Внутри пузыря

          Радомир грустно глядел на себя в зеркало, после посещения капища ему не спалось, снились упыри, казалось, что он попал в ад. На капище язычники палили костер и прыгали через него, веселились, как могли: купались в реке, ходили по горящим углям. Надевали венки друг другу. Еще одно лето прошло. Он состроил себе смешную рожицу, показал себе язык и сфотографировал свое отражение, дабы потом выложить фотографию в Сеть. А солнце сияло безгранично сильно, словно прощалось оно со всем белым светом. Поля с подсолнухами и кукурузой были бескрайними. Пылали мысли в его голове, а асфальт плавился от такой жары. Осень уже не за горами. Скоро будет долгожданный дождь, который смоет все постройки и города.
     Наташа сидела в маленьком оазисе и вся была в луче белого пламени. С ног до головы Наташа окутана лучом. Все порывы Наташи имели началом только потребность иметь семью, иметь мужа. Наташа одержима жаждой не упустить своего. Ей хотелось машину, дом, продукты дорогие, домработницу. Лунными ночами она сидела на крыше и ждала своего короля, который даст ей ключ от златых врат. Даст ей миллионный годовой доход, чтобы она могла лишь жить в свое удовольствие.
     Он же вышел во двор, залез в ракету, что стояла в глубине двора, спрыгнул со второго этажа ракеты на ветки елок, что валялись на земле, ощутил себя иным. Деревья тихо качались на ветру. Наташа тихо спустилась в подвал и смотрела через узкое окошко на то, как соседи ехали на машине по двору, как бродили дети  у подъезда, пробегала черная кошка, а следом за ней черный котенок. Наташа наблюдала за движением этих существ. Наташа чувствовала, что ей нужен лишь он один. Но этого короля пока не было в ее мире. Вдруг она увидела своего соседа Радомира. Еще в школе они сидели на крыше и смотрели на луну. Она говорила ему о том, что лунные ночи сделаны лишь для любви. Он ей не верил и смеялся тихонько, рассказывал ей о Перуне и Велесе. О славянах, арийцах, Гитлере, Атлантиде, Блаватской, Гурджиеве.
           Она подошла к ракете и взяла его за руки. Он же глядел на звезды, что летели с бешеной скоростью по небу. Глядя на звезды, Наташа чувствовала ледяную изоляцию. Космос так безграничен. Мир людей мал и ужасен. В этом мире все иллюзорно. Нет ничего прочного, ведь все суета сует.
       Плутарха любила читать ночами Наташа. Пассажиры трамвая болтали о поддельном солнце человечности. Наташа все не уходила от него, а пассажиры трамвая, между тем, быстро сели в ракету. «Стрельну- ка я им в бороды дерьмом!»- подумала Ната, глядя на них. Задергались ее худые ножки, взметнулась ввысь ее девичья коса. «Эх, зарядить бы свой пистолет и грохнуть бы в них свинцом» - тихо молвил он ей в ответ. Болтливые часы нормальности утекли в ручеек, что был холоден и быстр. Волна прошумела на побережье вечности. Ната думала о распутстве человеческого духа. Убивать хотелось ей мелких буржуазных воришек, ведь ей на роду написано убивать. Для нее золотой век внутри нее самой. Ната решительно уничтожила общество в самой себе. Грянул гром, пошел дождик. Декаданс развела она в подъезде: все стены в черной краске, красными буквами на них она написала о том, что лунные ночи сделаны лишь для любви. И так на каждом этаже. Бабки в подъезде пели хором песню о времени райском, где не было ни богатых, ни бедных, а жили все духом единым, братья и сестры, ведь рай на земле был наградой за все их земные скитания. Мол, Христос их рулевой, а не Иблис.
     Отец Наташи лежал на старом диване. Он весь исхудал. Говорить любил много о прошлом. Память его уводила в такие дали, что просто диву даешься, как он еще не сгинул в пучине воспоминаний. Целый день он мог говорить о том, каким был его прадед, какой была его прабабка.
    Отец растоптал свинцовым сапогом весь нравственный опыт человечества, который оно выразило в религии и литературе. Лишь в герметической замкнутости своей комнатки, отец находил покой от невыносимой тяжести небытия. Инфернальный ток живехонько пробежал по его венам. Его точка магического нуля, в которой одновременно все и ничего, она заставляла Наташу выть по ночам, глядя на то, как отец поет песни луне. Наташа принесла как-то ему петлю, но он посмеялся и бросил ее в окно. Собака Наташи часто стояла на балконе и лаяла на псов в погонах, что носились по району без всякого смысла.
      Наташа вдруг замечает, что ее буря и натиск сносит ракету со двора в тартарары. Пассажиры ракеты в шоке, но ничего не могут поделать с этим. Бесятся чуваки во дворе, пьют портвейн и играют в настольный теннис. Истошно скулят собаки в кустах и кошки. Радомир вооружен лишь категорическим императивом сердца. Наташа поит водкой соседей для того, чтобы узнать, что они думают о ней по-пьяни. Когда ум молчит, то Наташа жаждет пить водичку, что течет у маленького оазиса за городом. Тайну свою Наташа ощущает, но не может выразить ее словами. «Стройте жилища у подошвы Везувия» - кричат ей люди в парке, что прячутся от жары летней.
        Отец Наташи сидит один день и ночь на диване и ему не скучно. Совсем не скучно. Радостно ему от мысли, что он уже на той стороне. Мифологический такой вот отец у нее. Он может включить ум, если надо: способность эта на высшем уровне у него. Кот черный спит на груди отца. Отец хочет попасть в рай вместе с этим котом. Чтобы они вечно были вместе. Кот мурчит от удовольствия.
      Наташа приводит в свою комнату Радомира. Она читает с ним Рене Генона по ночам и ей все кажется, что на нее глядят со всех сторон олени с детенышами, ей кажется, что это намек на то, что надо размножаться, но размножение – это ад. Радомир предложил как-то Наташе почитать Платона, но Наташа отказалась, мотивируя это тем, что это убьет ее, ведь ее тело такое старое на самом деле, она ощущает себя древней старухой, у которой не варит желудок, нет зубов.
      На столике отца лежал открытый Плутарх. Отец любит культ мысли и сказки несказанные, которые рассказывают идиоты на ночь друг другу. Наташа хочет освободить человечество от цепей вечного возвращения одного и того же. Все приходящее есть подобие. Собака во дворе лает в сторону клуба, где поют бабки, им сегодня хочется петь, чтобы жизнь шла не мимом кассы. Тени разума, бессмысленные и назойливые ополчились на Наташу. Они все реальны. Наташа дала им всем имена. Это все чертова склонность жить в привычном мире слов. Отец, закрой мне глаза. Наташа все никак не может поднять отца с дивана. Отец лежит на диване и смотрит на дочь. Большая. Милая. Родная. Радомир к ней захаживает. Хорошо-то как. Пусть читают Рене Генона. Отец ободряет. Ведь что может быть дороже мысли? Мыслишь, следовательно не существуешь.
        Наташа в первое время часто видела Радомира во сне. В ту пору это был подросток-мастурбатор, который кончал на фотографию голой Наташи, что лежала в его пиджаке в правом кармане. Радомир кончал на ее образ потому, что хотел прорвать пелену, отделяющую внутреннее от внешнего, сон от яви, удержать вечность в мгновении. Конечно же, друг Наташи был другом и ее отца. Наташа как-то раз вытащила Радомира из своего сна в комнату, да, и с тех пор он стал жить у нее дома. Наташа со своими вечными спутницами – верой и надеждой, говорила Радомиру о том, что новый закон о выборах народных депутатов страны говорит лишь о том приближающимся дне, когда из кучи пыли, как из дымовой завесы покажется трактор ее отца, то тогда Наташа услышит вдруг в зале напевный женский голосок: «Быть похожими хотят не зря, не зря, не зря».
      В городе каждый день работали донорские пункты. В одном из пунктов и увидел отец Наташи свою жену, которая при родах умерла, но Наташа есть напоминание ему о своей возлюбленной, что ушла так скоропостижно. Он ее увидел, вспыхнул, загорелся – влюбился.
- Наташа! Шампанского быстрей, бокалы давай! Дионис с нами! Мы плывем! – вдруг резко закричал отец, глядя в окно на лиловую тучу, что роняла свои слезы на зеленый парк. Глоток шампанского и отец почувствовал себя ожившим и помолодевшим лет на триста. Наташа вполне эротичная особа. Мне нечего бояться. Я ее отец. Страх не оправдан. Меня мир замучил. Что же делать? Думать дальше, что же еще-то. Выбирать осмысленно и все-таки бесстрашно. Да, лето – это красота. Высота. Змей бумажный кружит в небесах отчего-то. Ветер теплый в волосах дочки. Эх, засунуть бы в ее лоно свой язык и побаловать ее так, как никто и никогда не побалует, ведь отец лучше всех знает, как сделать приятно дочери. Такие вот мысли хлынули на отца после бокала шампанского, он страстно глядел на дочь и хотел, чтобы она откликнулась на его призыв к сладостной ночи. Но вдруг с улицу дошел слушок, что кто-то пруд поджег. «Мы уже птицы, птицы, птицы» - звонко пела Наташа. «Тебе колбаса, мне колбаса» – кричал сосед за стеной.
        Отцу сладко-то как, ведь Наташа лежит с ним на полу. Она целует его в грудь, а он говорит ей о том, что земля синеет словно апельсин. Священное расстройство разума. Да, лицо Наташи прекрасное, как самоубийство. Хиппи и битники испортили кровь отцу в бурных 60-ых года, но теперь он уже не тот юнец, что ведется на рок-музыку и наркотики. Теперь его не заманишь ни сексом, ни рок-н-роллом. Это все в прошлом. Все это чужое. Он помнит лишь имя свое.
         Радомир сидел на карнизе и жаждал мысленно бутылочку со зловонной трупной жидкостью, чтобы треснуть ею по трясущимся рукам алкоголика-соседа, ведь тот атеист, а за это он его и накажет. Сосед пьет пиво и пишет программы в офис московский один, ему рубли высылают за это. Он все время ищет себе девиц, все деньги спускает на пиво, читает Дарвина и Фрейда. Такой вот забавный сосед-алкоголик.
        Наташа в одном из своих снов копала руками землю для того, чтобы вырыть себе могилу. В ином сне она долбила семь лет пещеру, где бы могла уединиться для того, чтобы молиться за весь мир. В эту пещеру Наташа захаживала периодически в своих снах. Ната убила в себе пацифизм. В ее крови билось презрение к материи. Ее упоение запахом зла было неимоверным. Когда она упивалась им, то шла обычно на шоссе со своей книгой, что была написана кровью, ставила на проезжую часть столик, на которой лежала ее книга. А автобус с жителями города останавливался у столика. Она шла к водителю и просила у пассажиров минуту внимания. Водитель заинтересовано рассматривал страницы ее книги. Он спускался к столику и пассажиру шли за ним. Ее книга «Геенна Огненная» говорит о том, что жители города довели мужика до того, что он взял и утопился в реке, где за его самоубийством наблюдали пожарные, обсуждающие Камасутру. Им, видите ли, охота науку страсти нежной освоить. День провели во сне пассажиры, читающие книгу Наты. Водитель от жары уснул в ложбине за углом, в которой пенился поток желтой воды. Один из пассажиров решил открыть себе жилы после первой главы. Он лезвием открыл их, потом перевязал их, когда ему хотелось пить вина, то снова открывал. Беседовал мило с Наташей, но не о серьезных материях и не с тем, чтобы стяжать славу твердостью духа. Ната читала ему свои пустые стишки. Пассажир же вкусил пищи, затем предался сну, и его смерть, в действительности вынужденная, была похожа на единственную. «Любое наслаждение вызвано духом. А любое приключение – близостью к смерти, кружением вокруг него» - нашептывала на ушко трупу Наташа. А труп в ответ смело прошептал: «Поезда, пароходы, автобусы, троллейбусы - всё это требовало невероятного количества энергии, машин и рабочих рук. Обогатило ли это человека, сделало ли его счастливей и свободней? Ни в коей мере. Жить стало привлекательно и дешево. Слушай, Наташа, выйди из головы!». Водитель, что спал в ложбине, стал охать по поводу писем, что лежат в его полевом мешке. То были письма от жены, сына, дочери, родственников и любовницы Симы. Наташа подошла к водителю Гоше и сказала ему на ушко одну вещь: «Ночь отнимает тело, день отнимает душу». Водитель же быстро ей ответил: «У Аполона и Афины нет души». Водитель лежал на спине и глядел в небо. Сон сменился очередным сном. Наташа легла рядом с ним и стала обосновывать ему свою анархию сердца. «Никакой, Гоша, строй не нужен вообще, ведь если в нем не осуществляется великая греза, то он и даром никому не нужен», Он же нежно обнял Нату, а его рука ловко сняла с девушки черную летнюю юбочку, а потом внимание его захватил ее красный язычок. Буря и натиск – это все, что мчало их в этом бремени человеческих страстей. Анархия жизни. «Тайное слово одно такого, что сгинет проклятое естество» - шептал он ей ласково. Идея Бога – единственная ошибка, которую я не могу простить человеку. Они стали людьми и потеряли свою свободу. Гляди, как пассажиры у столика читают твою книгу, Наташа». Наташа же достала из вещевого мешка Гоши козлиную шкуру и быстро съела. Голодна она черт знает как, но с превеликим удовольствием есть эту шкуру. «Создание мирового порядка и хаоса» - смеясь, приговаривал водитель, глядя на то, как Наташа доедала козлиную шкуру. «Хо-хо, а ведь ум - это чилийский соус. Душа – это пепельница. А небеса – это веточка на дереве. Состояние блаженства – это портсигар. Бог – это скатерть. Это ли не бесовское наваждение? Воспоминание, накопившееся в моих бедрах, икрах, спине, шее, начинают расширяться и распадаться в момент смерти. Я всего лишь жертва собственного описания мира» - сказав это, Наташа тягуче разревелась и зашептала: «Если мы хорошо сознаем, что тело рождают одни, а душу совсем другие люди, существа, стихии – конфликты в жизни обостряются чрезвычайно. Скучно жить на этом свете, господа. Водку уже не хлещу. Не к тому меня мать в муках рожала, чтоб я водку хлестала. Раньше поллитровку в день пила с удовольствием». Гоша же обнял ее и успокоил поцелуем сладким в лоб. У Наташи была чистой блондинкой. Она покрасила свои волосы на лобке в рыжий цвет, чтобы рыжий Гоша был рад этому действию. «Да что же это такое, я все время дома палю сковородки. Отец сердиться на меня за это. Радомиру одному на это все равно. Уууу, дрянь девка, вот так, вот так, Гоша, буду трогать тебя руками за теплую ногу. Мир не отдается нам прямо. Мы только и делаем, что вспоминаем. Мышку кошка отдала котенку, котенок бьет ее лапой, а она по земле летает, как ворона. Кошка мурчит. Довольна. Знание о мире. Я та, кто есть. Мой отец подбирает разные старые телевизоры, холодильники со свалок и несет их в дом. У него вся комната завалена ими, говорит, что будет их чинить, но вот я не верю в эти сказки, не верю, а ведь он инженер отличный очень даже. Ничем неограниченная энергия бесконечного существования. «Гляди, Ната, они исчезли. Их нет!» - в ужасе кричал водитель, показывая рукой в сторону столика, где минут назад стояли пассажиры. Теперь вместо них стояли пегие кони, на которых сидели дети. «Котик, зайчик, рыбонька, будь со мной,- охала Наташа, - смотри, сейчас вместо автобуса будет красный трактор фыркать».
- Наташа, да не Гоша я, я вижу, что ты одна из нас, а потому для тебя я Светозар. О, да здорово-то как, что ты одна из нас, отлично, как я рад. Мы странные животные. Нас унесло в сторону, но в своем безумии мы уверили себя, что все понимаем правильно. Нерушимо. Законы праха. Придумали красивые слова и воодушевленно суггестируемся ими. Отец носит брюки, мать – юбки. Ната, я знаю, что у тебя стонут нецелованные груди, знаю, что мутен и неспокоен твой бабий сон. День догорает, словно спичка, поднесенная в костру и мутен и неспокоен твой бабий сон. Будешь ты жить, ведь ты же баба. Перед грандиозным иксом немеет язык и разум останавливается.
- О, Светозар, да я для самой себя неизвестная. Отец строил как-то дом, а потом через время рухнул потолок, а как раз должны были прийти люди на новоселье. Отец решил, что ну его к черту и продал дом и уехал в город. Господи, да у меня правый сосок стал больше, чем левый, а все потому, что ты лежишь с правой стороны от меня. Я потому-то так и не могу уснуть. Я источаю крокодильи слезы, наблюдая за меланхолической схваткой добра и зла. Вселенная лишь мыслящая тростинка. Я с радостью отдам жизнь, лишь бы об этом говорили люди. Светзоар, а давай ты будешь для меня Яросветом. Ха, так вот это существо, это про Ниласта, так вот, оно мне ненавистно. Люблю наблюдать ящериц в пустынях и зарождающийся месяц на черном июльском небе. Я тоже королева ящериц.
- Наташ, а давай ты будешь Нимфеей, а? – грустно так спрашивал Яросвет.
- Знаешь, милый, а ведь у меня до тебя был Радомир, но это все от обреченности на виртуальный секс происходило, я потому-то с ним и была, что не с кем мне спать было, а одной не в кайф спать было. Мир названий разбился. Мужчина, пахнущий могилой уже не барон, не генерал. Дай нам хлеб насущный. Господь, ты всегда думаешь о нас, Господь, спаси нас от греха. Время имеет обратный ход. В школе часто мечтала спать с мужчинами и иметь свое авто, чтобы ездить в рестораны каждую ночь. Яросвет, давайте-ка двинем отсюда в город. Найдем место, где я могла бы пить вино сухое, одетая вся в черную шаль. Пусть будет это кабак на краю города или что-то типа того – не суть важно, главное – это победа любой ценой над временем. Ненавижу людей за то, что они смердят. Выпьем мы в кабаке за то, чтобы жизнь стала краше, ведь она одна, за взгляды без слов, за любовь и смерть, за секс без презервативов и противозачаточных, за жизнь без детей и мертвых идей. Главное, Яросвет, чтобы ты всегда вовремя вынимал свой член из меня и кончал мне на живот или лучше бы вообще не кончал, как тибетские ламы это умеют делать.
- Ладно, ладно, ладно, дорогая, я понял, не буду кончать вообще в таком случае, буду как лама тибетский. Ладно, котик, ладно! – сказал Яросвет.
-Ладно! Здорово! – сказала она.
- Ладно. Стало быть, так, - сказал тихо он.
- Я думаю, стало быть, так – сказала она.- Так, стало быть!         
- Ладно, - сказал он.
- Ладно, - сказала она, - ладно, пойдем же, а то у меня соски белыми стали. У меня кожа белая. Ребенок не найдет грудь. Я не хочу рожать детей. Одинаковые тетки с шестым размером груди поют мантры Кришне на хуторах, а худые модели дроби извлекают, а ведь они всего лишь вешалки ходячие.
       Отец шел по шоссе в эту лунную ночь для того, чтобы совсем ни о чем не думать, ведь некуда жить, вот и думаешь в голову. Он увидел Наташу с рыжим мужчиной у канавы, а кроме них никого не видел из людей в этом месте.
- Дети, доброе утро. Добра вам, малыши!
- Отец! Уже вечер! Восемь часов вечера! – крикнула Наташа ему  ответ.
- Тогда, доброго вечера, вам, дети мои, я же вас люблю, позвольте поцеловать вас в лобики, любимые мои детки.
- Отец, тут исчез автобус, пассажиры и столик с книгой Наташи –  мрачно молвил Яросвет.
- Вам надо, дети мои, почувствовать друг друга, так что не добивайтесь реальности, пока реальность не придет сама. А собака пыталась съесть ежика, а коты гоняются за кошкой. А желтый месяц ярко светит над головой и темным лесом. Бей буржуев – долой войну! Ведь бедный человек хуже ветошки и ни от кого никакого уважения получить не может, что уж там ни пиши. Все взято другим, все не мое, не мое. Есть люди, как тигры, жаждущие лизнуть кровь. Мы дети, мы спешим в дом, на крыше которого растут алмазы. Я построил этот дом своим руками без постороннего вмешательства.
- А я выщипываю седые волосы, я хочу, чтобы они были черными, а не седыми. Выщипываю ресницы. Они растут не так, где бы я хотела.  Роза моя, собака ты такая, да, она любить бить лапами ужей и кушать их на ужин вместе с котятами. Вот шла ночью вокруг дуба одного, я бродила около него, а потом крикнула ветру одно слово, а дуб быстро стал падать, а потом снова поднялся на свое место.  Я вышла из заколдованного круга черных магов.
- Вот мяч, давайте же играть! – кричал Яросвет, вытаскивая мяч из вещевого мешка.
- Ура, ура, ура! Я гениален! – радовался отец.
- Нельзя мыслить честно, если боишься причинить себе боль. Хочу сказать, что «Хаджи-Мурат» Толстого дает силу тому, кто честен перед собой. Толстой настоящий человек, у него есть право писать. Я же не старая дева преклонных лет, чтобы не понимать таких вещей. Вижу ли я на самом деле глубину, физические объекты, горе, лицо  и другие тому подобные вещи? Я сама бесчисленное количество раз путешествую по всем изгибам и ответвлениям мысли. Я не могу сама дать любовь,  я очень сильно нуждаюсь в ней. Мой девиз – не спрашивай, а делай. В языке мы играем в игры словами. Мои мозги делаются все тупее и тупее. Кот убивает котят, чтобы иметь кошку. Псы съедают щенят, чтобы иметь суку, и вообще, каждый глупец хочет иметь и невесту и друга. Инцест дает мне пищу для ума, я не вижу здесь ничего странного, если я люблю отца, то могу с ним спать, ведь он меня породил, так почему бы мне не дать ему женской ласки. Я люблю мостить из красных кирпичей дорожки мостить. Бью эти кирпичи друг о друга, чтобы создать тропу из битых осколков на сырой земле. Бью яростно и жестко – успокаивает. Создам красные города, как это было у коммунистов.  Все дома будут из красного кирпича. Негр почувствует себя дурно, в этом городе моем. Еще бы, ведь ему придется пройти пространство мертвых дорог для того, чтобы найти себе белую женщину и трахнуть ее культурно так, чтобы было без всякого насилия, по общему согласию, во благо спасения души. Ночь спрячет негра в доме из красного кирпича, а к утру он увидит, что в зеркале уже не отражается, а все потому, что прописался в красном городе навечно. Ему теперь легко и вольготно жить стало, веселей и лучше. Я убила за ночь парочку змей, они ползали в старых шинах у дороги на север. Зубная боль достала. Напишу великую книгу, чтобы зубная боль отошла от меня. Меня узнает весь мир. Я куплю себе новую жизнь. В моих снах мяукают коты, что сидят на чердаке, где свет тусклой лампы, а коты шуршат варежками и рукавицами себе тихо. Во мне нет любви к карлику и обезьяне. Не хочу никаких детей, даже за сто тысяч миллионов долларов, пусть даже мне б дали девять миллиардов евро, то все равно бы отказалась, по типу, на каждого ребенка по миллиарду, в итоге, девять детей – девять миллиардов – нет уж – дудки, сами плодитесь и размножайтесь, наследуйте землю обетованную, ха-ха! Я не хочу никому вредить, потому-то и одна, без детей, пусть все будет так, как угодно Богу, а он хочет лишь одного, чтобы я была сама по себе, без  всего, что так ценно обществу. Сексуальное насилие так прекрасно в моих снах.  Я всегда и везде хожу босиком. Мое спасение в альтруизме. Жажду достучаться до сердца луны. Легкая стала я до безобразия. Не сдавала зачет по демократии. Не нужна мне ни премия, ни медаль. Бью тревогу, но не все слышат. Я в соломенной шляпе люблю бродить ночью по лесу и в черной длинной юбке. Кольцо для жениха лежит на дне реки. Да, я встречалась с царской четой на холме Матильды и что? Буду еще более женственной. Отче, ты же всем телевизоры чинишь в округе. Мотоцикл можешь собрать и разобрать машину. Плиту газовую собрать, кафельную плитку класть можешь. Да, у реки особо не посидишь – комары жужжат противно, они такие дураки! Я люблю дарить чашки друзьям. У меня комичная семья. Мистично не то, как есть мир, но то, что он вообще есть. Как странно, что мир должен существовать. Сейчас я испытываю чувство абсолютной безопасности. А вот что будет через год – не в курсе. А вот кто защитит рабочего – черт его знает. Не от мира сего я. Я на цыпочках и на корточках люблю по шоссе гулять, как и мой папаша: мы одного поля ягоды. В моем кармане смеются триста милых чертенят. Они шевелятся. Царапаются своими лапками и хвостами. Воздух или камень? Уж я думала – гадала, красна девка. Весь свой ум я. Весь свой разум растеряла. Сгоревала – соскучала по милому, где же бы, где же бы мне милого увидать? Где бы мне его услыхать?  Я живу неизвестно на что. Анархия в крови! На кол собак-пролетариев, плодовитость которых поражает. Молодые! Счастья вам и любви. Причастие, обручение и венчание – это таинство брака и все это шаг к долгой и счастливой жизни. Для кого же из нас цветет папоротник? Добро умножить на добро. Женщины, подарите на денек своего любимого мужа, пойду с ним на джазовый фестиваль. Сад, где все поют и танцуют, как может быть, чтобы Христос не существовал, если я знаю, что Он спас меня? Наша жизнь ужасна, а мысль блуждает во мраке, ощущения, которое близко к отчаянию. Приучитесь к естественной вежливости. Вы заметили, что на наших улицах все реже встречаются беременные? Как будто бы я с другой планеты. Без меня осень, дождь, снег, весна, слякоть.  Без меня лимон в чае и ворона на дереве каркает тошнотворно. Циники хватаются за сердце при виде того, как собака есть котенка. Этому городу более двух тысяч лет. Моему красному городу. Календари все врут! Курицу в суп! Перо – в перину. Куры с зелеными яйцами летают по небу. Над моим городом летают. Акробат и юный арлекин спят в моей голове. Сейчас мне вообще не жарко. Мне никого не жалко. Смерть если придет, то мы ее танцами и песнями выгоним вон. Я ношу браслет из лезвий, чтобы поранить кого-то. Всем понятно, что я не уйду никуда. Не терплю, когда сама себе не интересна. Мы все бомжи в психологической степени. Говорят весь день люди, что колорадские жуки съели всю картошку в регионе. Гримасы черной обезьяны в зеркале наблюдаю. Прямая – это только «пи», направленная в бесконечность. Не пытайся все понять, иначе все теряет смысл. Я вот возьму сейчас свою книгу и прочту вам главу, дорогие мои.
- Ух, Наташка, какая же ты! Какая же ты классная! – радовался Яросвет.
-  Да, я такая, такая! – смеялась Ната. – Вот возьму сейчас книгу и прочту вам главу.
- Э, нет, нет, оставь эту чертову штуку как есть! Замолкни, дочь! Видишь эту ночь? Молчи, кричи и пой, дух твой в теле слишком крепок, а потому, тебе надо плыть в звездных реках! – кричал ей грозно отец.
Молчание и после этого молчания длиною в вечность, отец произнес тихо:
- Я знаю, что это моя рука. Я точно знаю, что это дерево. Знание не является ментальным состоянием. Я не чувствую боли, когда меня щипают. Я знаю, что у меня две руки. Земля существует пять минут. Знаю, что я человек. Выражение имеет значение только в потоке жизни. Люблю смирение нищего. Склоняю голову перед разумом. Хочу знания без слов и даже мыслей. Мой мозг абсолютно мертв. Я знаю, что жизнь должна когда-то закончиться, и что интеллектуальная жизнь может закончиться еще раньше. Я такой, какой я есть, потому что говорю это себе. Мир – это по сути соглашение. Реальность постигается всегда вне языка. Каждый из нас является потенциально космическим Разумом. Но они продолжают оставаться животными, все их забавы и заботы сводятся к выживанию, выжить им хочется на поверхности ничем не выдающейся планеты. Да, это лишь способ говорить. Слово лишь чревато смыслом, небо и земля обладают великой простотой, не говорят. Слова существуют для того, чтобы их забывать. Поймав зайца, забывают про ловушку. Я не верю в приведения и нечистую силу, да и в чистую силу тоже не верю. Голос разума слушать люблю. Время от времени я ощущаю энергию звезд. Выбрасываю свой ум на свалку, целый океан иллюзий, со своим «раем» и «адом», богами и демонами. Представление о плотном теле лишь облегчает наше путешествие по земле. Животные не слишком страдают от скуки, а если бывают печальны, то уж во всяком случае, в первые годы своей жизни. Глаза могут быть окнами, чтобы заглядывать в хаос или заглядывать в бесконечность. Что лучше: пена или дом? Убил Будду. Помахал хаером на концерте Дес Ин Джан. Лишь бы котенок, который упал в выгребную яму не вонял, черт бы его побрал, гада эдакого! Кошка новых принесет. Боже, храни Боже. Когда я разбил зеркало саморефлексии, то я презрел умственные потуги человека. В белом облаке не увидишь ни следа уродства. Мы сами являемся частью тайны. Созерцание всего под образом вечности. Кипяток согласен со мной. Ни золота, ни девиц. На объект взгляд направь, на нос и в сторону. Потрогай труп, левой рукой, в любом месте кроме живота. Я уже ни в чем не уверен. То, что я вижу в сновидении – мое личное дело. Каждый видит свое. Ха-ха, вот же дело, чудная вера: «Я –такой». Твоя мысль опасна для соседа и ты сам опасен для него. Постоялые дворы не манят. Забыл уже обо всем. Всякий образ себя есть ложь. Я неведомый как другим, так и самому себе. Кот на моих глазах превращается в оленя. Я отрастил себе крылья. Полечу на солнце. У меня нет никакого плана, лишь солнце меня манит. Эта ворона – вовсе не ворона. Времени нет ни у кого из нас. Смерть неуклонно преследует каждого из нас, и с каждой секундой она все ближе и ближе. Да, я ухожу – не спрашивайте больше куда. Белые облака, бездонная пропасть времен. Утверждать , что два – это цифра, абсурдно. Вы не можете любить Бога, потому что не понимаете Его. Я должен прекратить разговор с самим собой. Роза, давай полаем на плаху при луне. Отличная плаха. Разговор делает мир. Вы не в курсе, что чувствует раздавленная собака. Кабаны летели на воздушных шарах и стреляли из ружей по охотникам, которые бежали по лесу с  топ-моделями на спинах, на них же были платья, которые шила им модельер с диагнозом дцп. В каждом селе у леса, в стогах сена, сидели мужики с вилами и фонарями. Они ночью освещали свои огороды и накалывали на вилы охотников. Мужчина в серой форме на фоне портрета президента страны учил о том, как убить старух, которые ушли из квартир, оставив кучу кошек, которые стали пожирать друг друга. Вонь страшная поднялась в подъезде. Соседи шатались по дому с противогазами и думали о том, что Радомир спасет весь мир от зла и греха, но не тут – то было, не тут – то было! Эх, хочу себе сапоги за тысячу рублей. Там деревянная подошва и черная кожа . О, батюшки, кого мы видим, да это сам Радомир к нам подходит с мечом, он укутан белым плащом и его седая борода на ветру развевается.
- Да, да, это я, рад видеть вас всех, друзья! Библию читал, теперь ясно, что без любви нет жизни. Мы любим, следовательно, существуем. Я хочу купить сапоги на высокой платформе. Подарю девочке одной, ей шестнадцать уже исполнилось. Я с ней сплю каждый день. Она толстенькая, белокурая, похожа на облачко полное огня. Яросвет, выдай мне мороженого эскимо килограмма два. У тебя в вещевом мешке оно-то точно есть, доставай, да поживей! Я люблю своим ярилом трясти перед маленькими детьми и их родителями. Все дело в том, что тело связано с душой через кровь и звездный свет, которые в сущности являются лишь различными состояниями одной и той же субстанции. О, друзья, только что подо мной пролетел ангел-хранитель, а Вергилий посмеялся назло всем смертям. Мир сошел с ума. Нет ничего дороже меня родимого.