Плут

Опять заблудил гадкий пёс! Сорванной цепи не нашлась нигде поблизости. Значит, утащил с собой. Вывернутая наизнанку скоба свидетельствовала об огромном желании пса обрести свободу. Отсутствие животного говорило об успехе предприятия. Матвей постоял в задумчивости, потёр шершавые ладони и двинулся к дому.


Он был уже немолодой человек, были у него и дочь, и сын – всё как положено. Недавно появилась на свет маленькая девочка Таисия, внучка Матвея. Влажный после дождя щебень скрипел под ногами, и старик останавливался, прислушиваясь. « Плут!»- несколько раз позвал он хрипло и громко. Плут - так звал он пса. В дальнем углу сада послышался шум, и Матвей заспешил в ту сторону. За кустами смородины сразу же начинался рад частого забора, сквозь который невозможно было бы хоть что- то разглядеть, даже приблизившись к нему вплотную. Старик подошёл, осторожно ухватился руками за край забора и с усилием подтянулся, опираясь ногами, обутыми в шлёпанцы, в нижнюю поперечную перекладину.


Дважды он на минуту выглядывал из- за забора, и дважды он видел лишь движения травы. Словно кто- то носился в ней, рассекая её густой высокий покров на полосы. На третий раз ему удалось обнаружить, что за забором действительно Плут, да не один: кто- то был ему спутником. Кто- то носился и играл в траве вместе с ним.

«Заблудил, сучёнок!»- с той долей зависти, которая понятна лишь старикам, проворчал Матвей.

Понять, что за сука обморочила его пса, было невозможно: выяснилось только то, что обладала она рыжим цветом шерсти.

Гонки в траве сопровождали рычание, шорох травы и визг. Внезапно собаки вывалились кубарем на дорогу и исчезли за углом забора.


Старик отпустил забор, потёр онемевшие пальцы и направился к дому. Близился вечер. Солнце клонилось к закату, не пекло уже нестерпимым жаром дня. Комары, ошалев от прохлады вечернего дождя, роились тучами и использовали любую возможность для того, что бы испить человечьей крови.

Каких- то шагов двадцать до дома дались Матвею тридцати их неприятных укусов и примерно десятерым из них стоили жизни. В дом они тоже проникали, но там старик приготовил для них смрадную ловушку из таблетки какой- то антикомаринной гадости. Она здорово помогала: едва влетев в помещение, насекомые начинали вдруг отчаянно кружить, словно пьяные. Иные из них, будто в припадке безумия, корчились на полу. Те же что по - выносливее кружили бесцельно, натыкаясь на стены, словно слепые. Своей маленькой внучке дед Матвей именно на примере отравленных гадким запахом комаров будет после объяснять весь позор и ужас, который несёт с собой пьянство.


Но возвращать Плута всё-таки было надо. Матвей поднялся на второй этаж, на балкончик, с которого открывался замечательный вид на дорогу. Именно там он и увидел своего пса. И её, эту рыжую сучку. Она была крупнее его. Какая- то бродячая собака, но впрочем, вполне чистая для бездомной. Собаки не предпринимали пока ничего такого, от чего благопристойному Матвею пришлось бы отвести взгляд. Животным, как известно, стыд неведом.

Плут, кстати говоря, в первый раз за свою собачью жизнь обрёл такую свободу. Для него это - верх мечтаний. Всё, чего можно желать. И ещё с такой сукой. Матвей не окликал, боясь спугнуть их. Животные безумствовали. Кусали друг друга за морду - жадно, ласково, не больно.


Цепь между тем не мешала псу совершенно, была напротив, как бы украшением его как мужчины. Словно в эпоху 90-х: толстая цепь на шее и всем понятно - мужик! Сия традиция самоутверждаться до сих пор жива в народе, и в определённых кругах с вами никто не будет иметь дела, если вы не имеете толстой цепи на своей шее. Впрочем, для пса этот предмет нёс в себе только один смысл: рабство.


Собаки ликовали, не замечая ничего вокруг. Разбегались в разные стороны, бросались друг на друга, лапали и грызли друг друга. Из соседних дворов раздавался завистливый лай псов, обречённых сидеть на цепи. Они хоть и не видели и не слышали ничего, но запах чужой радости раздражал их, мешая спокойно переносить тяготы плена.


Тем временем наступило время сумерек. Пора было что- то предпринимать, иначе пёс рисковал остаться за бортом, а старик - без охраны. Матвей спустился во двор и отпер калитку. Собаки по-прежнему были здесь, всего в нескольких шагах. «Плут!» - властно крикнул хозяин. Пёс повернул морду, отвлекаясь от борьбы. Он совсем не спешил обратно в клетку. Он никогда не был дураком, этот пёс. Старик заметил висящий на воротах пакет под мусор, который был ещё пуст. Он взял его в руку и зашуршал им, делая вид, что пытается что- то достать из пакета. Он вновь позвал собаку: «Плут!»


На этот раз пёс отвлёкся надолго, замерла и уставилась на Матвея и его подруга. Пакет явно зашуршал вовремя. Пёс, разинув пасть и высунув язык, осторожно двинулся к калитке. Матвей стал мять пакет ещё активнее, постепенно отходя к конуре. Животное немного постояло и рвануло к старику. Рыжая сука осторожно приблизилась к калитке, но войти не решилась.


Когда Плут оказался возле конуры, деваться ему было уже некуда - старик перешел справа и тем отрезал ему путь к отступлению. Матвей наступил на цепь ногой, пёс рванулся, но было уже поздно. Несколько минут возни со скобой - и он опять на этой проклятой цепи.


Рыжая собака опасливо выглядывала из- за калитки. Жалко было её. Жалко было их обоих. Кобель метался туда- сюда, насколько позволяла цепь, потом жалобно заскулил. Матвей забрал обманный пакет, повесил его обратно на забор и закрыл калитку перед носом испуганно попятившейся рыжей сучки.

Из дома ему ещё долго был слышен жалостливый визг пса. Потом Плут стал выть - протяжно, по- настоящему. Матвею было жалко старого друга, но отпустить он его не мог. По закону не мог. Он был суровый старик, он редко поступался своими принципами, точнее, не делал этого никогда – исключая какие- то действительно крайние ситуации. Сейчас же он с удивлением обнаруживал у себя желание снять с Плута цепь и дать ему свободу хотя бы на одну ночь.

Матвей лежал на кровати в одежде поверх одеяла, тишину нарушало только взволнованное жужжание комаров, вконец ошалевших от запаха таблетки. Мысли цеплялись одна за другую, как обычно, без особой связи увлекая куда - то уставшего человека. Периодически раздававшийся за окном протяжный вой вырывал старика из мира грёз. Вой был такой жалобный, словно пёс плакал.


За окном темнело, была одна из самых таинственных минут вечера - солнце уже совсем зашло, на землю опустилась тьма, но небо было ещё светлым. Захотелось выйти и полюбоваться на красоту.


С крыльца старику было немного видно дорогу, и там он заметил ту самую рыжую суку. Она стояла напротив калитки, вертела мордой из стороны в сторону, переминаясь с лапы на лапу. Матвею стало жалко её. Плут залез на крышу своей конуры нервно вертелся из стороны в сторону, разинув пасть и свесив язык. И эту сволочь тоже жаль. Матвей взглянул на сияющее последним светом дня небо, испещрённое белыми дорогами перистых облаков. Крылья ангела. Или руки принцессы, как сказала однажды его дочь, когда была ещё маленькой. Кто что видит.


Через минуту две собаки неслись по дороге к темной стене леса, радостно, толкая друг друга, прихватывая зубами на ходу незащищённый загривок, играя. Матвей оставил калитку незапертой, чуть приоткрыл её. Вернётся псина, когда есть захочет.