Санкт-Ленинград 1941

 1.
 Туманы молока белее
 На Петроградской по утрам,
 Дворы-колодцы, водолеи
 Все дворники; июнь к рукам
 Прибрал застылость Ленинграда,
 Размером вечного парада
 Хоронит время метроном,
 И кто-то вторит топором
 Ему, занявшись вдруг дровами,
 И где-то над туманом свист,
 Все деньги просвистит артист,
 Хлопочут голуби крылами,
 И оттого теплей вдвойне
 на Петроградской стороне.

 2.
 Уже проснулись коммуналки
 И по дворам пошел гулять
 Ребячий смех под стук скакалки,
 Рука тянулась отрывать
 Лист календарный двадцать первый,
 Но ходуном ходили нервы -
 Грозы как будто не видать,
 А молоко, гляди, опять
 Между оконных рам пропало,
 Придётся тратить на блины,
 Вот горюшко... А со стены
 Всё двадцать первое мелькало...
 И знать бы.., и не рвать зазря
 Фартовый лист календаря.

 3.
 Еще ничто не предвещало
 Большой беды и Ленинград,
 Его сады, мосты, причалы,
 Проспекты, кружева оград,
 Дворцы, особняки, соборы,
 Невы великие просторы,
 Проулки, задние дворы -
 Всё плыло в солнце до поры...
 Да только той поры не стало...
 ........................................
 ........................................
 Был голос, скован из металла:
 "... БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ..."
 Напали! Сукины сыны!

 4.
 Война! Направо и налево
 Неслось по Питеру волной
 Из репродукторного чрева:
 "война, войну, войне, войной",
 Гремел трамвай на перекрёстке
 Вдруг повзрослевшие подростки
 Глядели в лица матерям
 Заплаканным. И шли к дверям,
 И пропадали за порогом
 Мужья и братья, и сыны,
 В обьятьях адовой войны,
 В обьятьях смерти. По дорогам
 Военным сколько их лежать
 Осталось... Не пересчитать.

 5.
 Считать - немецкая причуда,
 А русским - разверни простор,
 Дай хлеба и немного чуда
 И цифрам всем наперекор
 Польётся жизнь без всяких счётов,
 Как льётся мёд с янтарных сотов;
 Великую Россию-мать
 Не сосчитать, не просчитать,
 Здесь математика другая,
 Здесь жизнь даётся только раз,
 Всё кто-то высчитал за нас
 И потому, чуждаясь края,
 Здесь плещут водку через край...
 В затворах - ад. В просторах - рай!

 6.
 Просторы, русские просторы,
 Нет в мире крепче крепостей!
 Просторы строй бесславной своры
 На части рвут, зовут гостей
 Непрошенных в такие дали,
 Где безвозвратно пропадали
 Пришедшие на Русь с мечом;
 Простор остался палачом
 И русский снег остался снегом,
 И хляби русской меж колёс
 Врагу достанет, не вопрос,
 И встреча с русским человеком
 На поле брани не сулит
 Хорошего - он победит!

 7.
 Он победит любой ценою.
 Расценок на победу нет.
 Простор окончится стеною
 Просторных душ, в которых свет
 Божественный не угасает,
 Стеной, которая спасает
 Россию испокон веков.
 Довольно здесь своих оков,
 Чужие - для иного края.
 Непостижимый русский мир...
 Здесь обреченность правит пир,
 Здесь радуются, умирая,
 Намаявшись с конца в конец,
 Здесь плачут, идя под венец,

 8.

 9.
 Здесь в бой идут не чуя смерти,
 Здесь градус водки фронтовой
 Спасает в адской круговерти,
 Здесь песни на передовой,
 Здесь бабий вой хоронит близких,
 Здесь под огнём артиллерийских
 Орудий ходят в полный рост,
 Здесь что ни поле, то погост,
 Здесь в спину бьют заградотряды,
 Здесь героизм по всем фронтам,
 Здесь кровь рекою по бинтам,
 Здесь наплевали на награды,
 Здесь русским матом глотки рвут,
 Здесь всем смертям назло живут.

 10.
 Когда войны утихнут грозы,
 Колосья к солнцу вскинет рожь
 В пространствах, где немецкий "гросен"
 Давно истерся в русский "грош";
 Тогда уж точно полным ростом
 Мы нордом, вестом, зюйдом, остом
 Пойдем и поперек и вдоль,
 И будет лишь один пароль
 Тогда - Великая Победа!
 Один пароль на все века:
 ПОБЕДА, точка, тэ-че-ка,
 Земля победой отогрета!
 Тогда - и плуг, и борона,
 А нынче, друг, - одна война!

 11.
 Война - вначале было Слово
 И, стало быть, через него
 Всё стало быть двадцать второго,
 Шестого месяца, сего
 Войной оборванного года,
 Когда фашист, не зная брода,
 Полез сквозь воду и огонь...
 Но берега, где топчет конь
 Петровский дьявольского гада,
 Восстали крепостью и здесь
 Фашисты потеряли спесь
 И Слово было вновь - Блокада...
 В нем смерть была и тьмой объят
 Застыл великий Ленинград.

 12.
 Прощайся с белыми ночами,
 Великий город, в темноте
 Аэростатными грачами
 Качайся в городской черте!
 И до войны казался хрупок
 Мир ярких газосветных трубок
 Рекламных вывесок; теперь
 Лишь незаметный свет на дверь
 Парадного подъезда льётся
 От синей лампы и слегка
 Искрит трамвайная дуга,
 Троллейбус в темноте крадётся...
 Двадцатый век, а всё одно,
 Скорей бы снег - не так темно.

 13.
 Зеркальный блеск витрин стеклянных
 С песком мешками, да доской
 Скрыт от осколков окаянных.
 И серой фронтовой тоской
 Война закрашивает шпили
 Соборов и в брезент укрыли
 Иглу адмиралтейства, и
 Уже все корпуса свои
 В сетях гигантских спрятал Смольный
 ...................................
 ...................................
 И невский ветер своевольный
 Со стен остервенело рвёт
 Плакаты "Родина зовёт!"

 14.

 15.
 Шестого сентября впервые
 Бомбардировщики врага
 Атаковали кучевые
 Над Ленинградом облака
 Одна из бомб на Старо-Невском
 В полтонны весом, да с довеском,
 Вошла в пятиэтажный дом.
 Сто девятнадцатый. Потом
 Воскресным днём шли ленинградцы
 Глядеть на рухнувший фасад
 И понимали, что назад
 Дороги нет, теперь сражаться
 И бить врага, вгонять скотов
 В ряды берёзовых крестов.

 16.
 Нева угрюмо шла в пролёты
 Мостов, суровая река
 Встречала авианалёты
 Свинцовым отблеском. В брега
 Как снегопад без остановки
 Вслед бомбам сыпались листовки
 И в белые кресты лучей
 Прожекторных во тьме ночей
 Зенитки бешенно палили,
 И ночь сменялась новым днём,
 Похожим на вчерашний, в нём
 Все те, кто до утра дожили,
 Молили Бога об одном -
 Дать силы совладать с врагом.

 17.
 И вновь, и вновь над Ленинградом
 И ночью, и в ненастный день,
 Вставал воздушною преградой,
 Армадой, тенью на плетень
 Оград чугунных полк солдатов
 Небесных - полк аэростатов;
 Лебёдки шли в лебяжий крик
 И в небо поднимались вмиг
 Откормленные водородом
 Две сотни призрачных грачей;
 В огне прожекторных лучей
 Они, казалось, хороводом
 Кружили и кручёный трос
 На сотни метров в небо рос.

 18.
 Рвалась струна аэростата,
 Играя похоронный марш
 По "мессершмиттам" супостата,
 Рвалась, когда входили в раж
 Пилоты "хейнкелей" ревущих,
 Рвалась об крылья вездесущих
 Несущих смерть железных птиц
 И падал побеждённый фриц
 Подобно огненной комете,
 А чёрный сторож в облака
 Бездумно уходил, пока
 Не расстреляют на рассвете,
 Пока заплаты на боках
 Не обтрепались в облаках.

 19.

 20.
 Сентябрь прорвался к Ленинграду
 И с первых дней пошел ложить
 По улицам снаряд к снаряду,
 Пошел тяжелыми крошить
 И сверхтяжелыми кромешить,
 И город было не утешить,
 Когда в скопления людей
 На остановках бил злодей,
 Когда по проходным воротам
 Заводов и по площадям
 Не сомневаясь, не щадя
 Смерть сеющим круговоротом
 Рвалась снаряженная сталь
 И жизни обрывалась даль.

 21.
 Восьмого сентября с боями
 Фашист осилил Шлиссельбург,
 Замкнув осадными цепями
 В проклятый день проклятый круг;
 И в этот страшный круг Блокады
 Вплелись кровавые закаты,
 Рассветы, зарева боёв,
 Горящих самолетов рёв,
 И рёв сирен и свет пожаров,
 Кровавый свет кровавых лет,
 Ревущий бесконечный бред
 В кольце немыслимых кошмаров,
 В кольце лишений и потерь,
 Которым счёта нет теперь.

 22.
 На Деревянные помосты
 Скульптуры клодтовских коней
 Взошли и к временным погостам,
 Скрываясь от суровых дней,
 Поплыли медленно-послушно.
 Народ глядел неравнодушно,
 Как чернота могильных ям
 Землёю к вздыбленным коням
 Летит... О, бронзовые души,
 Не принимавшие узды,
 Сбегавшие от борозды, -
 Вам борозда - в глаза и в уши...
 Сад отдыха листвою кружит;
 Прохожий люд идёт суров
 От черных четырёх холмов.

 23.
 Вот так бы, милые лошадки,
 Вот так бы - с места, да в карьер,
 Проехаться на танцплощадке
 С фонтанного моста во сквер
 И там зарыться, затаиться,
 Забиться в глину и забыться,
 Землёй закрыться глубоко...
 Но, то что бронзе так легко,
 То человеку невозможно,
 Пока он жив. Пока - он жив,
 Пока всё кажется фальшив
 Сиренный вой, пока несложно
 Пробраться в тишину квартир
 В почти-что довоенный мир.

 24.
 Но с каждым днём и с каждым часом
 Всё холодней и голодней;
 Холодных дней - теперь с запасом
 И столько же голодных дней.
 Пасьянс войны, увы, несложен -
 На хлебных карточках разложен;
 Теперь на них одних гадать,
 Теперь и жить, и умирать
 По этим карточкам, что стали
 Единственным календарём.
 И, отрезая день за днём
 От этой стороны медали,
 Придётся скоро повторять:
 "Сто двадцать пять, сто двадцать пять..."

 25.
 Бумажные кресты на окнах
 Перечеркнули прежний свет,
 Крахмальный хруст в льняных волокнах -
 Его на окнах больше нет,
 Прибиты одеяла к рамам
 И, привыкая к скудным граммам
 Вселенинградского пайка,
 По крохам носит хлеб рука
 До рта, разбитого цингою...
 Коптилки свет тревожит взор
 И в коммунальный корридор
 Из комнатных пещер рекою
 Неслышно льётся чернота
 И смертью дышит пустота.

 26.
 К обстрелам притерпеться можно,
 Но не привыкнуть - вот в чём соль...
 И внутривенно, и подкожно
 Война вливает в жилы боль,
 И больно слышать гром блокадный,
 Как будто великан громадный
 Идёт-ревёт по мостовой
 И бъёт железной булавой
 По жестяным зелёным крышам,
 И сердце замирает так
 В минуты бомбовых атак,
 Что, кажется, и пульс не слышен;
 Грохочет кровельная жесть,
 Жестянка-жизнь. Да. Так и есть.

 27.
 Водопровод разбит. Местами
 Вода из люков горлом прёт
 И под ведущими мостами
 Машин забытых стынет лёд;
 Плывёт Большой проспект пустынный
 Ослепших зданий лик старинный
 Отображается в воде,
 В воде, которая в беде
 Людей оставила и льётся
 Проезжей частью в никуда...
 Теперь неведомо когда
 Блокадник досыта напьётся
 Воды, привычной с детских лет,
 Вкусней которой в мире нет.

 28.
 Теперь - ведро, верёвка, санки
 И тыщей муравьиных троп -
 На Карповку, к Неве, к Фонтанке,
 На Мойку, в темноту, в озноб
 Непрекращающейся ночи,
 Туда, где прорубь водоточит,
 Туда, где в люках есть вода,
 Где непрерывно череда
 Теней растёт из ниоткуда...
 Ведро, верёвка, санки и
 Скрипят полозья вдоль реки,
 Бренчит нехитрая посуда...
 Звучит блокадный вальс в ночи
 Везде, где нынче бьют ключи.

 29.
 Дома надгробиям подобны
 Средь бесподобной белизны
 Сугробной - кажется съедобной;
 И всюду - ждущие весны
 Покойники, которых хлебом
 Не разбудить, которых небом
 Не убедить, которых тут
 потом найдут и увезут
 И захоронят в жуткой луже
 В могиле братской без гробов;
 Господь, прими своих рабов
 Изголодавшиеся души,
 Заледеневшие в стекло,
 Прими в свой свет, в своё тепло.

 30.
 Где врозь, где вместе - штабелями,
 Поленницами, как дрова,
 Тела лежат под покровами
 Метельными, летят слова
 Прохожего скороговоркой:
 "Трава... дрова...", с усмешкой горькой:
 "Трава могла бы нас спасти,
 Да где ж теперь её найти..."
 Травинкою среди морозов
 Не разживёшься, не мечтай,
 Покуда силы есть шагай
 Тропинкою среди заносов
 Пальтишко, валенки, платок...
 Шагай, покуда жив, браток.

 31.
 Спеши домой, где половицы
 Покрылись от мороза льдом,
 Сжигай ненужные страницы
 Ненужных книг, спасай свой дом,
 Свою семью, своих соседей
 И стой на том на этом свете,
 Жги довоенное добро,
 Жди сводок Совинформбюро,
 Землей с Бадаевского склада,
 Дотла спаленного врагом,
 Сласти свой чай, мечтай о том,
 Чтобы умолкла канонада
 И завтра так же, как вчера,
 Чтоб не замёрзнуть до утра.

 32.
 В кругу квартирном помогали
 Друг другу до последних сил;
 И поквартирно вымирали,
 И поквартирно вывозил
 Спецтранспорт умерших-замёрзших;
 Чтоб их входило в кузов больше
 Грузили стоя. Было так.
 В полуторку грузил дурак
 Детей, родителей, соседей -
 Всех стоя! Мёртвым всё равно,
 Работы без того полно,
 Груз не велик, поди доедем...
 И ехали! В последний путь!
 Груз не велик. Уж как-нибудь.

 33.
 Какой еще народ на свете
 Такое сможет пережить
 И жить за тех, кто нынче едет
 Вот так, в полуторках; тужить
 И жить за тех, чьих ликов белых
 Не позабыть заиндевелых,
 И жить за тех, чьих скорбных глаз,
 Смотрящих в нас в последний раз,
 Не позабыть! Каким народом
 Ты был и есть, российский люд!
 Тебя и бьют, и крови пьют
 Без меры, но, из веры родом,
 Ты был и есть непостижим,
 Ты был и есть непорушим!

 34.
 Вот, Ленинград, твоя Голгофа!
 Тебя расстреливает враг
 Из Стрельны и из Дудергофа,
 Прицельно бьёт в блокадный мрак,
 Бьёт из Урицка, бьёт из Тосно,
 Из Пушкина молниеносно
 Несётся дальнобойным смерть
 И бьётся дально больно в твердь
 Сердец великих ленинградцев,
 Готовых фронту всё отдать,
 Терпеть, сражаться, верить, ждать
 И погибать, но не сдаваться.
 Разбит-распят - не описать -
 Ты продолжаешь воскресать!

 35.
 Вот, Ленинград, твоя Голгофа,
 Когда безумствует война,
 Когда бушует катастрофа,
 Когда смертельная волна
 Хоронит люд на Пискаревском,
 На Охтинском, на Богословском,
 На Серафимовском, когда
 Кругом несчастье да беда,
 Да горе горькое, да холод,
 Когда разруха, грязь, да вши,
 Когда по скверам блиндажи,
 Когда продкарточки и голод,
 И миллион простых людей
 Ждёт миллион простых смертей.

 36.
 Не городом Петра святого, -
 Священным градом ты Петром
 Был наречён и нет другого
 Значенья в имени твоём!
 Святой простор! Святые стены,
 Во век не знавшие измены!
 Святые камни в мостовых
 И под камнями - прах святых!
 Санкт-Петербуржцы, святы братцы,
 Санкт-Петроградской стороной
 Не торговаться с сатаной,
 Вставай стеной, Санкт-Ленинградцы!
 Окно в Европу - град Петров
 Не станет дверью для врагов!

 37.
 Блок не дожил, не видел ада,
 Не вывел трезвою рукой:
 "Аптека, улица, блокада...",
 Есенин, дезертир лихой,
 Бежал бы прочь из Англетера
 В петлю окопного партера,
 И Маяковский в полный рост,
 Красив, талантлив, смел и прост,
 Пуль не страшась, ходил бы прямо,
 И как помог бы Гумилёв
 В пылу отчаянных боёв,
 И стих волшебный Мандельштама
 Спасал бы многих, если бы
 Не подлости слепой судьбы.

 38.
 Война осталась без Орфея.
 Последним августовским днём
 Та, для которой был роднее
 "Немецкий-ангельский", на нём
 Поставив крест своей могилы,
 Ушла, порастерявши силы,
 Найдя свой крюк на потолке,
 В тылу, в Елабуге, в тоске, -
 Цветаева! Та, для которой
 "Родней немецкий, всех родней"
 Ушла из безысходных дней,
 Из дней, где лай немецкой своры
 Терзает слух и рвёт простор,
 Вторгаясь в русский разговор.

 39.
 И всё же музы не молчали,
 В кромешных адовых кругах
 Слова ахматовской печали,
 Слова берггольцевской печали
 Венчали новый день и страх
 Сползал в немецкие окопы.
 Пускай исчадия Европы
 Страшатся славных слов славян,
 Славянский мир словами пьян,
 Стихами пьян и жив стихами,
 И потому не укротим,
 Не сократим, не прекратим -
 Хоть душу выньте с потрохами!
 Страна непобедимых слов -
 Молитвы светлой и стихов!

 40.
 Вам, человеки слов, пророки,
 Ревнители родной души,
 Строители прямой дороги
 К сердцам, хранители межи
 Между бесчестием и честью,
 Благую весть с блаженной лестью
 Не путающим, вам творцы,
 Священной рифмы, вам отцы
 И матери любой победы,
 Спрягающим родную речь,
 Переплавляющим в картечь
 Слова, вам, гордые поэты,
 Россия предана на век,
 Вам предан русский человек!

 41.

 42.
 На досках, спрятавших витрины,
 Печальных объявлений строй:
 "Продам старинные картины
 И крест нательный золотой",
 Ковёр хороший тёплый прочный
 На хлеб меняю очень срочно",
 "Продам луженое ведро,
 Продам фарфор и серебро"...
 И вдруг - листок, приставший к ряду,
 Среди бесчисленных "продам",
 Перчаткой по кричащим ртам:
 "Куплю Гомера "Илиаду""!
 Блокада. Снег. Мороз. Стена.
 Гомер. Троянская война.

 43.
 "Куплю Гомера"... Боже, правый!
 Забава сшедшего с ума!
 Гомера в этот мир кровавый,
 В смертельный пир, когда чума
 Уже лежит на тротуарах,
 Когда вокруг дымят в пожарах
 Насквозь промерзшие дома,
 Когда в печах горят тома
 Прекрасных книг, теперь напрасных,
 Когда обстрелов чехарда,
 Когда повсюду боль, когда
 Своих покойников несчастных
 Простывший город в простынях
 Везёт на санках и санях!

 44.
 Какой Гомер, какая Троя?!
 Морозы в минус тридцать пять
 Шьют простыню такого кроя,
 Чтоб правый берег спеленать
 И в тот же саван белоснежный
 Укутать край левобережный
 И праздновать помин души
 Среди заснеженной тиши
 В проспектах мёртвых Ленинграда,
 В проспектах, где под Новый Год
 Судьба слепым певцом идёт -
 Вот истинная Илиада,
 Не знающая тождествА
 За все века от Рождества!!!


© Copyright: Антон Сенюта, 2012
 Свидетельство о публикации №112012111271