Армянский принц Манук бей ч. 2

О том, как и почему люди оставляют своё местожительство и родину другим, совершенно посторонним людям. Прибежище в Бургасе

…Сам Осман-паша, собрав вокруг себя множество праздношатающихся людей, со¬-ставил войско [числом] около тысячи душ, сделал местом своего пребывания селение Карби, осел там и перезимовал зиму. Оттуда он посылал войска в окрестные гавары и селения добыть снедь для себя и [корм] для своих животных. И люди, посланные им, в какое бы селение ни вступали, не довольствовались необходимым, а, запасясь им, хватали и другое, захватывали мужчин, вешали – кого за ноги, кого за руки, а иных за то и за другое – и безжалостно били батогами, пока они не становились бездыханными, словно трупы, а некоторые даже умирали от мук. Отсекали людям уши, а других водили [напоказ], проткнув им нос стрелой. Подобными жестокими пытками заставляли [людей] показать запасы пшеницы и ячменя, тайники и хранилища сокровищ и имущества. И, вскапывая пол в домах и иных строениях, рыли, чтобы обнаружить добро, разрушали стены и кровли жилищ, допытывались и искали сокровища. И под этим предлогом причинили множество разрушений [стране]. Прежде всего так поступили в селении Карби, где какого-то мужчину, уроженца этого селения, держали несколько дней закованным в узилище, требовали у него какие-то сокровища, мучили разными пытками, затем убили и, разодрав надвое, повесили на стене вдоль дороги на страх и ужас зрячим жителям гавара.

И от окрестностей Константинополя до города Эривана, от Багдада до Дамур-Гапу, от Белого моря до Черного в пределах очерченных нами границ – все эти страны разорили они и осквернили. И по этой причине земледельцы и хлебопашцы, где бы они ни были, убегали в страхе и ужасе, укреплялись в крепостях, и замках, и горных пещерах и не могли заниматься земледелием. И посему прекращены были вовсе сев и жатва, обмолот и сбор, и появилась скудость хлеба и всякой снеди, и нельзя было ничего раздобыть, а если даже в иных местах можно было добыть, то цены были (очень) высокие. И в эту пору скудости налетела на все средиземные области саранча и поразила сразу всю страну, съела траву, растительность и всю зелень, какая только была. После этого начался жестокий голод и совсем не стало хлеба и снеди и вообще съестного. И тогда армяне рассеялись, и каждый ушел куда глаза глядят в поисках места, где можно было спастись и выжить. Кто в Румелию1, кто в Бугдан2, кто в Ляхию…3
Итак, написана была книга сия в стране Араратской, в городке Карби4, при покровительстве архангелов Гавриила и Михаила и всех святых, которые здесь собрались. В епархии и уделе святого Предтечи, достославной обители Ованнаванк.
Аракел Даврижеци5. Книга историй (о происшествиях в Армении, в Гаваре Араратском и в части Гохтанского Гавара, начиная с 1051 по 1111 год армянского летоисчисления) (1602–1662).


Всё о том же, что и глава вторая. Разве можно об этом забыть?
Село Русе, Рушчи, Русчук, Рушчук…

…Мои предки называются Мирзайянами, они из Армении, Эриванской губернии, из города Карби, который находится подле Арарата. Моего деда звали Гоб (Hob Mirzaenc), об этом напоминает надпись на фронтисписе алтаря церкви св. Архангела в Карби, примерно 15 верст от св. Эчмиадзина. Этот городок был построен князьями из Двина, а церковь построена моими предками по образцу двинских храмов. И когда мой дед восстановил полуразрушенную церковь, он поместил на фронтисписе алтаря свое имя – Гоб Мирзайян. Об этом я узнал от монахов св. Эчмиадзина1.
Когда родился мой отец, через несколько лет Гоб умер, а отец, став юношей, не смог стерпеть беззаконий Надир-шаха Кули и бежал из Армении в Румелию, обосновавшись в Рушчуке…
Из письма Манук-бея Овакиму Лазареву, 24 Ноября 1810 года2.
По возвращении из индийского похода Надир-шах награбил и привез столько добра (только золота и драгоценностей 13 000 сундуков), что простил жителям Персии налоги на будущие три года. Однако горцы Дагестана так упорно сопротивлялись и остальные (1743 год) войны настолько обескровили его армию и казну, что Надир-шах отменил свой прежний указ, освобождавший подданных от уплаты налогов, и потребовал взыскать всё, не собранное прежде. Сбор налогов сопровождался страшными жестокостями и грабежами: около 200 тысяч жителей за недоимки было подвергнуто истязаниям и брошено в тюрьму. В это время в разных районах империи вспыхивали восстания, которые Надир-шах подавлял с чрезвычайной жестокостью. Карательные отряды вырезали целые деревни и города. В Ширазе и Астрабаде на месте кровавых расправ из отрубленных голов казненных были сложены пирамиды для устрашения оставшихся в живых. В августе 1746 года Надир-шаху удалось разбить турецкую армию под Ереваном и Карсом. И персы, и турки нещадно предавали огню всё живое, христианское на этих землях. Схватив в охапку детей, люди бежали куда глаза глядят…
Глава 4
О том, как важно получить любое образование, чтобы выжить при любой власти.

… Внизу катил волны величавый Дануб, а дом получился на славу, скот и в самом деле оказался золотой жилой. Со всех концов Румелии пригоняли и коров, и буйволов, и овец… Дорога из Рушчука вела в Трансильванию, в Валахию и дальше, в Константинополь, а там скот уже втридорога перепродавали знакомым базергянам2 султанского двора. Хорошая маржа. За несколько лет вместе с братом они сначала арендовали корабль, потом выкупили и посылали его в придунайские города торговать зерном.
Красивые места, горы, покрытые лесами, многоводный Дануб уносит с волнами все черные мысли… Но Мардирос ни на минуту не забывал, откуда он родом, и от воспоминаний у него каменело лицо… Перед глазами вставал крепкий, богатый отцовский дом в Карби, хлев, полный скотины, под навесом качалась маслобойка, мать с бабушкой суетились у тандира, пекли хлеб к празднику… Соседи собирались на выгоне, праздновали Царзардар (гяшт)3, устраивали борьбу, потом шли к церкви и резали барана… Даже карбинцев по одному вспоминал с умилением, хотя с ними часто приходилось переругиваться из-за воды, земли, межи…
Карбинцы славились плутовством и обманом. Природный характер, что ли, выработался, как средство защиты от постоянных набегов. Говорят, даже чёрта обманули. Чёрт имел право на их поля, разрешал только землю обрабатывать. Так они и договорились: нижняя часть чёрту, а верхняя им. Чёрту досталась солома, а пшеница – карбинцам. На следующий год чёрт поумнел, нижнюю часть себе захотел, да вот и на этот раз пустая ботва ему досталась, а свекла да морковь – селянам…4
Стал тосковать Мардирос по речке своей, которая Данубу и в ручейки-то не годилась. Касах… Закроет глаза – и пещеры свои, где в прятки играл, видит. Горы другие, не лесистые, аромат чабреца и тмина вокруг… Ничто не может убить запах детства. Столько стран повидал, столько курушей и пиастров через руки прошло, а как вспомнит этот горный ковылёк – смбул, сердце сжимается… Как там сейчас? Наверное, повыжгли всё… Если нет русской победы, считай, все выжгли. Вокруг черкесы, лазы, курды, кого только не носит на грабёж! Никого не осталось в соседних селах, все или в Россию бежали, или куда глаза глядят… А ведь как мечтал отец Мардироса выучить сына не только ремеслу, но и грамоте, учиться в Эчмиадзин хотел послать. Да вот только читать да писать научился Мардирос… Как истинный армянин, да к тому же внук мирзы, Мардирос считал себя обязанным дать хорошее образование сыну…
Манук познакомился с купцами Егиазарянами из России, тоже армянами, сначала торговавшими шёлком и построившими в России шелкопрядильную фабрику. Затем они стали вкладывать средства в солерудники, купили на Урале металлургические заводы. Купцы были родом из Персии, из Джуги, но в Россию подались очень давно. Еще в Джуге Егиазаряны были богатыми и знатными торговцами, хан персидский не хотел их всех отпускать, до того богатыми и умелыми горожанами были джугинцы1. Но не захотели армяне оставаться жить в Персии, среди мусульман: уж если менять родину, лучше на христианскую страну. Да и немало горя от персов повидали… Правда, фамилии они изменили в угоду новому окружению, стали Лазаревыми, почти русскими, но помогали друг другу и соотечественникам.

…После подписания мира2 в 1787 году между австрийцами, русскими и турками я уже был в государственном бизнесе. В те дни султан Селим III дал мне титул «шахинджи», что является дворцовой наградой3.
Из письма Манук-бея Овакиму Лазареву, 1810 год.

Слава о богатстве Манука бежала впереди него. Он ссужал деньги в рост. Ростовщичеством здесь занимались в основном армяне и евреи, так как им не разрешалось служить в армии, и что-то производить также было весьма проблематично: христиане, по султанским многовековым законам, были лишены права на собственность.
Первые свои крупные сделки он заключил едва будучи двадцатилетним. Огромное состояние Манука работало на торговцев, связанных с поставками жизненно важного продовольствия для армии, – ведь военный люд был главным народом Османской империи. И, конечно, на него самого.

О том, как турки учились у гяуров воевать против них

В те годы, когда рос Манук, правителем Османской империи был султан Абдул-Гамид I (тот другой, ненавистный и свирепый, был Абдул-Гамидом II и намного позже). После его смерти, по их султанским законам, на трон в 1789 году вступил его племянник Селим III, сын султана Мустафы III. Мануку в тот год исполнилось двадцать лет.
Матерью Селима была прекрасная Михришах, когда-то плененная грузинка1. Одной из жён Абдул-Гамида, дяди Селима, была Айме Дюбуа де Ривери, выкраденная и проданная в султанский гарем. Накшидиль («Украшение сердца»), как её назвали во дворце, якобы приходилась кузиной Жозефине Богарнэ, супруге Наполеона Бонапарта. Её сыновьями были принцы, будущие султаны Мустафа и Махмуд, и, дожидаясь своего султанства, они росли в закрытых покоях сераля, так называемых кафэсах.
Османская империя делилась на азиатские и европейские земли, завоеванные с помощью несметных и свирепых конников, как смерч налетевших на мирные поля и сады Анатолии и стран, лежащих по обе стороны Дуная… Себя османы называли правоверными, а остальных – райя, неверными. Так что, если разобраться, Османская империя – это историческая родина неверных.
После падения Византии в Константинополе султаны правили, разделив все свои завоеванные города и села на пашалыки и айяны. На просторах огромной страны под ятаганом и постоянным страхом смерти царил особый, отлаженный порядок. Империя на саблях. Мир вокруг делился на мусульман и немусульман. Не было турецкой нации, была религия. Слово «турок» даже употреблялось как ругательное, означающее «мужлан», «деревенщина». Но если правоверный – значит, свой.
Под сенью этой религии полностью уничтожалось само понятие национальной принадлежности. Поборы, унижения и нищета стали уделом христиан в империи страха и ужаса. Роскошь султанских дворцов, несметные богатства и драгоценности султанов добывались на обширных просторах завоеванных стран, живущих под саблями.
На удаленных от Порты территориях повиновения достигали не только войсками, многочисленные разбойники носились по деревням, городам, наводя страх на безоружных и запуганных людей. Военная машина требовала больших денег, на содержание войск, жалованье особым частям – янычарам средства стекались из аянов, пашалыков, вилайетов. Паша отбирал своё, айян – своё, и так далее. Крупная рыба ела мелкую, мелкая рыба кормилась червяками. Но для постоянного и обильного притока надо было давать зарабатывать тем, кто мог это делать.
В европейских (Дунайских) княжествах управлял господарь2. Порта традиционно назначала господарей только из числа фанариотов, православие которых так умиляло Россию, хотя в той же Румелии православный болгарин был согласен жить под игом турок, лишь бы не во власти греков. Фанариоты отличались необычайной алчностью и были лишены каких бы то ни было моральных устоев. Прусский посланник Гаффрон в конце XVIII века писал: «…фанарская знать жила целиком за счет князей Молдавии и Валахии. Сын здесь с ранних пор обучен столь ловко убивать своего отца из-за нескольких пиастров, что его не удается преследовать по закону. Интриги, искусство вымогать отовсюду деньги отличают эту касту». И так дело шло до самого начала греческого национального бpoжeния в Морее и других греческих областях. Когда оно возникло, фанариотские фaмилии, почти все и почти без колебаний (что очень важно!), оставили благосклонное к ним правительство и перешли на сторону движения; одни ознаменовали это более решительными действиями, другие – менее решительными.
Паши и айяны собирали дань, султаны складывали золото в сундуки, содержали огромную прожорливую армию, продавали место новому паше, отрубив предыдущему голову. Горы отрубленных голов торчали перед Портой, чтоб все видели, как справедлив султан, справедлив, как сам пророк… В стенах сераля правили веками установленные законы. Когда на трон всходил наследник – старший сын султана, то всех остальных братьев или убивали, или заточали в особые камеры огромного дворца – кафэсы.
Двадцать восьмой султан Османской империи, родившийся в гареме Мустафы III, вырос и провёл много лет в изоляции в кафэсе, где читал арабских и персидских поэтов (других, то есть своих, у турок тогда еще не было), музицировал и писал стихи. Сам Селим III был хорошим композитором и замечательным музыкантом-исполнителем3. Кроме того султан писал неплохие стихи и издал собственный диван (сборник лирических стихотворений) под псевдонимом Ильхами (турецк. ;lhami – «вдохновенный»).
И всё же, рассматривая его поступки и поведение в период царствования, трудно назвать его добрым или возвышенным человеком – не та работа. Как и все султаны, так же свирепо наказывал, так же обирал свой народ. Поэтому несколько странно звучит характеристика, данная ему Кутузовым в бытность послом в Порте. Скорей всего, Селим выигрывал лишь при сравнении с окружающими его турками…
Из письма Кутузова о Селиме третьем: «Трон в миллиона три. Прекрасный лицом человек, лучше всего его двора. Одет в сукно, просто, но на чалме огромный солитер с пером и на шубе петлицы бриллиантовые. … Или я худой физиономист, или он добрый и умный человек».

.
И так как самым главным вопросом в Оттоманской империи было состояние армии, с армейских реформ он и решил начинать. По словам Руссо, Петр I видел, что народ его был варварским, и захотел цивилизовать его, тогда как следовало воспитать его для войн. Что и делал Селим, отнюдь не строя иллюзий насчет своего народа.
Селим последовал примеру Петра, хотя неизвестно, насколько он преуспел в изучении истории Российского государства и начинаний его великого царя. Вообще повелитель османский не особо запоминал уроки русской истории.
Например, современники говорили, что смерть Павла I через удушение очень огорчила впечатлительного султана. Подданные Павла были недовольны его реформами, так как армейщину уравняли с гвардией, был брошен вызов родовитому дворянству. До сих пор полковником была сама императрица, а майорами и подполковниками – известные и заслуженные люди. А теперь – без роду без племени! Заговорщики не смогли простить Павлу его доходящее до уродства франкофильство. Даже изъяснялся царь исключительно на французском языке. Но реформенные начинания Селима-франкофила неожиданно для него самого оборвались точь-в-точь похожим образом…
Султан послал в Европу еще одного своего преданного посланника – Ратиба-эфенди. Пробыв в Европе целых 220 дней, Ратиб-эфенди широко ознакомился со всеми сторонами жизни европейских армий и даже с содержанием сочинений Руссо.
Ратиб-эфенди записал все высказывания известных в Европе людей, согласно которым государство лишь тогда может быть сильным и прочным, когда имеет хорошо организованную и дисциплинированную армию, упорядоченную полную казну, честных и знающих министров и чиновников.
Этот Ратиб-эфенди утверждал, что «в Европе ни король, ни генералы не вправе притеснять никого, кто платит в срок установленные налоги. Каждый может одеваться и передвигаться так, как хочет». И если ввести порядки гяуров, Турция перестанет отставать от них. И армия должна быть регулярной и обученной, а не состоять из неоперившихся птенцов или лавочников и рыбаков. «Войска гяуров так дисциплинированны, что сопротивляться им невозможно…» Ратиб-эфенди был первым в Турции, кто так публично и открыто высказался о положительных сторонах неправоверных европейцев.
Приступив к созданию нового войска обученных солдат – османлии пригласили инструкторов из Европы. А чтобы избежать нападок со стороны духовенства и фанатиков, обвинявших его в заимствовании у неверных, Селим III ссылался на высказывания Мухаммеда из Корана, например, такие: «Одерживайте победы над неверными тем же оружием, которым они побеждают вас».

Третья часть: http://www.proza.ru/2013/01/15/78
Четвёртая часть: http://www.proza.ru/2013/01/15/85
Пятая часть: http://www.proza.ru/2014/01/09/1590
Шестая часть: http://www.proza.ru/2014/01/09/1595
Седьмая часть: http://www.proza.ru/2014/01/09/1599
Восьмая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1585
Девятая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1589
Десятая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1594
Одиннадцатая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1596
Двенадцатая и последняя: http://www.proza.ru/2015/02/23/1605