Ошибка

Выяснилось, со временем, что не всякая ошибка страшна, хотя поначалу  вселяет она в душу одинокого странника эмоции самые противоречивые и томительные,  и тревожит мозг, как звук  пилы "Дружба" на лесоповале.  Однако далее проясняется, что хоть попал ты не туда, куда хотел, жизнь не закончилась, а наоборот, несёт в себе самые необычайные и сладостные сюрпризы.

По девяностому хайвею  гнал я до Миссула, штат Монтана, в серый, влажный и жаркий день. Ехал неторопливо, ибо слева высился горный массив Sapphire mountans, за которым, невидимый, прятался супер-вулкан Yellowstone. Над ним висели, миля за милей, угрожающие чёрные облака. Машин становилось всё больше, и пора было убираться с хайвея. План был прост: доехать до Миссула, и повернув налево, по 12-ой дороге добираться напрямую до Тихого океана.

Однако доехав до нужной развязки дорог, что-то я перепутал, в чём-то запутался, и миль через десять сообразил, что еду я совсем не по той,  ведущей на Запад нужной мне дороге, а по девяносто третьей, коя шла на Юг. Пока я всё это обдумывал, я докатил до городка Гамильтон, и въехав на   заброшенную бензоколонку, вытащил карту. Страшные мои сомнения подтвердились. Я ехал явно не туда, куда хотел. Но возвращаться назад мне тоже не хотелось, ибо устал, да и вечерело уже, а по карте получалось, что если я продолжу ехать на Юг, то  и там, позднее, есть несколько дорог, идущих на Запад. Так что дорогу к океану я всяко мог отыскать позднее.

И рванул я на Юг. И ещё через сорок четыре мили, перекатив через горки, въехал я в городишко Salmon,  то есть Лосось, уже в соседнем штате, Айдахо. Стоит городишко на одноименной реке, быстрой, холодной и горной. Две главные улицы, встречающиеся под прямым углом, и боковые переулки, исчезающие в листве.  Остановился в придорожном отеле, побеседовал о городе Нью  Йорке с милыми барышнями за стойкой, и приведя себя в порядок в номере отеля, отправился  на прогулку в поисках пищи.

Перейдя небольшой мост над рекой, долго смотрел на веселящихся на мелководье детишек, кои с визгом бросались в ледяную воду, и никого не смущало, что с ними браво туда же сигали их преданные псы-дворняги. Недалеко маячил в своём крузере местный шериф,  изредка поглядывающий в сторону купающихся, и вдруг взвыл сиреной, испугав всех, включил разноцветную люстру на крыше крузера, и подняв тучу пыли, на огромной скорости куда-то рванул. Вдалеке завывали пожарные машины.

По Мэйн стрит я прогулялся до западной обочины городка, рассматривая витрины и вывески, но однако ничего ресторанного не обнаружил, кроме пары задрипанных и прокуренных баров, в которых, как  оказалось, и обитало всё население Лосося.  Тихо там никто не разговаривал, орали все. Едой там не пахло. Нужно было идти на разведку  восточной окраины городка. Пройдя мимо отеля, заметил, что перед ним, рядом с Кабаном, припаркованы ещё  четыре байка, все с канадскими кленовыми флажками. Наверное, чтобы их никто не перепутал с простыми американскими байкерами.

Едальню я действительно отыскал на восточной окраине, на берегу шумной реки, в сильно потрёпанном на вид сарае, кой мало чем отличался от  иных сельскохозяйственных строений поблизости, но спасло то, что на нём, для пояснения, висела  облезлая вывеска, " BAR & GRILL". Окон в сарае было ровно два: одно на кухне, второе рядом с входной дверью, но то, что на кухне, было наполовину заполнено агрегатом для  выхлопа кухонного воздуха в атмосферу, а второе было залеплено бумажками с давними объявлениями о продаже тракторов, коров и прошлогоднего сена. В помещении царили полумрак  и тишина, нарушаемые только громким отсчётом секунд на  пластиковых  электрических часах с рекламой пива, висящих над скорбным и нищим баром.

Еда, или её подобие, была настолько неаппетитна, что  всякое желание её есть у меня ичезло, но прекрасно понимая, что ничего лучшего я в городишке не найду, я заставил себя съесть  как и увядший Гамбургер, так и понурившуюся картошку. На улице продолжала висеть серая, мокрая жара. Я поспешил в отель.

Ранним утром выехал из Лосося, и погнал на Юг по 93-й дороге, бежавшей по горам и холмам прижимаясь к Salmon River.  Из-за " тёщиных языков" и неторопливых рыбаков быстро там не поедешь, ибо дорога это  одна линия в одну сторону, и  мест для обгона там практически нет. Красота, однако, такая вокруг, что скорость  меня вполне устраивала.  Рыбаков  было много, и кроме них я никого больше на берегах реки не заметил. Видать, лосось хорошо клевал в тот день. Добравшись до местечка Стэнли, и заправившись там, я повернул на двадцать первую дорогу, которая, протащив меня через красивый горный перевал в горах Boise,  довела меня до одноименного города.

Там я на пол часа выскочил на  84-й хайвей, и свернул с него в местечке  по имени Фруктовая земля, то есть Fruitland. И глянув на карту, пригорюнился. Ибо было ясно, что впереди лежит откровенная высокогорная пустыня, без всяких даже намёток на какие-либо населённые пункты, и на наличие бензоколонок. Но делать нечего, перекрестился, и поехал. И доехал до городишка Vail.
Нет, не того, что в штате Колорадо, лыжно-туристская Мекка, а в штате Oregon, посреди пыльной степи, на двадцатой дороге. Я в нём не остановился, а погнал дальше. Через миль двадцать я вдруг  сообразил, что не мешало бы и  заправить Кабана. Однако никаких видимых признаков бензоколонки   на горизонте заметно не было.

Всерьёз обеспокоившись, я притормозил,и  увидев остановившийся трак,  у людей в нём, деда и внука, спросил, есть ли впереди возможность заправиться. Они долго морщили лбы, чесали затылки, и потом горестно сообщили, что впереди ничего нет, и нужно мне возвращаться в Вэйл, ибо это единственное место заправки вокруг. Пришлось их послушаться, и развернувшись, меж  стенами рослой кукурузы тащиться назад, всё те же 20 миль.

На пересечении 20-й дороги, и Мэйн стрит стояла она, заветная бензоколонка.  Пока я заправлял Кабана,  нашло на меня понимание, что вечереет, я устал, и городишко Вэйл есть не самое плохое место приютиться на ночь. Ибо  диагонально от бензоколонки, через перекрёсток, сияла на здании неоновая вывеска: Saloon & BBQ  SAGEBRUSH. И это  всё решило. Оказалось, что буквально за углом есть дешевый мотель, и к нему-то я и отправился. Когда я отыскал хозяйку мотеля, милую старушку, и заплатил ей какие-то гроши за комнату, вечерняя предгрозовая  жара окончательно убедила меня в правильности моего решения. Разогнав стаю вольяжных ленивых котов перед дверью моего номера, я немедленно полез под душ. Дышущий на ладан телевизор показывал местные новости в невообразимых цветах азотной кислоты, и хрипел.

В салуне, в силу раннего ещё часа, давки не было, а потому я был немало удивлён какой-то на редкой улиточной скоростью сервиса. Тётки  делали что угодно, но только не свою работу. В основном трепались меж собой, не обращая никакого внимания на посетителей.  Припомнив, что я не в Нью Йорке,  я шум поднимать не стал. В Нью  Йорке с таким отношением к работе ни одна бы из этих официанток не задержалась  дольше одного дня в ресторане, и была бы жестко уволена. Но здесь был другой мир, и иные законы правили в нём.

Съев, наконец, надлежащий кусок коровы с жареным картофелем, я с облегчением  выбрался на улицу, и решил по городку прогуляться. Понятно, что на главной улице всё всегда относительно чисто, как в "Потёмкинской деревне". И пошел я по задворкам и мелким боковым улочкам.

Грязь, пустота и заброшенность повсюду, и только на стенах некоторых домов с бюрократической начинкой виднелись немалого размера фрески, наглядно изображающие как счастливую жизнь индейцев, счастливую жизнь ковбоев, там и совместную счастливую жизнь городка с прибытием  в начале двадцатого века железной дороги в это Богом забытое место. По дороге  в мотель я прошел мимо ярко освещённого  спортивного зала, где в полном одиночестве трудилась над своей грузной фигурой  коренастая индейская девица. Совершенно круглое её лицо сверкало потом  под безжалостным светом неона.

Утром, позавтракав в том же Салуне и собравшись, заехал я на всё ту же бензоколонку, что и вчера. На сей раз спросить, что ожидает меня далее на пути на Запад. Девица за стойкой была безнадёжна, и не знала вообще ничего. Углядев грузовик, привёзший кока-колу, я немедленно задал водителю тот же вопрос, ибо он, как развозчик  и местный водила, рассудил я, должен знать хоть что-то. Выяснилось, что и он не знает ничего, кроме ближайших сорока миль в округе. В очередной раз я убедился, что спрашивать местных о чём-то далёком для них просто бесполезно. Они искренне не знают ответа.

Выехал я на дорогу, и отправился в неизвестность.  Дорога была совершенно пуста, светило ещё прохладное солнце, и утро было прекрасно. И миль через шестьдесят вдруг вдали увидел я двух людей и собаку немалого размера, бредущих мне навстречу по обочине. Оба молодых человека были рыжеволосы, одеты в какое-то подобие формы  международных путешественников: в широкополых шляпах, шортах и грубых  высоких ботинках, в руках у них были альпенштоки, и на спинах серьёзного размера рюкзаки. Всё очень правильно и целеустремлённо. Вильнув на встречную полосу, чтобы не  испугать их собаку грохотом Кабана, мне вдруг подумалось, что есть  что-то странное в этой псине. И точно: никакая это была не псина, а сочно-красно-коричневого цвета рогатая коза на поводке.

Через несколько миль шок несколько притупился, и когда я остановился на заправку, то у милой девицы в потрёпанном комбинезоне, поспешившей мне на помощь, я спросил:
-мол, видела ли она  это чудо с рогами ?
 -О, да! -весело оскалившись, сказала она.
-Они тут ночь провели, вот в том мотеле, и шокировали всё местное население, приведя козу в местный бар. Идут через всю страну, и объяснили, что собаку с собой брать неудобно, ибо ей нужна еда, а у козы корм подножный, да ещё и молоко своё!

Выехал я на дорогу, и подумал: а почему бы и нет? Коза, так коза. И не ошибись я  выбором дороги в Миссула, не увидел бы я ни Лосося, ни реку, ни толстую индеанку, ни козу-путешественницу.
 Подходило к концу лето, в первый срок царствия  на троне  Обамы.