Феноменология чуда

Андрей Коровин

 БУДДА НА “БЕЛОРУССКОЙ”

 сегодня утром на “Белорусской”
 увидел Будду

 он сидел на скамейке
 в позе лотоса
 похожий на свои бронзовые изваяния
 сливаясь с мутным светом метро

 я заметил его краем глаза
 по инерции пробежал дальше
 потом от неожиданности остановился
 оглянулся

 спеша на работу
 я ничего не вижу

 я обернулся
 и встретил его спокойный взгляд
 говоривший
 да это я
 а что тут такого
 Будда — подумал я — в метро
 это надо запомнить
 и поспешил дальше

 раньше боги являлись людям чаще

 http://magazines.russ.ru/arion/2010/2/li16.html

 ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ЧУДА

 Даже если поэт не задумывается о том, современны ли его стихи, актуальны ли они, собратья по перу вряд ли дадут ему об этом забыть. В последние годы очень ощутим прессинг такого мнения: будущее русской поэзии - в максимальном насыщении контекста всевозможными смыслами, аллюзиями и ассоциациями. Но постмодернистский народ почему-то недооценивает очевидную истину: плотность - не панацея; может быть, иногда лучше выделить ОДИН смысл из множества, нежели издеваться над читателями своей учёностью и эрудированностью. Плотность просто убивает в произведении задушевную интонационность. И вообще, нельзя безнаказанно загромождать произведение метафорами, это неизбежно аукнется незаметными на первый взгляд недостатками. Например, такое стихотворение будет трудно не только спеть, но даже адекватно воспринять на слух.

 И в этом смысле, на мой взгляд, достоин уважения Андрей Коровин, который свернул с торной дороги современной русской поэзии, наплевал на то, что верлибры сейчас мало кому интересны, и спокойно идёт опасной дорогой одиночек. Одиноческий путь в искусстве требует изрядного мужества: чем "навороченнее" стихи, тем выше их оценка в поэтической диаспоре. Не раз испытывал превратности такого отношения на себе: если пишу лёгким слогом, в котором много воздуха, то, по мнению критиков, "уступаю другим поэтам в масштабе таланта". Как только начинаю писать более плотные и игровые стихотворения, то, по мнению тех же критиков, "стремительно прогрессирую". Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно.

"Надо будет это запомнить". Ахиллес настолько увлечён своим состязанием с черепахой в скорости бега, что попросту не может остановиться. Он ещё не знает, что черепаха всё равно быстрее. Герой Коровина мечтает хотя бы запомнить то, что увидел в пути - авось представится возможность вернуться. Но дважды войти в одну реку - такой возможности чудо нам не предоставляет. Скоростная жизнь в мегаполисе приводит к "дефрагментации" чуда: есть условия, в которых оно невидимо и неосязаемо, как третья сторона медали. Чудо "взрывает" реальную действительность своей незаангажированностью и ирреальностью. Оно явно не тяготеет к суициду и потому любит скрываться. Но человек уже заведён, как пружина; он настолько бурно вовлечён в текущую действительность, что не способен из неё вынырнуть. Ему даже, наверное, кажется, что его текущие дела будут поважнее, в этой мысленной иерархии, нежели созерцание случайно забредшего в метро невесть зачем чуда. И, с человеческой точки зрения, это должно быть для чуда крайне обидно.

 Так старит проклятая гонка,
 Тщеславия суетный пыл,
 И каждый - могила ребёнка,
 Которым когда-то он был,-

 писал об этом Евгений Евтушенко.

 Вот так и мечется человек между жизнью и Богом; в жизни ему не хватает Бога, в Боге ему не хватает жизни. Впрочем, дело даже не в божествах... Удивление здесь, в стихотворении Андрея Коровина, происходит от странного соседства статики и динамики, от чужеродности Будды миру, где "все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут - а он им светит". Оказывается, в динамичном мире статика - страшно заразительная вещь, вот и герой на какое-то мгновение взял - и остановился, хотя так и не понял, почему. Наверное, в мире бегущих (по волнам своей памяти, et cetera) пребывающий в состоянии олимпийского спокойствия человек тождествен чуду.

 (из моего авторского цикла "Эссе одного стихотворения")