Р. Г. Игнатьев-Древние памятники детинца

           Предисловие:

     Очерк Руфа Гавриловича Игнатьева «Древние памятники Новгородского детинца» посвящен главным образом величественному памятнику нашей старины – Софийскому собору.
Пристальное внимание Р.Г. Игнатьева привлекла Иоакимовская летопись. Отметим, что он отстаивает истину этой летописи. Хотя он сам приводит мнение об этой летописи Карамзина.
    А дело в том, что и в наше время бытуют те же споры.
    Но приведем авторитетное мнение новгородского ученого – д. ф. н. С. Н. Азбелева, который в 9(19) номере Новгородского исторического сборника, в статье «К изучению Иоакимовской летописи» (С. 5 – 27), привел историографию исследований этой темы. Мы приводим лишь выдержки из этой статьи:
«…обращение к трудам А. А. Шахматова не оставляет сомнений в том, что Иоакимовская летопись в ее первоначальном виде мыслилась им как древнейший этап новгородского летописания, а составленный Иоакимом летописный свод — как этап общерусского летописания, предшествовавший тому киевскому своду, который А. А. Шахматов впоследствии называл «Древнейшим».
     Дополнения и коррективы, предлагавшиеся позднейшими исследователями летописей, не затрагивают существенно схему А. А. Шахматова в тех ее частях, которые имеют отношение к изучению ИЛ. Но они дают основания присоединить к ней упомянутую частную гипотезу относительно недошедшего памятника, связанного с Ярополком Святославичем и Святополком Владимировичем. Можно попытаться, опираясь на труды А. А. Шахматова, учитывая работу П. А. Лавровского и достижения последних десятилетий, нарисовать гипотетическую картину возникновения и дальнейшей судьбы ИЛ.
     Епископ Иоаким в 1017 г. приступил к составлению летописи в связи с событиями этого года. Возможно, что подготовка — собирание материала по истории Новгорода — была начата и раньше, когда в Новгороде княжил Ярослав, После победы его над Святополком повествование о первых русских князьях, составленное при Ярополке и дополнявшееся при Святополке, было прислано Ярославом Иоакиму как материал для летописного свода, о работе над которым было известно Ярославу. Другим материалом становились записи устных преданий, относящихся к предыстории Новгорода и Новгородской земли, — записи, осуществлявшиеся помощниками Иоакима или им самим со слов местных информаторов, среди которых могли быть и жившие в Новгороде скандинавы. Так как главным делом для епископа являлось рас¬пространение христианской веры и преодоление сопротивления этому со стороны активных приверженцев язычества, в летопись было включено подробное описание того, как это происходило при вооруженном содействии Добрыни и Путяты. Косвенно той же цели служило включение в летопись материалов повествования Ярополка — Святополка, поскольку в нем акцент делался на осуждении противохристианских поступков язычника Святослава и выражались симпатии к христианину Аскольду. Работа над пополнением летописи новгородскими материалами продолжалась и после смерти Иоакима вплоть до 1036 г.»
    «О дальнейшей судьбе рукописи, содержавшей свод Иоакима Корсунянина, дополненный, вероятно, до 1036 г., могут быть высказаны еще некоторые догадки, предварительный характер которых очевиден. По всей видимости, летопись была возвращена в Новгород (а может быть, там и оставалась: в Киев могли посылать список с нее). Но ее уже не продолжали, так как основой дальнейшей летописной работы стал Новгородский свод 1050 г. Рукопись попала в архив при канцелярии новгородских владык и не извлекалась при составлении последовавших новгородских сводов, так как было известно, что она уже использована в Древнейшем своде, на котором был основан Новгородский свод 1050 г., и продолжения не имеет.
    Но к ней могли обратиться в связи с канонизацией Иоакима Корсунянина, которая произошла в 1439 г., изготовить список с текста четырехвековой давности, отдавая этим дань уважения новопрославленному первому епископу Новгорода. Именно тогда в текст могли попасть слова о том, что исходный оригинал его «святитель Иоаким, добре сведомый, написа». Тогда же, вероятно, ввели важное упоминание о митрополите Михаиле — дабы привести текст, атрибутируемый святому епископу Иоакиму, в соответствие с только что утвердившимся представлением о том, кто являлся первым русским митрополитом.  Идеологическая направленность мероприятий архиепископа Евфимия II, среди которых заняла свое место канонизация Иоакима Корсунянина, позволяет думать, что летопись могли дополнить и в начальной части, уснастив фольклорными по происхождению материалами, способствовавшими поднятию престижа Новгорода. Это мог быть, прежде всего, тот литературно обработанный текст предания о Гостомысле, который в основе своей, вероятно, отображал историческую реальность, но, будучи уснащен традиционными мотивами, воспринимается нами в целом как содержащий псевдоисторический вымысел. Могли быть использованы и другие материалы устной традиции, которые в дошедшем тексте начальной части ИЛ порой трудно выделить среди плодов довольно наивного на наш взгляд историографического творчества, осложненных редакторскими привнесениями на заключительном этапе истории летописного текста.
     Последующее обращение к Иоакимовской летописи было, как можно думать, вызвано событием 1699 г. — перенесением мощей Иоакима Корсунянина и погребением их в Новгородском Софийском соборе. К тому времени новгородские летописные своды последней четверти XVII столетия были уже составлены, существовала во многих списках «История еже о начале Русския земли», введенная в текст двух последних сводов. Сводчики, работавшие при дворе новгородских митрополитов, привлекли ее как источник, более отвечавший их представлениям о государственном престиже России и Новгорода, поскольку она возводила Рюрика от императора Августа. Неиспользованную небольшую по объему Иоакимовскую летопись все же переписали по случаю торжества, столь непосредственно связанного с ее первым составителем».
                А. Одиноков

Часть – 1
                Р.Г. Игнатьев

                ДРЕВНИЕ ПАМЯТНИКИ
                НОВГОРОДСКОГО ДЕТИНЦА

     Вступаем в древний храм Софийский, и первое, что представляется глазам нашим, это гробницы двух сподвижников благочестия, первых иерархов, насадителей веры Христовой и просветителей Великого Новгорода, Иоакима и Луки.
     Равноапостольный князь Владимир Святославич, желая скорейшего распространения христианства между своими подданными, вызвал в 992 году из Греции епископа Иоакима, прозванного Корсунянином; наименовал его епископом Новгорода и поручил ему просветить святым крещением землю Новгородскую. Ревностно нес великий труд апостольский новый архипастырь, и в самое короткое время пало пред ним язычество во всей области Новгородской.
     Прилагая все старание к водворению христианства, Иоаким заботился и о просвещении ума новгородцев. Ученик его Ефрем, грек, основал здесь школы, где обучал детей закону Божьему и греческому языку, вероятно, таковое образование исключительно имело целью приготовить к вступлению в духовное звание.
     Тридцать восемь лет слишком правил паствою святитель Иоаким; он скончался в 1030 году и был погребен в детинце, при церкви Иоакима и Анны, им основанной вскоре по введении христианства в Новгороде, где и покоился прах первого иерарха до 1699 г., но в это время, по случаю падения церкви от ветхости, тогдашний митрополит Новгородский Иов перенес из каменной палатки, бывшей против этой церкви, кости Иоакима в Софийский собор (1).
     В летописи говорится, что Иоаким назначал себе преемником Ефрема, который после того пять лет и управлял паствою; но скончался, не будучи посвящен в сан епископа (2). Впоследствии сделалось обычаем новгородским, что назначенному на святительский престол сейчас же, не дожидаясь его посвящения, вручали всю власть епископскую, кроме священнослужения и такового избранного вводили, по-тогдашнему выражению, на сени, т. е. дом Архиерейский и называли с того времени: новонареченным владыкой; пример Ефрема едва-ли не был первою причиною этого обычая, продолжавшегося в течение столетия и даже до покорения Новгорода Иоанном III-м. В судьбе Ефрема видно явное недоброжелательство Киевского митрополита, не хотевшего посвятить его в сан епископа, но не могшего и не имевшего причин ни нарушить святости воли умершего, ни избрания народного. Бывший тогда на великокняжении Киевском, Ярослав Владимирович, как видно, почему-то особенно не настаивал на посвящение Ефрема, несмотря на все свое благоволение к Новгороду и влияние на умы новгородцев, где был некогда на княжении сам, а потом посадил княжить четырнадцати летнего своего сына Владимира.
    Итак, Ефрем окончил жизнь свою только «новонареченным» владыкою Новгорода: «Нигде в летописях не обозначено даже о смерти Ефрема, ни о случае отбытия его от управления паствою», но сказано, что после пятилетнего его управления вступил епископ Лука. Быть может, сам Ефрем отступился от владычества, видя неблаговоление к себе первосвятителя Киевского, равнодушие Ярослава и даже соблазн церковный.
    Надобно предполагать, что Ефрем погребен был там же, где и его учитель Иоаким, т. е. при бывшей в детинце Иоакимовской церкви. Да будет же благословенна и достохвальна для потомства память первосвятителя Иоакима, мирно почившего после многолетних подвигов веры!
    Настало потом время – и прах его возмутился историческим громом и филологическими распрями наших ученых: я говорю о том времени, когда Татищев предъявил ученому миру о какой-то летописи Иоакимовой, и вот «совопросники века сего» и в главе их Карамзин, все пришли в движение; умы и перья писателей (которые, что мечи обоюдоостры, несмотря на то, что мертвые срама не имут) все вооружалось на опровержение мнимой летописи, так безбожно приписываемой Иоакиму.
    Вот мнение Карамзина об этом: «Сию шутку многие приняли за истину и начали говорить о летописце Иоакиме. Слог сей летописи есть новый и так далее» (3). Все это справедливо, как и сказание этой летописи о том, что супруга в. кн. Владимира Святого, Анна, была болгарская царевна, а не сестра византийских императоров Василия и Константина, когда это утверждено всеми современными историками, не только византийскими, но немецкими и даже арабскими.
    Но вот и я скажу здесь свое мнение; может быть оно и ново, но основано на довольном изучении местности Новгородского края. Татищеву действительно мог достаться список летописи, носящей название Иоакимовского, который во многих местах разнствует в своих сказаниях против Нестора и к тому же, наполненный легендами, этот список мог быть приобретен (как писал Татищев) от какого-то архимандрита Мелхиседека, которому он достался как-нибудь от старообрядцев. А между ними здесь некоторые доныне имеют списки Новгородских летописей, под разными названиями, приписываемые разным писателям. Между ними-то случалось встречать списки летописей, будто бы писанные Максимом Греком, вовсе незнакомым с местною Новгородскою историею, и Иоакимом.
    В этом случае я вызываю всякого желающего на опыте поверить добросовестность моего мнения и тогда уже бросить в меня пращою исторического злословия, но, кажется, оно сокрушится о булат справедливости; бросая мой вызов, я смело ожидаю своего противника. Далее, не обращая внимания на всю нелепость этих мнимых летописей и невежество искажающих их переписчиков, я решительно утверждаю, что летопись, под названием Иоакимовской, могла как-нибудь достаться Татищеву, несмотря на то, что владельцы редко делятся своими рукописями с людьми, не принадлежащими к их мнениям. Страсть придавать всему вид глубокой древности побуждает к тому, так называемых наших старообрядцев и они готовы приписывать какому угодно известному лицу труд иконописания, и вот этим-то случаем явилось в свет известие о летописи Иоакимовой.
    Да, говоря о списках, что есть здесь несколько неизданных, которые местами разнятся против, нельзя не упомянуть о хранящейся в здешнем Николаевском соборе, писанном в полулист и, как видно по самым буквам, не далее царствования Петра Великого; многие места его действительно повествуют иначе о многих событиях: в окончании сказано, что этот список есть список с другого, но много есть еще подобных, которые имеются при некоторых из церквей. И так Татищев, может быть, виновен в том, что поверил на слово Иокимовской летописи, но едва ли желал он подлогу или имел какой-нибудь другой ученый умысел…

     Рядом с гробницею первого епископа видим гробницу соорудителя Софийского храма, преемника его Луки, прозванного Жидятой, Желдатою, Жирятою в Вежетою. О времени его посвящения, как и о времени правления не согласны между собой мнения историков: одни говорят, что он вступил 1030, а другие – 1035 и 1036 года; последние, кажется, справедливее: многие даже почитают его первым епископом Новгородским (4).
     Лука ревностно трудился вместе, с Владимиром Ярославичем князем Новгородским в создании Софийского храма, еще построенного предместником его Иоакимом, не на месте нынешнего, но близ крепостной стены, о чем мы говорили уже в предыдущей статье.
Иоакимовская деревянная церковь о 13 верхах, существовала 60 лет, но в это время была опустошена, пожаром (5) и соборная служба совершалась, в церкви Богоотец Иоакима и Анны (6), также построенной Иоакимом. Семь лет продолжалось строение Софийского храма; в нем участвовали греческие художники и по всему вероятию самые зодчие были тоже греки; наконец, создали каменную церковь, во имя Софии Премудрости Божией, «вельми прекрасну и превелику» (7), которая была торжественно освящена 14 сентября 1051 г. и воспоминание этого дня каждогодно торжествуется в Новгородском Софийском соборе.
     Более тридцати лет праведно пас Лужа церковь Божию и вдруг сделался жертвою неблагодарной клеветы: собственный его слуга Дутик донес на него митрополиту и: Лука был вызван в Киев, предан церковному суду и около трех лет содержался в тюрьме, наконец, невинность его открыта, Лука был оправдан и возвращен на свой престол, но по воле Вышнего не суждено было ему видеть Новгород: он скончался в Копысе на пути своем из Киева в Новгород. Клеветник его Дутик не остался без достойного возмездия: раздраженные новгородцы отрезали ему нос, и руки и он, по словам летописи: «сбеже в Немци»(8).
     Тело епископа Луки привезено было в Новгород и погребено за Софийским собором и чрез 500 лет, во время поправления соборной стены, оно перенесено на нынешнее место. Во время управления своего Новгородскою паствою епископ Лука перевел несколько греческих книг на славянский язык и сочинил известное нам по Лаврентьевскому списку Несторовской летописи: «Поучение к братии», которое также напечатано в 1-й части «Достопамятностей», издаваемых Обществом истории и древностей Российских.
     Близ гробницы епископа Луки находится мраморная доска, на которой изображена вся краткая нынешняя бытопись Софийского собора. Здесь между именем вечно незабвенного зодчего древнего Софийского храма, ярко блистает имя великого государя нашего Николая. Вот эта надпись: «1835 г. от Рождества Господа нашего Иисуса Христа сей знаменитый Кафедральный Софийский собор, воздвигнут усердием Св. Благоверного Князя Новгородского Владимира Ярославича прочно и благолепно, в течение почти 800 лет постепенно, от долголетия, по всем частям доходил до обветшания, особенно северная страна собора, где оказались опасные трещины, грозящие разрушением оного. При державе Благочестивейшего ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА Всероссийского НИКОЛАЯ I-го особенным попечением Святейшего Правительствующего Синода Члена, Высокопреосвященного Митрополита Новгородского и С. Петербургского и разных орденов кавалера Серафима, обновлен в благолепном противу прежнего следующим образом: вся северная страна собора разобрана и построена вновь потому же древнему плану; вокруг всего собора цоколь обведен Путиловскою плитою, крыша покрыта жестью и устроены все шесть глав с крестами и вызолочены чрез огонь, всюду устроены железные стропила. В придельных храмах устроены престолы новые, а на главный возложены драгоценные одежды щедротами Царствующего ИМПЕРАТОРА. А также теплый Входа во Иерусалим храм внутри и снаружи возобновлен, покрыт вновь железом и сделаны всюду стропила. Строение продолжалось с 1829 по 1837 год, на таковое построение употреблено, из неокладной Софийского Архиерейского дома суммы 149644 руб., Соборной суммы 48250 руб. и всего 197894 руб. Доска сия вставлена лета от Р. X. 1839» (9).
      Над доскою образ Тихвинской Божией Матери древней Новгородской школы. Это та самая икона, которая находилась при осаде Тихвинского монастыря шведами в 1613 году. Из притвора Софийского храма называемые «Златые Врата» или иначе Сигтунские, устроенные при архиепископе Василии, в 1336 году, ведут в придел во имя Рождества Богородицы (10).
Двери эти из вызолоченной меди, на обеих половинках их изображены якори, переплетенные везде как будто бы латинскою буквою S, что заставляет еще более полагать за происхождение их именно из шведского города Сигтуны, и что они, как по сношению тогдашних новгородцев со шведами по делам торговли, так и по военным обстоятельствам края, даже по молодецким набегам, могли достаться от кого-нибудь архиепископу Василию, который, по словам летописи, позлатил их и поставил в соборе (11).
     Обратимся теперь к описанию Рождественского придела, основание которого относят к XII веку. После главного храма этот придельный храм, по своим памятникам святыни и древней живописи, заслуживает особенное внимание. Вот примечательные в нем предметы: 1) Царские двери, с изображениями Евангелистов и других угодников, писаны, совершено в духе древней Новгородской школы; 2) Образ Божией Матери, изображающий Святую Деву с младенцем, на груди, сидящую на троне; пред нею благоговейно предстоит Святый Никита, архиепископ Новгородский. Этот образ тоже новгородской школы и, кажется, рука поновителя еще не коснулась его. Очень жаль, что на нем нет надписей, никто даже не знает имени художника, ибо скромные наши иконописцы редко обозначали и теперь обозначают свои имена под иконами (12); известно только, что эта икона прежде находилась в Иоакимовском приделе. Кроме того замечательны иконы: Святой Троицы, Рождества и Владимирской Божией Матери, писанные новгородскою школою, равно икона Св. Иоакима и Анны греческого письма; на этих иконах то же нет надписей. Также достойно внимания украшение царских дверей, сделанное из разных хрусталей совершенно в виде мозаики.
     Но самая большая святыня Рождественского придела есть нетленные мощи храброго Мстислава Ростиславича, князя Новгородского. Вот и он, знаменитый воитель города, защитник прав его, муж доблестный пред лицом Руси, не боявшийся кроме Бога никого из смертных! Здесь успокоился он телом, сложив крестообразно руки, – там, пред лицом царя–царей, молится за Новгород, за который некогда много ратоборствовал. Будучи сыном великого князя Киевского Ростислава Изяславича, он в 1179 году был избран новгородцами на княжение, и с того времени не было ему другого имени, кроме имени Храброго. Все приняло другой вид в Новгороде после происходивших неустройств между народом и князьями, даваемыми более от руки Андрея Боголюбского. Не раз водил Мстислав Храбрый дружины новгородские против врагов святой Софии.
     В особенности замечательно освобождение им Пскова в 1176 году от осады его эстонцами, когда он в продолжение самого короткого времени созвал 20000 новгородцев. Неприятели бежали, и Мстислав после этого вместе с новгородцами громил Эстонию; доходил до самого моря и на возвратном пути чрез Псков усмирил мятеж противу князя Бориса Романовича Псковского, родного племянника Мстислава. Возвратясь в Новгород, Мстислав снова начал готовится в поход против Ливонии, но внезапная болезнь повергла юного героя на одре смертный. Предвидя конец земной жизни, он велел нести себя в церковь, слУшал литургию, причастился Святых Тайн и скончался в объятиях неутешной супруги, поручив братьям детей своих. Не стало доблестного князя, и плакали по нем не одни новгородцы, но вся земля Русская. Современники говорили, что не было такой земли на Руси, где бы ни хотели повиноваться Мстиславу бывшему украшением своего века.
     Одной славы искал он в битвах и презирал корысть, отдавая всегда военную добычу церквам или дружине. Вот слова храброго Мстислава, ободрявшего к битве воинов: «за нас Бог и, правда; умрем ныне или завтра; умрем же с честию!» 
      Полевой назвал Мстислава: «последним  Русским Князем Скандинавской крепости» (13).
Мстислав скончался 14 июня 1180 года и был погребен в Софийском соборе в паперти, где гробницы Иоакима и Луки и где погребен прежде и Владимир Ярославич, создатель этого храма. Неизвестно, когда открыты мощи святого князя; память его совершается местно 14 июня по особо написанной ему службе.
      В пределе Рождества над Корсунскими вратами находится превосходной работы картина Тайной Вечери, итальянской школы и при входе с паперти в Рождественский придел Деисус древнего греческого письма.
      Но вот в аркаде, отделяющей придел Рождества от придела Богоотец Иоакима и Анны, напоминающих собою первый христианский храм в Новгороде и первого его иерарха, успокоился праведный Никита епископ Новгородский.
      Здесь почиют нетленные его мощи в продолжение нескольких веков. Возведенный в 1096 году на степень иерарха из доблестных иноков Печерских, современник Феодосия и друг Нестора летописца (14), он сделался пастырем и вмесе с тем другом новгородским; то был, по словам составителя службы, святому Никите: «делатель винограда Христова, ум Божественный, орган духовный, светильник света и струя любви неистощимая» (15).
      Тринадцать лет правил церковью святый Никита; он скончался 30 января 1108 года и был погребен в Иоакимовском приделе, вероятно, основанном епископом Лукой вместо прежней находившейся в детинце деревянной церкви этого имени. В то же самое время начали расписывать Софийскую церковь по завещанию усопшего святителя(16).
      Преемником Никиты святого был Иоанн Попынин. Мощи святого Никиты были обретены 30 апреля 1558 года. Царь Михаил Феодорович вскоре после присоединения Новгорода соорудил ему новую раку, обложенную басменным серебром, а в 1805 устроена была другая по завещанию митрополита Гавриила и, наконец, в 1846 г. устроена нынешняя прекрасная серебряная рака графинею А.А. Орловой-Чесменской. На верхней доске ее литое изображение святителя, а прочие части украшены рельефною работою. Левая страна представляет чудесное спасение им Новгорода от пожара в 1098 году(17); на правой стороне изображено самое обретение мощей святителя, бывшее в 1558 году. Память совершается 31 января и 30 апреля.  Над ракою есть древняя икона святителя, настоящей новгородской школы.
Но самый придел Иоакимовской в отношении художественном совершенно новый; иконы, здесь находящаяся, писаны весьма недавно, в новом вкусе, даже и самая храмовая икона древняя, которая перенесена в Рождественский придел, также вновь написана; нов самый иконостас.
Говоря о Иоакимовском приделе, мы невольно должны вспомянуть о древнем торжестве, с 8 на 9 сентября, совершавшемся в Новгороде даже до XVIII века. В этот самый день предвечернею, все Новгородское духовенство сходилось в свои соборы, потому, что каждый из тогдашних Новгородских соборов, как-то: Знаменский, Никольский, Ивановский, Успенский, Яковлевский и Спасский, имел несколько приписных церквей, которые составляли староство (благочиние); из этих-то приписных церквей сбиралось духовенство по звону Софийскому, каждое в свой собор и оттуда отправлялись все с крестным ходом в Софийский, к празднику, в придел Богоотец Иоакима и Анны, где архиерей отправлял вечернюю службу; когда оканчивалась вечерня, тогда духовенство софийское поднимало святых иконы и вместе со всем прочим духовенством отправлялось крестным ходом в Спасскую церковь, что на Ильинской улице, почитаемую за древнейшую в Новгороде: она основана в первые времена христианства. Вероятно, этот крестный ход был установлен в воспоминание введения христианской веры в Новгороде. Первым храмом христианским был также храм во имя этих святых, основанный первым епископом Новгорода, Иоакимом.
       Вот достопримечательности Софийского собора, которого главный иконостас живой образец иконостаса Московского Успенского собора: здесь главный храм также во имя Успения Божией Матери.
      Первое, это древняя греческая икона святых Апостол Петра и Павла, доставшаяся, по преданию, святому Владимиру из Греции по принятии им Святого Крещения и потом присланная им уже новгородцам или даже епископу Иоакиму. Здесь  апостолы изображены в рост, как обыкновенно они изображаются. Говорят, что икона эта чудотворная, была в Корсуне (Херсоне), стояла там, где-то близ торжища, где и сотворилось чудо: икона испускала лучи. Греки, просветители страны нашей, не щадили ничего, отдавали нам драгоценные свои памятники и в числе других отдали в икону св. Апостолов Петра и Павла святому Владимиру, который вводя христианство и назначая по всем областям духовных учителей веры, вместе с ними рассылал иконы и утварь церковную.
      Впрочем, все иконы главного иконостаса Софийского есть собственно византийские; храмовый образ Успения настоящая копия с московского, находящегося в Большом Успенском соборе. Здесь тот же колорит. Жаль, что икона апостолов Петра Павла была поправлена в некоторых местах и не совсем удачно; это исправление делал 20 лет назад какой-то здешний иконописец Игнатий Еремеев. Замечательно, что точно такая же икона святых апостолов, т. е. греческого письма, находится в Новгородском Антоньевском монастыре в иконостасе соборной Рождественской церкви.
      Но вот замечательнейший образ Спасителя, которые приписывают греческому императору Мануилу, и о котором в Новгородской летописи находится следующее повествование: здесь, в Софийском соборе, во время службы, как-то случилось быть известному в древности художнику Дмитрию Ласкареву(18), который будучи сам родом из Греции, с любопытством рассматривал этот древний памятник и, наконец, решился спросить у соборных священников: нет ли у них какого предания об этой иконе? – ему отвечали, что она только в числе других привезена из Греции. Нет, (отвечал на это Ласкарев) у нас в мудрых людях слух идет, да и писание в нашей Греческой земле есть, что эта самая икона написана царем Мануилом и находилась в Царьграде до того времена, покуда досталась она Российскому великому князю Владимиру Святому.
     Некогда ехавши куда-то, царь Мануил увидел священника, сотворившего какой- то грех и приказал его за это наказать «нещадно»; в ту же самую ночь явился ему Спаситель и грозно сказал: зачем он осмелился вступаться в суд духовный, который подлежит исключительно одним Святителям? Сказав это, Спаситель повелел Ангелам наложить раны царю Мануилу. Возбудился от сна царь Мануил и увидел, что действительно все тело его покрыто язвами; в страхе он взглянул на написанную им и находящуюся в его опочивальне спасителеву икону – и что же увидел?
     Рука Спасителя точно так поднята, как была, когда Он велел ангелам наложить Мануилу раны. Так подлинная эта икона находится в Москве, в Успенском соборе; а в Новгородском Софийском соборе копия (19). На этой иконе действительно Спаситель изображен сидящим на престоле и державшим в левой руке Евангелие, а правая рука указательно простерта вниз. Подле этой иконы находится икона: Святой Софии Премудрости Божией. Значение этой иконы символистическое: оно изображает проявление премудрости Божией чрез божественное воплощение веру, надежду, любовь, чистоту, смирение, благодать, славу, премудрость, разум, совет, крепость, видите, благочестие, и страх Божий. Премудрость, создав себе дом и утвердив столпов седмь.
     Вот принцип изображения. Икона эта совершенно различествует от находящейся таковой же в Киевском Софийском соборе.
     Здесь изображен Вседержитель в царской одежде, с огненными крылами, на огненном престоле и заметьте о седми столпах. Окрест его голубое небо со звездами; по сторонам его Богоматерь с иконою Иисуса Христа и Иоанн Креститель. Выше Спаситель в огненном круге с греческою надписью: ; И. и в виде радуги идут слова: «Премудрость Божия». Выше опять звездное голубое небо и на золотом престоле Евангелие. С каждой стороны изображены коленопреклоненные ангелы(20). Самое празднество совершается здесь в храмовый праздник 15 августа, а в Киеве 8 Сентября.
     На прежнем окладе Софийской иконы была надпись: «Лета от Р. X. 1701, при державе Благочестивейшего Государя Царя Петра Алексеевича, повелел тем промыслом Иова Митрополита, весом 1 пуд». Ныне икона украшена алмазами, яхонтами и крупным жемчугом. Эта икона, как и следующая за нею Благовещенская древней греческой живописи.  Замечательна также икона святого Никиты епископа Новгородского, написанная новгородскою школою, даже какой-то смешанною с греческим типом. В конце семисотых годов эту икону исправлял иеромонах Ювеналий, бывший учитель иконописания при Новгородском Архиерейском доме. По левую сторону от Царских врат находится образ Успения Божией Матери, точная копия с храмовой иконы Московского Успенского собора, по преданию, будто бы писанного Святыми Апостолами. Далее икона Спасителя, изображенная между Богоматерью и Предтечею, что называется: «Предста Царя одесную Тебе Владыко». Все эти иконы греческой живописи, вывезенные из Византии, украшены великолепными окладами, в них во всех весу более 17 пудов. Близ левого клироса находится древняя икона Неопалимые Купины, также византийская, о ней сказано и в служебном Софийском уставе (21); она была предносима в крестном ходу на 9 сентября из Софийской в Спасскую церковь, когда совершалось воспоминание, может быть, введения христианства в Новгороде.
      Во всяком случае, она относится к первым векам христианства; она-то стоит как бы незамеченною любознательным поклонником святыни Новгородской. Близ этой иконы замечательна икона святителя Николая в малом виде, в рост, с деяниями вокруг и тоже греческого письма. Величина этой иконы соразмерна во всем с находящеюся в иконостасе. Кроме того она обставлена несколькими малыми иконами, разные явления Божией Матери, святителей Новгородских; но между ними есть икона священномученика Ваввилы, которой отдают единогласно справедливость знатоки греческого иконописания. Иконостас состоит из нескольких ярусов с изображением ликов Пророческих и Апостольских: все они древней живописи и более Новгородской. В алтаре главный престол слит из чистого серебра.
Это дар императора Николая I-го. Над престолом устроена богатая бархатная с золотыми гербами, гасами, кистями с вензловым изображением имени соорудительницы его ИМПЕРАТРИЦЫ Елизаветы Петровны.
     Устройство Царских врат сделано по образцу Московского Успенского собора. Надобно полагать, что многое заимствовано было из Новгорода при устроении Московского собора. Тот же иконостас и почти то же устроение внутренности Алтаря. Прекрасно устроено и святительское место за престолом, украшенное позолоченною резьбою и обитое алым бархатом. Вокруг него седалища для священнослужителей, над которыми выкладены фигурчатою мусиею. По обеим сторонам Алтаря три притвора, два с северной и один с южной стороны, примыкающий к Иоакимовскому придему. В первых двух помещаются: жертвенник и кладовая, в другом набирается и разбирается ризница во время священнослужения. Об иконном расписании Алтаря скажем тогда, когда будем говорить вообще о стенной живописи собора.
С душевным умилением остановимся пред нетленными мощами благоверного князя юноши, Феодора Ярославича! Это был сын мудрого Ярослава Всеволодовича, родной брат героя Невского, так же святого молитвенника за землю Русскую.
     Феодор Ростиславич родился в 1219 году и, будучи 9 лет привезен был отцом своим Ярославом в 1328 году младшим братом Александром, впоследствии названным Невским, в Новгород, куда призван был сам Ярослав на княжение на место известного в истории нашей князя Михаила Черниговского, удалившегося почему-то в свой удел, несмотря на усердные просьбы новгородцев остаться княжить у них. Но недолго и Ярослав спокойно жил в Новгороде; в то же время литовцы напали на Новгородские области, грабили, резали беззащитных жителей Торжка.
     Ярослав с новгородцами и союзники его князья Владимир Псковской и Давид Торопецкий отразили набег, разбили литовцев селения Усвята. После того Ярослав совершенно увлекся политическими событиями края, походом на Ямь и вмешательством за Псков и Ливонию и походами в землю рыцарей: во все это время дети его Федор и Александр оставались в Новгороде под надзором боярина Федора Даниловича и тиуна Якима.
     В 1229 году открылась дороговизна; проливные дожди шли от августа до 6 декабря; народ возмутился, кричал на вечах, что придворные ярославовы их съели. Ярослав, угождая вечу, отослал свою дружину в Переяславль, но смятение не прерывалось, винили во всех бедствиях владыку Антония архиепископа Новгородского, едва избегнувшего смерти. Ярослав оставил Новгород и ночью тайно увез в Переяславль обоих сыновей своих Феодора и Александра. Михаил Черниговский управлял снова в Новгороде, но недовольный вечем уехал в Чернигов, и Ярослав опять прибыл в Новгород со всем семейством, в 1231 гору.
В это время старший сын князя Феодор приходил уже в совершенные лета; готовя ему престол Новгородский, Ярослав в следующем году посылал его в поход на Мордву, а на другой год нашел ему невесту. И уже назначен был день брака юного Феодора, но не так судило провидение: не юная супруга, но беспощадная смерть распахнула перед ним свои хладные объятия. Феодор Ярославич скончался 1233 года июня 5, в самый тот день, в который назначено было совершиться брачному торжеству.
      Плакал по юном Феодоре не один отец его Ярослав, но рыдал целый Новгород, погребая тело Феодора в древней Юрьевской обители. Вот как описывает летопись сетование о нем новгородцев: « и еще млад, и кто не пожалует сего (не пожалеет о нем)?
      Свадьба «пристроена, меды изварены, невеста приведена, Князи позваны, и бысть в веселия место плачь и сетование за грехи наши! «Но Господе, слава тебе, царю небесный, извольшу ти тако, но покои его со всеми праведными» (22). Церковь причла его к лику святых, хота неизвестно когда именно обретены его мощи; до 1614 года они открыто почивал в Соборной церкви Новгородского Юрьева монастыря и были перенесены в Софийский собор, по случаю разорения самой обители шведами. Вероятно, это сделал митрополит Исидор, чтобы предохранять их от неистовства врагов. Мощи святого Феодора находятся в арке близ Предтеченского придела; память ему совершается местно 5 июня. Нынешняя рака, в которой почивают мощи, устроена в 1818 году усердием Д.С. Яковлевой.


Примечания:

(1) Новгородская летопись. С. 278.
(2) «Бе в его место (Иоаким) ученик его Ефрем, и благословен бысть Епископом Иоакимом, еже учите люди новопросвященныя понеже Руская земля инове крести ся, чтоб мужи и жены веру христианскую держали, а поганыя веры не держали и не имелиб; сей поучив люди 5 лет, Святительства не сподобился (Новг. лет. С. 210. О Ефреме смотр. Истор. слов. О свят. Рос. Церкви. С. 128; словарь о писат. Духов. Чин. С. 128). Надобно предполагать, что язычество, хотя слабое, но вкоренное в народе, не скоро могло совершенно истребиться в России, несмотря, что христианство сильно было у нас и до Владимира I-го (См. ист. христ. В России до Влад. соч. арх. Макария). Поэтому для совершенного его истребления необходимо было большое старание. Может быть, самое введение христианства было производимо с принуждением, доказательством чему может служить поговорка: «Путята крести мечом, а Добрыня огнем» (Карамзин. История государства Российского. Т. I. Прим. 464). Конечно, народные сказания бывают преувеличены, но в них всегда есть, хотя тень правды. Болтин в замечаниях на историю Леклерка (с. 18) говорит, приводя народную легенду из какой-то рукописи о крещении новгородцев: «овия воев ради не смеяше, крестяхуся; а еслиции не хотяше, тиих воини влечаху и крещаху!..» Долго не истреблялось на Руси суеверие язычества в обычных и в семейной жизни народной, мы видим, что еще в XVI веке наше духовенство старалось об уничтожении суеверных обрядов и, наконец, по поводу остатков язычества был известный в истории нашей Московский стоглавый собор 1531 года. Впрочем, христианство в Новгороде возникло, вместе с Киевом, ранее, нежели в других областях, например, свят. Авраамий в XII веке крестил Ростовцев (прим. и Мин. чет. 29 окт.), Муром в XIII веке был наполнен язычниками (Карамзин. Т. I. Прим. 214 и 465; Т. III. Прим. 133 рукоп. Жит. Конст. Муромск. Чудотв.). Греческие церковные писатели: Ефрем Сирин, Кедрин, лев диакон и прочие, все согласно говорили, что христианство до времен Феодосия Великого, исключительно было в высшем и среднем классах народа, но чернь еще держалась идолопоклонства, - это могло быть и у нас на Руси.
(3) Карамзин. История государства Российского. Т. I.
(4) Истор. слов. о свят. С. 170; Полевой Н.А. Ист. Русс. Нар. Т. I. С. 262 и 263; Истр. Росс. иерар. Ч. 1. С. 67 и 68; Платон, митрополит. Крат. Истор. Росс. церкви. Ч. 1. С. 67.
(5) Новгородская летопись. С. 208.
(6) Ibid. С. 211.
(7) Там же. Далее повествуется: «приведоша иконных писцов из Цареграда, и начаша подписывати во главе, и написаша образ Господа и Спаса нашего Иисуса Христа со благословящею рукою. Во утрие день види Епископ лука образ Господень написан, не благословящею рукою, иконописцы же писаша по три утра, и на четвертое утро глас бысть от образа Господня иконным писцам глаголющь: писари, писари, о писари! не пишите мя благословящею рукою, напишите мя жатою, аз бо в сей руце моей сей Великий Новград держу; а когда рука моя сия разпростравится, тогда будет граду сему скончание». Мера тому Спасову образу: от венца до пояса пол 4 сажени, а около венца 43 пяди, носу длина пол пяди, устце полторы пяди, очи пол 2 пяди, рука жатая длинь 6 пядей, а простертая длинь 8 пядей, подпись: «Иисус Христос» по 14 пядей; Архангелы и Херувины над окны написаны стоящие по 16 пядей мерных; а внутри главы кругом, где окна 12 сажень; от Спасова образа ото лбу до места церковного 15 сажень мерных. А писали Спасова образа годищное время и боле. Слово, пядь, значит аршин.
(8) Ibid. С. 123 и 212; Истор. слов. свят. С. 170.
(9) Вот бывшие украсители Софийского храма после епископов луки и Никиты: епископ Нифонт – в 1144 году; расписал притворы, архиепископ Далмат в 1261 покрыл собор свинцом; тоже сделал и архиепископ Василий в 1333 году и потом после пожара в 1341 году; архиепископ Иоанн в 1408 г., тоже сделал свинцовую крышу и позлатил главу; митрополиты Исидор в 1616 и Макарий в 1654 году исправили собор после шведского разорения в 1611 году. При митрополите Корнилие исправлялся также собор по причине ветхостей.
Очень жаль, что мы не имеем истории Софийского собора. Впрочем, краткое описание его было издано в Новгороде в 1849 году брошюрою под названием: описание Новгородского Софийского кафедрального собора соч. г. Метафраста и потом о Софийском соборе была написана прекрасная статья Г. Терещенко («Северная пчела» 1849. № 43).
Брошюра Метафраста заслуживает всякого внимания, по своему прекрасному изложению, но напрасно автор (показавший здесь свое историческое дарование) мало обращал внимания на древние памятники и, главное иконную живопись; они одни многое говорят о древнем Новгороде. Впрочем, при всем том, его труд первый в описании Софийского храма, никто не писал о нем исторически до г. Метафраста.
(10) Новгородская летопись С. 131.
(11) Там же. С. 76.
(12) Теперь это было бы необходимо, потому что наш знаменитый археолог И.П. Сахаров, первый на Руси предпринял намерение исторически исследовать наше иконописание и теперь продолжает труд свой. Предмет новый и обширный; дай Бог г. Сахарову исполнить его. В изданном им исследовании о русском иконописании превосходно изъяснено художественное различие школ и образы для изображения.
(13) История русской народности. Т. III. С. 105. Киевская летопись изображает в следующих словах сетование новгородцев: «уже не может, господине, ехати с тобою на иную землю поганых… уже бо солнце наше заиде нам… С (сей) благоверный Князь Мстислав возрастом середнии бе и лицеем лен, и всего добродетелью и благонравен и любовь имеаше к свеем, и милостини прилежаше, монастыри набдя… …плакашеся по нем вся Руская земля… …и черныя клобуци (черкасы) вси не могут забыть приголубления его» (Карамзин. История государства Российского. Т. III. Прим 54). Здесь же далее выражено все то, что нами вышесказано: «положаша у Святой Софии в притворе в Новгороде, в драблице Володимирове Ярославича, у Богородицы Честного ея Родества, и устроиша гроб аспидной, идеже и доныне лежит» (С. 216). Изображение этого князя находится на раке, в которой почивают его мощи и на картине в рост, находящейся в рождественском приделе.
(14) В годах посвящения святого Никиты епископом ужасная разность: его относят к 1096 и 1097 годам, а преставление к 1107, 1108 и даже к 1101 годам (См. Новгородская летопись. С. 243; Ист. Слов. О Свят. С. 206. Патер. Нечер. Лист 114; Месяц. Прол. И Чех. Мин. январь 31. В Патерике сказано, что он, будучи в Печерском монастыре знал еврейские книги, Ветхий завет, но не читал Нового, обольщенный диавол, которому поклонился, прослыл пророком, но Григорий Печерский, Никола епископ Тиутараканский и Нестор летописец избавили его от искушения (Л. 114).
(15) Рук. служ. Никит. епископу. Стих. 8.
(16) Новгородская летопись.
(17) Ibid. В особой рукописной службе святителя кроме пожара еще сказано: «бездождию некогда бывшу, ты владыку Христа умолив, дождь с небеси свел сем» (См. на Стихир. стих 2). На иконах святитель Никита всегда изображается юношей – безбрадым, с лицом бледным. В честь святителя Никиты был учрежден крестный ход из всех церквей в Софийский собор 30 апреля.
Этот ход отменен митрополитом Гавриилом в 1785 году (См. Рук. служ. Устав Новг. Л. 72).
(18) О Дмитрие Ласкареве см. Карамзин. История государства Российского. Т. VI. С. 71 и Т. VII. С. 57.
(19) Новгородская летопись. С. 211 и 212.
(20) На иконе же Софии Премудрости Божией в Киевском соборе, изображен храм с ступенями о седьми столпах, и в нем стоящая Богоматерь; под ногами ее месяц, а на руке Спаситель. Над храмом изображение святого Духа и Саваофа с словами: « Аз утвердих столпы ся». Окрест его седмь архангелов; на ступенях Пророки и всюду на столпах и ступенях те самые надписи, о которых мы говорили уже, объясняя самое значение иконы. Точно такая же икона находится в Москве, в церкви Софии Премудрости, что у бывшего Пушкарского двора; она даже одной меры с Киевской Софийской иконой. В честь иконы Софии Премудрости Божией написаны неизвестно кем особые: Каном, Тропарь и Кондак.
(21) Л. 1 об.
(22) Новгородская летопись С. 122. О Феодоре см. Истор. слов. О свят. Росс. С. 276 и 277; Ист. иер. 7 и 6 С. 753.; Карамзин Т. III С. 255 и 256; Месяц Москов. 5 июня; Кпатк. церк. Ист. Мит. Плат. Часть 1. С 119 и 120; рук. служба Свят. Феод. Наход. В собор ризниц. Мать благоверного Феодора Евфросиния, дочь Мстислава храброго, в инокинях Феодосия, погребена в соборной церкви Юрьева монастыря, на правой стороне в арке.

Продолжение следует…