Стихийное бедствие 2ч

 Глава 2



           - Нет, ты посмотри, она всё ещё тут рассиживается! – недовольная физиономия Татьяны Сергеевны показалась в дверном проёме, - Калюш, хватит работать, от работы заведующие дохнут, пошли уже домой.

          Они неспешно шли по улице: изящная и красивая Калерия и, вызывающая в своей простоте, пролетарская девушка Тата. Одна, словно сошедшая с обложки журнала, ступающая осторожно на высоких каблучках, минуя лужи и другая, старомодная, загребающая раздолбанными ботинками раскисшую листву. Их связывали годы дружбы и каждая из них была по-своему счастлива. Татка болтала без удержу, а Калерия молчала, слегка прислушиваясь к её болтовне, и думала о своём.

           - Жалко мне тебя, Калюша, идёшь, ноги ломаешь на этих каблуках, вышагиваешь, словно цапля, а там, за поворотом тебя какой-нибудь артроз поджидает, или склероз или чего хуже гадское расширение вен… А? И ради кого? Какого-то там плюгавого французишки, чай поди лысого и толстого… Иначе не стала бы ты его от меня прятать целых два года, познакомила бы уже давно. Или он вообще урод? В твои сорок-то лет кто же ещё-то на тебя позарится.

          - Три года мне взяла и прибавила, Татка, врушка!

          - Надо же как-то тебя из молчанки вывести. А то набрала воды в рот и молчишь всю дорогу, а я тут одна отдувайся за всех. Всё, что в себе держишь, давай, вываливай, легче же будет.

          - Не сейчас, завтра поговорим.

          - Ты представляешь, Калюш, Нинка-то Игнатова чего учудила. Сделала аборт и в этот же день в кабак с подругой попёрлась. Я тебе говорила, что не надо её на работу было брать, у неё рожа уголовницы. Ну и вот, познакомились они там с мужиками, выпили, пожрали, а те их естественно сняли и повезли на природу. И когда дошло до дела… вышел облом. Пришлось подруге за двоих отдуваться. А нашу дуру так избили, так избили, что места живого не осталось. Она всю ночь там провалялась, представь, а? В такую-то погоду. Утром нашли. Калюш, да ты меня совсем не слушаешь! Нинка Игнатова в больнице, ей почку отняли.

          - Что? Почему ты мне не сказала на работе?

          - Я не успела.

          - Надо, чтобы завтра её кто-нибудь из наших навестил. Я сама позвоню и всё решу. Постой, а дети с кем сейчас? У неё ведь никого нет.

          - Да, там какая-то родственница нашлась, да и старший сын большой уже, справятся. Ты представляешь, в третьей группе Анька Русина у одной родительницы мужа клеит. Отобьёт, вот скандал будет. А Семёновна мне стучит, агентесса хренова. А Вероника Матвеевна вообще разводиться собралась. Она со мной поделилась вчера этой бедой. Мужик-то её, оказывается постоянно руки распускает.

          - А зачем же ты мне рассказываешь, если она с тобой посекретничала?

          - Ты должна всё знать, ты же руководитель.

          - Татка, может ты и в мои тайны посвящаешь кого-нибудь?

          - Калюша, да ты с ума сошла! Я – твоя скала, за которой тебе уютно. Преданней меня у тебя никого нет, ты же знаешь сама это. Кстати, а как тебе новенькая?

          - Леночка-то? Прелесть! У неё талант от Бога. Ты обратила внимание, как она с детьми разговаривает ласково и эмоционально. Они так на неё реагируют интересно, словно забывают обо всём, замирают и слушают её с открытыми ртами.

          - Вот-вот и родители ей тоже в рот смотрят и замирают, особенно папашки. Ещё бы, молодая, красивая, доступная…

          - Хватит фантазировать! У неё жених есть.

          - Ага! Забеременет и снова ценный кадр потеряем, и придёт опять какая-нибудь потаскушка Игнатова.

          - Ну, Татка, у тебя и лексикон. Ты хоть на работе следи за словами, язык-то не распускай. А то, ей богу, дождёшься, высеку тебя.

          - Чего??? Ты что, скульптор что ли, высечет она меня. Позволь поинтересоваться, из мрамора или из гранита высекать будешь? Или нет, пролетарская девушка Тата, высеченная из булыжника пролетариата! Да у тебя гипертрофированная  экзальтация эволюционирующей особи. Хотя, что это я? А-а-а, поняла-поняла, искру таланта будешь из меня высекать. Ну на это я согласная!

          - Ой, болтушка ты у меня…

          - Слушай, Калюш, а ты чего Наташку Орешкину пригрела на своей груди? Ходит и ходит она к тебе, хвастается этим.

          - Она ко мне приходит помогать по хозяйству, я ей плачу за это. Что тебя смущает?

          - Она у тебя что, коров пасёт, воду носит или дрова колет по хозяйству-то? Ха-ха-ха… У тебя чистота всегда была и будет, всё в доме блестит, словно соплями намазано. Чего у тебя убирать-то, когда никто не пачкает. Живёшь одна, дома почти не бываешь.

          - У Натальи двое детей, мужа нет, работает нянечкой за копейки, кто ей ещё поможет кроме меня. Тебе жалко что ли?

          - Жалко. У тебя нянечек в коллективе ещё десять человек и они тоже за копейки работают. Почему остальным не помогаешь? Почему именно Наташку Орешкину выбрала? Живёте рядом, дружбу водите, да? А мне обидно за тебя, пригрела змею на груди и ничего не замечаешь или не хочешь замечать. Ты ей в глаза-то загляни как-нибудь, там ненависть полыхает. А изо рта елей льётся. Представляешь какое несоответствие. Да и стелет она слишком мягко.

          - Да, Татка, тебе бы с твоею прямотой и откровенностью в атаку с шашкой наголо.

          - С Сашкой, с Машкой, с промокашкой. А вот если она тебя кокнет, кто нас с матерью опекать будет?

          - Не говори ерунду, Татусь. Всё давай прощаться. Пока, зайка.



***


          Калерии, несмотря на отношения с новым возлюбленным, сегодня весь день хотелось думать и вспоминать о Сергее, и, войдя в дом, который недолгое время был их общим с Сергеем домом, она снова погрузилась в воспоминания.

          Какие  же они были счастливые, когда всё произошло. Первая любовь открыла для Леры неизведанное. Мужчина, взрослый и опытный, обожал её всей душой и баловал с бесконечной нежностью, ни разу не обидев ни словом, ни поступком. Он вознёс её на вершину блаженства и удерживал там по её восторженному согласию. Лера, конечно же хотела всё знать о Сергее. И однажды он поведал ей свои тайны:

          - У меня был брат, младший… Хороший парень, открытый, добрый… Они с Зиной учились в одном классе и после выпускного вечера в школе он её и уговорил, или она его, подробностей я не знаю. Когда Вера Андреевна, Зинина мать узнала об этом, досталось всем. Вовка ушёл в армию и через месяц погиб по нелепой случайности. Зина была уже беременна. И её мать уговорила меня жениться, чтобы «прикрыть позор», как она выражалась. «Поживёте пару лет и разведётесь», - успокаивала меня будущая тёща.

          - Значит, Татка - твоя племянница?

          - Да. Только я уже воспринимаю её, как дочь и люблю очень. Привязался я к ним ко всем, точнее привык. Тёща у меня была золотая, относилась ко мне, как к сыну. Правда Зина женой мне так и не стала. Эта её преданность памяти моего брата и тогда, и сейчас вызывает уважение. Настаивать на близких отношениях я не захотел, а теперь это тем более невозможно. Встреча с тобой спасла меня от одиночества. Ты – моя первая и последняя любовь, ты – моё всё, и никто никогда не отнимет нас друг у друга. Если, конечно, ты сама не захочешь уйти.

          - Серёженька, да я жить без тебя не могу.

          - Вот и я не могу, повезло же мне на старости лет…

          - Тоже мне, старик нашёлся! Скажи лучше мне, Серёжа, а как ты в тот злополучный вечер на моё счастье оказался рядом с нашей квартирой?

          - Мне нужно было навестить товарища, лифт в тот день не работал. Я поднимался по лестнице пешком и услышал твой крик… Дверь была приоткрыта… Вот и всё.

          - А к товарищу ты так и не попал? Он на тебя не обиделся?

          - Это уже совсем не важно. Не думай об этом, моя красавица.



***


          Телефонный звонок прервал воспоминания Калерии. Улыбаясь прошлому, она голосом счастливой женщины выдохнула в трубку:

          - Слушаю вас… говорите пожалуйста…

          - Здравствуйте, Калерия Николаевна, это вас Элла Аверьяновна беспокоит. Раньше позвонить не получилось. Мне необходимо вас предупредить, кто-то прислал в управление анонимное письмо, в котором вас очернили в предвзятом отношении к сотрудникам и в поборах с родителей. Я не верю этой клевете, но начальство назначило вам проверку на понедельник. Будьте готовы.

          - Спасибо, Элла Аверьяновна за вашу заботу, но я думаю, что это недоразумение. В комбинате у нас всё в порядке.

          - Калерия Николаевна, вы два года уже являетесь соучредителем фонда помощи детям, так что подозревать вас в краже пирожков с детсадовской кухни по крайней мере неразумно.

          - А что в письме написано о краже пирожков???

          - Ну это я фигурально выразилась. Удачи вам в понедельник.

          - Благодарю вас. Всего доброго.

          Калерия положила трубку, прижала ладони к горячим щекам и прошептала:

          - Вот тебе, бабушка и Юрьев день.

          Мысли копошились в голове, словно пчёлы, забравшиеся в улей: «Кто же мог такое сотворить? Сотрудники или родители? Откровенных конфликтов за последние месяцы не случалось ни с кем. Жалоб не было, обид не наблюдалось. Ну разве что, известная на весь Ленинский район Фионова».

          Эта женщина, истеричная мать-одиночка, которой было далеко за сорок и которая скандалила постоянно, требуя к своему ребёнку повышенного внимания. В чём-то потерянная и одновременно жестокая, затравленная и абсолютно неспособная к диалогу, она травмировала своего сынишку, постоянно переводя его из одного садика в другой, из группы в группу и никогда не была довольна. Издёрганный, нервный Гера Фионов испуганно смотрел на маму огромными удивлёнными глазами. Ему так хотелось поиграть с детьми, а мама дёргала его за руку и прижимала к своему колючему пальто и зачем-то ругала воспитателей, которые были такие хорошие и добрые и никогда его не обижали. У Геры был взгляд  взрослого человека, уставшего от жизни. Он каждый раз терпеливо ждал конца маминой истерики,  украдкой вздыхая, переминаясь с ноги на ногу и с грустью поглядывая на весёлых и беззаботных сверстников.

          «Надо ещё раз с ней поговорить, успокоить, - размышляла Калерия, - и всё выяснить. Нелёгким будет понедельник, это уж точно».



***


          Татьяна Сергеевна, как всегда, шумно ввалилась в квартиру, сбрасывая на ходу одежду и обувь, не заботясь о том, успело пальто зацепиться за крючок или покорно легло на пол.

          - Здравствуй, мама! Как давление и стул? Не посещала ли нас сегодня тётушка депрессия? – весело  и зычно поприветствовала она свою родительницу из прихожей и не услышала ни слова в ответ. Заглянув в комнату матери, она обнаружила ту перед телевизором в обнимку с тарелкой.

           - Ага, всё понятно. «А в ответ тишина, а кругом ни души, только стены стоят вековые. Ты домой не спеши, не дыши, не греши, ибо стрёмные здесь и больные!» И никому я на фиг не нужна в этой жизни, даже своей маме…

          - И нет проблем… И даже наоборот… Господи! Какое счастье! – громко продолжала она объясняться вслух сама с собой, - мне никто не мешает, сейчас возьму книжку, улягусь на свой старый продавленный диван и улечу мыслями туда, куда автор позовёт. И ведь буду счастливее всех счастливых, потому что мне нравится так жить, потому что нет для меня на свете большей радости, чем эта.

          И потекли минуты превращаясь в часы, и смотрела луна  в окно на экзотическое создание по чудному имени Татка. А ведь как корабль назовут, так он и поплывёт, истина общеизвестная. Так и уснуло дитя природы с книжкой в обнимку далеко за полночь и никто не пришёл к ней и не поцеловал на сон грядущий, поэтому вероятно и видения были у неё странными, невозможными, как и она сама.



***


          Татка с детства любила книжки. Но не так, как все, а по особенному. Тогда в детстве и в юности она их просто обожала, обнюхивала и обласкивала каждую, словно живое существо, наслаждаясь, испытывая удивительные чувства. И не было для неё большей радости, чем уткнуться в новый многообещающий сюжет и забыть обо всём на свете. Читая без разбора всё подряд, она не терялась в этом океане информации, её мозг удивительным образом раскладывал всё по полочкам и в нужный момент она могла бы блеснуть знаниями перед друзьями, но  друзей у неё не было. Одноклассники казались глупыми и неинтересными. Ей было с ними скучно. Едва заканчивались уроки в школе, Татка спешила домой и предавалась лени или чтению. Единственный ребёнок в благополучной семье, она росла всем на радость, ни о чём не беспокоясь и не задумываясь. Родители любили её, а  бабка души не чаяла и приседала перед ней от умиления с утра до вечера, расшаркивалась и плясала под её дудку любой танец. Она убеждала себя: «Как же можно Таточку беспокоить, пусть отдыхает деточка, она у нас такая умная, вон ведь читает и читает с утра до вечера».

          Девочка действительно была умная и быстро поняла, что всё приплывёт к ней в руки или в её весьма немаленький и прожорливый ротик. Любила Таточка  за чтением что-нибудь пожевать, да повкуснее, устроившись на диване среди подушек. И нисколько не возражала, когда заботливая и услужливая «челядь» преподносила ей вазочки, да тарелочки, как на соревнованиях. А что взрослые ругаются на кухне между собой, спорят, кто больше ненаглядную Таточку любит и кто о ней больше всех заботится, её не касалось и не волновало.

          Но жизнь, к сожалению или к счастью, имеет своё завершение. Не стало бабушки. Дом осиротел, впал в запустение. Зинаида, у которой непонятно откуда руки росли, совершенно не справлялась с хозяйством. Она потерялась в большой трёхкомнатной квартире, словно на необитаемом острове. Внушившая себе сразу после родов, что смертельно больна, она поверила в свои фантазии, соорудила себе в спальне больничную палату и по-своему развлекалась, валяясь в постели и требуя к себе повышенного внимания. Домочадцы вместо того, чтобы встряхнуть заблудшую овцу, потакали ей, ухаживая и обслуживая. И вот теперь, когда помощников у неё не стало, мнимая больная, добавила себе ещё парочку легенд и успокоилась.

           Эта семья, готовая «уйти под воду», словно тонущий корабль, выживала каким-то чудом благодаря Сергею. Иногда ему удавалось расшевелить ленивую дочку, которая ради отца шла на такие жертвы и помогала ему, остря и упражняясь в красноречии, что вызывало у них порой истерический смех и обоим становилось легче. Сонная Зинаида выплывала из своего убежища, равнодушно смотрела на них, как на инопланетян, и посетив туалет или холодильник, молча, или в лучшем случае покачав головой, отправлялась в обратный путь.

          Когда в их доме появилась Лера,  жизнь  изменилась. Татка всей душой привязалась к этой красивой и стеснительной девушке и стала её смешить и развлекать. А Лера засучила рукава и навела такой порядок, что даже Зинаида с удивлением прогулялась по всем комнатам и велела заплатить Лере за хорошую работу.

          Через некоторое время, когда Лера уже вернулась жить к себе, но продолжала навещать их дом и по-прежнему убираться и готовить, Татка стала замечать те искры, которые вспыхивали между отцом и её подругой. Эгоистичная, она пошутила в их присутствии так грубо и пошло, что положила конец той теплоте, которая могла зародиться в их разобщённой и ненормальной семье. Больше Лера в их доме не появлялась, но Татку не бросила и помогала ей, ленивице  учиться, писала за неё и рефераты, и курсовые работы, помогала готовиться к экзаменам.

          В тот день, когда Татка без предупреждения ввалилась к Лере домой и застала её со своим отцом в постели, да к тому же ещё узнала, что Лера беременная, она твёрдо решила, что уничтожит «несчастную», чего бы ей это не стоило. Хотя вида не показала и даже поздравила папу и новую «маму» с «премьерой», как она выразилась. Наговорила много чего, читала стихи в запале и бесновалась внутри, сдерживая себя невероятным усилием воли. Она стала обдумывать план мести, накручивая себе мозги всё больше и больше. Решение пришло неожиданно, когда Татка остановила свой блуждающий взгляд на таблетках, которые в беспорядке валялись у матери на прикроватной тумбочке.

          Набросав в старинную ступку горсть таблеток, она взяла медный пестик и сопя от нетерпения стала толочь в порошок и содержимое ступки и свою ненависть. «Вот, Калюшечка, накушаешься сметанки с таблетками и ку-ку! И фиг тебе, а не мой папочка! Какая стерва, прикарманила нашего папаньку. А я как же теперь без него? Ах, ты гадина!»

          Ударив в сердцах пестиком со всей силы, Татка промахнулась и попала прямо себе по пальцу. Машинально отдёрнув руку, она нечаянно толкнула ступку. Та с грохотом полетела со стола, рассыпая по полу белый порошок, а следом за ней приземлились пестик и до верху наполненная солонка.

          - Тата, у нас  что в доме ремонт? – удивлённая Зинаида стояла в дверях и сонно жмурилась.

          - Да, мама, одной дуре надо срочно башку отремонтировать.

          - Это ты про меня?

          - Нет, мам, это я про себя!