Дневник студента-геолога. 1977 год

Предыдущая часть:
"Третий курс. 1976-1977" - http://www.proza.ru/2013/09/24/1215


Да уж сезон тогда выдался.... Туда летели - с Хабаровска полмесяца до Нелькана, потому что застряли в Николаевске-на-Амуре, не было «борта». В пионерском скверике присели отдохнуть, перед тем, как устроиться подработать на колбасной фабрике... Сидим, а тут бичи какие-то с прииска, с водкой и закуской! А мы голодные... Нам предложили, а мы не отказались. Только чутка выпили-закусили, вдруг как в фильме „ТАСС уполномочен заявить“ когда шпиона  "Трианона" брали:
- Руки вверх, не двигаться! Стреляем без предупреждения!
Со всех сторон люди в штатском и милиционеры в форме нас окружили, погрузили в воронки и отвезли в КПЗ. Нас, как студентов, отпустили, но „телегу“ в деканат накатали...
 Мы думали, что Степаныч с нас шкуру спустит, а тут ещё задерживались на целый месяц с практики, опять не было борта. Как мы летели до Хабаровска в ледяном грузовом АН-2, согреваясь единственно водкой, я молчу. А вот когда приехали во Владивосток, то оказалось, что декан теперь не Гарбузов Пётр Степаныч, а Кортунов Василий Алексеич. А я с Кортуновым чуть было не подрался перед практикой, из-за женщины...  И он теперь декан! Если бы не Витька Меньшиков, то меня ещё до практики отчислили, но теперь нас совсем за другое собрались отчислять...
Мы с таким трудом добирались, и только прибыли мы во Владивосток, как нас тут же ошпарили новостью - нас троих отчисляют из института, то есть меня, Тарзана, Хусейна...
Однако лучше начать по порядку с самого начала и подробно...


***

Начинался полевой сезон с того, что рано утром 13 июня 1977 года я прибыл в Хабаровск. На поезде я ехал вместе с Хасановым и Маркашовым, а ещё там были девчонки с нашего курса, Натахела, Ольга... Но девчонки ехали на практику в ДВТГУ, а мы в ДВИМС. Маркашов с Хасановым отправились на Джамбула 12 в главную контору, а я сразу потопал искать этот ветхий домишко на Волочаевской улице 141.
На дощатом тамбуре чья-то заботливая рука вывела мелом «ДВИМС». Напротив этого домишки стояло такое же ветхое строение с вывеской «СоюзЗолото», возле которого на лавочке сидело человек 10 небритых и оборванных мужиков.
«Научные сотрудники , - подумал я, - Однако совсем бедная организация... Как у них здесь всё убого»...
Я вошёл в контору и различил в полутьме контуры старикана, сидящего за столом. Тут же за столами сидели симпатичные молодые женщины , вероятно работающие над отчётами и картами. А между столами расхаживал энергичный молодой человек с роскошными чёрными усами и ослепительной улыбкой. Он был похож на воинственного абрека с кавказских гор.
- Здрасьте! – скромно сказал я, ставя на пол свой рюкзачок.
- А-а, студент прибыл! – обернулся ко мне старикан, довольно-таки благородного облика, - ну садись пока, посиди, голубчик. Я сейчас отправлю этого хлопца и тобой займусь.
Молодой человек достал из сейфа две пачки денег и сунул их себе в карман. Миловидная женщина, машинистка, как выяснилось позже, кокетливо осведомилась:
- А не мало ли берёшь? Помрёте там с голоду!
Молодой человек беспечно махнул рукой:
- 300 рупий на неделю хватит, а там ещё привезут!
Старик, которого звали Парфёнов Константин Степанович, принял назидательный облик и выдал тираду:
- Ты смотри, Гаджа, с этими бичами не очень церемонься. Как начнёт кто выступать, сразу врежь ему промеж глаз. А если не успокоится, зови милиционера.  С ними построже надо, ясно море!
Молодой абрек, которого звали Гаджа, ослепительно всем улыбнулся на прощанье и вышел во двор, где зычно крикнул:
- Ну, бичи, поехали!
Мужики, сидевшие на скамейке, лениво поднялись и потопали с Гаджой со двора...

Старикан поворошил на столе какие-то бумажки, открыл и закрыл ящики в столе, как бы пытаясь там что-то увидеть необыкновенное, и наконец занялся мной. Выяснив кто я такой, он спросил меня, куда подевались остальные, то есть Маркашов, Таразанов и Хасанов. А мне-то откуда было знать, куда они попёрлись?
Старик Парфёнов сказал мне сразу:
- Техником-геологом мы тебя оформить не можем, как других ребят... Ты слишком поздно подал заявление. Вот у нас есть только вакансия - маршрутный рабочий в Охотско-Майской партии... Но можешь поехать на Джугжур, есть там вакансия техника в тематической партии...
- Да я и не знаю, куда мне... Мне в сущности всё равно... Разве что интересно узнать, где какие деньги можно заработать... Ну, и материалы по практике, чтобы были для отчёта...
- Ну, это ясно море!  Если ты поедешь в Нелькан, то там будут тебе и деньги и материалы к отчёту... А если на Джугджур решишься, то я не знаю, кто и что у них там...
Старикан принялся рассказывать мне об окладах, коэффициентах, полевых, премиальных.
- Тут, ясно море, столько заработаешь, что и не унесёшь! – пообещал старикан.
Я сказал, что мне надо подумать. Пока я раздумывал, та самая миловидная женщина, блондинка, которая кокетничала с Гаджой, попросила меня ей помочь что-то принести из другого помещения. Я, как гусар, тут же согласился. Женщина, покачивая бёдрами, шла впереди, а я за ней, словно цыплёнок. Неподалёку  за «СоюзЗолотом» находилась ещё одна такая же полуподвальная контора. Женщина открыла дверь ключом и мы вошли с ней в маленькую комнатку.
- Сможешь донести? - спросила она меня, показав на пишущую машинку. При этом она улыбалась своими порочными, густо вымазанными красной помадой губами, и была до того соблазнительна, что у меня во рту пересохло.
- Да уж, как нибудь донесу, - буркнул я, заливаясь краской смущения. Схватил машинку и потащил в камералку, где поставил её на стол к старику Парфёнову. Он сидел курил и молча листал какие-то бумажки. Ну, а я наконец-то решил, что лучше всего ехать вместе со всеми в Нелькан, а не искать приключений на неведомом Джугджуре.  Так что Константин Степаныч оформил меня в Дальневосточном Институте Минерального Сырья (ДВИМС) по специальности промывальщик-маршрутный рабочий. Теперь меня ждала Охотско-Майская партия и неведомые дали, ничем наверно не отличающиеся от того же Джугджура...

***

После этого я посидел на лавочке при входе. Покурил и зашёл опять внутрь камералки. Парфёнов теперь сидел тут один, девицы куда-то ушли. Тут в проёме двери появились потные и опухшие физиономии Рената и Маркузи. Старик Парфёнов отметил их в своей ведомости и велел следовать за ним. Мы все вместе пришли в то помещение, откуда я притащил пишущую машинку.  Мудрый старик оглядел нас своим внимательным взглядом и молвил:
- Вот тут вы и будете пока жить, пока вас не отправят в поле. Вот вам ключ.
После ухода Парфёныча мы стали претворять в жизнь свои планы на вечер. Неподалеку оказался гастроном, в котором мы приобрели пару беленьких. Рядом с гастрономом был ещё пивной ларёк, где толкались мужики всех возрастов и профессий.  Мы только собрались пойти с ведром за пивом, как опять приковылял Парфёныч. Он позвал нас с собой в ту контору, где теперь стояла машинка. Там он нам выдал спальные мешки, пожелал приятного отдыха и ушёл, повесив на дверь большой амбарный замок. Тут уже мы спокойно отправились с ведром за пивом.

 Пиво в Хабаровске было великолепное! Вечером мы сидели в камералке, пили пиво и вели душещипательные разговоры на далёкие от геологии темы. Потом ещё сходили в кино, на фильм «Сто грамм для храбрости». После чего продолжили наш вечер с водкой и пивом. Всё закончилось тем, что мы к двум часам ночи разругались, передрались и легли спать.

***

На следующий день мы проснулись аж в 12 часов, да и то только после того, как кто-то долго стучал кулаком в дверь. Это был старик Парфёнов, который привёл Колю Таразанова, нашего однокурсника.
- Спите ещё, ясно море... Принимайте товарища!
Тут  Парфёнов отправил Хасанова и Маркашова в отдел кадров, а мне шепнул на ухо:
- Тут начальник отряда Ольков хочет с тобой побеседовать, пойдём ко мне в контору.

Мужик в белой рубашке, этот Ольков тут же принялся мне расписывать прелести работы в его отряде – на всё лето плаванье на моторной лодке по большой реке. И ждёт меня там работа промывальщика, деньги приличные заработаю. Все блага, рыба, мясо...
От заманчивого предложения кружилась голова и подкашивались ноги. В воображении уже рисовались пальмы, соблазнительные женщины, пиво с раками... Ну, как тут не согласиться?
- Да я не против, только я лотка никогда в жизни не видел, и как промывать не знаю.
- Ничего, научишься, - успокоил меня Ольков, - бичи и те моментально всё схватывают, а ты всё же студент-геолог и знания у тебя кой какие есть. В общем, если ты не против, то Степаныч тебя оформит ко мне.
- Да конечно же я согласен! – радостно воскликнул я, и побежал вприпрыжку к своим однокурсникам, дабы поделиться свалившимся на меня счастьем.

***

К вечеру мы затарились водкой и пивом. Устроили пир, во время которого не обошлось без споров и разборок.  Да ещё водки не хватило, пришлось кому-то бежать в гастроном. Но мне уже всё это надоело и я лёг спать, повернувшись лицом к стенке, чтобы не видеть всей этой вакханалии.
Поутру у всех были опухшие физиономии. С утра однако появился бодрый старикан Парфёнов и послал нас в ДВИМС грузить какие-то столы и шкафы для отдела кадров. 

Вернулись с погрузки и сразу потопали к пивной бочке за пивом. После обеда за нами пришёл газик, чтобы отвезти на работу в другое место. Всем места в газике не хватило, мне пришлось добираться на трамвае по указанному адресу. Но я вероятно что-то напутал, потому что никого не нашёл, а вот ребятам пришлось здорово потрудиться в этот день.

***

На следующий день мы пошли в баню, попарились, потом конечно пили пиво...
Вот так и проходили наши будни, в трудах, куда нас посылал неугомонный старикан Парфёнов... А вечерами мы гуляли по городу, пили пиво. На сон грядущий Ренат рассказывал нам ледянящие кровь истории про вурдулаков.
Однажды даже в кафе «Даурию» вечером забрели, но швейцар меня не пустил. Он сказал:
- Молодой человек, в таком виде сюда нельзя!
Какой-такой вид? Обыкновенный... Одет был я в штаны-трико, сверху красная вязаная маечка и чёрная куртка... Все так ходят... Пожал я плечами и вышел из кафе и пошёл в контору. Через полчаса пришли и ребята, которых также выперли из кафе. Но у нас в ведёрке было пиво, которое спасло от разочарования...

***

22 июля в камералке появился некий Павлов, который с порога крикнул:
- Кто тут едет в Охотск? 
Маркузя вылез из спальника и, застенчиво улыбаясь, сознался, что это он.
- Ну. и отлично! Завтра полетим. Я тут кое-какие дела сделаю и всё. Вы, ребята, ждите меня, никуда не уходите! Поможете нам запаковаться...
Этот Павлов исчез, а мы целый день, как проклятые, его прождали. Хорошо, что сидели у ведра с пивом и кушали селёдку... Когда мы выпили уже второе ведро пива и собирались на боковую, то вдруг кто-то затопал в тамбуре, что-то там загрохотало... И вот пред нашими удивлёнными глазами появился тот самый Павлов, вдрызг пьяный. Мы нашли ему лишний спальник и уложили спать. Но Павлов спать не хотел, он всё хотел с нами поговорить о студенческой жизни, о романтике. А ещё он ругал и поносил Олькова, за то, что тот набрал денег, продуктов, людей и бросил всё это в самом начале...
- Он, змей, выкрутился и ушёл в сторону, а мне – Павлову, теперь всё это расхлёбывать!
Я понял, что обещанные мне этим Ольковым молочные реки на моторке с кисельными берегами и с пальмами – всего этого уже по каким-то причинам отпало, и никогда больше не случится...

***

Утром проснулись рано, потому что нас ждала дорога. Умылись. Павлов вытащил из-под лавки заначенную бутылку водки, и мы немного «подлечились». После чего мы все пошли в контору к Парфёнову. Но его в конторе не оказалось, и машинистка попросила нас присесть и подождать. Минут через 15 появился Константин Степаныч Парфёнов, который уже побывал в конторе, служившей нам пристанищем, где он обнаружил пару сломанных стульев. С присущей ему въедливостью Парфёныч проработал нас за эти стулья, сломанные во время драки в камералке. Про драку он конечно не знал, а то нам бы досталось по полной... В любом случае, Ясно Море провёл с нами назидательную беседу. После этого небольшой речью нас вдохновил на подвиги Член-Корреспондент Академии Наук по фамилии Красный. Всё говорило о том, что наше пребывание в конторе подошло к концу, что мы приблизились к тому торжественному моменту, когда нас наконец-то забросят в тайгу. В свободное время я бродил по Хабаровску в поисках какой-нибудь литературы, чтобы было что почитать в тайге. В букинистическом магазине я случайно нашёл книжонку Supplementery reading к учебнику "Аглийский язык за два года". В книжке были адаптированные рассказы на английском. Читались эти рассказы удивительно легко. Эта книжонка стала моим проводником к дальнейшему углублению в изучении английского языка.

***

23 июня мы вылетели в Нелькан на практику в Охото-Майскую партию ДВИМС. С нами отправили груз - сапоги и робу для рабочих. Павлов и Маркашов сразу улетели в Охотск, а нам в аэропорту Николаевска-на-Амуре сказали, что Ан-2 на Нелькан будет вероятно завтра. Ну, раз борт побещали на завтра, то нам спешить некуда. Поэтому мы оставили груз в камере хранения, свои вещи просто бросили на пол в аэропорту, и поехали в город пить пиво.
На утро мы собрались лететь, но нам сказали, что борт не полетит, нет погоды. Мы со спокойной душой опять поехали в город, пить пиво... И на следующее утро нам сказали, что опять самолёта не будет. . В общем, дни шли за днями, а мы никуда не летели, хоть билеты были на руках. Наша надежда улететь в Нелькан улетучивалась с каждым днём, так как диспетчер всё время переносил дату вылета. Мы спали там же в аэропорту, развернув спальные мешки на полу. К нам все уже привыкли, и даже милиция нас уже знала, как облупленных. На следующий день мы не полетели, потому что начались пожары в тайге...

 Через неделю денег у нас ни то что на пиво, даже на кусок хлеба не было. За груз в камере хранения уже набежала приличная сумма, которой у нас конечно не было... Позвонить или телеграмму подать мы не могли,  потому что у нас не было ни телефона, ни точного адреса. Они там в ДВИМСе наверняка были уверены, что мы уже давно находимся в Нелькане. Впрочем, мы насребли мелочи и отослали в ДВИМС телеграмму, типа «на деревню дедушке, Константин Парфёнычу». В телеграмме стояло что-то вроде: «Застряли Николаевске нет борта и денег».
Мы действительно застряли в Николаевске, без копейки денег. Ситуация была безвыходная. Ощущение было такое, что про нас вообще забыли.  Но главное было то, что мы были голодные, а кушать очень хотелось. Ребята приуныли, у них не было ни малейшего понятия, как и что делать.  Если бы мы знали, что придётся так долго ждать самолёт на Нелькан, то может быть мы  экономнее были... Но мы же не знали...

***   

Погода была великолепная, солнце жарило, небо было голубое. Даже не верилось, что погода нелётная... Но нелётная – это было только для нас. В это прекрасное утро в аэропорту я случайно встретил земляка, Кольку Савина. Он с моим братом Витькой учился в одном классе и жил на соседней улице. Колька Савин и Валера Удалов, в отличие от других мальчишек с нашей округи, занимались атлетикой. На пустырь они вытаскивали гантели и тяжёлые гири, которыми чуть ли не жонглировали! После школы они оба поступили в лётное училище и выучились на лётчиков.  И вот идёт Колян Савин в красивой форме лётчика, весь такой элегантный! И я ему навстречу – небритый, лохматый, в зелёной куртке с ромбиком «Мингео» на рукаве, в мятых штанах и сандалях на босу ногу. В общем бич-бичом.
- Колька, привет!
- Привет..., - опешил бравый пилот Колька, явно не представляя себе – откуда его может знать этот вот бичара.
- Ага, не узнал земляка! Это я – Вовка, брат Витьки, твоего одноклассника.
- Да, да, помню... А что ты тут делаешь?
- Да вот, я же на геологическом учусь, на практику лечу, в Нелькан. А туда как назло ни одного борта не идёт.
- Да, наслышан... Так ты из тех самых студентов, которые тут в аэропорту живут? О вас уже легенды ходят...
- Какие ещё легенды?... Коля, тут вот какое дело, борт обещают со дня на день, а мы поиздержались... Не будет ли у тебя взаймы пять рублей?
- Нет проблем! – Колька достал из внутреннего кармана бумажник и протянул мне пятирублёвую купюру.
- Вот спасибо! – обрадовался я, - а ты куда летишь?
- Я сейчас на Охотск летаю. Ты извини, Вовка, мне надо торопиться.
- Ну, счастливого полёта! – протянул я лётчику Кольке руку.

***

- Эй, Костя, - вытаращился на меня Коля Таразанов, - ты что это с лётчиком этим знакомый что ли?
- Да я его ещё пацаном помню, это же мой сосед. Кстати, тоже Колькой зовут, тёзка твой. Он мне пятёрку занял...
- Зря ты так, Костя, - подошёл Ренат, - надо было червонец занимать.
- А может сразу четвертак? – усмехнулся я, - благодарите Бога, что он послал нам пять рублей, во всяком случае сегодня от голода мы не умрём.

***

Это был воскресный день и мы пошли купаться на реку, прикупив в буфете кое-какой еды.
Хусейн с Тарзаном легли загорать на зелёную травку, а я ходил на руках и озирал обширный плёс Амура. Внимание моё привлекла затонувшая шлюпка, которая находилась недалеко от берега.
- Эй, орлы, хватит дрыхнуть, - позвал я своих товарищей, - у нас появилась уникальная возможность совершить кругосветное путешествие !
Втроём мы добрели по колено в воде до затонувшей шлюпки, перевернули её и потянули к берегу. На берегу мы нашли больших кусок мешковины размеров, из ветки-загогулины исхитрились сделать мачту, которую прикрепили к средней скамейке в лодке. На эту импровизированную мачту мы натянули мокрую, дырявую мешковину и запрыгнули в лодку. Ветер наполнил наш парус и наша лодка понеслась вперёд навстречу новым приключениям.
Ветерок трепал и хлопал дырявой мешковиной на мачте-загогулине, а мною завладело романтическое настроение и я запел:

Надоело говорить, и спорить,
И любить усталые глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса.

Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас...
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина! 
   
- Ну, куда будем курс держать, капитан? – спросил Тарзан.
- Не знаю, - пожал плечами я. Может быть мы доберёмся противоположного берега Амура...
- А вдруг там китайцы? Полоснут очередью из автомата..., - ухмыльнулся Хусейн.
- И действительно. Ведь по Амуру вроде граница с Китаем проходит..., - забеспокоился Тарзан, - давай лучше обратно повернём.
- Как ты обратно против ветра поплывёшь?  - прищурился Ренат, - теперь уже поздно поворачивать...
- Нет, не доплывём мы до того берега, - сказал я, размышляя, - когда мы достигнем фарватера, течение нас подхватит и уволокёт в открытое море. И будем мы там мотаться, как Зиганшин,  Поплавский,  Крючковский, Федотов на барже. Кстати, один из них тоже был татарин... На нашей лодке такой же расклад... Их тогда через 50 дней нашли.... А вот нас искать не будут, потому что про нас и так давно забыли...

***

Мы не доплыли до другого берега, и течение нас не подхватило. С нами случилась совсем другая беда – наша лодка стала тонуть прямо посреди Амура... Мы сразу не заметили, что вода в лодке постепенно прибывала. А когда это обнаружили, то в панике мы стали вычерпывать воду ладошками. Но вода прибывала быстрее, чем мы вычерпывали.
- Мы тонем! - заорал Тарзан, - спасайся кто может!
Лодка уже наполнилась водой до краёв. Мы выпрыгнули из неё,  опасясь, что лодка потянет и нас на дно за собой. Однако, к нашему удивлению, в этом месте было всего лишь по колено. Вот тебе и Амур! Полреки прошли под парусом, а глубина везде полметра...
 
 Оставили мы лодку там, где она была, и побрели к своему берегу пешком прямо по воде, подобно Иисусу... Весь вечер мы ломали голову над насущной проблемой – где взять деньги, чтобы прожить ещё несколько дней... Вариант с ограблением сберкассы не рассматривался принципиально. Хватит уже историй на нашем факультете про вооружённые ограбления... Стоять на паперти с протянутой рукой – это тоже было исключено, так как и церкви в этом захудалом городишке наверняка не было. Давать телеграммы домой? А вдруг завтра уже улетим в Нелькан?
Тогда я подумал и решил, что надо идти в местный комитет ВЛКСМ и просить там о помощи.
- А что? Ведь мы же комсомольцы, - рассуждал я, - значит нам местные комсомольцы наверняка помогут. Может быть осыпят нас золотым дождём из мелкой монеты...
- Ага, разгонись, да не убейся..., - съехидничал Тарзан, - так они нас там и дожидаются.
- Да, Костя, не выйдет из этой затеи ничего хорошего, - вторил Коле Таразанову Ренат Хасанов.

***

И хотя Хусейн с Тарзаном очень сомневались в помощи от ВЛКСМ, но всё же в понедельник пошли со мной. А куда было деваться? Выбора у нас в обшем-то не было...В горкоме нас внимательно выслушал какой-то серьёзный молодой человек. Потом он о чём-то думал, затем куда-то позвонил и наконец известил:
- Вот что ребята, материально я вас поддержать не могу, но я тут поговорил с товарищами по телефону, и они дали добро. Такое дело - вас  сегодня ждут на колбасной фабрике, где обеспечат временной работой, в общем куском хлеба.

***

Поблагодарили мы этого молодого человека, пожали ему руку, и сразу отправились на колбасную фабрику.  Но на фабрике, как назло, был обеденный перерыв. Нас попросили зайти после обеда. Вот тогда нас и занесла нелёгкая в этот злополучный пионерский скверик. Сидим на лавочке, мечтаем о вкусной и здоровой пиши, а есть хочется, аж до последней кишочки! И тут какие-то бородатые мужики подсели в зелёной робе. Оказалось, что это работяги с золотых приисков. Решили они тут в скверике перекусить, отдохнуть с водочкой среди буйной природы. А у них хлеб, колбаса, сало, консервы, помидоры, зелёный лучок и огурчики свежие!
- Эй, ребятки,- спрашивают мужики, глядя на нас, глотающих голодную слюну - вы откуда?  Студенты что ли? 
Ну, конечно сознались, что мы в самом деле студенты. Рассказали мужикам о своей судьбе горемычной, о том, что торчим тут уже неделю и кушать хочется! Ну, а мужики были добрые самаритяне, налили нам водочки по полстакана, банки с рыбными консервами пододвинули, колбасу! Мы конечно ломаться не стали, как первокурсницы, а хлопнули по полстакана и принялись закусывать. И вот в этот самый добрый момент, когда уже чутка захорошело, и жизнь показалась прекрасной, откуда ни возьмись со всех сторон налетели милиционеры и оперативники. Ну прям как в фильме «ТАСС уполномочен заявить», в том эпизоде, где на несчастного шпиона со всех сторон набросились агенты КГБ...  Давай они всех хватать, руки заворачивать за спину и тащить в "воронок".

***
 
В отделении милиции мужиков с прииска сразу в камеру без разговоров, а с нами-студентами стали разбираться. Нам повезло, что нас ещё не успело развести от градуса алкоголя. К тому же от неожиданности всей этой облавы хмель вообще перестал действовать,  так что мы смогли трезво сформулировать свою позицию. Типа, мы тут гуляли, дышали воздухом...У нас вот прямо сейчас должна быть важная встреча в отделе кадров колбасной фабрики, а нас загребли не по делу... Капитан милиции послушал наши объяснения, ухмыльнулся, посмотрел наши документы и отпустил, пообещав бумагу о нашем задержании отослать в деканат...
В тот же день мы попали на фабрику, где таскали тяжёлые туши бедной замороженной импортной говядины. Там же мы варили во дворе куски мяса в квадратной ёмкости, и жрали это мясо от пуза... Начальство на колбасной фабрике вникло в наше бедственное положение и нам выплатили небольшой аванс. Наконец-то мы смогли поесть по-человечески! Обед в столовой фабрики стоил 20 копеек, и там было вкусное картофельное пюре, зелёные огурчики и помидоры, и много свежего мяса. Такой обед в обычном кафе стоил не дешевле 3-5 рублей!
На колбасной фабрике мы выполняли всякую чёрную работу, таскали туши, мыли с помощью шланга помещение для рубки мяса и разные ёмкости. Кстати, колбаса на Николаевской фабрике варилась в стерильной чистоте и никакой туалетной бумаги в числе компонентов конечно не было. Кому сказать, так не поверят, что студенты-геологи подрабатывали по дороге на практику на колбасной фабрике!!!...

***

В пятницу был день долгожданной получки на фабрике, и мы стояли у вахты, ожидая кассира. Народ уже дружно повалил с работы мимо вахтёра, который углубился в чтение газеты «Правда» и только кивал проходящим мимо его работникам фабрики, которые весело прощались с ним:
- Ну, пока, Петрович!
В руках у этих работников были объёмистые авоськи,  в которых они тащили из фабрики трёхлитровые банки со сметаной, колбасу, сосиски  и большие куски сочного мяса. Я поначалу подумал, что это так называемые «несуны», на которых обычно в «Крокодиле» всякие карикатуры рисовали. А потом я засомневался, вахтёр же на них почему-то не реагирует... Кто его знает, а может быть это были вовсе и не «несуны», а профсоюз выделял голодающим работникам фабрики небольшой паёк?

Но вот вахтёр Петрович вдруг встал, и стал приглядываться к приближавшемуся к проходной человеку. Этот невысокий мужичонка тащил под мышкой большой бараний бок, явно хорошо прокопчённый в коптильне, потому что запах эта баранина источала необыкновенный!
- Эй, ты чего это так вот рёбра эти тащишь? – спросил Петрович.
- А чё? – невинно заморгал глазами мужичонка.
- Ну, ты бы в газету хотя бы завернул, а то ведь пылюка на дороге. Вот возьми, свежая «Правда»...
- Да не, спасибо, Петрович, я и так донесу! – подмигнул мужичонка и скрылся в пыли, которой окуталась улица после проезда грузовика.
 
***

Денег мы получили немного. Но всё же всю неделю так хорошо питаться, да ещё по 15 рублей заработать – на это мы даже и не рассчитывали!
Вечером мы закатили пир на берегу Амура. Мы пили красное вино и у нас был только один тост в этот вечер: «За скорейший отлёт в Нелькан!»

От неопределённого ожидания нас спас кандидат наук Ялынычев, который летел из Хабаровске на вертолёте Ми-8. Это случилось 8 июля. Прошло ровно полмесяца с того времени, как мы вылетели из Хабаровска....  Ялынычев выкупил из камеры хранения наш груз, а это в наших глазах была довольно приличная сумма. Мы погрузили всё снаряжение и свои вещи на борт вертолёта, и полетели над безбрежной тайгой в северном направлении. С Ялынычевым летело ещё два студента– Серёга Чайко и Виталий Прокопенко.

***

С аэропорта завхоз Дороговцев отвёз нас на моторной лодке по реке в Нелькан, на базу, где мы провели ещё 4 дня из-за нелётной погоды. Жили в палатке, бродили по посёлку. Нелькан растянулся двумя рядами одноэтажных  домишек вдоль  большой реки с чудным названием Мая. Дороги тут никакой не было, только направления, тропинки и что-то вроде тротуара из горбылей. База ДВИМС была в самом конце посёлка, дальше уже стояла стеной глухая тайга. В другом конце Нелькана стояла церковь, срубленная неизвестно когда из лиственницы. Теперь тут был клуб, где по вечерам показывали кино, а в выходные молодёжь устраивала танцы. Одна местная девушка там пела. Она была удивительно похожа на Мирей Матье!

***

13 июля меня и Серёгу Чайко забросили на вертолёте в отряд №1 Охотско-Майской партии. Вертолёт приземлился на площадке на берегу реки, и тут же подбежали люди и принялись выгружать ящики и мешки с продуктами. Больше всего суетилась какая-то лохматая толстая тётка, которая оказалась на самом деле не тёткой, а начальником отряда.  Этим начальником был  старший геолог Никитин Юрий Игоревич. Просто он так выглядел из-за своих длинных волос...
- Где же это ты студент пропадал? – обратился Никитин ко мне, - мы тебя ждали ещё почти месяц назад.
Пришлось рассказывать об ожидании самолёта в аэропорту Николаевска, оправдываться за опоздание. 

  В отряде  было 14 человек, но часть людей находилась в тот момент на поисковом участке, где они рыли канавы. Лагерь отряда располагался  на берегу речки с гордым именем – Бурунда. Тут среди высоких лиственниц скрывались в зелени палатки, кухня с большой печью, где пекли свой хлеб, банька и лабаз с продуктами. Меня поселили в палатку, где проживал отсутствовавший в то время геолог Компаниченко. А Серёга устроился на соседних нарах с нарами начальника отряда Никитина.

14 июля я, в качестве маршрутного рабочего, ходил в маршрут с начальником отряда Юрием Никитиным. Мы с ним утром добрались в верховья Горняцкого Ключа, который впадает в ту же Бурунду. Прошли более 8 километров до скарнового рудопроявления, где молодой геолог Володя Компаниченко вместе с рабочими рыл и документировал поисковые канавы. Там мы попили чаю, после чего Никитин навьючил меня и рабочего Валеру рюкзаками, полными образцов и штуфных проб, и отправил нас на лагерь. Сам он решил пройти небольшой маршрутик. Рюкзаки были неподъёмными, по полсотни кило каждый. Мы с этим рабочим Валерой проходили от силы метров сто и падали вместе с рюкзаками на землю, тяжело дыша. Пока мы лежали на мягком мху, Валера этот рассказывал мне про свои амурные дела.
- Эх, студент! Не повезло нам с тобой. Кирпичи эти тащим по тайге... Разве это жизнь? А в прошлом году я работал у москвичей, так те вообще от лагеря дальше трёх километров не ходили. И была у них одна бикса, тоже студентка, так она в меня по уши влюбилась. И чего она только не вытворяла!...
Послушав об этой биксе и ей неземной любви к бичу Валере, я понял, что эта «бикса» - чистой воды сексуальная фантазия бедняги-парня, сходящего с  ума в безлюдной тайге.
До чего же было тяжело тащить груз по тайге, проваливаясь глубоко в мох, спотыкаясь о валёжины и камни! Ох мы и матерились!
Добрались к лагерю поздно вечером. Никитин ещё ворчал, что мы такие нерадивые, так  долго тащимся... Он, видишь ли,  сам уже давно пришёл из маршрута и успел переделать кучу разных дел. Вечером ко мне забрёл рыжий кот, похожий на тигра. Это был Фишка, любимое животное геологини Павловой. Зашёл, всё обнюхал, но тут Павлова его позвала: - Кис! Кис! Кис!
Кот тут же побежал к ней, мурлыкая и подняв хвост трубой.

15 июля по причине натёртых на ногах мозолях начальник позволил отдыхать на лагере. Серёга Чайко, как оказалось, не первый раз в ДВИМСе, всех тут знает. Он рассказал мне, что народ тут в основном постоянный, что у начальника какие-то проблемы с нервами, поэтому с ним лучше вообще не спорить ни на какие темы, а то тот может психануть. Ещё он поведал, что единственная женщина в лагере, геолог Павлова – женщина роковая, так как в прошлом сезоне из-за неё один парень чуть было не «тронулся» мозгами. Ей лет 50, а он влюбился в неё, как мальчишка.
- Ты смотри, Костя, - предупреждал меня Серёга, - лучше обходи её десятой дорогой, а то я тебя знаю...   
Чёрт! И до Серёги значит дошло про мой роман с Л... А куда спрячешься, когда вокруг эти шустрые студенты. Я же с их курсом сдавал зачёты и экзамены, и как-то само собой подружился с многими из них.

***

Роман с Л. Вспыхнул не сразу. Сначала была свадьба у Боба, то есть у Вовки Белозёрова. Невестой у него была студентка из мединститута, моя землячка из Арсеньева. На свадьбе в основном были все свои ребята и девчата, с кем я начинал свою студенческую жизнь в 1972 году на картошке в приханкайском совхозе «Просторы». И конечно же на свадьбе были медички, подружки невесты. С одной из них я танцевал, и затем вызвался её провожать. А она жила в районе 12-го километра. По дороге целовались, и я остался у неё ночевать. Звали её Галка, была она смешливая и вредная. В общем, утром я ушёл от неё, и потом через год летом случайно встретил на улице Фокина.
- Эй, студент, ты что-то пропал... А я тебя ждала...
- Увы, я адрес твой забыл, - развёл я руками...

Но дело даже не в том, что я забыл, где живёт эта Галка, а дело в том, что я влюбился в Л. Она такая стройная, высокая, элегантная, красивая...
Как-то незаметно для самого себя на этих занятиях и зачётах я стремился быть поближе к ней... Наверно какая-то искра между нами проскочила, зажгла нас обоих...  Мы с ней бродили вдвоём у моря, смеялись, целовались, как сумасшедшие. Л. была местная, она не жила в общежитии, но иногда приходила к своим однокурсницам. Однажды под Новый год выдался такой вечер, когда все обитатели нашей 101-й комнаты отсутствовали. Вовка Смолин заночевал у своей невесты, Боб перебрался к жене, Витя Меньшиков ушёл к своим родственникам, А Зелинский и вовсе уехал домой на праздники. Судьба подарила нам с Л. время и место, где мы могли остаться наедине. Мы с ней обнимались и целовались теперь безо всякого смущения. А ещё мы вдвоём пели песни:

Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в степи сосна,
Словно в году весна.
Hету другой такой
Ни за какой рекой,
Hи за туманами,
Дальними странами...
 
И про клён ещё:

Там, где клен шумит над речной волной
Говорили мы о любви с тобой
Облетел тот клен, в поле бродит мгла
А любовь как сон стороной прошла

        А любовь как сон, а любовь как сон
        А любовь как сон стороной прошла

Это были счастливые дни и ночи!...

16 июля. С целью ознакомления со шлихованием ходил в маршрут вдоль реки Бурунда с техником-геологом Серёгой Чайко. С нами был ещё промывальщик с лотком, который отмывал шлих, пока я отбирал донные пробы. Работа была вроде и не тяжёлая, но целый день брести по тайге, пробираться сквозь кустарник и валёжины вдоль ручья – это не безмятежная прогулка за городом.

На следующий день в том же составе мы шлиховали ручьи по левой стороне реки Бурунда.

18 июля с утра моросил мелкий дождик, так что с утра Никитин заставил заниматься документированием проб и подписыванием образцов. Нудная работа, мне это не по душе. Лучше в маршрут сходить. Но куда пойдёшь, когда вокруг всё мокрое?... 

19 июля. В качестве техника-геолога выполнял маршрут в верховьях Горняцкого Ключа, впадающего в Бурунду недалеко от лагеря. Вместе с промывальщиком занимался шлиховым опробыванием. Забрались довольно далеко, но под конец маршрута были застигнуты холодным дождём, и позорно бежали от него до самого лагеря.

20 июля. Интенсивный дождь не оставлял ни малейшего шанса на проведение маршрута. Пришлось целый день сидеть в палатке. После обеда из соседней палатки высунулся повар Юрка и махнул рукой:
- Студент, заходи!
У повара в палатке было жарко, а он продолжал побрасывать в печку дрова.
- Ну, у тебя тут прям Ташкент! Чего это ты кочегаришь? – спросил я.
- Да я же опару поставил, ей надо чтоб тепло было. Завтра буду печь хлеб.
- Ух ты, хлеб?! Сам будешь печь?
- А что там особенного... Печку раскочегаришь, а потом в формы тесто разложить, и в печку.
Юрка-повар был парень весёлый, у него тут же лежала гитара, которой он великолепно владел. Песни у него в репертуаре в основном были с блатной романтикой. Но пел он лихо, аккомпанируя себе на гитаре.
Вспомнилось, как мы с Мишкой Стольниковым сидели на подоконнике в бытовке на девичьем этаже, недалеко от моей 101-ой, и завывали под гитару. Первокурсницы, забегавшие в бытовку с поварёшками, чтобы помешать свой супчик на печи, так и зыркали своими любопытными глазёнками! 

21 июля. Участвовал в подготовке к выбросу. Юрка-повар испёк хлеб, часть которого мы упаковали с собой с другими продуктами, а несколько буханок  хлеба приготовили для того, чтобы передать в другие отряды. Я вообще никогда больше не видел, чтобы в тайге геологи сами пекли себе хлеб. Обычно приходилось довольствоваться весь сезон чёрствыми армейскими сухарями из чёрного хлеба.  Выходит что в обеспечении людей свежим хлебом была заслуга геолога Юрия Никитина, сумевшим наладить в полевых условиях небольшой «хлебозавод».

22 июля. Выброс вертолётом Ми-4 в устье р.Билькачан отряда в 5 человек. Вертолёт завис над болотом. Техник вертолётный вплотную приблизился к нам и заорал в ухо, чтобы его услышали через грохот двигателя и свист лопастей: - Прыгайте!
- Как, вот прямо с такой высоты прыгать? – засомневалась геолог Павлова.
- А что ещё делать? – задал встречный вопрос техник, - если мы сядем в это болото, то взлететь мы уже не сможем, засосёт на фик. Так что не раздумывайте, прыгайте! Тут невысоко...
Пришлось бросать рюкзаки, палатку продукты вниз, и самим прыгать с высоты полтора метра в болото. Мы стояли по колено в болоте, а вертолёт взмыл вверх и исчез за верхушками лиственниц.
- Да здесь же кругом болото! – озирался промывальщик, - надо выбираться куда-нибудь на сухое место.
Маршрутный рабочий Виктор уже выбрался из болотины, и как лось ломился через чахлый лесок.
- Эй, идите сюда, тут более менее сухо! – крикнул он. Мы схватили рюкзаки, спальные принадлежности, продукты в мешках и потащились через болото. Тут мы решили ставить палатку, потому что начинал накрапывать дождик. Поставили палатку, соорудили кухню, наготовили дров. Накинули антену на высокие лиственницы и вышли на связь. Сообщили в отряд, что у нас всё в порядке и занялись приготовлением ужина. При разборке вещей и продуктов выяснилось, что многие вещи и продукты сильно размокли, а сахар вообще растаял. Это при том, что жизнь геологов в тайге и так не сахар...

***

23 июля. Утром проснулись от барабанящих по брезенту палатки капель дождя. Но, невзирая на дождь, все мы собирались идти в маршрут. Хотя мы и настелили под низ веток, хоть застелили их брезентом, но спать в чехле от спальника, замотавшись в бязевые вкладыши, было всё равно холодно, да ещё снизу просачивалась болотная, ледяная вода... Бить баклуши, отдыхать в этой сырости вовсе не хотелось. Позавтракали и, едва стих мелкий дождик, мы тут же отправились в маршруты. Промывальщик с Валерой пошёл шлиховать ручьи, а я пошёл в маршрут в качестве радиометриста с Павловой и с маршрутником Виктором по правобережью низовьев р. Билькачан в районе высот 763.0 – 1225.0 метров. Маршрут пришлось прервать, так как начался дождь. Дождь продолжался два дня, в течении которых мы сидели в палатке или под кухонным тентом, слушали радио песни про БАМ, и мечтали о возвращении в лагерь на Бурунду, который теперь казался центром цивилизации.
 
26 июля. После окончания дождя был продолжен прерванный маршрут.

27 июля. Маршрут по водоразделу р.Билькачан и правых притоков р.Челасин, в качестве радиометриста. Радиометристу в маршруте лучше всего, не то что геологу. Тот идёт с картой, с компасом, шаги считает, пишет что-то в пикетажку, а ты идёшь себе, насвистываешь, окружающей природой любуешься...Красота!  Только платят геологу всё же больше, чем радиометристу...

28-29 июля. Пасмурно, дождь. Отряд под руководством Павловой Евгении Викторовны отдыхает в дыму костра. Мы нашли более приличное место для лагеря, но возиться в этой сырости с установкой палатки не хотелось. Решили ничего не менять, потому что скоро всё равно уходить отсюда. Нам оставалось пройти только один маршрут...

30 июля. В качестве стажёра находился в маршруте с геологом Павловой и маршрутным рабочим Виктором. Маршрут проходил по правобережью р.Челасин через высоты 865 м и 868 м. Пришлось лезть на высокий склон, а Виктор, здоровый с виду мужик, что-то стал задыхаться и плёлся еле-еле.
Когда выбрались на перевал, устроили привал. Виктор плюхнулся на землю едва живой. Тут мы разгрели банки с тушёнкой, а Виктор в такой же банке заварил себе целую пачку индийского чаю. Он жадно хлебал этот чай и с каждым глотком оживал. Остаток маршрута он шагал бодро, словно и не устал вовсе, хотя тащил основной груз на себе. Неужели это благодаря чифиру? Кто бы мог подумать, что чай может вот так стимулировать внутренние ресурсы. После маршрута мы вернулись на лагерь отряда на Бурунде.
 На выбросе мы работали в районе массива Большекомуйских гранитоидов, а так же там было много роговиков и алевролитов.   В лагере нас ждал ужин и хорошо вытопленная парная баня. Баня здесь – чудо!

31 июля. Отдых после выброса, стирка и опять баня с ерниковыми вениками, перевязанными ароматной бечёвкой. Выползаешь из баньки и смотришь на небо, усыпанное яркими звёздами – красота! А может быть на тех звёздах тоже кто-то сидит после баньки и смотрит на нас? Сидит тот инопланетянин и думает: «Неужели там где-то есть жизнь? Нежели там тоже какой-нибудь чувак сидит после бани и смотрит на звёзды?». Интересно, если бы на реке Челасин жило какое-нибудь племя, то как бы они, эти челасяне, называли нас – жителей у реки Бурунда? Бурундцами или бурундуками?....

1 августа. Заворачивал шлифы и геохимические пробы. С одной стороны заворачивать в бумажки пробы – это не по горам карабкаться и не по болоту чавкать сапогами. Но с другой стороны  - это нудное занятие. Но деваться некуда... Вечером зашёл на огонёк к соседу Юрке. Он опять бренчал на гитаре. Песенку он одну здорово наигрывал. Мне даже слова запомнились, судя по всему народные: 

Часто мне вспоминается маленькая станция,
Тополек и акация на ветру качаются.
Я стою - косынка белая, платьице в горошину,
Проводить пришла несмелая своего хорошего.

Мы прошлись с ним до станции, рядышком да под руку,
И казалась акация мне огромным облаком.
Говорил, что будет век любить, исполнять желания,
Что ему в разлуке жить, как и мне - страдания

Ни письма, ни вестиночки не прислал хороший мой
Говорят - его видели, говорят уже с другой.
Только я тому не верила, всё ждала хорошего,
Берегла косынку белую, платьице в горошину.

Часто мне вспоминается маленькая станция,
Тополек и акация на ветру качаются.
Но грустить не стану больше я, улыбнусь я солнышку,
Видно было в нем хорошего с маковое зернышко...

Слушал я эту песню и вспоминал Л...  Получалось, что я точно такой же, как этот тип из песни. Маковое зёрнышко... Всё порхал, словно мотылёк, думал что счастье будет вечно длиться... Но тогда мне нужно было жениться, и какой с меня жених? Студент... Конечно, надо было серьёзней быть, а я дурака свалял...  Где теперь моё счастье?...

2 августа. Продолжал вчерашню работу. Вечером бренчал на гитаре, разучивая аккорды, которые мне показал Юрка-повар.
 
3 августа. Ходил в маршрут в качестве техника-геолога с промывальщиком вверх по течению р.Бурунда от лагеря до слияния двух её притоков – левого и правого. Тоже работёнка не пыльная: иди себе, записывай чутка в пикетажку, да донные пробы отбирай. А промывальщик в холодной воде лопатой грунт набирает в лоток, потом буторит и шлих отмывает. Да ещё надо слить шлих в бумажный кулёчек, завернуть, подписать... Тягомотина ещё та!

4 августа. Занимался общественно-полезным делом: сколачивал из горбылей кресло. Оно оказалось весьма удобным. Комфорт в тайге – это не роскошь, а средство полной релаксации в состоянии физической изнеможенности после маршрута... Начальник отряда Юрий Никитин критически взглянул на моё творчество, хмыкнул неодобрительно и ушёл на кухню с рыжим котом на плече. Ну, прямо пират Сильвестр с попугаем!...

5 августа. Ходил в маршрут в качестве техника-геолога с маршрутным рабочим в междуречьи р. Бурунда – ключ Горняцкий. Ну, какая разница в технике-геологе и в геологе? Что тот, что этот  - компас в зубы, молоток, карта,   и вперёд по горкам и долинам. Привязал начальную точку, азимут взял и иди, шаги считай. По дороге надо молотком по всяком камню поколотить, чтобы не пропустить интересную породу или руду. Если что-то попалось, то наносишь это место на карту и топаешь дальше... Велика наука...

6 августа. В том же составе ходили в маршрут по правому борту верховьев р.Бурунда.

7 августа. Заворачивал шлифы и геохимические пробы. Отчитывался перед начальником отряда за маршруты.
Нет, в дневнике это конечно не отразишь... Никитин потребовал пикетажку и принялся мне высказывать свои замечания.
- Смотри, как ты пишешь, студент, - распекал меня Никитин, - что за почерк? Разве можно так коряво и неразборчиво писать? Как это потом люди прочитают? Описание пород примитивное... Чему вас только в институте учат? ... А это что? Помарки всякие, комары раздавленные с кровью на листах – этого быть не должно!
В общем, разделал меня начальник отряда как Ванька Жуков ту селёдку... А разве я виноват, что комары пьют мою кровь? ...

8 августа. В качестве радиометриста ходил в маршрут с начальником отряда и маршрутным рабочим в устье р.Бурунда и вдоль правого борта р.Челасин, в которую впадает р.Бурунда. На берегу р.Челасин неожиданно встретились с геологами-москвичами. Имел небольшую беседу со студенткой 5-го курса МГРИ о перспективах развития геологии в ближайшее десятилетие в Советском Союзе. А ещё мы затронули тему развития электроники, в частности о прогрессе в изобретении новых геофизических приборов. У меня на шее висел древний СРП-2, а у девушки был новенький современный прибор, позволяющий снимать отсчёты в гамма. Девчонка совсем не красавица, но тут в тайге и с этой бледной поганкой было приятно пообщаться...
Вернулись из маршрута вовремя, к ужину и к бане. Пар был что надо! Процесс парения в бане чрезвычайно важен в горно-таёжных, полевых условиях и происходит следующим образом. Обнажившись в крохотном предбаннике, любитель бани входит с ерниковым веником в жарко натопленную баньку и лезет на полати, где хлещет себя веником, массируя всё разгорячённое тело. И когда уже выдержать жару становится невозможно, выскакиваешь из баньки и бежишь нагишом, босиком по булыжникам аллювиальных отложений, чтобы броситься наконец в ледяные воды горной речки Бурунды. Перепад температур оказывает на организм благотворное воздействие, снимая физическую усталость и закаляя организм.
Если с поискового участка в лагерь приходил геолог Володя Компаниченко,  то мы с ним вдвоём парились и купались в речке. Но обычно парился и купался я в одиночку. Никитин не парился вовсе, Серёга Чайко тоже парился, но не купался в речке, а зря. Медики говорят, что подобные процедуры весьма способствуют хорошему здоровью, и я уверен, что геологам в поле банька просто необходима.

9 августа. Заворачивал шлифы и вычерчивал карту к отчёту. Заворачиваю шлифы, а сам всё думаю: «Вот выучусь, защищу диплом, стану геологом... А всё равно придётся шлифы и пробы всякие заворачивать... Если конечно студента какого-нибудь на это дело не запрягу... В общем, перспективы какие-то в нашей профессии есть...»  А то, помню, когда я на слесаря учился, то старый мастер Тимофеич осерчал на меня и сказал: «Нет, не выйдет с тебя ни учёного, ни слесаря...».  Если вдуматься, то он в чём-то прав... Ведь геолог с молотком в руках, он чем-то на слесаря с молотком похож, но не слесарь!... А учёный ли? Учёные в кабинетах сидят, глобальные проблемы решают, а не по горам с молотком лазят... Вот кто я тут? Не слесарь и не учёный... Так что Тимофеич, как в воду глядел...
 
10 августа. Ходил в маршрут в качестве техника-геолога с маршрутным рабочим по левому борту р.Бурунда. В маршруте производил радиометрические измерения в канавах отрытых под руководством геолога Владимира Компаниченко. После документации радиометрии на канавах я прошёл ещё маршрутом 1 км по азимуту 50°. Вот если бы все маршруты были такие! Коротенько всё, неспешно, по высоким горкам не карабкался. Быстренько всё прошёл и к обеду уже на лагере!

11 августа. В качестве радиометриста продолжил с начальником отряда маршрут, незавершённый 8 августа. Берег в этом месте р.Челасин представляет собой хорошее обнажение коренных пород. Здесь залегают карбонатные породы  с прослойками кремней, выше залегают почти горизонтальные пласты ороговикованных алевролитов. Имеются выходы диабазов. Никитин делал зарисовки обнажения, а я удобно устроился на ветвях дерева и любовался просторами, которые открывались передо мной.

12 августа. Заворачивал шлифы и вычерчивал карту к отчёту. Мастерил берёзовый туесок. Искусство!

13 августа. Был отдых по случаю пасмурной погоды. После ужина продемонстрировал населению лагеря асаны – специальные оздоровительные позы из древнеиндийской системы Йога. Провёл своего рода лекцию на тему – «Индийская система Йога – геологам полевикам». Люди отнеслись очень внимательно к моей лекции, задавали вопросы, обсуждали, спорили.
Во всяком случае никаких хи-хи и ха-ха, как это обычно в общаге было, когда студенты наши бестолковые узнавали, что я Йог. Меня студенты наши даже Йогой прозвали, и считали почему-то смешным, что я ежедневно завязываюсь в разные асаны. 

14 августа. В качестве радиометриста ходил в маршрут с начальником отряда на рудопроявление, находящееся на левой стороне р. Бурунда. В маршруте нас застиг внезапный дождь, гроза с громом и молниями. Вымокшие до нитки мы вернулись в лагерь, перекусили и разбрелись по палаткам. Чтобы согреться, я залез в спальник и принялся вспоминать. 
Йогой меня прозвали на первом курсе. В общежитии я обычно перед сном выполнял на полу комплекс поз из хатха-йоги – асаны. Для многих это казалось необычным, возможно нелепым и смешным. А для меня это было естественным и необходимым. Сначала я жил с однокурсниками, ребятами-геофизиками, но потом перебрался к Пашке Соляникову в 4 холл. Там ещё жил Костик Ломаев, Шура Мухин, Серёга Гимадеев и Юрка Кончевский. Однажды в комнату зашёл парень-второкурсник, который поинтересовался – на самом деле я йог, или прикидываюсь.
Я ему рассказал, что занимаюсь йогой уже больше года, а занимался по вырезкам из старых журналов «Здоровье».  Парень этот сказал, что он тоже йог и что он может мне помочь с материалами. Это был Вовка Ромашин, известный на своём курсе тоже как йог. Он дал мне на время методичку по позам, по дыхательным упражнениям. Пришлось срочно конспектировать.
Интересно то, что у нас на геологическом факультете почти на каждом курсе был йог, и каждого йога по какому-то странному совпадению звали Владимиром.

Начнём с Владимира Смолина - йога, который был преподавателем, но который закончил наш факультет в 1975 году. Я помню его улыбающегося тогда, стоявшего в костюмчике и при галстуке у подоконника в конце коридора. К нему подошёл какой-то старшекурсник:
- Володя, привет! Как дела?
А Смолин ему говорит:  - Всё замечательно! Защитился на отлично и с красным дипломом. Теперь собираюсь у нас на факультете преподавать. Поступлю в аспирантуру... в общем всё хорошо...
Дальше... Владимир Белозёров - йог, староста геофизиков, который в этом 1977 году защищает диплом. Эх, и я тоже должен был закончить учёбу в 1977 году... Ведь сейчас защищают дипломы те, с кем я начинал учёбу в 1972 году... Вовка Белозёров был на практике на Камчатке и держал лечебную голодовку более 20 суток, бегая с магнитометром по горам.
 В 1978 году диплом будет защищать Владимир Ромашин – йог.
В 1979 году я тоже завершу учёбу в институте, и я тоже Владимир, и тоже йог...
Мы тогда в 101 комнате на пятом этаже собрались вместе, три Владимира – йога: Смолин, Белозёров и Симоненко. Четвёртым в комнате был Витя Меньшиков, который к йогам не имел ни малейшего отношения. Но он был парнем спортивным, атлетически сложенным, весь в мускулах. Частенько Витёк висел на турнике, который появился в комнате благодаря мне.

***

Осенью 1976 года я по примеру своих однокурсников устроился на работу в военизированную охрану –ВОХР. По вечерам, после учёбы я ехал теперь на Военное Шоссе охранять склады Военторга. Там со мной провели инструктаж, одели в овчинный тулуп, дали карабин и 15 патронов к нему, которые вешались в подсумках на ремне. Затем разводящий отвёл меня на объект, показал мне сектор наблюдения, вышку, с которой я должен был вести наблюдение.
Разводящий ушёл с другими караульными, а я приступил к несению караульной службы. Прежде всего я обошёл свои «владения», осмотрел замки, печати на дверях, заглянул во все тёмные углы. В одном из углов я нашёл ржавую трубу, которая с виду была как раз, если её положить сверху на рундуки в комнате. Из этой трубы мог получиться великолепный турничок! Единственно что меня смущало – это то, что труба была слишком ржавая... Но так как на посту мне всё равно делать было нечего, то я взял в руки обломок кирпича и принялся драить им эту трубу. Шорох стоял такой, что любые злоумышленники не рискнули бы напасть в это время на склад...

Вот эту трубу и я и притащил после вахты домой, где она сразу же вписалась на своё место на рундуках. Мы только покрасили её белой краской и всё...

15 августа. Заворачивал шлифы и геохимические пробы. Дождь не стихал весь день, и подолжался ещё целые сутки. От скуки сидел в палатке у Юрки, а он без устанку травил скабрезные анекдоты.

***

С этими всяким скабрезностями и матами такая вот история получилась. Наша 101-ая комната находилась на пятом этаже, где в основном жили одни девчонки-геологини.  Однажды Володя Смолин послушал нашу перебранку с Витьком, где мы естественно матюгались, словно извозчики, и сказал:
- Нет, ребята, так не пойдёт. Вот вы сейчас материтесь, а вокруг совсем юные девчонки живут . Стены тонкие и со стороны дверей слышно... Нехорошо! Надо как-то поменьше ругаться, и такие вот нехорошие слова стараться не употреблять...
В это время к нам уже поселили первокурсника – Серёгу Зелинского. И этот шустрый малец тут же предложил:
- А что если за каждый мат пять копеек в копилочку ложить? Я видел, так в некоторых комнатах ребята делают... А потом с копилки денежки достают и к чаю всякое вкусное покупают.
- Нет, - возразил я, - так дело не пойдёт. У нас денег просто не хватит на каждый мат...  Давай лучше по-другому, за каждый мат штраф будет такой - пять раз на турнике подтянуться.
Моё предложение было принято единогласно. Во-первых, с такой мотивацией никто не страдал в материальном отношении, а во-вторых, в любом случае занятия на турнике укрепляли здоровье. Приходилось и мне подтягиваться... Но больше всех на турнике отжимался наш Витёк, князь Меньшиков.  Его атлетическая фигура становилась всё более рельефной и напоминала тело легендарного Геракла.

***

Однажды в холодный осенний вечер мы с Витей Меньшиковым находились вдвоём в нашей 101-й. Я усиленно занимался, читая учебники, а Витя упражнялся на турнике, как обычно.
В дверь постучали.
- Входите, дверь не заперта! – крикнул Витя, накидывая на себя смолинский халат.
В дверь сунули нос две второкурсницы:
- Ой! У нас тут такое! Не знаем что делать...
- В чём дело? - осведомился Витя Меньшиков. 
- Да тут какой-то мужик подозрительный по этажу ходит, во все комнаты заглядывает... И рожа у него уголовная! – выпалила девчонка, опасливо озираясь на дверь.
- Вот как? Ну что же, пойдём посмотрим на этого типа, - сказал Витя. Он, как был в халате и тапках, так и вышел в коридор. Я тоже вскочил и вышел вместе с ним. По коридору действительно брёл чужак в кепке. Руки в карманах, растёгну тая нараспашку куртка, блатная походка. Мы с Витьком пошли за ним. Он дошёл до конца коридора и пошёл нам навстречу, ухмыляясь. Прошёл мимо, заглянул в бытовку...
- Эй, товарищ, - окликнул чужака Витя Меньшиков, - что Вы тут делаете?
Тот оглянулся на нас, плюнул через плечо и спокойно ответил:
- А тебе какая разница? Кто ты такой?
- Я князь, - ответил неожиданно Витёк. В самом деле, из-за его фамилии, Витю иногда называли у нас князем Меньшиковым, по аналогии с дружком царя Петра Первого...
- Ты, князь? В тапках? Ха-ха-ха!
- Мы представители студсовета, а Вы кто такой? – терпеливо спрашивал Витя чужака.
- Студсовет? А я Никодим! Может быть тебе ещё и ксивы показать?
- Силу? Давай показывай, - ощетинился Витя, готовый к физическому отпору.
- Витёк, товарищ Никодим имеет ввиду не силу, а ксивы, то есть документы, - сказал я ему.
- Вот-вот, документы предъявите, будьте любезны! – сказал Витя чужаку официальным голосом.
Тот вздохнул и нехотя достал из кармана листок. Витя взял листок в руки, который представлял собой справку с печатью об освобождении некого Никодима.
- Понятно, - сказал Витёк, возвращая справку Никодиму, - с какой целью Вы тут ходите по женскому общежитию?
- Всё вам знать надо..., - досадливо поморщился Никодим, - привет передать надо одной девице. Передам и уйду. Я знаю она тут где-то шхерится... Вот её фотка.
Я взглянул на фотографию. Да, это была одна из девчонок-геологинь, и я знал в какой комнате она живёт.
- Подождите, - сказал я Витьку и Никодиму, - я сейчас с этим разберусь.
Я заглянул в ту комнату, где жила эта девчонка, и нашёл её, прячущуюся за занавеской.
- Ну, в чём дело? Так и будешь прятаться? Этот тип тебя всё равно найдёт... Ты боишься его? Не бойся, мы с Витей Меньшиковым тебя в обиду не дадим!
- Ничего я не боюсь..., - ответила мне девица, и, закусив губу, вышла в коридор. Она подошла к Никодиму и спросила: - Ну, что? Ты от него?
- Да, вот возьми, он тебе передал, - с этими словами Никодим вытащил из внутреннего кармана какие-то серьги и вручил девице. Девица тут же ушла в свою комнату. Никодим приподнял кепку, как бы салютуя, и сказал: - Вот и все дела! Покеда!
Он пошёл по коридору, свернул к выходу, а мы с Меньшиковым за ним последовали.  Тот теперь шёл быстро, не останавливаясь и не оглядывась. Он сделал своё дело.
 На лестничной пощадке мы с переглянулись с Витьком и пошли опять к комнате, где жила эта девица. Постучали, она вышла.
- Ну, чего вам ещё надо? – раздражённо спросила она.
- От тебя нам ничего не надо, - ответил ей Витя Меньшиков, - только в другой раз постарайся не устраивать переполох в общаге, а лучше разбирайся сразу со своими дружками.
- А это не ваше дело! – ухмыльнулась девица...

***

17 августа. В качестве маршрутного рабочего ходил в маршрут с начальником отряда в истоки р. Бурунда. Обнаружили зону минерализации на контакте диоритов с доломитами. В маршруте мы вышли на водораздел и перед нами открылся необыкновенный вид. Вдали синели горные вершины, но были также вершины рядом с нами. А между вершин, словно в чаше находилось небольшое круглое озеро. Скорей всего эти вершины являлись краями огромного древнего вулкана, а озеро внизу – это собравшаяся в кальдере вулкана вода. Ветер тут на перевале дул ледяной... 

18 августа. Закончил чертить карту масштаба 1:20 000 к отчёту. Теперь уже есть с чем возвращаться в родной институт. А ещё образцов всяких я насобирал килограмм пять...
 
19 августа. Составляли вдвоём с Серёгой Чайко список геохимических проб. Вдвоём работать быстрее. И конечно же вспоминали общагу, наших общих знакомых...

С 20 по 24 августа непрерывно шли дожди, поэтому пришлось всё время заниматься с пробами, заполнять «портянки» для спектрального анализа.

25 августа. С Серёгой Чайко пошли в маршрут. Он вёл запись маршрута в пикетажке, а я орудовал радиометром, делая замеры в канавах неподалёку от лагеря. Всю дорогу вспоминали родной институт, всякие выходки некоторых студентов, наших преподавателей.
26 августа. В качестве техника-геолога отправился в маршрут с маршрутным рабочим. Однако внезапно всё покрылось дымкой, небо затянуло тучами и исказились пространственные перспективы. Из-за этого я перепутал сопки, начав маршрут не там, где нужно было. Но позднее пелена спала с глаз моих, и я привязал весь свой маршрут к точке, в которой начальник отряда проходил по склону этой сопки. Через 400 метров, оказавшись на элювиальных  развалах, я обнаружил скарны с вкраплениями рудных минералов, представленных вероятно сфалеритом. Более детально изучить зону минерализации я не смог, так как начался сильный дождь. Пришлось срочно бежать в лагерь.  По возвращению я сообщил о своей находке, и наши геологи Павлова и Никитин пришли к выводу, что я обнаружил новое рудопроявление.

27 августа. Весь лагерь праздновал день мой рождения. 22 года – красивый возраст, когда ещё вся жизнь впереди... Мне подарили банку голубики и открытку с тёплым поздравлением от лица всех обитателей на берегу реки Бурунды (От бурундуков! Ха-ха-ха!). По случаю отдыха я постирал своё бельё в речке. А потом зашёл на огонёк к повару Юрке, где выпил пару кружек пенящегося «Бурундиского», то есть молодой бражки. Весь вечер бренчал на гитаре, вспоминая своих родных, наше общежитие...

28 августа. День выдался солнечный, мы загорали и решили макнуться. В общем, мы с Володей Компаниченко купались в речке Бурунде, что среди других обитателей лагеря было не принято.

29 августа. С утра ждали вертолёт, который прилетел и забрал 5 человек, среди которых и повар Юра. Остальные пока ещё продолжат свою полевую жизнь среди желтеющей тайги. А я топил баню. Вечером я убедил техника-геолога Витьку Дороговцева и студента Серёгу Чайко в целебности сочетания жаркой парной бани и ледяной бурундинской ванны. Так что они составили мне компанию. Было уже темно. Как красива тайга ночью! Холодный свет луны падает на аллювий реки, а над речкой нависли тёмные, будто нарисованные на синем небе верхушки стройных лиственниц. И тут тишину полуночной глухомани разрывают душераздирающие вопли трёх любителей бани, окунувшихся с разбегу в ледяные воды реки Бурунды.

30 августа. С утра камералили, а потом я опять затопил баню. На этот раз Витька Дороговцев и Серёга Чайко от бани и купания отказались, но зато ко мне присоединился несгибаемый парильщик – Володя Компаниченко. Так что мы парились весь вечер и бежали к Бурунде, чтобы отдаться её течению... А вечером выпили по 50 грамм Абу-Симбэл... Это что-то необыкновенное!

31 августа. Ходили вдвоём с Серёгой Чайко описывать найденное мною 26 августа рудопроявление. Основательно поколотились, отобрали образцы, штуфные пробы, зарисовали, сделали замеры. Всё как положено...

1 сентября. Наступила золотая осень. Жёлтые иголки дождём сыпятся с лиственниц, осыпая всё вокруг. Где-то далеко детишки пошли в школу. И студенты наверно тоже... А мы сидим в тайге и занимаемся чёрт знает чем. Вот я к примеру отчитывался сегодня пред начальником отряда за описание рудопроявления. Никитин опять меня раскритиковал, но в целом моё описание было принято...

2 сентября. Утром встал рано. Я – дежурный по лагерю, то есть кашеварю.  Включил радио, а оттуда зазвучала песня в исполнении Пугачёвой:

Снова птицы в стаи собираются,
Ждёт их за моря дорога дальняя.
Яркое, весёлое, зелёное,
До свиданья, лето, до свидания.

За окном сентябрь провода качает,
За окном с утра серый дождь стеной,
Этим летом я встретилась с печалью,
А любовь прошла стороной.

Чёрт! Ну прямо про меня всё в этой песне!
На мой взгляд, пища, приготовленная мной, получается вполне съедобной. Народ не жаловался на качество пищи, но мне всё равно пришлось выслушать критику и поучения начальника отряда Никитина, к которым я внимательно прислушивался. Я конечно возражал немножко, но старался не злить шефа...

3 сентября. Ходил в маршрут сначальником отряда в верховья р. Бурунды. В маршруте было немало интересного – большое многообразие пород: вулканические, интрузивные, метаморфические. На вершинах дул холодный, пронизывающий до костей  ветер. Всё ближе зима. По утрам всё вокруг покрывается белым инеем, а в ёмкостях на кухне образуется лёд.
 
4 сентября. После завтрака прилетел вертолёт, который доставил почту. В вертолёт мы загрузили ящики с каменным материалом и часть продуктов. Я опять топлю баню. Вечером желающие парились и принимали бурундинские ванны, после чего мы с Володей Компаниченко торжественно отметили окончание полевого сезона в нашей палатке, куда пригласили единственную здешнюю красавицу - Евгению Викторовну. Она принесла баночку голубичного варенья и мы пили грог. Прямо как пираты!
Володя Компаниченко достал из чехла свою семиструнную гитару и принялся перебирать струны. Зазвучала приятная мелодия, Володя стал петь, и ему тут же стала подпевать Евгения Викторовна:

Тихо по веткам шуршит снегопад,
Сучья трещат на огне.
В эти часы, когда все еще спят,
Что вспоминается мне?
Неба далекого просинь,
Давние письма домой...
В царстве чахоточных сосен
Быстро сменяется осень
Долгой полярной зимой.

Снег, снег, снег, снег,
Снег над палаткой кружится...
Вот и кончается наш краткий ночлег.
Снег, снег, снег, снег...
Тихо на тундру ложится
По берегам замерзающих рек -
Снег, снег, снег.


5 сентября. Похолодало. Продуктов осталось совсем мало, кончился сахар. Ничего, как –нибудь выкрутимся, ведь остался ещё целый ящик борща!
Дней пять мы с Серёгой бегали по тайге, стреляли рябчиков и кедровок, которые затем жарили и варили. А что делать?  – Еды почти не осталось...


***

12 сентября. Вчера уже шёл снег, а сегодня в лагерь вошли семь оленей. Стали возле бани и смотрят на людей, как бы спрашивая: «Ну, чего вам тут надо?»
Олени на нас смотрят, а мы на них. Вася Король задёргался весь, кричит: - Дайте мне ружьё! Я сейчас буду их валить!
Зря дёргался, патроны давно кончились. Мы весь боезапас извели с Серёгой Чайкой стрельбой по кедровкам и по рябчикам.
В этот день мы с Володей Компаниченко пошли в последний маршрут. Да и не маршрут это был. Недалеко от лагеря, в трёх километрах, росло удивительное дерево с огромным капом необычной формы: вроде как обезьянка обхватила дерево. Вот к этому дереву мы и пришли, спилили его, вырезали кусок этого чуда природы весом в 120 килограмм, взвалили на плечи и потащили это бревно по тайге до лагеря. Пот лился градом, мошка словно взбесилась, плечи ныли от тяжести, колени сгибались от напряжения, но мы дотащили.  Володя решил отправить «обезьянку» в Ялту, на знаменитую «Поляну Сказок». Пусть это чудо природы увидят другие люди. «Обезьянку» оставили на вертолётной площадке, а сами в палатке выпили по чуть-чуть Абу-Симбэл, египетской лечебной настойки, которую Володя Компаниченко иногда извлекает из своего вьючного ящика.

14 сентября. Снег шёл несколько раз, который на речке стаивает, но на сопках лежит белыми шапками. Стоит холодная, пасмурная погода.  Кончился хлеб. Мы уже две недели ждём вертолёта, а его всё нет и нет... Вертолёты заняты вывозом эвенкийских детей из стойбищ, потому что им пора идти в школу.
 Кроме «обезьянки» тут неподалёку  ещё одно удивительное дерево растёт, лиственница, у которой на высоте восьми метров ствол неожиданно расходится на несколько стволов! Возможно метеорит шарахнул когда-то, срезал верхушку и вместо одной верхушки стало расти несколько...

17 сентября. Холодно! С утра рубим дрова и топим печки в палатках. Дым вьётся из жестяных труб. Всё слегка присыпано снегом, красота неописуемая!

18 сентября. Опять топил баню, парились с окунанием в Бурунду. Домой хочется!

19 сентября. Ночью выпал снег, который и утром не прекратился. Пришла зима!

20 сентября. Снег  всё валит и валит. Мы выпустили газету с крупным заголовком: «Охото-Майцы! Встретим достойно 60-летие Великой Октябрьской Социалистической Революции на славной бурундинской земле!» Газета в картинках и карикатурах была посвящена нашему нехитрому быту. Авторы: Симоненко В.,  Компаниченко В.

21 сентября. Уже пятый раз я дежурю по камбузу. А оно мне надо? Мне хочется домой, в город, хочется сидеть в уютной аудитории и дремать под убаюкивающие звуки, производимые старичком профессором, читающего лекцию... Выглянуло солнце, засверкавшее миллионами отражений от покрытой белым снегом тайги. По рации обещают сегодня прислать вертолёт, но в это уже не верится... Кажется, что мы навсегда останемся среди этого снежного безмолвия...

Но что это? Тра-та-та! Застучали лопасти вертолёта. Вот он, долгожданный стрекозёл, вот он родимый садится на площадку у реки. Бегом, бегом! Быстро свёрнуты палатки, все бегут с ящиками и мешками к вертолёту и загружают последние вещи в его чрево. Завёрнутые в полотенце горячие борщ и макароны с тушёнкой тоже загружаем в салон Ми-8. Устраиваются все, кто как может, среди кучи снаряжения на развёрнутых спальниках для удобства. Ура! Взлетели!
Внизу остались тёмные квадраты на месте палаток, вились дымки от выброшенных из печек углей. Среди заснеженных гор вилась чёрной змеёй речка Бурунда. А потом земля исчезла, потому что вертолёт окунулся в кисель облака. А затем мы полетели выше облаков, которые стлались под нами белым одеялом, а в иллюминаторы било яркое, холодное солнце.

***

В Нелькане тоже лежал снег. Мы – ИТР разместились в избушке, во второй половине которой обитали братья Дорговцевы и где был склад. Рабочие разместились в большой десятиместной палатке с печкой и нарами. Ренат Хасанов и Коля Таразанов тоже обитали в той палатке. А мы в доме занимались камеральными работами. Тут были и Гаджа, и Евгения Викторовна.

***

Рабочие, оказавшись в цивилизации, тут же принялись пьянствовать. Однажды, когда мы сидели на полу и выносили маршруты на карты, вдруг появилась на пороге пара подвыпивших субъектов. Один из них матерился и требовал у Гаджи денег, вероятно необходимых для «продолжения банкета». Тут ещё и Вася Король появился в дверях.
- Ну, вот и Вася нарисовался, - флегматично заметил Володя Компаниченко.
- Ах, он ещё и рисуется, мать его, - ругался первый субъект, которого звали Петром, - а мы ему щас в лоб!
- Я Король! – возгласил Вася Король, качаясь и не видя никого в упор.
Тут Гаджа встал, улыбаясь,  и дал пинка сразу всем троим, после чего мы опять продолжили мирно камералить.

***

Мы надеялись улететь в самое ближайшее время, поэтому нас рассчитали и сняли с котлового питания. Обедать теперь я ходил с Ренатом и Тарзаном в крохотную нельканскую столовую, где было всё очень вкусно и недорого.  Тут обычно обедали лётчики. Обслуживала посетителей симпатичная девушка,  которая много курила и потому всё время кашляла – «Кха-кха!». Я сначала подумал, что это две разные девушки, потому что одна была блондинкой, а другая брюнеткой, но оказалось, что это всё же одна и та же, просто в разных париках. Меж собой мы называли девушку – Кха... Мы всё ломали голову, как в институте отнесутся к нашему опозданию, ведь мы давно уже должны были вернуться и приступить к учёбе.  Но по опыту мы понимали, что ждать нам придётся возможно долго. Под влиянием мрачных мыслей я написал стих:

Мы сюда прилетели,
Как птицы весной
С юга жаркого
На север суровый.

Отдохнуть захотели
От мирской суеты,
Стать покрепче,
Поправить здоровье.

Вот и выполнен план,
Отыскали руду,
Нанесли мы на карты маршруты.
В эвенкийский посёлок Нелькан
Мы как птицы для стаи стянулись.

Но уж месяц сидим,
Улететь не могём...
Мы как птицы,
но всё же не птицы...

Непогода кругом,
Не летит самолёт...
Белый снег над
Нельканом кружится.

И сегодня, кошмар,
Непогода была,
Но вдруг видим –
Железные птицы!

Залетают в Нелькан
Одна за другой...
Хорошо, наяву
А не снится!

Завтра Бог если даст
Улетим мы на юг,
Перевал не закрылся бы, братцы!
Над Нельканом, как птицы,
Мы сделаем круг
И отправимся в цивилизацию!

Что нас ждёт в институте? А вдруг там кто-то начнёт «размахивать шашкой»?  Раздумья о возможных претензиях к нам со стороны деканата, привели нас к коллективному творчеству в результате которого родилось вот это стихотворение, которое назвалось «Письмо декану»:

Жаркое было лето,
Полное суеты...
Бабы и пиво где-то,
Здесь лишь одни хребты.

Стланик переплетённый,
Голый скользящий склон,
Снегом уж занесённый,
Изученный нами район...

Там мы искали руды,
Золото мыли в горах,
Скарны и грязь повсюду
Чавкали в сапогах!

И вот мы составили карту,
И написали отчёт.
Смотри, Пётр Степаныч, осадки,
А здесь интрузия сечёт!

Камней по пуду на брата,
Граниты и сланцы есть,
Сульфиды, гранаты, бораты...
Да что там – их всех не счесть!

Здесь с рюкзаком огромным,
В тяжёлых сырых сапогах,
Ох, нелегко, Пётр Степаныч,
Золото мыть в горах!

Мы думали очень скоро
Увидим родной факультет,
Прощайте скалистые горы,
Прощайте на множество лет!

Но рухнули наши надежды,
Нелькан нас в себя поглотил...
Декан, ты наш добрый и нежный
Деньгу на билеты пришли!

Все улетели птицы
Туда, далеко на юг,
Снег над Нельканом кружится,
Не надо печалиться, друг...

Рано закончилось лето,
Сжатый ему лимит,
Тихо ушло с приветом,
Снег в сентябре лежит.

Здесь мы в глуши таёжной
Мечтаем о городах,
Но улететь не можем,
Погода не лётная...

Что же теперь нам делать?
Волком голодным выть?
Денег на водку нету,
Хмарь над селом стоит...

И всё таки мы верим,
Лишь станет на Мае лёд,
С Нельканского дикого брега
Нас унесёт самолёт.

И все мы войдём почтительно
В Степаныч Петра кабинет,
Ведь случай такой исключительный.
И в этом вины нашей нет!

***

Самолёта всё не было, ребята сидели по вечерам с бичами в палатке и играли в карты. Мне это было неинтересно, поэтому я ходил в клуб-церковь в кино и на танцы. Однажды на танцах я отважился и познакомился с девушкой, которая пела в ансамбле. Она так похожа была на Мирей Матье. Звали её Света. М ы сней даже прогулялись немножко по вечернему Нелькану, о чём-то говорили и было с ней очень интересно. Снег падал и крупные снежинки кружились, словно белые мухи у фонаря, висевшего на деревянном столбе. Мы тогда расстались и договорились, что встретимся завтра. Я уже такие планы строил на следующий вечер... 
Но утром следующего дня пришло известие, что будет борт на Николаевск-на-Амуре. Нас троих доставил завхоз Дороговцев на своей лодке в аэропорт. И точно, самолёт ждал нас, и мы были сегодня единственными пассажирами этого Ан-2! Из багажа у нас были только рюкзаки, а внутри были только холодные откидные сиденья и царил дикий холод. Взлетели. Тут оказалось, что Коля с Ренатом основательно  приготовились к полёту: у них было припасено в рюкзаках несколько бутылок водки, сушёное оленье мясо, нарезанное длинными лентами, хлеб и стаканы, позаимствованные у двухцветной Кха. После третьего тоста за окончание полевого сезона уже меньше раздражал рёв двигателей и дребезжанье нервюр фюзеляжа этого полугрузового варианта самолёта, и как будто даже не так холодно стало...

***

В Николаевске на этот раз мы не задержались ни на минуту, наш рейс на Хабаровск был буквально сразу. Ну, а добраться из Хабаровска до Владивостока – это было совсем просто... 
И вот, после заснеженного Нелькана, возвращаемся с практики во Владивосток, где ещё не вся листва облетела с деревьев и было довольно тепло. Переночевал я в общаге и утром рано побежал на факультет.  Навстречу мне попался Ренат.
- Костя, ты куда так спешишь?
- Да вот, иду на факультет... А ты откуда?
- А я там уже был. Иду вещи собирать... Отчисляют нас троих...
- Как отчисляют? За что?
 - А ты забыл, что мы тогда в милицию попали в Николаевске? Я только сунулся на фак, а мне навстречу Вася Рычков.  Он говорит, что на нас "телега" пришла из милиции города Николаевска-на-Амуре, а в «телеге» чёрным по белому доводилось до сведения декана факультета, что студенты Хасанов, Таразанов и Симоненко были задержаны в пионерском скверике в нетрезвом виде.
- Во гады! – возмутился я, - да разве ж мы тогда были в нетрезвом виде?
- А что тут поделаешь? Декан уже приказ об отчислении готовит...
- Так может пойти к Гарбузову, да объяснить ему... Ну, типа, как мы в стихах давеча написали...
-  Ты, Костя, совсем ничего не знаешь.  Пока нас не было, деканом факультета  вместо Петра Степановича Гарбузова назначили Василия Алексеевича Кортунова! Ну, ладно, я пошёл вещи собирать... Тарзан тоже домой пошёл, он уже в курсе.

***

Мне как-то не по себе стало... Студенты Василия Алексеевича Кортунова побаивались, и при мысле об экзамене по геофизике покрывались холодным потом. Кортунов  читал у нас геофизические методы поиска, с упором на каротаж. Внешне выглядел сурово, а в общении со студентами отличался строгостью... А тут ещё вспомнилось мне, как в начале лета на свадьбе у Вовки Смолина произошёл этот конфликт... Ну, думаю, всё - амба! Сейчас Василий Алексеевич  с меня живьём шкуру сдерёт и на барабан натянет...

***

На факультете все уже знали о постигшей нас неприятности с этим письмом. Друзья подходили и сочувствовали, а Вася Рычков тоже увидел меня и, злорадно потирая руки, заявил:
- Попались соколики! Иди в деканат, там тебя уже давно ждут. Будете знать, как пьянствовать и порочить славное имя нашего института...
В деканат я заглянул робко и предстал пред грозным деканом Кортуновым. Он мне сухо поведал о злополучном письме из милиции города Николаевска и укоризненно покачал головой. Действительно, всё шло к тому, что нас троих выгонят из общаги и отчислят из института. Впрочем из троих в общаге жил только я...
 В замешательстве я что-то стал лепетать об ошибке. Типа всё было совсем иначе, нежели написано в письме из милиции. 
- Василий Алексеевич, это какое-то недоразумение! Не было никакой пьянки. Мы там случайно оказались...
 Василий Алексеевич выслушал мои путанные объяснения и говорит: - Ладно, пиши объяснение! Изложи подробно, что вы там делали в пионерском скверике города Николаевска-на-Амуре. Да поторопись, а то мне надо в ректорат идти, отчитываться за ваши «художества».

***

Ну, и я конечно быстро нашёл свободную аудиторию и принялся лихорадочно соображать, что бы такое написать в своё оправдание... И написал... Конечно, всей правды я не стал выкладывать, о том, как мы действительно попались в скверике во время облавы на алкашей. Вот ведь капитан попался,  сдержал своё обещание... В  объяснительной  я написал,  что по дороге на практику мы отдыхали в пионерском скверике города Николаевска-на-Амуре. На соседней лавочке появились какие-то мужики, которые взялись распивать в этом скверике спиртные напитки. Мы конечно тут же хотели уйти, но не успели, а попали случайно в сети милицейской облавы. В милиции почему-то решили, что мы тоже распивали спиртные напитки вместе с этими неизвестными нам мужиками. Но это конечно же заблуждение, которое непременно должно быть развеяно... потому что мы вообще не употребляем спиртного из принципа!
Я изо всех сил постарался изложить все эти события в выгодном для нас свете, и выгородить нас троих, представив невинными ангелочками. Но ведь кому я это всё «втирал»? Василию Алексеевичу, с которым три месяца назад чуть было не подрался из-за девушки Светы, находясь в приличном подпитии... И всё же...

***

С готовым текстом своего сочинения бросился наперерез к Кортунову, который своим энергичным шагом уже направлялся в ректорат. Вручил я ему своё сочинение, и он тут же принялся читать на ходу, не останавливаясь. Я не отставал, шёл с ним рядом. Василий Алексеевич так зачитался, что чуть было не столкнулся с трамваем номер два. Трамвай зазвенел и остановился...
Мы с трудом перешли улицу, носившую название «25-го Октября», полную машин и трамваев и остановились напротив кафетерия. Василий Алексеевич дочитал, посмеиваясь. Ну, всё думаю, отчислит, век воли не видать... У него же такая удобная возможность была со мной разделаться... Но Василий сказал так:
- Ну, ты даёшь! Я уже давно так не смеялся! ... Ладно, иди пока со своим студсоветом разбирайся в общежитии... Хорошее ты объяснение написал. Живите пока,... но чтоб мне больше без фокусов!   
 Погрозил он шутливо пальцем и всё...

***

Не стали нас исключать из института.  Вот такой был человек, наш новый декан Василий Алексеевич Кортунов - строгий и жёсткий снаружи и добрый, человечный внутри! Я подумал, что если бы на его месте был Пётр Степанович Гарбузов, то тот нас наверняка выгнал бы из института... Тот дядька был, как кремень, фронтовик. С разгильдяями,  вроде нас, Пётр Степаныч не церемонился... Но и Кортунов был отнюдь не «рубаха-парень», но неожиданно в отношении нас  он оказался гуманным и великодушным...
Вообще весь сыр-бор разгорелся в основном из-за того, что в парторганизации нашего факультета состоял наш однокурсник, староста параллельной группы Василий Рычков. Вот этот товарищ и предлагал с нами разделаться со всей строгостью – чтобы выгнать из института, из общаги, дабы другим было неповадно... Только кроме Рычкова  бывают и добрые, справедливые люди , такие как Василий Алексеевич Кортунов.

Продолжение здесь:
"ЧЕТВЁРТЫЙ  КУРС. 1978 год" -  http://www.proza.ru/2013/10/25/1759