Армянский принц Манук бей ч. 4

Глава 16
О том, что можно было увидеть в Стамбуле из окна фаэтона в начале XIX века
«Друзьям» надо было время от времени прощупывать ситуацию в Константинополе. Весной 1807 года Мустафа паша метался между фронтом, где был назначен сераскером, и своими грандиозными замыслами. Манук-бей вызвался съездить на разведку в Стамбул сам – там как раз накопилось много дел. В Константинополе он бывал нередко, хотя ему, жителю тихого, утопающего в садах Рушчука, был не по душе этот шумный и бесстыдный город.
Будучи крупным торговцем и банкиром, он был не меньше всех друзей озабочен состоянием империи, в которой у него были связи, деньги, недвижимость: ведь только в мирное время он мог спокойно вести свои дела, так как торговал «мирным» товаром. Напряжение столицы, которое могло вылиться во что угодно, ему никогда не нравилось.
В Стамбуле он не заводил ни домов, ни ханов. Если он бывал там (и даже часто), то останавливался у своих друзей или у кого-нибудь из многочисленной армянской общины.
В его душе не утихало чувство горечи за судьбу соотечественников – христиан, разбросанных по всему миру. Он мог пожертвовать многим, если речь шла о вспомоществовании или поддержке армянской общины, и поэтому его поездки выливались в нескончаемые встречи, пожертвования и застолья.
На этот раз Манук-бей решил особо не светиться и из трёх огромных ханов – Валиде-хана, Везир-хана и Ени-хана, он выбрал роскошный Валиде-хан1 с его тремя тысячами комнат, где останавливались только очень богатые люди. В Ени-хане селились янычары, а иностранцы и дипломаты обычно жили в Везир-хане, где было 1800 комнат. По всему Стамбулу было много ханов поменьше. Во всех ханах действовало одно общее правило: женщины не имели права заходить туда даже днём. Разве только со своим мужем, с ханджи2 или его помощником одабаши3.
Да, Манук не любил жить в этом городе, потому и не заводил себе там постоянного жилища. Огромный, шумный, вечно забит людьми, повозками, чужестранцами с разными привычками и нравами…
Он взял дальнюю комнату, послал за Погосом и позвал несколько доверенных – близких ему стамбульских армян. Погос жил далеко, тоже в хане, и чтобы не сидеть в душной комнате, Манук вышел к большому рынку, где держали лавки его друзья, знакомые. Со всеми было о чём поговорить, так как они хорошо знали, что творится в городе и даже в стенах султанского дворца.
Большой рынок в Константинополе был похож на цветистый город с кривыми улицами, крытыми аркадами и куполами, бесчисленными закоулками и грязными тупиками. Маленькие, без счета, лавочки и магазины ломились от разнообразных товаров на любой вкус и для любых покупателей хоть со всего мира. Часть большого базара – подумать только! – осталась еще с византийских времён. По обеим сторонам улиц лепились лавки, тесные и сводчатые. Слабый тусклый свет проникал в круглые отверстия, проделанные в потолке лавок и очень выгодно для купцов освещал товары. Дальше раскинулись еврейские лавки Куюмджу чаршысы – базара ювелиров. Еще дальше начинался египетский базар.
Турок-осман никогда не зазывал посетителя. Он или обращал затуманенный взор к Босфору, или молился на коленях лицом к Мекке. Тогда покупателю тем более нечего было делать в его магазине. А вот евреи, греки и армяне всегда были начеку: изобретательные и активные, они упорно цеплялись за каждого прохожего, уговаривали, убеждали сделать хоть одну покупку, тащили в магазин и забрасывали товаром до тех пор, пока отловленный что-нибудь покупал, и лишь после этого отпускали, чтобы броситься навстречу следующему бедолаге…
Османы обычно торговали оружием, в их лавках можно было найти оружие всех видов и всех времён и народов. Вперемешку с кальянами торчали сабли и кинжалы, русские штыки и шпаги.
Армяне продавали металлические изделия, посуду, искусно разукрашенную. Армянские ремесленники изготовляли ковры, вязаные кофты, чулки, платки, сорочки, ткали сукно, полотно, одеяла. Среди них были опытные знатоки, выделывавшие юфть, цветную кожу, пушнину; они изготовляли обувь, седла, упряжь, предметы домашнего обихода, инструменты и оружие. Армяне участвовали в сооружении домов, мостов, дорог.
Если армяне продавали золотые, платиновые или серебряные изделия, то ювелирами, в основном, были евреи – мастера по драгоценным камням, вообще по драгоценным вещам. Греки держали магазины тканей и полотняных изделий. Греками были также все далалы – посредники на рынке, они умели подвести покупателя к товару, обстряпать покупку и, получив деньги, исчезнуть. А одураченный покупатель часто сдавал товар обратно…
Манук-бей прошел через ряды и повернул к большой крытой беседке-павильончику, бедестану, где торговля шла только для очень богатых жителей Стамбула. Поговорив со своими друзьями, он тепло попрощался и затем вернулся к выходу. Поодаль раскинулся рынок поменьше – невольничий, где торговали людьми, и здесь всё было, как сто, а может, и двести лет назад. Казалось, ничего не изменилось за эти столетия. На земле стояли в рост деревянные решетчатые ящики, по огромному двору разостланы циновки, а под деревом важно ходили взад-вперед работорговцы, курили длинные трубки и показывали свой товар.
Несчастные рабы чуть ли не всех племен и народов сбивались в кучки, многие из них были наги, печально и покорно смотрели по сторонам. Очень красивые, с правильными чертами лица, атлетического телосложения, белые и негры, женщины, девочки, подростки… Покупатели медленно обходили ряды, отбирали нужного себе раба или рабыню в работники или для гарема. Длинноволосых нагих девушек с монистами на шее брали для гарема. Юные рабыни умели петь, танцевать и рукодельничать.
Раб мог попасть в сераль и достичь невообразимых высот. Известны истории про удачливых черных евнухов… Султанский двор состоял из мужской половины (дворец) и гарема. Самой высшей властью обладали чёрные евнухи, «кызляр агасы» (начальник девушек).
В историю вошёл кызляр агасы Бенир. Тридцать лет он был самым могущественным человеком в империи. Бывший раб из Абиссинии, купленный на рынке, он назначал и смещал великих визирей. А за отставкой визиря следовала неминуемая казнь. Тем не менее, все хотели оказаться на этой опасной должности, ведь надо было успеть обогатиться… Манук давно привык к тому, что для турка раб не совсем то, что было известно про римских или византийских рабов. Например, турчанка обращалась с рабыней как с сестрой или дочерью. Он вспомнил давнюю историю про некую Софию Витт, бывшую то ли женой, то ли дочерью константинопольского грека, торговца зеленью. Её выкрали и продали, а благодаря своей красоте и обаянию, на удивление всем европейским графьям и вельможам, она стала герцогиней.
История собственного брата тоже напоминала Мануку сказку. Иоанн Мирза-бей, Мардиросов старший сын, долго ходил холостяком из-за убитой арнаутами невесты. Как-то с Мануком он поехал в Константинополь и на базаре встретился с плачущим Киркором – немолодым торговцем из Брашова, приехавшим в Стамбул искать Манук-бея. Киркор, рыдая, рассказал, что его младшенькую, Алин, выкрали и продали, как уже удалось выяснить, в гарем султана. Девочке было не то одиннадцать, не то двенадцать лет. Киркор был другом детства Иоанна Мирзаяна, но за этот месяц он постарел и стал похож на изможденного старика.
Они отыскали Манук-бея в покоях у церковников-армян, радостно пересчитывающих пожертвования своего важного соплеменника. Выслушав Киркора, он страшно разгневался и тут же направился с ними к ханджи Баба-хану, который принял Манук-бея с подобающими почестями.
В маленькой комнате роскошного Валиде-хана был составлен план, разрешивший и брачный вопрос брата, и его горячее стремление помочь другу, даже ценой своей холостяцкой свободы. Через Бюгиле-ханум, жену ханджи и близкую к гарему особу, он сумел убедить Валиде, что девочка со дня рождения была отдана Иоанну в жены по башикяртме4, и тот до сих пор не женится, ожидая, пока невеста подрастёт…
Счастливый Киркор, не веря глазам, прижимал к груди чудом нетронутую дочь, Иоанн растерянно моргал глазами, глядя на красивую девушку… Несколько месяцев она пожила у него дома для отвода глаз. Вот так он и женился на ней… Ханджи Баба-хан после этого случая стал чуть ли не родным для братьев…
Манук рассеянно смотрел из окна крытой кареты на проплывающие башни Еди-гюле, купол Айя-Софии. Погос рассказывал (и откуда он всё знал!), что купол в своё время обвалился после землетрясения, и строить его заново пригласили знаменитого архитектора-армянина Трдата, того самого, что построил купол знаменитого Анийского храма. Погос и Габриэль много читали, знали про многих знаменитых армян и часто рассказывали про них Мануку.
Непременно надо найти образованного армянина в дом, чтобы дети хорошо знали и свой язык, и про своих искусных предков. Армянство исчезнет, если его не воспитывать дома… И как-то надо решить вопрос их семейного будущего. Правда, сейчас они совсем крошки, ласковые и сладкие, но ведь вырастут. И уже надо приглядываться к богатым соотечественникам, чтобы породниться непременно с армянином. Манук-бей часто думал об этом, страшась того, что окружение может изменить его детей, сделать русскими или румынами. В семье должны быть только свои. Манук дружил со всеми, но ему не нравилось, как на глазах меняются армяне, попавшие на чужую землю. Школы тоже строить надо, их не хватает… Надо завещание придумать, – усмехнулся он, вспомнив своих крошек. Иначе не остановишь…
Лошади медленно ступали мимо сераля и знаменитой тюрьмы Бостанджи. В серале сидел Диван, а для иностранцев этот дворец назывался Высокой Дверью – Блистательной Портой.
За высокими и толстыми стенами сераля текла особая жизнь, царили порядки и привычки, отточенные веками. Нравы сераля заставили бы содрогнуться любого европейца, даже знакомого с инквизицией и обычаями собственных дворов.
Манук, усмехнувшись, почему-то вспомнил, как Абгар ага рассказывал про турка, который предлагал Абгару аге обменяться женами, раз всё равно детей у него нет. Турок был уверен, что беременная круглый год турчанка (впрочем, кто знал, какого он роду-племени и откуда её выкрали!) осчастливит Абгара-агу сразу после обмена.
Роскошную архитектуру султанских дворцов с устремленными вверх минаретами Манук мысленно сравнивал с родным Рушчуком и нетерпеливо ёжился. Он мечтал построить у себя дома и в Яссах много церквей с приходскими школами. Но эта война… Кто знает, когда и чем она закончится. Крикор, святой его друг Григорий Захарян, твердил, что надо непременно строить по церкви везде, где живёт больше пятидесяти армянских семей.
– Божий храм для армянина и духовный, и культурный центр, только через церковь армянин сохранит себя в будущем! – часто повторял Григорий, считая просвещение залогом сохранения своей нации.
А война разрушила многие его планы. На дунайских землях живого места не останется, пока с этих минаретов несутся их молитвы…
Когда Манук-бей вернулся в хан, там его ждал хороший друг, Мехмед Галиб, бывший реис-эфенди5. Галиб снова долго объяснял Мануку, почему Селим хотел реформировать армию, сделать её сильнее. Султан Селим лучше всех понимал, что империя без сильной, побеждающей армии будет поглощена более сильными европейскими соседями. Манук-бей внимательно слушал Галиба и думал, что христиане должны жить или вместе, без турок, или на тех же правах, что и османы. Но Галиб тоже не верил, что райя могут уравняться в правах с турками. Уже сколько столетий их, пригнутых саблями к собственной земле, никто не считал за людей…
И с русскими поскорее мир заключать, без мира не будет победы.

Пятая часть: http://www.proza.ru/2014/01/09/1590
Шестая часть: http://www.proza.ru/2014/01/09/1595
Седьмая часть: http://www.proza.ru/2014/01/09/1599
Восьмая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1585
Девятая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1589
Десятая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1594
Одиннадцатая часть: http://www.proza.ru/2015/02/23/1596
Двенадцатая и последняя: http://www.proza.ru/2015/02/23/1605