О феномене Прохорова и прочем

I

Феномен Михаила Прохорова состоялся изначально, как только он заявил о себе на политической арене. Он явился прекрасно скандально – в Америке этому соответствовало бы  немыслимое появление какого-нибудь наглого лениниста-троцкиста с обоснованными претензиями на Белый дом. Даже если ему не удастся стать большим политиком и осуществить свои планы, он все равно уже состоялся, ибо представляет собой уникальнейшее на нашей почве дерзкое соединение миллиардера и претендента на первую роль в стране,  где до сих пор многие в гадливом ужасе и религиозном отвращении отшатываются от самого слова «миллиардер».
Хотя не шибко верится такой брезгливости соотечественников, которая представляется, скорее, чем-то вроде американской толерантности, то есть лицемерной позы, политически заказанной и организованной. Ведь после невольно развалившего империю Николая II, который в то время, возможно, был единственным миллиардером, больше у нас таковых не было до самых олигархов, так что и советскую империю развалили не мифические миллиардеры, а  конкретные народные мандарины, вроде милашки губошлепа Брежнева и компании. С другой стороны, до революции на Руси хватало купцов, дельцов и толстосумов всякого рода, которые сначала грабили, а потом благополучно завещали награбленное церкви и упокаивались, никак не порицаемые, а, напротив, народом уважаемые как «сильные люди». Так что не стоит думать, что хваленое отвращение к Мамону есть наша прирожденная национальная черта или добродетель, воспитанная попами; увы, это все тот же агитпроповский штамп на мозгах, поставленный другими,  сильнейшими чем попы, «воспитателями», теми, главарь которых молча все еще царит над Красной площадью. То есть мы, россияне, в массе, при всей своей социальной инертности, люди, однако, очень политизированные, но, увы, политизированные не современно, а на сто лет отстало. Наша политизированность – с душком. 
Поэтому когда читаешь недоброжелателей Михаила Прохорова, то с грустью думается о психологической инерции, которая держит их в тисках и не дает им жить, заставляя их противодействовать и жизни вокруг. Потомки крепостных рабов и советских чиновников причудливо соединяют в своей психике большевицкие политштампы с монархическими ожиданиями. Им все еще хочется освободиться от мифического «буржуя» и одновременно отдаться какому-нибудь отцу-батюшке-кормильцу-надеже, сильной руке, раздающей корм. Вчерашний раб, идя на избирательный участок, в глубине души надеется выбрать не чиновника-специалиста, который будет совершенствовать общественно-государственный механизм жизни, а некоего Заведующего казенными закромами, Верховного Лабазника, непосредственно сразу отсыпающего хлеб в мешок и подол избирателя. Поэтому, когда он видит, что претендент на вожделенного Завбазой не похож, что общение с ним требует не протянутого котелка с ложкой в руках, а напряжения извилин и усилия воли, то он отворачивается, прислушиваясь к тому углу, где какой-нибудь лжирик разливается о земле, воле и победе над врагами.
Протухшая красная идеология пытается узреть здесь классовый выбор, но его нет и быть не может, ибо наша тоталитарная система ХХ века, равномерно утрамбовав население, давно лишила его любого значимого имущественного неравенства. А новое, возникшее  в последние двадцать лет, имущественное расслоение, серьезного значения в современных выборах и вообще в политике уже не имеет. Полюса этого расслоения, содержащие в себе зародыш возможного противостояния, соединяются и сглаживаются растущим «средним классом», в перспективе вбирающем и всасывающем в себя оба полюса. Я взял эти слова в кавычки, потому что «средний класс» это уже не класс, это, по сути, и есть новое современное городское гражданское общество, складывающееся на наших глазах. Оно поглощает классоидные конфликты, заставляя олигарха, летающего на личном лайнере, крутить колесо социальной машины, а люмпена, перебивающегося временными мелкими подработками, повышать образование и получать новую специальность. В наши дни образование, миновав исторические стадии привилегии элиты и социального всеобуча, превращается в главный двигатель формирования общества. Оно и неотъемлемое от него просвещение становятся важнейшей и первостепенной политической в хорошем смысле задачей страны, относительная решенность или нерешенность которой наблюдается на любых выборах. Так из двух потомков совка голосующий за Прохорова отличается от неголосующего за него не имущественно, а умственно, то есть образованностью, просвещенностью, развитием. Не случайно антиподом Михаила Дмитриевича как выразителя интеллектуального тренда в современной политике, является клоун Вольфович, про которого он в интервью «Известиям» от 21 декабря минувшего года справедливо сказал, что тот «выбрал себе роль символа национального невежества». Кстати сказать, приемы этого клоуна клоачны изначально, ибо и заимствованы были из зловонного хамского арсенала сакральной мавзолейной мумии.   

II

О некоторых подробностях упомянутого интервью, которые хотелось бы попытаться раскрыть и прояснить, ибо они могут быть недопоняты.
Михаил Прохоров говорит: «Мы строим партию, основанную на человеческих ценностях. Человек в центре всего. Идеология уходит на второй план.»
Я понимаю, почему он так говорит: там, где множество идеологий по определению разобщают, мысль о человеке может и должна соединить. Однако я слышу пожимания плечами: «Кто не говорил о человеке? И о его ценностях? Все наполеоны и гитлеры говорили. Не банально ли?»
Да, по форме банально. Что делать? Язык человеческий беден. Но по содержательной сути Прохоров говорит о новом. Новое – это мысль о человеке, противопоставленная идеологиям. Это ново потому, что сейчас само время, Время Духовного Кризиса, освобождает человека от простодушного доверия идеологиям, которые возникают вроде бы тоже во имя человека и ради его блага, но, являясь по определению средствами социального господства, как правило превращаются в ловушки для человека, в сети его обновленного рабства. На эту тему, кстати, много и хорошо писал еще Герцен, наблюдая французскую общественную жизнь в середине XIX века и обращая наше внимание на то, как провозглашенное лидерами «bien public» (общественное благо) быстро  превращается в новый вариант «общественно полезной» гильотины. Можно и не ссылаться на французские дела, ибо нет лучшей иллюстрации к Герцену, чем русские революции и наш тота-социализм века ХХ.
Все это подводит к последнему возражению, что и именем человека и его ценностей можно продолжать человека топтать и убивать. Тем более, что по законам политической кармы как бы ни был лидер в своих замыслах благороден, его последователи и окружение наверняка соорудят очередную мышеловку. Но тут уж ничего не поделаешь. В наш психически разрушенный век, когда улица снова склонна ухватиться за нож или икону, разуму остается уповать лишь на презумпцию невиновности да на интуицию. Я даю такую презумпцию Прохорову и, исходя из своей интуиции, верю, что и его интуиция о том, что  ныне «человек в центре всего», близка к истине.
А истина, кроме прочего, говорит еще и то, что в наше время все этнические, национальные, религиозные, культурные и государственные оболочки жизни человека окончательно лишаются своего сакрального авторитета и, соответственно, духовного смысла. Человечество приходит к сознанию, что все это лишь следы генезиса, биологические и социальные пеленки на теле духа. Если уподобить исторически развивающийся человеческий дух строящемуся зданию, то эти оболочки суть леса, которые издали и мимоходом, при невнимательном взгляде, принимались за само здание. «Бога нет! Бог умер!» в отчаянии или злорадстве кричали философы и писатели последние сотни лет. По-своему они были правы, эти несчастные мыслители: начав приглядываться к зданию, они увидели прежде всего леса, и Строителя в них действительно нет. Но еще верней было бы сравнить возведение человеческого духа с созданием скульптуры из металла, ибо, строго говоря, строитель обязан на лесах показываться, скульптор же, заливающий бронзу в глиняную форму, сам с глиной никак не смешивается, и потому физически обнаружить его в форме совсем невозможно. Но наступает время, когда Строитель начинает убирать леса, а Скульптор – разбивать форму. Это наше время…      

III

И потому на вопрос газеты «Кремль сейчас активно ищет общероссийскую ценность, идею. Вы знаете главную ценность страны?» Прохоров отвечает абсолютно правильно: «Ценность одна – человек, гражданин.»
Не знаю, поняли ли журналисты, о чем спросили, но вопросик-то страшноватый. Если кто-то в наше время ищет общероссийскую или общегерманскую, общеамериканскую или общекитайскую ценность, то человечество должно бить тревогу. Это значит, что «искателям ценности» мало человека и человечества как ориентира усилий, это значит подавай им особую роль и миссию, как в допотопные времена, когда возвыситься над другими народами и подавить их считалось делом чести и славы. Это значит, что «искатели» хотят сочинить ту самую, классическую, идеологию, удавку на шее своего народа и угрозу для народов окружающих, несмотря на, что она может эффектно трепетать красивым патриотическим знаменем. Допускаю, что честолюбие этих «искателей» имеет чистый источник в желании блага своему отечеству, но дело в том, что общественные пути блага, чести и славы ныне иные, чем прежде. Психически застрявшие в прошлом веке, такие «искатели» физически опасны для страны, их следует срочно убирать из Кремля и вообще из власти.

IV

Жаль, что по поводу села, о котором забеспокоились журналисты, Прохоров ответил не совсем удачно, что дало повод недоброжелателям для зубоскальства, чего можно было избежать. Можно было и не ссылаться на сельских библиотекаря, врача или учителя в духе земско-чеховских надежд, это звучит все-таки наивно. Тем более, что у самого М.Д. в тексте интервью есть все, чтобы этого избежать. Он сам называет в числе своих избирателей, кроме горожан и интеллигенции, «людей дела в широком смысле этого слова». Эти-то «люди дела» и есть, на мой взгляд, самая важная составляющая в формуле избирателя Прохорова. Потому что категория «горожане» отражает нечто паспортно-географическое, «интеллигенция» – надежду на образованность, и только «люди дела в широком смысле» говорят непосредственно о человеческой реальности. Потому что они обнимают собой все, и необывателей-горожан, и неспящих, а креативных, интеллигентов, и предприимчивых сельских жителей, предприимчивость которых выводит их за узкие рамки села, делая их современными фермерами, то есть, по сути, теми же горожанами. Активное село превращается в город. «Люди дела в широком смысле» – это синоним того же «среднего класса»,  или нового городского гражданского общества.         

V

Прохоров: «Я открыто говорю, что в школы не должны проникать никакие религиозные конфессии. Точно так же, как, например, директора школ не должны состоять ни в каких партиях.»
Лидер «Гражданской платформы» очень хорошо делает, что настойчиво разводит в разные стороны школу и церковь, продолжая тем самым необходимое дальнейшее отделение церкви от государства и общества. Причем совершенно правильно то, что вопрос о присутствии церкви в школе сближается с вопросом о партийности директоров школ. Допущение того и другого в школе при плюрализме конфессий и партий – это закладывание динамита в основу общества, засевание семян раскола и розни в детские души; если же в школе объединятся одна «победившая» конфессия с одной партией, то это – зарождение нового тоталитаризма или даже теократии, что, впрочем, почти одно и то же. При этом вред церкви несопоставимо более велик, чем вред партийности директора, ибо директор не обязан высказывать свои взгляды перед учениками, в то время как церковь намеренно приходит «учить». Ведь надо понимать, что средняя школа, всегда полагавшаяся универсальной, должна бы наконец начать выпускать из своих стен людей с душами цельными, не разбитыми на осколки вековыми религиозными и политическими предрассудками их предков. Не только директор, но и вообще учитель как таковой должен быть беспартийным, он должен быть всечеловеком, обнимающим весь мир, а не узколобым крохобором, инквизиторски нарезающим перед учениками делянку допустимого смысла. Пора появиться на Руси учителю прекрасно безыдейному, внушающему ребятам славный абстрактный гуманизм и любовь к жителям этой планеты.    

VI

При любом исходе дел парадоксальная фигура Михаила Прохорова призвана проверить всех нас на вшивость, выявить, кому сколько чеховских капель удалось из себя выжать.   
 
2 – 6 января 2013, в Рождественскую ночь.