веяния веков

слово не имело ни формы, ни содержания, эту форму
заполняющего, оно явлено было неискушенному разуму
проста не хоцца о глупости высоким парением трали-вали,
однакоси, надоть, с высоты полета, так сказать, ужо обмельчал
народец-то, и не заметишь евонных поползновений. чо той жисти
осталось-то, а все оне топорщатси, надуваютси, взлететь пытаютси,
ошарашиваютси втихую, вобчем, опаскудилиси и обмишурились.
хотя и существует нечто такое, к чему и мыслью прикоснуться-то
боязно, вызывает оно трепетание чуйств и предвосхищает радость.
ну ладноть, допустим, шо узнали оне шото новое в истории, и чо
дальше-то? и чо от ентого знания изменитси смогет, ась? оне чо,
от ентого лучше стануть али мудрее?
подбросив, как обычно, кусочек инфы для  разогрева мозгов, челик
собирался было укутаться в нежный плед былых воспоминаний, но
необычное пощелкивание мыслеуловителя заставило насторожиться.
исподволь подсовывались ему подходящие катренчики, крутили
целеполагающие фильмецы, обсасывали претенциозные статеечки,
сформировывали, так сказать, евонное желательное будущее. и пущай
некоторые исчо думають, шо все им известно про жисть енту, пущай,
аднакось, оне такось думають напрасно, ничого не ведають оне.
хотелось бы, кншно, выбрать тело и получше, но небогатое
предложение того века ограничивало, не давало отыскать, так сказать,
нужный  вариантец, направляя все усилия в традиционное русло.

- а не спеть ли нам песенку
про 33 коровы, дорогая черепаха.
- нет, уважаемый, споем седни про
завтрашний поход, будь он не ладен

забота была у их такая, то есть работа, шобы жила страна челиковская
родная и в снег, и в ветер, и болели оне оченно, переживали за нее, и
тревожились, и в даль оне уходили. жизненный импульс обнажил ихнюю
натуру, а та, не будь дурой, шобы из под контроля не выскочить,
на заранее подготовленные позиции отошла, едва сдерживаясь, и
отстреливаласи, ужо чем могла. фиксировали их уже потома и потома уже
рассматривали, ибо не умели они летать, как мотыльки - рядом,
поэтому-то и картинка не получалась живой. пришлось даже поменять
все настройки в мыслеуловителях для того, шобы обеспечить качественный
прием в удаленных временных потоках. а у их - тамо карнавал карнавальный
карнавалить, а чо, пущай потешутси, коли по-другому оне не могуть, пущай
зубки поточуть, вострословы ухастыя и щекастыя. ни уму, ни сердцу,
в печенках сидят, горлом берут, задом вертят. сказочки оне рассказывають,
шутять, балагурять, прибаутки вспоминають, анекдотцы разные, но какая жеж
неизбывная ты, тоска смертная. до зари, бывало, выйду в поле, пройдусь,
прогуляюсь, шобы шото там вспомнить, шо было не со мной, все  на память пеняю.

виртуальный человечик, этакий буратинка инетовский, чрезмерностью
своей в неподражательности своей уродовал ценности и юродствовал туне.
множественность его впечатлений не укладывалась в предоставленное мысленное
пространство, а порождало лишь осчусчение его безграничности и бесконечности

«слова подобны черным дырам,
во вселенной разбросанным и
структурирующим ее, дабы не
взорвалась в очередной разик»

глубина проникновения в изучаемый вопрос была недостаточной,
чтобы с уверенностью сказать, что постижения были значительными.
и стерлась память виртуальная, и канул в небытие инет, и берестяные
записочки снова входили в моду, а мыслеуловители пылились на складах