Круиз по стиксу продолжение 7

Марина шла по улице.
А ветер еще холодный! Обманчиво солнце весной. Но ее больше не обманешь! Туфельки подождут: из-за них случилось столько неприятностей!
Хотя – кто знает: может, вовремя кинутся, вылечат, спасут…
Или наоборот: жила себе спокойно…
Ожидание смерти хуже, чем сама смерть. Животным лучше: у них нет разума. Вот Филька совершенно не забивает  свою круглую кошачью голову такими проблемами. До последнего мгновения будет пользоваться благами жизни. А она, Марина, уже мертва. Она идет и думает, как это будет. Готовится. Отравляет себе последние – недели? месяцы? – жизни.
А может, врач ошибся, а она умирает от сознания своей обреченности! Никакой астмы же не оказалось! И это пройдет.
Ох, нет! Не надо успокаивать себя! Наоборот, нужно поверить в плохое и перестать его бояться.
Максиму нужно сказать. Неизвестно, как он отреагирует, какие слова найдет. Да он и не умеет искать слова – все выражается только междометиями. Да и не нужны ей слова утешения: как тут утешишь?
Ей хотелось побыть одной, собраться с мыслями. С силами. А дома не дадут. Обязанностей с нее никто не снимал.
Ну и хорошо! Не думать! От этих мыслей тяжесть больше, чем от узла с вещами. Она специально не сказала, когда ее выпишут: придет Максим, сгребет сумки, никаких сантиментов он не признает, поэтому разговор будет короткий. Скажет: обследуйся, тогда думать будем. И будет прав: это трезво и логично. Не логично ее, Марины, нежелание обследоваться. Ее неготовность узнать. В этой неопределенности есть место надежде…
За стеклом витрины развешаны яркие тряпки. Марина зацепилась взглядом за серое платье на манекене. Строгое трикотажное платье, ровное, закрытое. Но в этой кажущейся простоте – вся элегантность.
Повинуясь извечному женскому инстинкту, Марина зашла в магазин. Это был один из «секонд-хендов», которые выросли по всей стране, как грибы. Марина долго ими не пользовалась, но, видя, как многие ее более обеспеченные подруги пасутся в них, иногда стала позволять и себе.
Платье было новым, это Марина определила сразу. Какой-то англичанке почему-то разонравился фасон. Или она потолстела. Или еще почему-то от платья решили избавиться. А на Марину оно было в самый раз. И цена – смешная! Пятнадцать гривен!
У Марины после больницы осталось всего десять, и она сникла. Но это платье будет сниться ей ночами, если она его не купит! А как хороши на нем будут агатовые бусы!…
Марина, опомнись! Какое платье? Ты же умирать собралась!
Но ведь не сегодня же – жалобно возразил голосок внутри.
- - Что, не подходит платье? – участливо спросила продавщица, подойдя.
- Марина очнулась. Она уже минут пятнадцать стояла с платьем в руках, задумавшись, перебирая мягкую материю, прикладывая ее к плечам.
- - Да нет, подходит, только денег не хватает… Последняя десятка осталась.
- Женщина дружелюбно улыбнулась:
- - Ну и берите за десять. Оно как на вас сшито.
- Марина подняла на нее изумленный взгляд. Наверное,  такая голодная тоска была в ее глазах, что ей решили уступить.
- Со свертком в руках она вышла на улицу. И со смятением в душе. Сколько радости доставила ей покупка!
- Значит, она еще способна испытывать радость? Значит, хватило тряпки, чтобы ее возвышенные размышления о смерти отступили прочь? Значит, она такая легкомысленная и пустая?
- О господи! Мужчинам не понять. Они никогда не поверят, сколько счастья скрыто в новой ленточке, новой брошке, новой блузке, которая к лицу! В новых туфельках.  Они носят одни брюки, пока они не свалятся с них, истершись, и тогда с удивлением и недовольством понимают, что пора идти покупать новые.
- Нет, конечно, встречаются и щеголи, меняющие шкурку часто, не отходя от зеркала. Хорошо, что Максим  не такой! Лишь бы чистая, лишь бы целая одежка. Лишь бы удобная.
- Оставим женщинам искусство наряжаться!
- Марина снова хотела сосредоточиться на смерти, но в строй мрачных мыслей врывались фрагменты о платье. О новых туфельках, которые тоже серые. Об алом шарфике, который выгодно оттенит благородную серость.
- Хотелось жить. Хотелось заниматься проблемами живых.
- О смерти думать не хотелось.