С верой в бой

Рассказы Савина Виктора               
Ивановича об отце.

      21/06 – 1941 года. Сегодня в семье Савиных несчастье – умер от менингита старший сын Юра с 1930 года рождения.

      На другой день, то есть, 22 началась война…

      В военном билете Савина И. В. значилось: … в случае войны, без повестки, явиться в райвоенкомат. Иметь при себе: (Перечень вещей и еды). Дома оставались: родители и жена с сыном Витей 1932 года рождения. Сын, это я – Савин Виктор Иванович. В ту пору мне было девять лет. Ныне мне семьдесят третий, но цепкая детская память сохранила день начала Великой Отечественной войны.

      Когда проснулся – дома никого не было, день был пасмурным. Взглянул в окно, что открывало вид на часть поселка Кокшан, Бондюжского района, ТаАССР. Видна была почти вся площадь с рядом домов в северной ее части, в удалении виднелся сельский совет, дальше – лавка (так называли магазин). В глаза бросилось скопление народа  около сельсовета, толпа примерно в 50 человек, там же стояла полуторка (автомашина), у борта, рядом с кабиной был красный флаг.

      (На фото: Кокшан. Здание пожарной части - участницы тех событий.)

      У нас радио не было, только состоятельные люди имели детекторные приемники с наушниками, где сквозь грозовые разряды, трески  и шорохи можно было услышать Москву. Для таких приемников во дворах строили на жердях высокие антенны. Такая антенна была у соседей Бривенниковых.

      Когда я высунулся на улицу – меня увидел Стасик – ровесник Юрика и крикнул через двор:

      - Витя, война началась!!!

      Тогда мне было непонятно: какая война, зачем война? Необъяснимая тревога и любопытство охватили мою душу. Помню, как попали под дождь, подъезжая  на той полуторке к кармановскому лесу, в кузове, без всяких сидений, было битком людей, как отъезжающих, так и провожающих.

         Дорога  из Кокшан, окруженного смешанным лесом,была разбита колеями, так как по ней вывозили дрова для Бондюжского химзавода им Карпова.

        Мама, отец и я - были рядом.

        Мужики что-то распивали, когда я услышал голос одного из них. Это был маленького роста, широкоплечий крепыш – «коротышка» по фамилии Воробьев. Он обратился к моему папе, громко, почти крича: Иван Владимирович! Я пулеметчик, близко врага не подпущу! – Эти слова я запомнил на всю свою жизнь. В патриотическом плане оказали на меня большое влияние. В том же году Воробьевым пришла похоронка…

         Машина с народом остановилась у райвоенкомата города Менделеевска, а потом нас всех повезли на пристань реки Камы – «Тихие Горы». Там уже стоял пароход со спущенным подвесным трапом. Провожающих не пускали, и все устраивались на берегу. Народу было очень много.

       Когда приняли на пароход мужчин и остались на берегу только провожающие – поднялся рев… В одном из нижних окон первого этажа махал платочком отец.

      Рев усилился причитаниями, когда пароход дал гудки и начал отходить от причала, словно, плакал не только народ, а весь берег, сама Кама и вся страна. Вой напоминал потревоженный улей усиленный многократно.

      Я пристроился на камне, что торчал из воды и смотрел на отходящий пароход, прощающихся мужчин, но видел только папин платок… Я не плакал. Мать спросила меня:

      - Разве тебе папу не жалко? – и ткнула мне куда-то в спину. Тут завыл и я.
 
      Многие провожающие лезли прямо в воду …

      Теперь я склонен думать, что у людей есть шестое чувство – интуиция… Кто-то чувствовал, что прощается навсегда, а кто-то знал, что родной человек вернется. Мое сердце видимо тоже чувствовало – я не плакал и равнодушно смотрел на все происходящее, пока…

      Да, отец мой вернулся живым и прожил еще два года!

Как он выжил – знает теперь один Бог, поскольку, из его рассказов, он всю войну в кармане у сердца носил молитву своей мамы, (моей бабушки – Христиньи Петровны) и много раз обращался к Всевышнему в тяжелые минуты жизни на грешной Земле.

      Его определили в лагере «Суслонгер», станция Марий Эл, в ста километрах от Казани под Иошкар – Ола. Там, как утверждали многие воины, «было сплошное предательство и вредительство». Специально удерживали солдат имеющих боевой опыт.

      Морили голодом, стремились всеми средствами вывести из строя. Были здесь участники «финской компании», герои Халкин-Гола…

      Отец имел семилетний стаж кадровой службы в рядах Красной армии (служил в Киеве). Участвовал в боях с Финляндией. Он видел, как умирали люди в Суслонгере от голода и холода. Папа смог вырваться на фронт только в начале сорок второго года.

      Приведу несколько рассказов о его фронтовых буднях, о том, как он выполнял свой долг военного связиста на передовой. Третий Прибалтийский фронт… Направление: Гомель, Витебск, Великие Луки…

      Хочется рассказать о многом, в том числе о письмах домой, о посылках на фронт что собирали всем селом, как мы выживали в тылу без хлеба и соли… О мигушке – нашей лампадке. О детском доме, куда привезли детей из временно  оккупированных  территорий. О нашей кормилице – козе с бельмом на глазах. О побегах на фронт. Была и мечта о счастье, которое заключалось в том, чтоб «…досыта хлеба, картошки…».

      О возвращении отца и продолжающемся голоде.


      Расскажу о том, как молитва матери хранила солдата.

          
      Сегодня 23 сентября 1943 года. Погиб мой земляк из Татарстана – Илья.

      В траншее мы были рядом. Взрывной волной сорвало бревенчатый бруствер траншеи, и он срезал ему череп.

      Отец при взрыве близкого снаряда произвольно закрыл
глаза и обратился с молитвой к Всевышнему. Когда он взглянул на Илью – увидел еще пульсирующий мозг и на спине волосы.

      В этом бою погибло все подразделение. Оставшихся в живых собирали в лесу, туда же поступило пополнение, в основном из молодых. Заметив скопление живой силы в лесном массиве, немцы начали его обработку из артиллерийских орудий.                Поступила команда: Строиться!

      Послышался звук приближающегося снаряда, отец понял это по звуку и крикнул: Ложись!!

      Солдаты поняли, в чем дело и упали на землю. Один командир не выполнил команды и матом начал выражать свое возмущение, но закончить не успел, так как осколок разорвавшегося снаряда влетел ему в рот и вышел через затылок.


                ***

      Нужен был связист, чтоб подобраться ночью как можно ближе к немецким позициям и корректировать огонь наших батарей. Эту работу приказали выполнить «старику» - связисту, то есть моему отцу.

      По карте определили место, где должен был замаскироваться и наблюдать. Он рассказывал, с каким трудом добрался до намеченной точки. Фронтовой опыт и охотничья сноровка пригодились, и к рассвету добрался до небольшого болотца заросшего камышом, замаскировался и начал наблюдать за местностью. Доложил о прибытии на точку и начал ждать.

      Местность на противоположном берегу болота была немного приподнятой.

      С рассветом он услышал немецкую речь, а затем немцы начали колоть дрова. Вскоре появился дымок идущий из под земли. Доложил на КП, сообщил координаты. Через несколько минут наши снаряды начали свое дело… Вот уже шестнадцатый, снова перелет. Дал поправку и снаряд падает рядом, обдав водой и грязью. Поправка. Двадцать восьмой снаряд свистит над головой. Не верится своим глазам – там, откуда вился дымок, взлетели на воздух бревна и комья земли. Доложил о точном попадании.

      Артиллерия продолжала обрабатывать передний край противника и постепенно перенесла его в глубь обороны, но почему-то обострилось чувство тревоги и сильно забилось сердце… Поступила команда: Спасайся, мы отходим!

      Голодный, утративший способность к передвижению он пробыл в болоте трое суток. Все же ночью по проводу его обнаружили свои и волоком на шинели утащили в расположение наших войск. Несколько дней его натирали спиртом, возвращая к жизни, не отправили даже с передовой. На четвертый или пятый день он вновь приступил к выполнению своих обязанностей связиста.

      - Вот уже несколько дней, - рассказывал отец – из связистов остался снова один. Обессиленный от круглосуточной работы, обросший он ждал пополнение. Все это время, когда прерывалась связь, он сам искал  и восстанавливал повреждения проводов на линии, пробираясь ползком по простреливаемой местности.

      Ночью поступило пополнение связистов. По виду – южане, не русской национальности.

      Немцы снова начали обстрел наших позиций из артиллерийских орудий. В землянке, то тут, то там из-под бревен перекрытий и со стен сыплется земля. Внутри - напряженная тишина. Изредка монотонный живой голос дежурного связиста повторяет и повторяет вызов, как бы наводя порядок в хаосе громовых раскатов войны. Время как будто остановилось. Все понимают, что связь на фронте, в бою – это мостик, мостик к жизни… и наоборот…

      Кому-то из вновь прибывших придется идти искать обрыв проводов.

      Дежурный вызывает и вызывает, но ответа нет…

      Старший, из прибывшего пополнения обращается к отцу:

      - Дед, иди!

      - Теперь не моя очередь.

      - Я приказываю! Иди!!

      Отец обратился про себя к богу, к молитве матери, которую она зашила в карман гимнастерки, провожая его на фронт. Выбрался из землянки, перекрестился и пополз искать обрыв провода. Повезло найти оба конца проводной связи, соединил и в обратный путь, снова закрывая глаза при близких разрывах. Забирался в воронки, прижимался к земле и благополучно вернулся в землянку. Только здесь обнаружил, что на ботинке каблук сорван осколком, а вторым порвало обмотку.

      Связь работала. Но не прошло и двадцати минут – вновь прекратилась. Снова и снова вызывает дежурный паролем КП. Тишина в наушниках. Снова обрыв. Кто пойдет следующим?
Старший вновь обращается:

      - Дед, иди!

      - Я и так ходил не в свою очередь, не пойду!

      Старший начал кричать:

      - Ты уже пожил. У тебя есть жена, дети. Нам до твоих лет еще дожить надо. Ты знаешь местность. Иди!

      Отец снова начал возражать. Тогда старший расстегивает кобуру пистолета, достает его и кричит:

      - Приказываю! Иди! Или не пойдешь?!

      Отец выбрался из землянки. Какое-то тяжелое предчувствие сковало его. Что это?   
Возможная близость смерти или гнев на несправедливость, или безвыходность и усталость лишили его сил. Чтоб разобраться в себе, он, молясь Богу, заполз в воронку, где было несколько безопаснее. Вой летящих снарядов и мин, тряска земли от их разрывов, дым и запах гари окружали его. Земля, поднятая взрывами, разлеталась в разные стороны и сыпалась в его воронку. Вдруг он услышал сквозь грохот разрывов крик:

      - Мама!! – И донесся стон раненого.

      Отупевший от всего, когда жизнь и смерть для него потеряла грани, он мысленно вернулся к своей маме…, жене, сыну. Затем мысленно в землянку, где осталось пополнение с новым командиром. Что делать? Ползти обратно в землянку и
потребовать справедливости, но и там ждет пуля….

      Связи нет. Все кто там – надеются только на него.
Судьба всех зависит от связи с КП.

      Обращаясь с молитвой к Богу, перекрестившись, пополз искать обрыв. Нашел. Начал связывать концы и торопить себя… быстрее, быстрее…. Есть контакт, значит, идет связь! Тело взлетело вместе с землей, В голове мелькнула мысль: вот она, пришла! Стиснув зубы, зажмурившись, припал лицом к земле и ждал ЕЕ!

      Опомнившись от ожидания, понял, что происходит что-то невероятное. Тут он дал обет Всевышнему: если, останусь, жив – окрещу сына.

      Не помня себя, пополз в воронку, что оказалась поблизости. Передохнул некоторое время и, набравшись сил, пополз к землянке связистов. Землянки этой уже не было. Вокруг ямы - разбросанные по сторонам бревна, фрагменты человеческих тел и тлеющие кусты с кусками окровавленного обмундирования.

      Уже в который раз молитва матери хранила бойца, в чем он не сомневался.

      Впереди были еще два года войны, и он не знал, как не знали и другие: сколько жизни будет отпущено судьбой каждому. Шла борьба за выживание в минутах, часах и днях длинных как вечность….

      О своих фронтовых днях мне рассказал папа, когда вернулся с той проклятой войны. Молитву  в потертом желтом конверте я видел сам. Была она написана на простом листке клетчатой бумаги, старославянским языком и называлась: «Живые помощи». В 1945 году ее еще можно было прочитать.

      Обет, данный Господу - он выполнил, несмотря на мой яростный протест как комсомольца. Прямо из клуба увел меня в храм, крепко держа за руку. Ныне я ему благодарен, так как оказались и в моей жизни трудные минуты.


                * * *    
               
    Дополнение к рассказу об Иване Савине я получил от его внучки Елены Викторовны.

    - Ты упустил самое главное, не рассказал, как встречали его с фронта и еще кое о чем.
    Кратко изложим новую информацию, с которой был незнаком.

    Иван Савин в период коллективизации был начальником милиции в Бондюге, ныне Менделеевск.

    В один прекрасный день выехали они с заместителем в село
Тойма, где организация колхоза задерживалась.

    На сходе разгорелись жаркие споры. Глава многодетной семьи
(фамилию уточняем) в пылу спора схватил вилы и нанес удар лошади, что была под заместителем начальника. Лошадь упала.

Зам. прыгнул за спину своего начальника, и они уехали из села
верхом на одной лошади.

    При разборе данного дела Савина спросили:

    - Почему не стрелял, тебе для чего выдали пистолет?

    - Не для того чтоб стрелять в отца восьмерых детей. Кто их будет кормить и воспитывать?

    - За несоответствие с занимаемой должностью вы уволены!

    - Уволен, так уволен.

    Но в военном билете    оставили  мобпредписание: В  случае войны, немедленно явиться в военкомат.

    Так и случилось, что Иван  провоевал с первого дня  войны и до  последнего, все время  на передовой в качестве телефониста, не получив при том ни одной царапины. Спасло его уважение и любовь к людям, это все видит Бог.

    Возвратился домой в августе 1945.

    Сын Виктор с детдомовскими ребятами собирали в лесу малину.

    - Витька! Твой  отец  вернулся! – Ребята, не  сговариваясь, ссыпали в Витькин котелок набранные ягоды и, окружив его, побежали встречать солдата.

    Что могло быть выше этой сиротской награды для бойца прошедшего всю войну от начала и до конца?

      Напечатав рассказ об Иване Савине из Кокшан со слов его сына Виктора, о том, как сохранила бойца на войне молитва матери, я побывал в Кокшане, на родине этого замечательного человека, посетил погост, расположенный под сенью могучих елей, прах его покоится рядом с прахом родных и близких ему людей.

    Виктор Иванович показал место, где они жили, побывали на площади, с которой уходили на фронт сельчане.

    Для нашего поколения отсчет времени до сих пор идет «ДО» и «ПОСЛЕ», до войны и после нее.

    Здесь Виктор рассказал:

    -Так вот, как-то до нее, отец взял удочки и пошел на пруд поймать рыбешки, но через несколько минут вернулся задумчивым.

    -Что с тобой, Ваня, почему вернулся? – Спросила мать.

    -Война будет, какая рыбалка. – Взмахнул рукой отец.

    - С чего ты взял?

    Иван не ответил, лишь несколько дней спустя, рассказал о том, что увидел необычное явление.

    Вблизи их барака, с южной стороны, росло огромное дерево. В то утро, проходив мимо, он услышал легкий треск, а, повернув голову – увидел, словно куклу, маленькую огненную девочку. Она пустилась в пляс вокруг дерева. Прыгая не только по земле, но и по стволу и веткам дерева.

    Иван остолбенел, наблюдая за происходящим.

    Огневушка-поскакушка. напрыгавшись и навеселившись вдоволь, ушла под землю, а Иван, постояв еще несколько минут, вернулся домой. О чем думал в это время наш наблюдатель, этого мы знать не можем.