мужчина с козлиной бородкой.

- Нажрался! - брезгливо скривилась Рената.

Альберт взглянул на часы. Шёл первый час. Настроение как-то само по себе упало, некоторое время они шли молча. Возле общежития для малосемейных Альберт вдруг замер как вкопанный.

"Смотри!.. - сказал он Ренате. - Ты понимаешь, что происходит?!."

"Где, что происходит?.." - не видела она.

"Да вон, там, за углом!.. Алкаш этот!.."

Будучи женщиной и матерью, Рената увидела больше. На лужайке без присмотра отвлекаемых житейскими проблемами мамаш играли три девочки. Старшей не было, пожалуй, и десяти лет, а младшей - лет пять-шесть. И этот гнус зелёный стоял перед ними, вытащив из штанов напряженный "болт", что-то говорил явно удивлённым девочкам, и... онанировал!..

Рената вздрогнула от ужаса, испугавшись за детей.

- Алька, это маньяк! Тот самый!..

Альберт понял это и сам. И вспомнил рассказы продавцов магазинов о том, что некий маньяк регулярно, раз в месяц появлялся перед ними в пальто или плаще, вдруг распахивал полы, показывал... и быстро уходил. Боровое - посёлок небольшой, но компактный - народу в нём за тридцать тысяч, сарафанное радио разносило новости быстрее телеграфа. А тут ещё Маргарита, на которую тёмным вечером напал какой-то мужик, полез за пазуху... Дамская сумочка с солидной зарплатой его не интересовала. Если бы не случайный прохожий, спугнувший маньяка...

Альберт рванул к нему, намереваясь сбить с ног, связать брючным ремнём, вызвать милицию, но видел он подлеца не один - из-за угла вышла мать одной из девочек, спугнула криком. Тот схватил велосипед и дал дёру.  Догнать его после операции на легком Альберт не смог - задохся через двадцать метров.

"Ничего, я его, сволочь, поймаю! - тяжело дыша и отхаркивая свежую кровь возбужденно сказал он Ренате. - Таким ещё в следственном изоляторе целку ломают!.."

Рената передернулась:

"Какая гадость! И это я слышу от журналиста? Тебе не стыдно?!."

"Рената, брось! - жестко сказал он. - Есть жизнь литературная, художественная, жизнь припудренных интеллигентиков, и есть жизнь та, которую ты только что видела, то есть невыдуманная, настоящая, которую даже я не совсем знаю. Мне не может быть стыдно!"

"Всё правильно, я бы сама ему кое-что вырвала!.."

Альберт с немым удивлением посмотрел на жену.

"Самосуд запрещен!" - тая усмешку сказал он, подхватил её под руку и они не сговариваясь завернули к дому Маргариты, забыв о картошке с луком и малосольными огурцами...

- И я, учитывая вечный недостаток времени, подумал, - продолжал Альберт, по своей привычке наблюдая за переживаниями жены, - я подумал, что было бы неплохо по горячему факту подготовить информацию об этой скотине в газету и после решения суда опубликовать. Я хотел докопаться до причин эксбиционизма и развратных действий гражданина С., хотел узнать, кто у него жена и как она среагировала на преступление мужа, но...

Переворачивая шкворчавшую на сковороде глазунью, Рената обожглась, в чём немедленно упрекнула Альберта:

- Всё из-за тебя!..

- А я-то тут при чём? - удивился он.

- У тебя всегда женщины виноваты!

Он засмеялся, но промолчал.

Жена гражданина С. несла свою ответственность за мужа. Пятого октября, через несколько дней после публикации статьи она ворвалась в редакцию и обрушила свои боль и гнев на перепуганную Трубецкую. Штейнгауэра в то время в редакции не было - он вышел навстречу озверевшей толпе акционеров, вложивших деньги в "Cross & Partner" и вдруг узнавших о том, что налоговая полиция Христианинбурга вкупе с госбезопасностью обвинили руководство акционерного общества в незаконном сборе и использовании денег населения. Истинная подоплёка заключалась же в том, что противники кандидата в народные депутаты и кресло мэра города предприняли силовое давление, чтобы подорвать авторитет Вальтера Грэга и одновременно с этим перевести несколько миллиардов рублей в государственный банк, "крышей" которого они, эти силовые структуры, и являлись. Они расчитывали, что исполнительный директор Вальтер Грэг не сможет вернуть деньги вкладчикам в короткий срок, вынужден будет свернуть "незаконное предприятие", разорится и не станет домогаться высшей власти. Они-то и поставили людей, как выразился один вкладчик, "на уши". Кто был прав, а кто виноват - было сложно разобраться.

Съев глазунью и запив её чаем, Альберт перешёл в гостиную, устроился в кресле перед телевизором. Начиналась трансляция новостей кабельного телевидения "Cross & Partner", которые он пропускал редко. Диктор Таня Вильман зачитала официальное заявление руководства:

"Акционерное общество прекращает приём денежных средств населения. Это сделано в связи с тем, что по новому действующему законодательству работа со средствами населения без лицензии Центрального Банка Российской Федерации становится проблематичной и после настоятельных требований компетентных органов мы совместно со Сберегательным Банком Христианинбурга приняли решение передать работу с вкладами населения Сбербанку, который для этого и создан. Суммы по всем заключённым договорам перечисляются в Сбербанк на открываемые по каждому договору депозитные счета с ежемесячным начислением четырёх процентов от суммы. Начисленные на сегодняшний день проценты по каждому договору займа будут выдаваться в пунктах приёма. Этот шаг полностью гарантирует защиту вкладов населения от конфискационных мер любых силовых структур. Общество благодарит всех за сотрудничество и выражает уверенность в том, что оно будет продолжено и в будущем..."

Далее следовал "Круглый стол" с участием генерального директора Теодора Кросса, исполнительного директора Вальтера Грэга, главного бухгалтера Максима Сергеева и управляющего Сбербанком Николая Миловидова.

- Сейчас все успокоились, а тогда!.. - коротко обронил Альберт вошедшей в гостиную Ренате.

Рената редко интересовалась делами мужа, но крутые ситуации мимо ушей не пропускала - они, как правило,  грозили благополучию семьи. Сколько раз он был на волосок от смерти, сколько раз уходил от тюрьмы, а сколько ночей она не спала, мочила подушки слезами отчаяния и страха! Нет, его опять куда-то занесло!

- А что случилось-то? - спросила она.

- Был какой-то кошмар! - невесело усмехнулся в усы Альберт. - Все были словно с цепи спущенными, кричали, будто Тео Кросс со товарищи собирается драпануть с деньгами за границу, в общем, ерунду всякую... Пьяная семидесятилетняя Партизаниха, чьи сыновья погибли: одного убило электрическим током, второго зарезали, кидалась на Тео с кулаками, кричала, будто младшего сына зарезал Тео, когда совершил автомобильную аварию - врезался в его машину!..

- Первый раз об этом слышу. Что за Партизаниха?..

- Не знаю...

Он не стал рассказывать о том, что самолично вытащил провоцировавшую убийство Тео Кросса бабку из озверевшей толпы, отвлёк внимание самых бесноватых на свой разговор с пережившей смерть сыновей матерью, которая вдруг расчувствовалась и признала в Альберте дорогие черты своих мальчишек.

- А я-то думаю, с чего это вдруг твоё сердце опять прижало? Ты на уколы сегодня ходил?

- Ходил.

- Тётя твоя звонила, обещала раздобыть упаковку кокарбоксилазы гидрохлорида, атэефку и витамин Бэ-шесть.

- Тётя Лида?

- А кто у тебя ещё в аптеке работает?

- Она любила моего отца... Следующий курс лечения будет уже в Германии. Карл Шульц не обманет.

- Не скажи гоп, пока не перепрыгнул, говорила твоя мать. А лекарство возьми, мало ли...
 
- Возьмём.

- И не пекись о совести - нынче каждый живёт как может.
 
- Я попробую.

Громко, резко и неожиданно зазвонил телефон. Рената выбежала в прихожую, сняла трубку:

- Да, вам кого?.. Одну минутку... Альберт, тебя... Какая-то женщина, по-моему, в припадке бешенства... Это не жена того придурка? Что ей сказать?

Он ждал этого звонка.

- Ничего. Сейчас я с ней поговорю. Интересно, кто она такая...

Жена преступника, средь бела дня покушавшегося на девочек, избрала вихревую наступательную тактику, решив посеять в душе корреспондента газеты панический страх перед уголовной ответственностью за нарушение презумпции невиновности находящегося под следствием человека.

- Ты мне ответишь! - кричала она в трубку. - Я позвонила сыну в Германию, он сказал, что дней через пять приедет со своим адвокатом!..

- Вашему сыну адвокат не нужен, его ни в чем не обвиняют, - сказал Альберт. - И кто вы вообще сама будете?

- Я жена того, о ком вы написали в газете! Жена сексуального маньяка!..

- Позвольте, - пытался урезонить её Альберт, - речь, быть может, вовсе не о вашем муже шла, мы не назвали фамилию. Вы уже третья, кто звонит с угрозами, я и не предполагал, что в городе столько сексуальных маньяков!..

- Чего ты смеёшься, хотела бы я знать? Чего издеваешься?! Подожди, вот приедет сын, он тебе голову свернёт, будешь знать, кто я и кто ты!.. Соседям стыдно в глаза смотреть!..

- Если вы уверены, что муж ваш ничего такого не совершал, почему же так кричите, почему угрожаете? И над чем смеются ваши соседи? Откуда они знают, что в статье рассказывается о вашем благоверном муже?

- Да потому, что на него дело в милиции заведено, и вы написали, где и кем он работает, какую характеристику производственное начальство выписало! Кто не узнает?

- Профессия вашего мужа не единственная в своем роде, на предприятии занято несколько тысяч человек, характеристику которым пишут под копирку. Ни имени, ни фамилии редакция не назвала, чего вам еще? Или вы хотите, чтобы мы вообще ни о чём таком не писали? В цивилизованном мире даже принцам запрещено писать на турецкие заборы, а тут!..

- Сын вас убьёт, попомните меня!.. Пока не поздно, я требую опровержения и извинения! Немедленно!..

- Немедленно не получится, - ровным голосом произнес Штейнгауэр. - И сын ваш меня не убьёт: наш разговор я записал на магнитофонную плёнку и сегодня же передам адвокату редакции. Если со мной что-либо случится, ваш сын будет долго вспоминать своих родителей. Надеюсь, он не дурак, чтобы так рисковать.

Жена затаившегося где-то в страхе гражданина С. ничтоже сумняшеся резко сменила тон на слезливо-жалобный:

- Да поймите же вы наконец, мой муж болен, у него почки, приспичило... писать он в кустики ходил, а девчонки играли там, бегали и налетели на него... Не виноват он!..

- А вы откуда знаете?

- Но это же правда!..

- Нет, неправда.

- Я  знаю его больше двадцати лет! Я тоже вся больная: рак у меня...

"Бедная женщина! - воскликнул про себя Штейнгауэр. - Тебе так не повезло в этой жизни, ничего с этим не поделаешь, но ты ведь прекрасно понимаешь, почему твой благоверный онанирует в кустах, ловит малолетних девочек, кидается по вечерам на женщин!.. Ты знаешь, чего ему не хватает, но дать этого не можешь, злишься, поэтому ни словом его не упрекаешь, защищаешь его!.."

- Вы знаете, - твердо сказал он, - в этой жизни не повезло не только вам, совсем недавно я лежал на том же столе, что и вы.

- Вы тоже? - удивилась она и совсем сбилась.

- И я тоже. И не один раз.

- Что у вас?

- Это не имеет значения. Важно то, что мне, быть может, осталось не больше, чем вам. Поэтому не надо...

- Что - не надо?..

- Не надо давить на жалость. Мы на равных, понимаете?

- Я думала, вы порядочный человек, а вы!..

- До свидания! - отрезал Штейнгауэр.

- Встретимся у адвоката! - крикнула отчаявшаяся женщина.

Альберт повесил трубку.

- Это была она, - сказал переживавшей рядом Ренате.

- Я поняла. Чего ей надо? Не понимаю...

- Не про вора говорят, на воре шапка горит... Опровержение ей нужно. - Предчувствие новых неприятностей заполнило Штейнгауэра целиком. - Если меня втянут в судебное разбирательство, в Германию мы не уедем. В акционерном обществе "Cross & Partner" сильный адвокат, но подписка о невыезде будет сильнее. Ошибка Галины Трубецкой нам дорого обойдётся. Вальтер Грэг будет печься об авторитете газеты и редактора под удар не подставит, о моей защите придется позаботиться мне самому. Не понимаю, как это могло произойти?!.

- Очень просто: вместе с Вальтером Грэгом хотят убрать и тебя. Следственный материал тебе подсунули, остальное разыграли...

- Вздор! Я сам написал статью, а Галина...

- Значит это дело рук Грэга.

- Ему-то зачем?

- Ельцин въехал в Москву на волне страдальца за правое дело...

- Не понимаю, о чем ты?

- Грэгу нужны скандалы, он выигрывает тираж газеты и набирает число почитателей.

- Но этот случай ему только во вред! Ты представь, что будет, если узнают, что газету в печать пропускает он!..

- А кто этого не знает? Он сам пишет об этом чуть ли не в каждом номере.

Телефон обжёг нервы резким зудом.

Альберт удержал Ренату за плечо, молча настроил диктофон.

- Алло? Штейнгауэр слушает.

- Здравствуйте, это я... - прозвучал в трубке вкрадчивый голос следователя прокуратуры Карла Брауна.

- Здравствуйте, - постарался выдать растерянность Альберт, - простите, что не узнал, а кто говорит?..

- Я - Карл Браун, следователь, у которого вы были...

- А-а-а!.. Теперь узнал!.. Я думал, вы позвоните завтра, двадцатого мая!.. Сегодня же девятнадцатое?..

- Ну да, девятнадцатое... Тут это... Я по делу гражданина С. Зря вы так написали...

- Как?

- Ну, опасно это.

Штейнгауэру понадобился полный идиотизм, чтобы раскрутить набитую в делах правую руку прокурора.

- Это в каком смысле - опасно?

- Неизвестно, как судья отнесётся к этому...

- Не знаю, я сегодня ещё раз просмотрел статью, вроде ничего такого в ней нет...

- Это ещё как суд отнесётся. Тут говорят, если факты обвинения будут доказаны, тогда ещё как посмотрят...

- Даже так?..

- Да, их адвокат тут был, говорил, что он не сексуальный маньяк - это развратные действия в отношении детей.

- Есть большая разница?

- Разные статьи кодекса...

- Понятно. А если факты не будут доказаны?..

- Тогда это оскорбление личности...

- Как нехорошо получилось: редакция "Августа" оскорбила хорошего человека, не сексуального маньяка, а человека, который всего-то навсего решил удовлетворить свою потенцию, а чтобы получить оргазм, в качестве жгучего перца использовал невинных девочек!.. Надо извиниться...

- Получается так...

- А вы? Что грозит вам? Вы же не скажете, что я выкрал следственный материал?

- Адвокат говорит, что меня в любом случае в суд вызовут. Откажусь - приведут принудительно, в качестве ответчика.

- Так они и на тебя заявление написали?

- Еще ничего нет, только собираются подать: на вас, на редакцию и на меня. В понедельник подадут...

- Круто! На что рассчитывают?

- Хотят замять дело. И мы с вами дали им этот шанс: подставились под ответный удар. Им терять нечего. Если суд признает, что я предоставил вам следственный материал ради собственного восхваления и унижения чести и достоинства гражданина С. , то вынесут определение и...

- И что?...

- Уволят с работы...

"Ну дела! - мысленно воскликнул Штейнгауэр. - Не думал, что в России есть ещё адвокаты, которые могут взять за горло следователя прокуратуры!.. Впрочем, какой это следователь? Слабак, который пойдёт на компромисс: перепишет обвинительное заключение и обелит "развратные действия" гражданина С., который к сексуальным маньякам "никакого отношения не имеет", взамен получит отступную "честного человека", чьи честь и достоинство не пострадали. Шеф частной адвокатской практики не выйдет из игры без гонорара за отличную работу. За деньгами эта женщина не постоит... Но есть ещё корреспондент газеты, есть редактор "Августа", есть Грэг... Что произойдёт, если я откажусь извиниться перед подонком? Это сделает Галина Трубецкая. Почему она это сделает? Во-первых, потому, что сама ошиблась, выдернув статью в газету раньше времени; во-вторых, потому, что Вальтер Грэг является частным владельцем "Августа", судебная тяжба в канун выборов ему невыгодна; в-третьих, переведённый в Христианинбург вслед за новым прокурором следователь Карл Браун входит в число друзей бывшего следователя прокуратуры Вальтера Грэга; в-четвертых... Впрочем,  этого уже более чем достаточно. Если я заупрямлюсь, головы мне не сносить. Карл Браун заявит, что следственный материал был украден и я немедленно окажусь в следственном изоляторе, куда придут его друзья и сослуживцы, которые через пару дней состряпают на меня правдоподобное уголовное дело; Вальтер Грэг устами Галины Трубецкой отделается пустым извинением гражданину С., в отношении которого до решения суда действует презумпция невиновности, а меня уволит с работы; в любом случае я окажусь крайним, в любом случае выезд в Германию придётся надолго отложить. Конечно, наняв независимого бескомпромиссного адвоката и передав ему мои свидетельские показания, показания Ренаты и матери одной из девочек, которая ни за какие деньги не откажется наказать подлеца, приложив магнитофонные записи телефонных разговоров с женой гражданина С. и Карлом Брауном, я выиграл бы эту тяжбу. Но дело в том, что моё больное сердце не выдержит череды стрессов и того давления, которое постараются оказать на меня и мою семью Вальтер Грэг, Карл Браун, жена гражданина С. и другие, в число которых прежде всего надо внести самого прокурора, заинтересованного в сохранении чистоты лица прокуратуры. Я мог бы обратиться за помощью к противоборствующей Вальтеру Грэгу стороне: другому кандидату в мэры Христианинбурга и кандидату в депутаты Госдумы, за плечами которого стоят налоговая полиция и местные чекисты, мог бы попросить полковника Филиппа Эберта, но... моё сердце действительно не выдержит, зачем оставлять Ренату вдовой, а детей - сиротами? Что они будут делать одни в России, где девяносто пять процентов людей скатились за черту бедности? Германия с каждым годом, с каждым месяцем ужесточает условия приёма переселенцев из стран СНГ, можно, как говорится, и не успеть проскочить в открытые пока ворота в более-менее сносную жизнь. Оставаться в России дальше просто глупо, а это значит, что из моей бесконечной борьбы за справедливость, за чистоту человеческой души я должен выйти. Выйти если не навсегда, то надолго, пожертвовав личными идеалами и принципами во имя близких.  С другой стороны, разве это плохо, разве это не справедливо?.. Вместе с публикацией опровержения жена гражданина С. наверняка потребует денежной компенсации "морального ущерба". Платить придётся мне. Зная о том, что я собираюсь за границу, она повысит сумму компенсации вдесятеро, имея на слуху сотни примеров беспардонного грабежа эмигрирующих немцев... Бал правит сатана, беззаконие в законе: невиновный платит виновному, борец за справедливость склоняет голову перед торжествующим преступником...

И всё же я никак не пойму, почему Трубецкая поставила статью в номер до вынесения судебного приговора гражданину С.? Ведь я русским языком сказал, чтобы дождалась суда! Я говорил ей, что читатель орал бы от восторга, узнав не только подробности дела, но и о наказании преступника, что является наиболее важным в логике вещей. Нет, поставила, не сопроводив статью хотя бы комментарием редактора. Спугнула сенсационную птичку. Опять же непонятно, почему Вальтер Грэг, имеющий высшее юридическое образование, сам - бывший следователь, лично верстающий каждый номер и отсылающий дискеты в типографию, пропустил "ворону" в номер? Что за этим стоит? Всеобщая слепота? Или преднамеренность?.. К чему Карл Браун при первой встрече рассказал историю о том, как в одной из частных газет России для поднятия читательского спроса наняли киллера и убили популярного журналиста? Не дружеское ли это предупреждение?.. Или это всё - часть предвыборного плана действий?.."

Молчал он долго, на той стороне связи, где-то в прокуратуре или дома Карл Браун начал волноваться.

- Нежелательно, конечно, чтобы тебя уволили, - сказал Штейнгауэр, представив засветившуюся в глазах неосторожного следователя надежду. - Я знаю, что значит остаться без работы... - В этот момент он вспомнил о включенном диктофоне и о том, что запись при стечении обстоятельств может попасть на прослушивание судье, добавил: - Но я не хочу принять скоротечное необдуманное решение, несмотря на угрозы гражданки С. и ваши просьбы. Единственное, что могу обещать - поставить в известность Вальтера Грэга - хозяина "Августа" и моего работодателя.

- Хорошо, позвоните ему, - тяжело вздохнул Карл Браун, не встречавший, вероятно, в своем Зальцбурге столько "крутых" одновременно. - До свидания. Я перезвоню вам позже...

- Хорошо, буду ждать.

"Нет, Карл Браун просто лох. Хотел покрасоваться в газете. Будь он на короткой ноге с Вальтером Грэгом, обо мне они и не вспомнили бы. Скорее всего Карл Браун жаловался Грэгу, а тот отправил его ко мне. Кандидат в депутаты наверняка играет по-крупному и постарается остаться в тени криминальных разборок. Не он - его сподвижники сотрут в порошок любого, кто встанет на его пути - быкоподобные мясники фирмы быстро отобьют охоту воображать. В руках Вальтера Грэга и Тео Кросса многомиллиардный товаро-денежный оборот фирмы, собственный союз предпринимателей, полууголовная "крыша", денежные акционеры, жаждущие крутых перемен голодные избиратели. С чего бы вдруг директор макаронной фабрики, отказавшись стричь лёгкие купоны,  "добровольно" продал акционерному обществу "Cross & Partner" контрольный пакет акций, а генеральный директор акционерного общества "Финист", имевший крупную птицефабрику и перерабатывающий комплекс, выказал несговорчивый характер и поздним вечером, сидя дома на кухне, через окно схлопотал пулю в висок, в результате чего "Финист" капитулировал?.. И ведь до сих пор никто не знает, что было на самом деле и кто виноват..."

Рената была на грани умопомешательства от тянувшихся к горлу мужа трясущихся от злобы рук.

Он вынужден был скрывать беспокойство:

- Следователь виноват в утечке информации и всё уладит. Я подстрахуюсь и позвоню Грэгу, потом, по обстоятельствам, скажу словечко кому надо...

- Ты дашь опровержение?

- У меня нет другого выбора.

- А если Грэг откажется публиковать извинения кандидату в педерасты?

- Рената, что ты говоришь?

- А разве не так?

- Не так. Будь осторожна в выражениях, тем более сейчас, когда любое слово может быть обращено против нас.

- А ты?

- И я - тоже... Грэг не откажет - впереди выборы.

- Оппозиция поднимет скандал...

- Который будет ему на руку - кандидат защищает детей от сексуально озабоченных придурков...

- Тебя не поймёшь...

- Я действую интуитивно...

- Делай что хочешь, только чтобы всё было улажено.

- Я постараюсь...

Подумав о чём-то, он вдруг насторожился и ни слова не говоря пошёл на балкон. Рената пошла следом.

Внимание Штейнгауэра привлёк стоявший на тротуаре у противоположного дома миниавтобус с тёмными непросвечивающимися окнами. Что-то заставило подумать о том, что квартира наверняка напичкана прослушками чекистов, дежуривших в салоне автомобиля. Никого он, разумеется, не увидел, но избавиться от навязчивой мысли не смог. Впервые после операции захотелось курить.

Он посмотрел на Ренату, прочитал в глазах вопросы: "Чего ты выскочил? Ждёшь кого?.."
Он ждал звонка Грэга. И телефон не заставил долго мучиться.

- Это Грэг, - сказал он, возвращаясь в квартиру и включая диктофон.

Но это был всё тот же Карл Браун.

- Я думаю, - сказал следователь, - может, выход найти из положения, может, опубликуете опровержение и переговорите с этим адвокатом?..

"Интересно, - подумал Штейнгауэр, - каким тоном разговаривает он с матёрыми преступниками? С теми, кто с угрозами расплаты не задерживается? Не играет ли он со мною в "кошки-мышки"? Что-то тут не сходится..."

- Короче так, уважаемый, - сердито бросил в трубку Штейнгауэр, - я написал в редакцию письмо, в котором выразил недовольство по поводу преждевременной публикации моей статьи. Написал и сегодня же отправлю Галине Трубецкой с уведомлением о вручении...

- Это хорошо, - вздохнул следователь, - ещё с адвокатом переговорите...

- О чём?

- Чтобы заявление не подавали...

- А вы с ним говорили?

- Говорил - не соглашается.

- Мне бы такого адвоката. Почему вы думаете, что он прислушается к моей просьбе?..

- Он знает о том, что вы с вашей женой главные свидетели, поэтому...
 
- Понятно. Хотите знать, о чём я написал в опровержении?..

- Конечно, хочу. Это очень важно для нас.

- Для кого?

- Для всей прокуратуры.

- А на Ершова ты не работаешь? - неожиданно ляпнул Штейнгауэр.

- На кого?... А!.. Нет, у нас свои проблемы...

- Ага, значит только вы... Ну да ладно... Я знаю, что Грэгу моё письмо до одного места, однако убедительно попросил Галину Трубецкую на страницах газеты объяснить появление статьи без моего разрешения. Материал был внесён в память компьютера для последующей доработки, к нему, к материалу, требовалось добавить приговор суда и ещё кое-что...

- Суд состоится, если вы будете упрямиться.

Штейнгауэр вспомнил о стоявшем под окнами дома загадочном миниавтобусе. Кто бы "они" ни были, пусть знают, что на каждый "чих" у журналиста Штейнгауэра найдётся железобетонное алиби. - Вопрос непубликации я обговаривал с Галиной Трубецкой, более того, я не сделал распечатки текста и не поставил под статьёй своей подписи, не сделал важнейших пометок типа "В номер", "В печать" и так далее. В статье я написал: "...Нам доподлинно известно, что гражданин С. совершил преступное деяние..." И это правда - нам известно это доподлинно, и о свидетелях, как я понимаю, гражданин С. не преминул сообщить своему адвокату, который поставил в известность вас. Но определить виновность или невиновность гражданина С.может только суд. Мне очень жаль, что редакция опростоволосилась...

- Ну да, я вам верю...

- Хотя бы отредактировали текст, - наговаривал на воображаемые микрофоны и на собственный диктофон Штейнгауэр, - Если бы вы знали, в каком я был шоке, когда увидел газету с этим материалом!.. Я не студент кулинарного техникума с макаронами в голове вместо извилин!.. Позвоните участковому терапевту, спросите, в каком состоянии она встретила меня...

- А что такое?

- Сердце. Миокардиодистрофия сложного генеза. Соседи отпаивали то ли корвалолом, то ли солидолом...

- Я тоже на грани срыва, - признался следователь.

- Плохо ещё то, - продолжал накручивать Штейнгауэр, - что к моему слову юные красавицы редакции не прислушиваются. Университетские дипломы носят в дамских сумочках рядом с косметичками и...  Они грамоту компьютерную знают, а я, пень замшелый, не знаю, с какой стороны к аппарату подойти, то ли справа как к корове, то ли сзади как к козе...

- Значит это ваша редакторша?..

- Других нет.

- Ну так опубликуйте срочно, скажите адвокату Варенникову об опровержении, с вас же не убудет!..

"По сговору с адвокатом гражданина С. Браун сворачивает дело, - убедился Штейнгауэр. - Всё уперлось в меня. Что они предпримут, узнав, что на поклон к адвокату  я не пошёл?.."

- В понедельник я выйду на работу и всё улажу, - сказал он затаившему дыхание следователю.

- В понедельник будет поздно. В понедельник с утра Варенников повезёт заявление в суд. Договоритесь с ним сегодня же. Или завтра, в воскресенье... Другого выходя я не вижу...
- Ну хорошо, я попробую выяснить, что из этого получится, - ушёл от прямого ответа журналист. - Дайте мне домашний адрес и телефон этого адвоката. Как его, кстати, зовут?..
- Авраам Арнольдович....

Попрощавшись со следователем, Штейнгауэр прокрутил магнитную плёнку, прослушал качество записи и остался доволен.

- Голыми руками нас не возьмёшь! - с улыбкой подмигнул Ренате, гордившейся упреждающим действиям мужа.

- Боже, как я устала, скорей бы всё это кончилось!..

- Ничего, дорогая, за кордон мы всё равно прорвёмся. Там я допишу свой роман и на этом всё действительно закончится.

- Господи, кому он нужен, твой роман? Сколько лет ты будешь его писать и переписывать?
Она не верила в успех романа и своим сарказмом отбивала мужу охоту к работе. Бывало так, что Альберт забрасывал рукопись на несколько лет.

- Что бы ты ни написал - всё скандальное, во вред себе! - взвинчивала напряженность Рената. - Забыл, сколько писем получала из-за тебя редакция "Neuer Weg"?!.

- Я поднимал волнующие темы. Ничего особенного...

Ей хотелось приручить его, сделать домашним котёнком, но из каштановой листвы появлялся  свирепый буйвол и она отступала, ждала, когда он успокоится, затем продолжала дрессуру.
Успокаивался он быстро, зато очень долго мучился тем, что оскорбившая его труд и его достоинство женщина не чувствовала за собой вины и никогда не шла на примирение первой. В этом было что-то чужое, властное, и он часто проводил параллель между Ренатой и её матерью, способной не разговаривать с мужем неделями, только бы не уступить старику ни на йоту.

Рената знала, что Альберт помучается и придёт. И что работу забросит тоже знала. Того и добивалась. Он должен был принадлежать ей безраздельно, ей, а не читателям, разбивавшим его сердце идиотскими письмами.

В журналистике Альберта удерживало болезненное чувство справедливости, желание служить людям честью и правдой. Выйти из этого круга он мог только через объяснение своих поступков, через исповедь, отражением которой служила его работа над романом.

- Жизнь у меня такая, понимаешь? - говорил он ей, не вдаваясь в подробности.

- Не жизнь - это ты такой! - стояла на своём Рената.

- Природа женщины просто поразительна: будь ты хоть трижды паинькой, жена тебя всё равно запилит, и с буйным алкоголиком как с любимым дитём до смерти не расстанется...
Сколько страстей, а прошло-то всего несколько минут, и снова зазвонил телефон.

- Рассказывай, - без предисловия вцепился в горло Грэг.

- В общем, тут это... - запнулся от волнения Штейнгауэр, - есть претензии по статье... Звонил следователь, сказал, что в понедельник понесут заявление в суд на меня, на следователя этого и на газету...

Грэг все знал от Трубецкой.

- Пускай несут.

- Ты юрист и знаешь, какие ошибки мы допустили.

- Ошибок нет. Мы не назвали фамилию.

- Адвоката этот факт не остановил.

- А что им ещё надо?

- Требуют опровержения.

- Не страшно.

- Ты думаешь?

- А что тут страшного?

- Ну, не знаю...

- Давления на следствие не оказывали...

- Нет.

- Ты узнай у следователя, что ему надо - опровержение дать? - Грэг, бестия, всё знал, только притворялся. И Брауну он обещал содействие.

- Да, он просил дать опровержение.

- Какая формулировка его устроит? Дадим в следующем номере.

- Формулировка обыкновенная. Я Брауна понял.

- Ну, а коли понял - действуй!..

Штейнгауэр не был бы Штейнгауэром, если бы всегда делал то, что приказывало вышестоящее начальство. До самого понедельника он пальца об палец не ударил. Знал, что совершивший преступление гражданин С. заявление в суд не подаст, а жена его дальше угроз не пойдёт, потому что в противном случае супруги Штейнгауэры появятся на суде не в качестве обвиняемых, а в роли свидетелей преступления озабоченного мужика. И мать этих девочек придёт. И третьего свидетеля, чьё письмо с признанием получил он сегодня утром, Штейнгауэр разыщет, расспросит подробно, запишет на диктофон. И вообще, решил журналист, пусть Браун с Трубецкой понервничают, пусть сами уговаривают адвоката гражданина С.

Карл Браун не выдержал пытки и к вечеру позвонил:

- Вы не занимались там по этому вопросу? - зная ответ, осторожно забросил удочку он.

- Занимался, - простодушно солгал Штейнгауэр, успевший сходить по адресу, указанному на конверте, - но никого не нашёл, - а теперь он сказал правду, поскольку автор письма ушёл на работу во вторую смену.

- А я виделся с адвокатом - поймал у входа в здание суда, сказал, что вы опубликуете опровержение и извинитесь.

- Опровержение я отправил, но извиняться будет Трубецкая. Грэг согласен опубликовать, спрашивал, какая формулировка вас устроит.

- Напишите так: такого-то числа в таком-то номере газеты была опубликована статья такая-то такого-то автора, данный материал не предназначался для печати до суда над гражданином С. Произошла досадная редакционная ошибка и статья попала в номер. Приносим свои глубокие извинения гражданину С., в отношении которого действует презумпция невиновности. К допустившим ошибку работникам редакции применены меры административного взыскания... В таком вот роде... Напишите, что проведённая редакцией проверка установила, что факты по статье не имели место... Мать девочек, кстати, согласилась принять денежную компенсацию для исправления пострадавшей нравственности детей, если вы опубликуете опровержение, теперь все зависят от вас...

- Вот как?

- Да. Говорит, сегодня дети по телевизору и не такое видят... Секс показывают средь бела дня!..

Душа и сердце журналиста протестовали против диктата людей, совершивших непростительную ошибку, за которую должен расплачиваться он, Штейнгауэр. Вместе с тем он понимал, что произошла ошибка и ничего более, его авторитет пострадает, ну так что же!.. Главное - решить проблему, в которой завязло столько людей.

- Ладно, что с вами делать, - тяжело вздохнул Штейнгауэр, - формулировку принял, передам Грэгу... Но прежде поговорю с этой женщиной... Если я правильно понял, вам удалось убедить адвоката заявление гражданина С. придержать?

- Он не соглашается с моими доводами. Я подключил других лиц, может, его уговорят...

- Ты узнал, кому из судей подал заявление адвокат и поговорил с ним по душам? Или пошёл прямо к председателю?..

- Это неважно, - угрюмо сказал обиженный следователь. - Главное - иски пока не приняты. Будут ждать опровержения. И это... Может, вы зайдёте к этому... гражданину С., или позвоните?..

Под окнами стоял миниавтобус.

- Зачем? - удивился Штейнгауэр.

- Да так, формально... Мужик он нормальный, жена только заводная...

- Да ты!.. Да вы подумайте, гражданин следователь, о чем вы говорите!.. Почему я должен идти на поклон к этому!.. Почему я, а не вы, не Трубецкая?!. Вы что, сговорились?!.

- У вас нет другого выбора, - неожиданно раскрыл карты следователь, - какая у вас там задержка с оформлением документов на получение загранпаспортов? Знаете, кто и почему вас задерживает?..

На какое-то время Штейнгауэр потерял дар речи: всё сходилось к начальнику паспортного стола капитану милиции Большаковой Тамаре Михайловне, чей муж работал в органах государственной безопасности, а теперь был Серым Кардиналом налоговой полиции Борового! Не полковник ли Ершов дёргал за ниточки артистов цирка? Но нет, это всего лишь скоропалительные домыслы!.. Упрямые факты говорили сами за себя: Трубецкая совершила глупость, которой воспользовался хитромудрый адвокат, чтобы содрать хороший гонорар сразу с трёх клиентов: сексуально озабоченного гражданина С., неосторожного следователя Карла Брауна и простофили корреспондента Альберта Штейнгауэра. Узнав о том, что журналист намеревается в скором времени слинять за бугор, адвокат поспешил "подключить" начальницу паспортного стола Большакову, которая для проверки связей и намерений Штейнгауэра подослала буквально на прошлой неделе следователя уголовного розыска поселка Боровое Виталия Владимировича Грязнова, который сказал, что ищет и хочет купить дешёвую трехкомнатную квартиру, спрашивал, когда Штейнгауэры съезжают, есть ли задержки с оформлением документов и чем он может помочь. Альберт отнёсся к нему с настороженностью: что-то уж очень большой интерес проявили правоохранительные органы к судьбе его семьи - адвокаты, следователи, нотариусы, прокуроры... Что за мафиозная структура? Что им от него надо?.. Альберт терялся в догадках. То ему казалось, что игру ведёт полковник Ершов, то - капитан милиции Большакова, то - Вальтер Грэг, то - вообще непонятно кто. Но все от него явно чего-то добивались.

- Нет, - выдавил наконец шокированный прямой речью Карла Брауна Штейнгауэр, - нет, я не знаю, кто и почему задерживает выдачу паспортов. Надеюсь, не вы...

- Может, сходите к гражданину С.?.. А я подключусь...

Штейнгауэру хотелось знать, кого собирался "подключить" следователь прокуратуры, чтобы вытащить на свет следующее звено цепочки извергов.

- Сходить несложно, но ты не поможешь: документы рассматриваются в Барнауле, куда ты не достанешь.

- Я бы подключил подполковника Фриста - начальника милиции посёлка Боровое, по месту твоего жительства. Он прямой начальник Большаковой. По срокам ваши документы должны были давно вернуться. Тамара Михайловна наверняка держит их в своём сейфе.

- Догадываюсь. Скажи адвокату... Впрочем, нет, ничего говорить не надо, я схожу к гражданину С. Сегодня же.

"Раз пошла фигня такая, режь последний огурец!" - вспомнил он любимую поговорку Драного. - Ничего, гражданин С. получит своё, но позже, когда в протянутую руку Фемиды не взятку положат, а кучу вонючих фикалий!.. В этом мире существует закон сохранения вещества: в одном месте убавится, в другом - прибавится."

Зло душило Альберта. Он чувствовал, что терпение его кончается, а выхода из дурацкого положения не было, наоборот - проблемы наматывались друг на друга виток за витком, а вместе с ними возростала и внутренняя напряженность. И если бы не желание покончить со всем и сразу, если бы не ответственность за семью, если бы не тысячи болевых точек соприкосновения с ожесточённым миром кризиса, он сорвался бы в штопор знакомой депрессии.

В понедельник утром Штейнгауэр приехал в контору акционерного общества "Cross & Partner" подать  заявление на отпуск - пора было выходить из игры.

В большом вестибюле конторы толпились злые вкладчики - пришли требовать свои деньги обратно. Вообще-то вклады переведены в Сбербанк, но проценты от вкладов оставались неприятным раздражителем. Дела фирмы пошатнулись, но Альберт достаточно хорошо успел разглядеть Грэга и не сомневался, что тот удержит занятые позиции, а через пару лет станет некоронованным королём местного производства и реализации товаров народного потребления.

Штейнгауэр протиснулся сквозь толпу и под возмущённые возгласы молча вошёл в приёмную исполнительного директора. Секретарша Марина, которую все почему-то звали Аляской, уставилась на журналиста с подозрением, а через секунду, забыв об обязательной вежливости приближённых короля, грубо, по мужски сказала:

- А вам-то чего? Вальтер Грэг уехал в редакцию...

Он понимал причину её раздражения, понимал причину раздражения всего населения России, поэтому также без предисловия, коротко ответил:

- Я видел бланки заявлений на отпуска, дайте мне, пожалуйста, один, я ухожу в административный отпуск.

- Проблемы?

- Здоровье.

- Вальтер Грэг спасибо не скажет...

"А мне начхать, - подумал он. - Неофициально моя работа на Грэга продолжится, только и того, что в качестве компенсации я получу на орехи!.."

Когда он заполнил и отдал Аляске бланк, в приёмную влетел осиный рой вкладчиков, жалобщиков, просителей, представителей различных фирм и тэ дэ и тэ пэ., преследовавший Грэга. Где-то в конце хвоста осиной кометы, в темноте Альберту померещилось лицо Агнессы Павловны - жены бывшего прокурора города Христианинбурга Александра Михайловича Зайцева, вложившего в экономический фундамент комсомольской фирмы девяностых годов что-то около шести миллионов рублей.

Журналист имел веское притяжение.

- Ты ко мне? - чуть не врезался в него директор.

- Да.

- Подожди пару минут.

- Хорошо.

Грзг исчез за дверью, а в приёмную вошла рассыпавшаяся на части Галина Трубецкая. В первый же день появления в редакции Альберт использовал один из приёмов проверки властолюбия главного редактора, под началом которого ему предстояло работать, с полной серьезностью заявив, что Грэг прислал его в "Август" в качестве нового шефа. С этого дня Галина Трубецкая выдерживала дистанцию, предоставив спецкору свободу действий вне редакционных стен. Что ему и было нужно.

"Август" был собственностью и любимым детищем Вальтера Грэга, не было, пожалуй, ни одного номера, вышедшего без его личного заинтересованного участия. Функции Трубецкой потихоньку свелись к точному исполнению его жизненных амбиций. Однако женский взгляд на мир газетного дела продолжал сопротивляться. Как они рычали друг на друга, составляя макеты номеров!..

Через несколько минут Альберт подписал заявление у Грэга и уехал домой.

Он не любил ругани. Сказав однажды, повторял редко. Кто не хотел слышать из упрямства или желания принизить его опыт, получал проблемы из-за собственной глупости и высокомерия. В деле с гражданином С. Галина Трубецкая к его совету не прислушалась. Теперь будет извиняться. По тексту Карла Брауна каждый поймёт, что вина за ошибку возложена на Штейнгауэра, на стрелочника, который обиделся и ушёл из газеты в разгар предвыборной кампании Грэга. А мог бы остаться и после. Но он ушёл, сделав всё возможное для того, чтобы пригласивший к себе на работу человек никогда не считал Штейнгауэра неблагодарным. Несколько странное решение, если не вдуматься в него.

Отныне "Август" потерял штейнгауэровский стиль письма, потерял навсегда. Это не пустяк. Не пустяк ещё и потому, что никто из журналистов округи не возьмётся за расследование криминальных дел, не встанет на защиту обездоленных, не поможет незнакомому человеку: в моду вошла ультрасовременная позиция - ковать прибыль, и к черту мораль!..

Уходя, Альберт решил обеспечить "Август" потоком писем зрелых журналистов и молодых авторов, объявив конкурс на замещение вакантной должности корреспондента. Главное условие конкурса - каждую среду месяца сдавать редактору газеты минимум три авторских материала объёмом не более двух печатных страниц, чередуя статьи, корреспонденции, интервью, репортажи и заметки по интересующим общество темам.

Победит сильнейший и Вальтер Грэг примет его.

Позвонив через пару недель, Альберт узнал, что никто из мэтров журналистики своим пером не блеснул, оставив право на борьбу молодым авторам, среди которых свою настойчивость показал некий Аристарх Бредер.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/01/16/1148