Град абсурдный

«Изя Кацман как-то изрек по этому поводу, что миллионный город, лишенный систематической идеологии, должен неизбежно обзавестись собственными мифами». Братья Стругацкие «Град обреченный».
Да простят меня Борис Натанович и Аркадий Натанович…

«Случай Лехи», научная диссертация российского ученого психолога Филиппа Ротова, предложенная его научному куратору в МГУ им. Ломоносова:
«Леха сидел в дурдоме, смотрел телевизор и пытался придумать национальную идею. Поскольку главврач ничего путного на этот счет не предлагал, думать приходилось самому.
Как попал в дурдом, Леха помнил смутно.   Вспоминалось, что за ним почему-то начали следить личности, напоминающие сотрудников спецслужб. Эти дикие люди, когда его не было дома, зачем-то переставили мебель на кухне, сходили в туалет по-большому (Леха смутно подозревал, что и по-маленькому), и почему-то за собой не спустили. «Видимо, хотели обидеть»,- подумал сначала Леха. Потом в его голову пришла мысль, что он в чем-то провинился перед государством.
Чтобы хоть как-то разобраться в вопросах шпионажа, Леха пошел в кино посмотреть фильм о Джеймсе Бонде.  Но фильм ему показался скучным, с английским рыцарем плаща и кинжала ему себя идентифицировать как-то не удавалось, и Леха ушел с середины сеанса. Лехе пришлось думать дальше, в чем ему виниться, и куда бежать сдаваться?  Ничего путного на этот счет в трезвом состоянии в голову не приходило, поэтому он решил напиться. Но и это не помогло, случилась «белая горячка»… Сдаваться не пришлось, его взяли. В белой горячке ему показалось, что его вязала целая рота спецназа.
Когда Леха немного пришел в себя с дикой головной болью, главврач провел с ним смутную беседу. Леха толком из нее ничего не понял, кроме того, что ему должно быть стыдно, в том числе, перед государством. Леха понимал, что он чего-то не понимает, но чего именно он не понимал, он тоже не понимал. Затем его заставили смотреть телевизор.
«Где же моя государственная совесть?»- подумалось Лехе, и он стал напрягаться, придумывая государственную идею.
Придумывать пришлось, исходя из странного словосочетания  «Pussy Riots». Сначала было Леха решил, что речь идет о порнографическом сайте.  Но вместо ожидаемой им порнушки, на всех каналах показывали идиотскую пиар акцию женской панк группы в православном храме.  При этом число участниц то возрастало, то сокращалось, их лица и возраст менялись до неузнаваемости, глава государства в одном и том же сюжете, но в разных версиях, показанных в разное время, рассказывал, как их порвали бы на части в мечете или израильской синагоге.  Причем, в версию о мечети поверить еще было можно, то в версию с синагогой не верилось хоть убей.
В одном из сюжетов православный батюшка, напоминающий одновременно Деда Мороза и старшину Лехи из стройбата, все более ожесточался, говоря отнюдь не о небесных, а о земных карах кощуницам.  Леха решил для себя, что пиар акция панк-группы  имеет метафизическое значение, которое он пока в силу своей духовной убогости не может уловить. Но, по любому, необходимо вводить инквизицию.
Что государство мудро работает в этом направлении, подтверждала либеральная газетенка, валявшаяся на тумбочке. Там гнилой интеллигентский писака пытался стебаться над тем, как Чечне из гордого горского народа изгоняют джинов методом публичной порки. Леха попытался подумать о джинах, но ничего кроме русского духа  из бутылки и песни Высоцкого    в его голову не приходило. Поскольку от такого джина он тоже, собственно, пострадал, то духовная процедура абреков показалась ему вполне обоснованной.
 Леха снова решил подумать про инквизицию, и попытался представить, как панков жгут на кострах. Ведущий Соловьев в одном из сюжетов вроде бы подтвердил необходимость этой суровой, но справедливой меры, но тут же пошутил: «Не сырыми же их есть». Тут Леха запутался совсем, и решил подождать, что там, в телевизоре, наконец, решат. Все, вроде бы, склоняло в пользу инквизиции: панки-феминистки уже оказались агентами беглого олигарха, прошедшими специальное обучение по соблазнению и компрометации мужчин. Тух у Лехи возникла крамольная мысль, что с внешними данными участниц пан-группы никакие тонкие чары не помогут, а на это дело гораздо больше подошли бы солистки группы «Виагра», в особенности, Вера Брежнева. Но тут Леха устыдился. Он ведь ничего не понимал в искусстве агентов спецслужб, тем более, панков, а тут такие серьезные расклады. «В общем, сжигать их, наверное, надо»,- подумалось Лехе.
Он в рамках своих рацпредложений на этот счет решил подойти к решению вопроса с филологической стороны. «Это ж, что будет, если детишки начнут изучать английский язык со словосочетания «Pussy Riots»?- продекламировал он стенам. Но поскольку по всем телеканалам этот бренд как только похабно не переводили, то Леха решил, что выступил не в кассу.
В общем, как Леха не старался, национальная идея у него даже не наклевывалась. Это означало, что вечером его оставят без снотворного укола. В раскладах дурдома это, в свою очередь, приводило к тому, что за стенами санитары всю ночь изображали из себя бесов, глас народа и власти, ругали Леху матом, обвиняли во всех смертных грехах: от того, что он наследственный урод, до того, что он бездуховный, и у него только «семь-сорок» на уме. Лехе приходилось проникаться чувством несмываемого позора, и думать, сколько санитары за такую работу получают, и как их тренируют?
Леха снова устыдился, и решил придумать что-нибудь плохое про исконного врага России Америку. Если бы Леха только что родился, это было бы несложно: если верить тому, что показывали по телевизору, то в пеньдостане мормон выступал кандидатом в президенты от Республиканской партии. В борьбу за власть схлестнулись два еврейских клана Ротшильда и Рокфеллера, которые, в свое время, привели к власти антисемита Гитлера, а за ними вполне могут стоять инопланетяне. Но как искренне Леха не пытался все это совместить, у него все равно никак не получалось. Тогда Леха решил озаботиться проблемами миграции. Но он, видимо, уже очень устал, проголодался, и ничего кроме вкуса шаурмы ему на память не приходило. Кроме того, если он начинал думать о том, как в России можно решить демографическую проблему, причем, не теоретически, а практически, то ему в голову лезли очень неприличные мысли.
Леха в последней надежде перещелкнул еще два канала: по одному Владимир Жириновский предлагал строительство водопровода Байкал-Израиль, по другому- хищные акулы нападали на отдыхающих в Петрозаводске. Леха сначала предположил, что речь идет об озверевших моржах и жителях Приморья, которые вместе мерзнут от голода, но ведущий настаивал на вышеупомянутой версии.
«Эх, опять не уснуть от государственных дум»,- подумалось Лехе. Но тут его начали обуревать греховные, антигосударственные мысли. «Это ж, если вдуматься, когда мозги набекрень, а вокруг такой кипешь, надо предъяву в ООН писать»,- лезло в его непутевую голову. Но тут Леха опять устыдился.  Кроме того, куда оттуда напишешь? Тем не менее,  его нестерпимо потянуло на Брайтон- бич, где «синагога, Крестный ход, незаконный сын Высоцкого- Виля Токарев поет». И никто никому не мешает. Тут Лехе снова полезли в голову трезвые мысли: даже если он выберется из этого переплета, после российской психиатрической клиники ему точно понадобится психиатрическая помощь. А врачи в США три шкуры дерут.  «Ночью будут учить Родину любить»,- пришел к выводу Леха, отрефлексировав свой поток сознания и вспомнив о специфике отечественной душевной терапии.
Смеркалось. Санитары за стенами устроили очередной кипешь. Ему почему-то показалось, что они нарядились чукчами и устроили танец с бубнами, шаманисто повторяя: «Парень чмо, парень чмо, парень чмо…» Поскольку это продолжалось долго, то Леха начал проникаться подобным самоощущением. И его стала мучить совесть. Он даже начал мысленно придумывать статью о необходимости широкого внедрения высокого искусства народа  Севера, которое так глубоко берет за душу и заставляет задуматься о своем месте в мире. При этом приходили мысли о необходимости запретить куплеты Вили Токарева, воспоминания о которых пару часов назад вовлекли его в бездну духовного разврата.
Но в эту ночь о подъеме российской культуры Лехе думать не пришлось. Суровый санитар за стеной всю ночь убеждал пацана, что он чмо, всегда был чмо, поэтому с детства книжки читал, а не за футбол болел. При этом санитар подчеркивал, что у парня абсолютно нет слуха, а также то, каким уродом он стал в психбольнице. К утру Лехе все же стало стыдно, и, несмотря на то, что очень болела голова, он включил телевизор и стал мужественно смотреть футбол. После бессонной ночи на матче сосредоточиться было трудно, семейные трусы на игроках почему-то напоминали женские мини-юбки. Леха было решил, что ему будет проще придумать теорию о необходимости и важности командных видов спорта, а также как-то осудить олигарха Абрамовича. Он отчаянно напрягся, выключил телевизор, но погрузился в сон.
Так, или примерно так, развивалась с точки зрения Лехи начальная стадия эксперимента. 
 Мы пытались создать максимально абсурдную атмосферу, вызывающую когнитивный диссонанс и создающую условия для взрыва шаблона. Постоянными параметрами были:  «осуждающие» анонимные санитары за стенами, выражающие «совесть эпохи», цитирование языка СМИ и шаблонов массового сознания. В числе измененных состояний сознания Лехи были:
1. Леха задумывался о половом вопросе. Размышлял об опасности наступления матриархата в России… В его бесшабашную голову закрадывалась постыдная мысль, что лучше ему было бы  родиться голубым- тогда, возможно, ему бы не пришлось так сильно мучиться этими экзистенциальными вопросами. Павда, по привычке, прикинув расклады, Леха испугался: вдруг его тогда заодно попытались бы сделать натуралом, и еще неизвестно, как бы это происходило?   Леха сокрушался, что ему никто не предлагает образ настоящего самца.
2. Леха побывал в состоянии лунатизма, встречался с собственной «тенью», которая представилась ему в форме черта. Мистическая проекция сообщила ему, что Леха рехнулся. Причем подчеркнула, что это еще только незначительная часть большой и страшной истины.
3. Леха обращался за помощью к православному батюшке и исповедовался.
4. Несмотря на «точку зрения черта», врачи убедили Леху, что он здоров и должен устраиваться на работу.
5. Леха вербовался в ФСБ. С ним провели теплую, доверительную беседу, и отправили внедряться помощником в корпункт японской газеты. Леха по утрам с огромным напряжением пересказывал российские газеты в максимально патриотичной форме. При этом ему приходилось мучиться сложнейшими когнитивными задачами, с которыми он сталкивался в психбольнице. Японцы ему периодически казались ему китайцами, а, иногда, узбеками. Ближе к обеду они мерещились ему корейцами, и Леха отправлялся обедать в суши-бар, который обслуживали как раз корейцы. Леха брал интервью у расхристанного отца Глеба Якунина. Пацан увидел в нем переодетого артиста Яковлева в роли Ивана Грозного, который «на нашего Буншу похож» (см. фильм «Иван Васильевич меняет профессию»), и пришел к выводу, что миссия невыполнима. 
6. Леха решил податься в искусство. Он легко устроился на работу помощником режиссера известно столичного театра. Оказалось, что его главная и единственная профессиональная обязанность- бегать начальнику за пивом. К радости Лехи, шеф охотно делился с ним напитком и вел душевные беседы. После ночных кошмаров с санитарами за стенами, Леха чувствовал себя так, словно ему жизнь спасли. Решив попробовать себя еще и в роли актера, Леха играл тень отца Гамлета. Но тут его ждал провал: во время спектакля ему явился черт.
7. Леха подавался в казаки.
8. Леха делился своими советами на сайте президента Российской Федерации.
9. Леха вступал в ЛДПР. Владимир Вольфович сообщил ему, что Зюганов просверлил дырку под стулом в кабинете лидера оппозиционной партии и подглядывал. Леха представлял, какие перспективы открывались у лидера коммунистов под таким углом зрения.
10. После вышеуказанной медитации Леха вспылил, и снова попал в психбольницу. Он пытался узнать правду жизни у соседей по палате.
Особый интерес с точки зрения психолога может вызвать то измененное состояние сознания Лехи, та неожиданная комбинация смыслов, которая возникла у него на стыке наших с Вами теорий, и образов, транслируемых отечественными СМИ.
В то утро в палате психиатрической клиники, после того, что он определил, как «ночной кипешь с санитарами», Леха решил помучиться  экзистенциальными вопросами о подъеме российской культуры. Он включил канал «Культура». Речь там шла о важности математических методов в психологии. Поскольку Леха решил, что он прописался в клинике надолго, то темой программы он проникся сразу. Программа Лехи понравилась. Ему только не пришлась по душе фраза лектора, когда тот скромно попытался предложить провести границу допустимости в экспериментах над человеком. «Учитывая важность задач и угроз, стоящих перед государством, никаких пределов быть не должно»,- пришел к решительному выводу Леха. Он сел за стол и составил для себя список первоочередных задач:
1. Составить словарь матерных русских ругательств, помогающих осознать свое место в мире.
2. Поскольку факты при таких серьезных задач не очень важны, надо прикинуть несколько сценариев в стиле «В колокола звонить, психов собирать».
Написав эту четко отчеканенную фразу, Леха призадумался.  Его последнее время доставали программы о борьбе с коррупцией, он решил поразмышлять на эту тему отдельно, а пока заняться самоанализом. «Очень важно, чтобы такие люди, как я, прониклись, уважением к государству.  Надо предусмотреть сценарии в стиле: «Люди Вам благодарны. Прямо, всей душой. Все говорят: так держать». Леха решил составить для себя график роста уважения к правительству в зависимости от программ.  Отдельно он решил построить графики, показывающие индексы благородного гнева к коррупционерам. Тут было Леха подумал прикинуть, сколько именно стаканов водки надо выпить, чтобы поверить в тот или иной сюжет, но сообразил, что такой самоотверженный эксперимент над собой ему провести не дадут.
«Борьбу с коррупцией надо начинать с себя»,- подумал Леха. И после долгих мучений сделал очень сложный для себя выбор- никогда больше не садиться за руль автомобиля, чтобы не давать взятки оперативным работникам из ГАИ.  Проведя ритуал этого внутреннего жертвоприношения, Леха посчитал себя достойным для составления стратегических задач для работников российского телевидения.  Он пришел к выводу, что ТВ должно стать транслятором не столько смыслов, сколько бессознательных задач для отдельных групп российского населения.  Смыслы при этом могут, да и должны, быть взаимоисключающими. В противном случае телезритель может подумать, что его слишком откровенно разводят. Задачи он сформулировал так:
- Месседж самой массовой группе: «Большой брат- это мы. У нас друг от друга нет никаких тайн». При этом, желательно, чтобы участники телевизионных ток-шоу выглядели, как мои соседи по палате. А еще лучше, чтобы приходили какие-нибудь мутанты. Это будет равенство в абсолютном смысле этого слова.
- Месседж второй группе: «Отвлекись от своих проблем. Обсуди на другом канале, как низко пали на основном.
- Месседж третьей группе: «Выключи этот бездуховный телеящик и беги к священнику или в философский кружок».
- Месседж четвертой группе: «Жиды над нами издеваются» (лучше вступить в казаки, к примеру, чем телевизор смотреть).   
Леха набросал примерный сценарий ток-шоу Андрея Малахова, отвечающий сразу всем месседжам. Герой приходит в студию, и с грустью в голосе, иногда, доходя до слез, рассказывает, как он позорно заразился триппером. Описывает, какие душевные и физические муки это заболевание ему принесло, и каких духовных прозрений он достиг, осознав всю глубину своего падения. Программа завершается дружными, оптимистическими аплодисментами. «Следующая наша программа будет посвящена судьбе сифилитика»,- говорит Андрей Малахов в итоге. Леха сперва хотел предложить осветить судьбу женщины, заразившейся этим недугом, но потом решил, что даже Малахову будет трудно выговорить название диагноза в женском роде.   
Итогом духовных исканий Лехи в дурдоме можно считать философское эссе, которое он написал после членства в ЛДПР. Приводим выдержки из него.
«…Родоначальником российского философского дискурса можно считать Льва Троцкого. Понимая перед заключением Брестского мира, что немецких переговорщиков на большие уступки уломать не удастся,   тот пытался навязать оккупантам философскую дискуссию о преимуществах социализма и грядущей мировой победе коммунизма. Не ожидая такой прыти от тех, кого они раньше считали агентами своего влияния, немцы велись довольно долго, хотя и нервничали. Лев Троцкий старался особо палку не перегибать, когда видел, что его оппонент может вспылить и топнуть нервно помахивающей ногой, тут же менял тему. Видимо, еще в те времена большевики отметили важность и эффективность откровенной демагогии в работе с неподготовленной клиентурой.
К тому времени у многих из них был накоплен огромный опыт демагогической (она же, идеологическая) работы на фронтах: солдаты дезертировали целыми толпами. Временное правительство даже пыталось пристыдить мужиков-солдат, введя добровольческий женский батальон. Но, как показал ход событий, столь искусная подстава не сработала: по иронии истории, Керенскому пришлось убегать от озверевших большевиков в женском платье.
Видимо, уже тогда большевики пришли к выводу, что приемы демагогии надо сделать тайными. Было решено внедрить в массы ключевое словосочетание: «пиз-ть, как Троцкий». (На этом этапе написания эссе, Леха задумался. Он ведь не санитар, и ему пришлось прикинуть, как перевести русский энэлпэшный якорь на приличный язык). Считалось, что в массы надо внедрить четкое понимание: в стране победившего социализма имеют значение другие, отнюдь не словесные, «аргументы».  Собственно, это подтверждала судьба самого Троцкого: не каждому политику в истории довелось погибнуть от ледоруба.
Тем временем, демагогическая работа в стране все нарастала и нарастала.  Русский мужик даже смутно не представлял, о чем ему проповедует агитатор, но чувствовал: «Человек болеет за народ". Кроме того, усредненный гомо-совьетикус всегда смутно сознавал: если он не поверит, то философствовать с ним в ОГПУ будут по-другому. Те, кто прошел через систему советский лагерей, понимали это особенно четко. Там демагогическая работа велась лишь слегка- предполагалось, что всем, чем надо, человек со страху проникнется сам. Многие, действительно, прозревали.
Подобную практику, но несколько облегченную, применяли к воспитанию нового поколения большевиков.  Считалось, что партийный резерв должен почувствовать себя сперва в откровенной ж., после чего можно отобрать самых дисциплинированных, и двинуть их по партийной лестнице. Коммунистические лидеры практиковались в произнесении кодовых фраз, типа: «Где твоя рабочая совесть?».  Коммунисты овладевали великим искусством регулярного закатывания истерик своим подчиненным, учились строить суровые, осуждающие физиономии…
Ко временам оттепели Хрущева демагогическая работа приобрела особо магические формы. Человек на партсобраниях впадал в сноподобное состояние, наподобие транса, кивал головою, не замечая ни возраста, ни пола докладчика. Также, независимо от возраста и пола представителя фокус-группы, в его голове мелькали кодовые фразы: «Израильская… военщина… известна… всему свету… Как мать, говорю, и как женщина.. требую их… к ответу…» Некоторые исследователи связывают с этим неожиданно резкое увеличение числа лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией во времена перестройки.
К периоду оттепели можно также отнести начало рассвета отечественной психиатрии. Советские гиганты мысли давно уловили, что в состоянии психоза человеку гораздо легче поверить в коммунизм. Один из первых опытов был проведен за несколько десятилетий до этого.  Поэту Сергею Есенину устроили белую горячку, после чего с ним провел кропотливую работу идейный психврач. Правда, достигнутый тогда результат был не очень высок. Единственно идейное, что смог сочинить мастер слова, приходя в себя, был карикатурный образ вождя пролетариата:
 «…И не носил он тех волос,
Что льют успех на женщин томных, -
Он с лысиною, как поднос,
Глядел скромней из самых скромных.
Застенчивый, простой и милый,
Он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?...»
Более успешной оказалась работа, которую провели с пациентом, который затем выступал под псевдонимом Демьян Бедный.  Правда, силой его поэзии по загадочным причинам проникались тоже только пациенты психиатрических клиник.  Факт этой коллизии подтверждает роман «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, где Демьян Бедный представлен в образе поэта Ивана Бездомного.
Но Никита Хрущев был глубоко убежден, что в него и правду социализма не верит только псих. Было решено, что в плане перевоспитания инакомыслящих более эффективно пропускать их через психиатрические клиники.  Учитывая национальные особенности,  зачастую вместо больниц использовались вытрезвители.  Побывав в состоянии овоща, и, потеряв репутацию, люди лучше всего осознавали свое место в мире, и выкидывали из головы все ненужные мысли.
Представители российской духовной элиты, тем временем, практиковались в искусстве цитирования…  Объем идейных изданий достиг такого глобально размера, что только взглянув на какой-нибудь том многотомного собрания сочинений,  усредненный российский обыватель приходил к выводу: всю глубину марксистской мысли ему не охватить никогда. А работники идейного фронта достигли к началу перестройки такой высокой степени искусности, что запросто за один день могли переквалифицироваться из сотрудников отделов атеистической пропаганды в священники и спикеры Московской патриархии.   
В мозге среднего гомо-совьетикуса прочно засели две автоматические мысли: «Если представитель власти порит какую-то непонятную херню, значит он очень умный, а я лох» и «Если не будешь доверять, станет очень плохо».
В США с интересом и некоторым недоумением наблюдали за советским социально-психологическим экспериментом. Нации, закалившей скепсис в эмигрантских скитаниях, было трудно понять суть происходящего. Особенно недоумевали юристы. «У нас, в штатах, даже жюри присяжных трудно убедить: люди ведь, не дураки, они понимают, что от них адвокат хочет, а тут такое».
Сотрудники американских спецслужб почесали затылки и начали придумывать адекватный ответ. Решили переработать свой Дельфийский метод, задуманный сперва как метод оценки экспертных прогнозов. Психологи фрейдистской выучки сходу придумали несколько фокусов: «Как выставить лохом и экстремистом того, кого надо» и «Как даже человека, придерживающегося взглядов большинства, заставить в результате социального давления почувствовать себя представителем меньшинства».  Западные «рыцари плаща и кинжала» взяли также на вооружение цыганские приемы, разработав на их основе энэлпэшную практику.  Оба подхода, в результате эффективной работы советской разведки, стали быстро доступны отечественным органам госбезопасности. Одному из кэгэбэшных генералов особенно по душе пришлась энэлпэшная формула: подстройка- ведение- взрыв шаблона- опущение- присоединение. Много смысловых коннотаций вызывало слово «опущение». Генерал тут же отдал команду советской профессуре придумать русскую адаптацию приема. «Так, чтобы по-русски все было. С мордобоем, матерком»..,- дал он лаконичное указание.
В Советском Союзе взяли на вооружение и энэлпэшную практику комкать слова. Предполагалось, что когда человек слышит что-то непонятное, он впадает в ступор, и в его мозг можно внедрить подсознательный месседж. Главным медиатором скрытых посланий на всю страну выступил Леонид Брежнев, который овладел энэлпэшной практикой к концу жизни в совершенстве.  Для непосвященных это выглядело так, словно генсек впадает в маразм, у него дефекты дикции, что, вроде бы, должно опускать харизму советского лидера. Но в реальности было все наоборот. Один известный советский режиссер поделился своими переживаниями на этот счет. Как-то во время встречи с представителями искусства Леонид Ильич подошел к нему и произнес энэлпэшную фразу: «Ваш фильм настоящая пердуха».  Режиссер испытал настоящую экзистенциальную драму, муки совести, приготовился к тому, что его с позором выгонят из Союза кинематографистов…  Но, чуть позже, прозрел, что генсек, видимо, имел в виду не «пердуха», а «пир духа». При этом он испытал огромное облегчение. Стоит ли говорить, что после такой душевной коллизии он стал еще более верным бойцом дела партии.
Так, постепенно, в советских лабораториях вызревал проект «Жириновский». Владимир Вольфович тогда и не подозревал, что именно ему, а не Горбачеву, и не Ельцину, предстоит стать главным идеологическим оружием на этом рубеже российской истории. Спустя годы весь мир узнал, как должен выглядеть либеральный демократ в российском представлении…»
К сожалению, дальше почерк Лехи стал очень неразборчивым. Можно прочитать только отдельные фразы из этого крайне интересного для психолога опуса. Даже визуально, поток сознания Лехи все более приобретал исламский вектор развития: русская буквица стала напоминать арабскую вязь. Леха писал, что ислам- единственно правильная религия мужества. Она единственная противостоит западному иудо- христианскому цивилизационному разложению, оправдывающему гомосексуальные браки и психологию лавочников-эмигрантов. Леха даже представил себя шахидом за штурвалом самолета, врезающегося в небоскреб, и ощущающего это,  как прыжок в исламский рай с гуриями. Правда, у парня оставалась греховная с точки зрения мусульман надежда, что там обитают блондинки, хотя бы крашенные. 
Затем мысли Лехи вернулись на Родину. В его сознании всплыла цитата русского националистического  мыслителя (имя которого он, к своему сожалению, забыл) о том, что «христианство-  троянский конь, с помощью которого евреи завоевали Россию». Пацан пришел к выводу, что Федор Михайлович Достоевский был евреем-шизиком, сочинявшим разлагающий словесный понос. Об этом, по мнению Лехи, говорили и то, что фамилия классика русской литературы оканчивается на «-ский», и то, что писатель страдал эпилепсией. Возможно, парня штырило бы и дальше в этом направлении,  но он вспомнил, что с национальным происхождением Владимира Вольфовича тоже не все чисто. «Видимо, вопрос все же не в этом»,- подумалось Лехе. И тогда его осенило: все политики в телеящике, включая главу государства, выглядят глупыми, смешными людьми, обсуждающими какие-то идиотские вопросы. Ему словно посылали скрытый месседж: политики- клоуны, а за ними стоят страшные, невидимые люди, овладевшие философским дискурсом Троцкого в совершенстве. На этом месте Леха испугался своего прозрения, и решил обратиться к главврачу за успокаивающим уколом. 
К сожалению, это итог. Сейчас Леха находится в очень тяжелом состоянии, его «душевным окроплением» занимаются священники в православном монастыре. Вернуть пациента к реальности не представляется возможным.               
Главными мотивирующими факторами Лехи были:
- Осуждающая атмосфера.
- Страх, что он сходит с ума.
- Чувство беспомощности, возникающее при попытках вернуть себе чувство реальности и пробиться сквозь чувство внутреннего одиночества.
Вывод:
В условиях полуосозноваемого постоянного наблюдения наша современная культура адекватной системы ориентации объекту не предлагает. Эта область нуждается в дальнейших исследованиях».
ЭПИЛОГ
Реплика научного куратора российского психолога Филиппа Рота:
- Нус, дрогой мой, интересную проекцию вы написали по поводу нашего эксперимента. Теперь займемся Вашей терапией. Итак, с чего мы начинали…