Центр жизни

А вокзал был как будто всё тот же. Тот же полуистрёпанный фасад, облетевшие куски штукатурки в уголках скрипучей входной двери, затёртые и отшлифованные людскими чувствами, словно ожидающие своего часа, скамейки.
Николай Викторович даже присел на одну из них, чтобы ощутить вновь безвозвратную давность времени, восстановить в памяти ту червоточину, которая сидела занозой все эти долгие годы, не позволяя сосредоточиться на настоящем, отнимая способность инакомыслия.
Да...вот здесь они его и провожали...в светлое будущее...стараясь в эти минуты оттеснить его от ускользающей прошлой жизни, с целью спасти, от разрушающего человеческий разум, неприятия реальности, так сказать.
Той, которая сейчас проникала в его подсознание: исподволь, подспудно, заполняя всё его существо детальной зарисовкой ушедшего.

Было уже где-то половина пятого утра, как Колька, неожиданно проснувшись, вспомнил, что он обещал Юрке, ещё с вечера, заготовить приманку для лещей.
-Ты их в банку стеклянную посади, Колян, и крышкой прикрой. Подохнут, так не беда: кузнец, он и дохлый пригляден, и лещ на него идёт, как маяк на красный свет,-убеждал друга Юрка. А я удочки подготовлю: то, сё... С утра и двинем. А чо?-заметив недоумение в лице своего приятеля, переспросил он. Чем раньше, тем лучше.
-Да не-е, я не про то,- промямлил Колька. Я о маяке: как это он идёт на красный свет, когда на него самого равняется всё; ну навроде, как на главного, который правильный путь указывает?.. Корабли, например.
-Ну это, я так, для связки слов сбрехал,-увёл разговор Юрка. Так ты смотри, не проспи улов-то, я тя, на условленном месте ждать буду.

Быстро стянув с себя одеяло, Колька на цыпочках стал продвигаться к входной двери. И как он забыл о своём обещании? Теперь иди, шарь этих кузнечиков, в сырой от росы траве!
Проходя мимо спальни матери, он нечаянно наступил на ту доску, которая своим неожиданным скрипом и выдала его с головой. Пробурчав что-то о своём нарушенном сне, мать, приоткрыв дверь, резко спросила:-Ну и куда ты собрался, жаль ты моя?
-Ма-а, я Юрке обещал...-взяв в голосе жалостливые нотки, захныкал Колька.
-А ну, марш в постель! Один выходной поспать не можешь, а завтра опять в школу! Проследив глазами за сыном, и убедившись, что он зашёл в свою комнату, Галина Сергеевна сокрушённо покачала головой: и в кого он только уродился? Один отдых на уме!
Взглянув на часы, она решила, что ложиться снова уж видно незачем: до рассвета оставалось чуть более получаса.

Утро, судя по всему, занималось тёплое. Приоткрыв створку окна, Галина Сергеевна с наслаждением, вдохнула запах где-то распустившейся черёмухи. Весна обещалась быть ранней.
В какие-то считанные дни распустились первые листочки на деревьях, показался свежий мох травы-муравы, и люди, с удивлением, и, непонятным чувством неуверенности: а вдруг это временное явление?-стали готовиться к посевным работам.
Галина Сергеевна, не дожидаясь мужа с работы, тоже приготовила ещё с вечера два мешка семенной картошки, намереваясь сегодня с утра заняться посадкой подготовленной площади, и, вспомнив сейчас про свою недавнюю заботу, заторопилась. Пора было будить Светланку, от этого сорванца вряд ли дождёшься помощи.

В комнате дочери царил ещё предутренний полумрак: всё это, ещё больше ассоциировалось с небрежно задёрнутыми шторами, сквозь ткань которых, всё же пробивался несмелый отсвет разгоравшегося полудня.
Залюбовавшись дочерью, Галина Сергеевна будто забыла зачем она вошла, в который раз увидев в её чертах- своё повторение. И когда же она успела вырасти? Вроде совсем недавно, также, как и Колюшка цеплялась за подл её юбки, так же, как и его, не могла она оторвать её от детских и нескончаемых забав. А теперь надо же! Уже помощница.
Проведя ладонью по её шелковистым волосам, она словно задохнулась от нежности, вспомнив вдруг то щемящее чувство радости, от того, когда впервые узнала, что скоро станет матерью. Как целовал её Витька, взяв на руки, и закружившись от счастья с ней по комнате!
-Галинка, ты представляешь, а ведь мы теперь-семья! Самая настоящая, слышишь? Всё, иду завтра к шефу просить квартиру, хватит уже, понимаешь, нам ютиться в 16-метровке!

Помнит она и тот вечер, вытекающий из долгого радостного дня, как пришёл он чернее тучи,и, ничего не объясняя, выпил залпом почти два стакана водки.
И поняла она тогда: что не будет у них видимо светлого будущего. Никогда.

Потянулись безрадостные дни. Виктор искал выхода, и не находил его: стОящей работы не было, перспективы на жильё тоже... А он так мечтал о собственном доме! Бредил им с детских лет, не имея своего угла с самого рождения.
Воспитанник детского дома, впитавший в себя все тяготы казённого пребывания, он так стосковался по домашнему теплу, что когда ему приходилось бывать в гостях у своей будущей жены, он поклялся себе ещё тогда, во что бы то ни стало заиметь свой кров, чтобы его дети никогда не познали подобной участи.

Однажды, с трудом выйдя из тупика, он решил всё же обратиться к своему другу, с которым дружил ещё в детстве, и, который, когда-то, ещё будучи молодым, был вынужден уехать на заработки, в холодные, необжитые края.
Совсем недавно, всего лишь год назад, он помнится пытался вытащить Виктора из этой засасывающей трясины вечного безденежья.
-Ты, брат не ерепенься,-говорил он; я тебя не к тёще на блины зову; там понятное дело, всё одно не твоё: угостили - раз, и отваливай. Я тебе реальные бабки предлагаю; тут у тебя десятка, а там сотня будет вырисовываться, а то и больше, семья нужды знать не будет; да и отстроишься наконец, сколько можно по углам-то мыкаться?

Протрезвев на третьи сутки, Виктор вспомнив слова Игоря, решил всё же испытать судьбу. На работе шло всё ни шатко, ни валко,и, заранее предупредив мастера о своей вынужденной отлучке, Виктор стал искать свою бритву: предстать обросшим неудачником перед глазами своего друга было как-то неловко.
-Галин, а где моя бритва, не видела?-вполголоса спросил он у проходившей мимо жены. Поправив одеяло на кроватке спящей дочери, Галина невесело покачала головой:-Ты скоро сам себя потеряешь. Чертыхнувшись, Виктор зайдя на кухню, и, приспособив зеркальце прямо на раковине, стал бриться станком. От такой гигиены шло ужасное раздражение по коже, но выхода не было: не искать же эту чёртову выручалку по всему дому? Светку ещё разбудишь, а потом начнётся другая свистопляска. Галка сразу же начнёт ставить ему в упрёк все их жизненные неурядицы, неустроенный быт и т.д. А он уж этим сыт, во как! Под самую завязку! Вчера вот огород сажал, так пытался выкроить хоть на этом: даже мелкую картошку старался резать пополам; а что? Будет картошка, меньше будут тратиться на продукты: а там глядишь-копейка к копейке-рубль. Подколола его правда жена: скупердяем обозвала. А как же ты милая хочешь выкрутиться?
Выговаривал ей, а сам чувствовал: права она; на голой кочке-счастья не построишь. Поэтому и спешил сейчас: Игорь-то, не сегодня-завтра уедет, и тогда всё; жди его ещё целый год, а то и два. -Чё-ёрт,-порезался! Надо же, как некстати. Всю жизнь вот так: бежишь, бежишь...Когда же остановка-то будет?
Промокнув салфеткой небольшую ранку, и подержав её несколько минут на щеке, Виктор посмотрелся в зеркальце: ничего, заживёт...Глаза вот только...как у раненого зверя...боль в них какая-то...и...тоска. И зачем женился? Нищету лишь развёл.
Но наряду с этой безысходностью, откуда-то изнутри, всё же проглядывала ясность мысли, что всё непременно образуется, что не может жизнь бить их всё время одними лишь неудачами...

...Игорь к счастью оказался дома. Лежал в передней на диване, с сигаретой в зубах, и думал о чём-то своём. Если бы Виктор позволил себе такие вольности, Галка, неизвестно что бы с ним сделала, а Ленка молчит. Странно.
Поздоровались. И как-то сразу, без обиняков, за что и уважал всегда Виктор своего друга, перешли к делу. Тот, сразу, сосредоточившись, подсказал какие потребуются документы, что нужно положить в чемодан из одежды, то, сё.
Пока шла официальная часть подготовки, Виктор был спокоен, но как только дело дошло до пункта прощания, он невольно засомневался: а отпустит ли его Галка? Игорь, из солидарности, пообещал эту формальность взять на себя, и они пошли.
Как-никак, а уважает же она его друга?-успокаивал себя Виктор.
Но придя домой, убедился в обратном. Галина, узнав о скорой перемене в их жизни, кричала так, что на шум сбежались соседи. На все доводы Игоря она отвечала отказом, пока тот не поставил ей на вид их жизненные условия, и возможное прибавление семейства. Этого оспорить Галина не могла.

А в июле, Виктор держал уже в руках свою первую зарплату, целых три сотни: три, а не одну, и, в каком-то волнительном состоянии отправлял половину из них по почтовому бланку. Он представил себе, как удивится Галина этому неожиданному переводу, как спрячет бОльшую часть в их заветную шкатулку, куда после его отъезда и копейка видно не заваливалась.
"Погоди, погоди, жена,-снисходительно думал Виктор, скоро я и все три тебе перешлю, дай только срок."

К концу рабочего дня, когда он чертовски уставал; не от работы, нет, от общей неустроенности; он еле-еле добирался до своего барака, к своей кровати, и...думал. Думал о жене, о дочке, о домашнем уюте; а уже засыпая, видел странные сны, которые утомляли его своими тревогами и нехорошими предчувствиями.
В этих беспокойных видениях, он переживал за своих родных вдвойне, чувствуя всем своим сердцем их одинокость, и незащищённость от злодейки-судьбы.
Просыпался он всегда в каком-то странном оцепенении, да и то, после того, как Игорь трогал его за плечо.
-Ты чего, Витёк? Приснилось что? Не отходя от этого кошмара, Виктор отрицательно мотал головой:-Всё нормально, брат, всё нормально.
-Домой тебе съездить надо,-советовал Игорь. Повидаешься со своими, и лады. Со мной ведь поначалу тоже так было: совсем не мог без Ленки. А тут знаешь, как? Если навалится тоска-пиши пропало. Хана. Поэтому нужно с самого начала уяснить для себя, что тут нет бабской юбки: и работать, работать.

Но только спустя два года, смог Виктор вырваться на недельку домой. Да и то мастер артачился, не отпускал, контракт-то на испытательный срок был заключён на три.
Еле-еле добрался Виктор до Москвы, накупив там гостинцев, и выбрав для Светки, самую красивую куклу. Уже в мыслях, представлял себе свою дочь: светленькую, с розовым бантиком, прижимая её к своему истосковавшемуся сердцу.
В поезде, намаявшись от безделья, считал перелески и станции, пока наконец не переступил порог своего жилища.

Дверь, как обычно была не заперта, и услышав её скрип, Галина невольно обернулась; да так и застыла с тряпкой в руках, с которой стекала прямо на пол мутноватая вода.
Оставив пол недомытым, бросилась обнимать мужа.
-Ну что ты, Галчонок,что ты, вот я, живой...что со мной подеется-то? Да не плачь ты, ну... Светка-то где?
-Да во дворе видно, к нам здесь новеньких подселили, так у них девочка того же возраста, что и наша. Я ведь только зашла, следила за ними, а тут думаю, дай приберусь, как знала, что ты приедешь,- не сдерживая слёз радости, приговаривала Галина.

Отогреваясь домашним теплом, Виктор с ужасом вспоминал сахалинскую суровость жизни; и наступали такие минуты, особенно по утрам, когда он, чувствуя близость родных для него душ, уже не хотел никаких больших денег, никакого будущего, а желал только одного, лишь бы они были рядом и всё.
Он уже почти так и решил, однажды поддавшись на уговоры жены, что "какая может быть у них жизнь, порознь, что на одном месте- и камень обрастает", но вовремя вникнув в суть её просьбы, вдруг непроизвольно стукнул кулаком по столу:-Я еду. Всё. Точка. И уже смягчившись, добавил:- Пойми, до разрешения проблемы осталось совсем немного, ну ещё минимум годика три, а там... Ты представляешь, у нас наконец будет свой дом, сад...а самое главное-покой, и уверенность в завтрашнем дне.
Галина, слушая его, молчала. Знала, что Виктор всё равно поступит по-своему, и что любые слова, сейчас, будут просто лишними.

Вечером, у них казалось совсем ни с того, ни с сего вышел снова разлад: Светка нечаянно испачкала новое платьице шоколадкой; ну обрадовалась малышка-подарку отца, так что даже не захотела снять его на ночь, и съев шоколадку прямо в постели... Галина сорвалась на неё, он вступился. Слово за слово, а на подходе-скандал.
Знал Виктор, чувствовал, что не тряпка всему виной: за недосказанностью, в подтексте, угадывалась плохо скрытая тревога, и её несогласие с его доводами. Ну а как же быть-то?
Надо налаживать новую жизнь, надо. Кто принесёт им на блюдечке их будущее счастье, уважение в обществе?
А он, ощущал каждой клеточкой своего тела, эту негативную неприязнь, со стороны односельчан; ну, как свою ущербность что-ли: мол, мужик ли ты, коль не можешь дать семье даже самое элементарное-крышу над головой?
Прямо, в глаза, правда не говорили, а всё старались за спиной, из-под угла...
Поэтому он должен был: выдержать, выдюжить, на этом, Богом забытом Сахалине, где любой, на его месте, давно бы взвыл от этой изматывающей неустроенности; от холодов, вперемешку с дождливым ненастьем; от сухомятки, что иной раз вставала поперёк горла, от случайных связей, без которых не может обойтись ни один здоровый мужик... Он должен. Он решил. И точка.

Десять долгих лет отбУхал Виктор Макаров на этой, не принятой сердцем, земле: итогом чему стал теперешний добротный, красивый дом, новенькие "Жигули", и..независимость; та, к которой стремился он долгие годы...
И всё это стоило его мучений, потому-что за этот нестерпимо- долгий срок, произошло не менее значимое событие, о котором Галина сообщила ему в срочной телеграмме: у него родился -сын! Наследник, который и станет впоследствии подтверждением его неоспоримого решения: что не для себя же он всё-таки старался, ёлки-палки!..

Спустя неделю,полторы после приезда, решил Виктор закатить "пир на весь мир", пригласив родных и знакомых, дабы обмыть его благополучное возвращение в прежние истоки, и, показать наконец всем, что он также является хозяином, который добился-таки, пусть и не сразу, не с кондачка, а добился: признания главы семейства.

Первой гостьей конечно же оказалась тёща, Мария Власовна. Вальяжно войдя в дом со своим новым сожителем, она цепким взглядом сначала осмотрела стены, оклеенные дорогими обоями, а затем, как бы невзначай, и всё остальное.
Виктор, привыкнув к её характеру за долгие годы, ждал разоблачения, обычного недовольства, но тёща, подойдя к нему почти вплотную, и потрепав по плечу, на этот раз снизошла до похвалы.
-Ну, зятёк, угодил. Теперь я вижу, что не зря доверила тебе свою дочь. И пусть внучок Коленька родился в твоё отсутствие, я убеждена, что всё равно он станет со временем достойной сменой своего отца.
Этот, и другие тосты звучали в этот счастливый вечер за семейным многолюдным столом. Виктор смутно помнил, как он благодарил Игоря, говоря о том, что их дружба только крепнет с годами, как хвалился своим сыном, сажая его поминутно на колени, но мальчик, ещё не совсем привыкший к отцу, постоянно тянулся к матери.
Глядя на родные, знакомые лица, на закат, разгорающийся за окном; слыша привычное мычание коров, Виктору казалось, что и не было никогда этих десяти долгих лет: этого холода с неуютными дождями и метелями, разрывающей душу, мечты, которая казалось и не сбудется никогда...А вот сбылось чёрт возьми! Сбылось... Кануло будто куда-то в пропасть, в пустоту, будто и не с ним всё это было.
И в осиротевшей на время душе, словно вознаграждением за все его муки ада; вот оно- счастье: его собственный дом; с тёплыми, светлыми комнатами, и...родня, та родня, которая лишь недавно не считала его за человека.

Закуски было-море; Галка наготовила впрок, поэтому расходились уже с первыми петухами.
Когда Виктор проводив последнего гостя, зашёл в дом, то увидел, что стол уже прибран, а Светка домывает в передней пол.
И какая-то волна нежности захлестнула всё его существо. Вот ведь, а не зря оказывается: и жене и детям пригляден его подарок: крыша, под которой им придётся жить ещё лет сто, а может и больше; хотя это и многовато, но в совокупности с внуками в самый раз.
Он только сейчас заметил, как выросла дочь, почти уже невеста, смена матери. Не успеешь оглянуться, как замуж отдавать придётся.
Заглянув в детскую, он подошёл к кроватке сына, который уже спал безмятежным, крепким сном, и убедившись ещё раз в правильности своего решения, что если бы он вовремя не настоял на своём, не испытать бы ему сейчас удовлетворённости- жизнью, пошёл тоже укладываться. Всё-таки сегодня он чертовски устал!..

Отойдя на несколько шагов от старого, полуразрушенного здания, Николай Викторович, в который раз, за время своего пути, попытался уяснить для себя: зачем же его потянуло туда, где теперь его уже никто не ждёт?
Пройдя немного вперёд, он как бы пережил заново, тот отрезок судьбы; от подросткового периода, до нынешнего. Да...он прошёл путь своего отца, отстроив своё родовое гнездо, свой центр жизни, как он этого и хотел. Но лишь на стороне. А теперь вот похвалиться, сказать бы об этом... да некому.