Кама с утра. 29 июля

Фото автора летом 2011 года.





Ещё вчера вечером я заметила, что на противоположном берегу началось какое-то шевеление…. На территорию, как мне казалось, - заброшенного лагеря, стали подтягиваться машины, слышались восклицания и смех.

В прошлом году мы плыли рядом с этим местом в знойный июльский день. Нещадно палило солнце, а в воде было настолько хорошо, что и не хотелось выходить. Течение здесь медленное, и детально удалось рассмотреть и побелевшую от дождей веранду, и заколоченные окна дощатых летних корпусов, и даже обрывок какой-то тряпки на покосившемся флагштоке.

Стояла тишина, какая только и может быть в безветренный полдень середины лета. На минуту мне показалось, что на всей планете остались только мы с Василием, и плывём неизвестно куда, и будем плыть так – вечно…. Именно в это мгновение раздался страшный рёв. Словно огромный самолёт прямо над головой внезапно пошёл на посадку, и уши заложило от невыносимого, всё нарастающего гула.

Не помню, когда я испытывала подобный страх. Мне показалось, что сейчас взметнётся вода, нас выбросит на берег…. Я закричала, но даже не слышала собственного голоса. Вася мне отвечал, я не могла разобрать слов, но увидела, что он показывает рукой в сторону склона. Над просекой, помеченной какими-то квадратами, расставленными в определённом порядке, клубился высокий белый столб, именно оттуда и слышался этот клокочущий рёв.

Я зажмурилась и представила, что сейчас возникнет и расползётся по небу ядерный гриб. А пока торчала только его ножка. Вася подгрёб ближе и крикнул мне почти в ухо: «Не бойся! Это на газопроводе порыв!» Под этот неумолкающий гул мы плыли ещё примерно полчаса, потом вышли на песчаную косу. Столб не уменьшился, но звук стал немного тише. По направлению к нему летела сине-чёрная стрекоза вертолёта.

Сейчас наша стоянка находилась почти напротив этого места. И в бывшем пионерском лагере по-прежнему не было никаких признаков жизни. Но ближе к субботней ночи, когда шквальный ветер сменился мелким нудным дождиком, и мы спрятались в палатке, уже стало понятно, что на том берегу намечается нешуточная гулянка.

Удивительно, как река усиливает все звуки. Машины отсюда кажутся разномастными жуками, фигуры людей чуть различимы, а слышимость просто отличная. Я говорю:
- Похоже, они репетируют речёвки.
- Наверное, бывшие вожатые собрались…
- Или бывшие пионеры.

Так и есть: через какое-то время под скандирование: «Раз, два, дружно в ряд, на парад идёт отряд» двинулась одна часть компании, следом за ней вторая: «Мы весёлые ребята, мы ребята-октябрята….». Да, похоже, наши ровесники решили вспомнить детство.

Под монотонный шум слабого дождя мы слышали то «Взвейтесь кострами, синие ночи», то «Белая берёза, я тебя люблю», то «Мы проснулись сегодня рано, мама чао, мама чао, мама чао, чао, чао….». Знакомый репертуар. Я вспомнила, как в пионерлагере «Огонёк», куда родители отправляли меня каждое лето, мы взлетали на качелях-«лодочках» - сердце замирало – и вовсю голосили: «Костёр давно погас…» и весь остальной набор, что сейчас, песня за песней, долетал к нам через широкую Каму.

Под эти «колыбельные» напевы мы и заснули. Ночь выдалась опять холодная, а к утру посвежело ещё больше, поэтому часов в семь мы уже были на ногах и согревались крепким кофе.

А на том берегу наконец-то угомонился народ, и наступила та особая утренняя тишина, которая бывает только на большой реке. И шум волн, и ветер в верхушках сосен, и потрескивание костра ничуть не умаляют этой тишины. Солнца не видно, оно скрыто кучевыми облаками, и воскресенье снова обещает непогоду, и ветер по-прежнему северный и знобкий.

Но горячий напиток, а потом – прыжки на месте, согревают меня и вызывают желание действовать и что-то совершать. Что именно, я ещё не придумала, поэтому задумчиво брожу между сосен и напеваю привязавшееся: « мама чао, мама чао…». Потом смотрю на огромный луг, вдоль которого мы вчера шли по еле заметной колее. Сегодня я зову Васю прогуляться уже в другую сторону. Там виднеется осинник, и может быть попадутся грибы.

По правую руку – трава в пояс, а раньше, наверное, было поле гречихи или колосился ячмень. Два года назад я работала собкором краевой газеты, много ездила, писала с горечью и об упадке села, и заброшенных пашнях…. А сейчас думаю о том, что столько лет над землёй издевались, распахивая и уничтожая её истинную плодородность. О вреде вспашки начал говорить ещё русский учёный Иван Овсинский в конце 19 века. Но его не услышали. А потом годами землю «удобряли» тоннами химии. Так что, пусть она лучше отдыхает, пока не дойдёт до людей мысль об использовании органического земледелия – без насилия над природой.

Об этом мы с Василием и говорим, пока идём луговой дорогой. Осинник весь облазили – вдоль и поперёк: ни одного грибочка. Хотя и погода вроде бы вполне подходящая для грибов. Зато я нашла огромный куст калины с гроздьями крупных ягод. Они, конечно, не вызрели, и есть их невозможно. Но очень хорошо добавлять в травяной чай вместе с шиповником.

Возвращаемся, готовим простенький обед, а потом устраиваемся на берегу загорать. Если лежать, то свежий ветер – вовсе не помеха, солнце пригревает хорошо. Что бы мы ни обсуждали, чаще всего, незаметно для себя, переходим к литературе. Василий говорит, что определил главную нить «Политсана»: герой от идеи самоотречения во имя людей приходит постепенно и мучительно к обретению самого себя и понимает, что незачем строить всеобщее счастье. Нужно сделать счастливым лишь одного-единственного человека, который – рядом. Но этого человека у него – нет.

Ближе к вечеру Вася поймал двух ельцов: ровно столько нам и надо на уху. Василий занялся ужином, а я сшила две стороны нашего «наноодеяла» и получился «полуспальник». Надеюсь, что сегодня ночью будет спать немного комфортнее и не придётся подтыкать всё время это сползающее одеяло. И, может быть, в понедельник Кама сменит гнев на милость и позволит нам продолжить плавание. Пока мы ещё не решили: закончить путешествие в Сарапуле и отправиться домой, или проплыть мимо города, а это значит – ещё на две недели продлить наш маршрут по реке.

Продолжение http://www.proza.ru/2013/02/04/967