Есенинские вечера

ЕСЕНИНСКИЕ  ВЕЧЕРА

(сцены из Московской жизни Сергея Есенина в трех действиях)


                *  По мотивам стихов Есенина *

    Действующие  лица:

Сергей Александрович Есенин, поэт.
Зинаида Райх , его жена.
Анатолий Мариенгоф
Михаил Мурашов
Матвей Ройзман , друзья поэта.
Вадим Шершеневич

Юлия Дижур,девушка Шершеневича.
Элен Шершевская,девушка Мариенгофа.
Панфилова,подруга Зинаиды Райх.
Владимир Владимирович Маяковский.
Асейдора Дункан, жена С.А.Есенина.
Ирма, приемная дочь Асейдоры Дункан.
Шнейдер Илья Ильич, сопровождающий в поездках по гастролям Асейдору Дункан.
Надежда Вольпин, девушка Есенина.
Толстяк в очках
Гражданин в свитере. Посетители
Кафе « Стойло Пегаса».
Беспризорный мальчик лет двенадцати.
Аронсон,врач санатория.
Чекисты, молодые люди, танцовщицы, официанты.
Голос матери.

                Место действия – в разных районах города Москвы.

                Д  Е  Й  С  Т  В  И  Е     П  Е  Р  В  О  Е               

В   Е   Ч   Е   Р          П   Е   Р   В   Ы   Й
                Квартира З. Райх. Свадебный стол накрыт.
                За столом и вне оного  друзья поэта со свои-
ми дамами. Подруги З. Райх со своими кава-
лерами. Играет радужная весёлая музыка.
          Смех, разговоры. Два молодых человека на-
полняют бокалы. Иные пробуют вино. Дают
  разные отзывы дегустации.  В торце стола
                два высоких стула для молодожёнов. Ждут
                их появления. Громко смеясь, просто влетают
                С. Есенин и З. Райх.
ЕСЕНИН.  С. Наше вам, с кисточкой!
З. РАЙХ.  Общесемейное…
ОБА. (В раз с низким поклоном.) Здра-а-а-сте!
ВОЗГЛАСЫ.  Ура-а-а! Жених и невеста прибыли на место…
ПЕРВЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Сергей Александрович, вот сюда (Указывая на один из высоких стульев.)
ВТОРОЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Зинаида Николаевна, проходите!
Ваше место рядом с Сергеем Александровичем.
М.МУРАШОВ. Что-то задерживаетесь, Сергей Александрович? Мы уже заскучали.
С. ЕСЕНИН. (Поднимая бокал с шампанским.) Долго рассказывать! Заждались? Давайте без разминки и начнём. (Склоняется к З. Райх,
целует.)  Начну с воздушной Зины в платьице длинном…
             Обход продолжается. Звучит звон бокалов и далее
по ходу действия.
     С великим Мотей
 В розовом капоте…
И с дядей Вадей
В праздничном наряде.
        Тут Папа
 В пижаме…
На маме  - шляпа...
На Мише новые штанишки  Молодые маляры
                Тит и Вася
Дом красят.
Разделывают стены
Под розовый отт
енок.
Кричит  Мишка:
                « Ишь,  как,
                Вот это ловко –
                Вместо кисточки спринцовка…»
                А Папа Мише:
                « Удивляйся по  тише!
                Разве трудно догадаться,
                Что это механизация…
                Скоро научатся даже
                Наспринцовывать портреты и пейзажи».
(Возвращается, берёт Зину под локоть, предлагая 
встать
Святые слёзы бросьте
                И пригласите всех в гости…
З. РАЙХ. (Встаёт.)Дорогие наши, друзья и подруги! Милые свидетели, сдвинем бокалы за наше счастливое будущее. За нас!
ГОЛОСА.   Горько!  Горько!  Горько!
                С. Есенин и З. Райх троекратно целуются.
                Звенят бокалы, все пьют, закусывают.
Молодые ребята вновь наполняют их.
А. МАРИЕНГОФ.(С бокалом в руке.)
Там, где капустные грядки,
Красной водой поливает восход.
Кленёночек маленький матке
                Зелёное вымя сосёт.
Твоими стихами Сергей Александрович
Тебя поздравляю,
От чистого сердца,
Бог видит, тебе я желаю:
                Дремлют пташки нежные
Под вихри даже снежные
У мёрзлого окна…
С. ЕСЕНИН. ( Перебивая оратора.)   Эти ребяческие вирши давным--давно выброшены. Где ты их розыскал? В каких грязных трусишках,
дружище мой? 
А. МАРИЕНГОФ. Друзья, раз, два, все хором:
Пусть снится вам прекрасная,
В улыбках солнца ясная -
Красавица весна.
ГОЛОСА. За любовь! За любовь! За любовь! (Трапеза повторяется.) Сережа! Горько! Горько! Зина, Зиночка! Горько!
С.Есенин  и З. Райх продолжают запечатлеваться поцелуями.
З.РАЙХ.(Выкарабкивается из есенинских объятий.) Музыку! Дайте музыку! Плясать будем!
Появляется гармонист, играет на растянутый лад.

ГАРМОНИСТ  Я не сам гармошку красил,
Не  сам лаком наводил,
Я не сам милашку сватал,
Отец с матерью ходил.

З. РАЙХ.    Скоро,скоро троица,
Берёза принакроется.
                Скоро миленький приедет 
                Сердце успокоится.

В.  ШЕРШЕНЕНВИЧ.Люди крали, люди крали,
Шестьдесят рублей  украли,
И…
С завода лошадь увели.

ЮЛИЯ ДИЖУР.Погуляйте, ратнички,
Вам последни  празднички.
Лошади запряжены,
Сундуки уложены.

На круг выходит Есенин.

С . ЕСЕНИНЧто-то солнышко не светит,
Над головушкой туман,
Али пуля в сердце метит,
Али близок трибунал.       
З . РАЙХ .(Звонко.)  А ну, гармонист, давай плясовую!

ГАРМОНИСТ.( Меняет лад.)
Эх, доля, ты моя неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина –
Могила темна.

ЮЛИЯ ДИЖУР.                А я нынче молода -
На лето невеста.
Ищи, мамка, жениха,
Хорошее место.

В . ШЕРШЕНЕВИЧ . (Наступает на Дижур.)

Дуют ветры, дуют буйны
                Из куста  орехова.
                Ты скажи, моя зазноба,
С кем сюда приехала.

Э. ШЕРШЕВСКАЯ.Хоть бы тучка накатила
Или дождичек прошёл.
Хоть бы милый догадался
На вечёрочку пришёл.

ЮЛИЯ ДИЖУР. Мой милёнок в Питере
Поступил в учители,
                За берёзовым столом
Золотым пишет пером.

В круг вступают новые лица.

В. ШЕРШЕНЕВИЧ. ( Петухом  к Панфиловой.)

Ай, мать боронится
И отец боронится:
За каким же не путёвым
Эта дама гонится.

ПАНФИЛОВА.                Ах, щёчки горят
Алые полыщут.
Не меня ли молодую
   В хороводе ищут.

М. МУРАШОВ.Ах, лапти свей
                И оборки свей
Меня милая не любит
Лихоманка с ней.

ПАНФИЛОВА.Не тревожь меня, Ванька,
Я попова нянька,
В коротенькой баске,
Голубые глазки.

ГАРМОНИСТ.Твои глаза.
Мои тоже.
Вот женился наш
Первенец Серёжа.

Твои глаза
Больше моих.
                Я твоя невеста,
Ты мой жених.


М.  МУРАШОВ.Гуляй, милка,
Нам всё равно,
Про нас слава
                Идёт давно.

ЮЛИЯ ДИЖУР.( Вновь вступает в круг.)

Пойдём, милый
Стороною,
А то скажут -
Муж с женою.

З. РАЙХ. За страдания
Мамка боронит,
Побить  хочет –
Не догонит.

ЭЛЕН ШЕРШЕВСКАЯ. Страдательмой,
Страдай со мной,
.Надоело
Страдать одной.

ЮЛИЯ ДИЖУР. (Подходит к С.Есенину.)

Не страдай,
Король бубновый,
У  меня
Страдатель новый.

                == ПАУЗА ==
Хватит музыки. За стол хочу.
     С. Есенин, за ним плясуны потянулись за стол.

В. ШЕРШЕНЕВИЧ.(С бокалом в руке.) Ур-а-а! Варшава наша! Братушки и сестрюшки, приложимся ещё разок за наших молодых
Зиночка, Серж, наша звонкая мандалина, поздравляю от всей
души с надёжным браком! Желаю, чтобы вы никогда не познали, почём сотня гребешков…(Короткая пауза.) Жизнь, что! Она, ведь, бекова! Нас душат и бьют, а нам некого.
ЮЛИЯ  Дижур.Зиночка, Серёжа! Горько!  Горько!  (Шершене-
вичу на ухо.) Страсть люблю, когда целуются. (Чмокает Вадима в щёку, тот отмахивается как от мухи.)
ЭЛЕН ШЕРШЕВСКАЯ.(Имитирует пляску.)
Виражоры высоко,
А месяц-то низко.
Живёт милый далеко,
А постылый близко.

Закрывает руками лицо и в рыданиях убегает в дальный угол. К ней, с уговорами тянутся Юлия Дижур, А. Мариенгоф и другие.

А. МАРИЕНГОф.  (Обнимает Элен.) Милая! Милая!.. Что с тобой?
Тебе плохо… Ты же знаешь, что тебе нельзя так много пить вина…
Воды! Принесите воды…
ЭЛЕН ШЕРШЕВСКАЯ.   Ничего не надо. Хочу домой.
ЮЛИЯ ДИЖУР. (Подставляя стул.) Посиди, успокойся, душно ведь. Конечно,душно. Потерпи, Элен! Серёжина свадьба! А мы...
ЭЛЕН ШЕРШЕВСКАЯ. Ничего не надо. Не хочу! Домой, хочу домой.
А. МАРИЕНГОФ. Элен, ещё рано! Посиди, отдохни, пройдёт. Дорогая, всё пройдёт. Мы же у Сержа…
ЭЛЕН ШЕРЩЕВСКАЯ. Устала  я. Уже ничего не хочу. Не пойдёшь? Одна уеду!  Только извозчика найди.
А. МАРИЕНГОФ.  Ладно, собираемся…
З. РАЙХ.( К Есенину, недоумевающе.) Что с ней? Они, что, раздруживаются?
С.ЕСЕНИН.Успокойся! Тебе сегодня не понять.В этом мире он только прохожий! И не высох ещё вчерашний дождь…
З.  РАЙХ.  А, что вчера был дождь?  Дождя-то вчера не было. Как сейчас помню, дождя вчера не было! О чём ты говоришь?
С.ЕСЕНИН.Нам с тобой, дорогая, погоды не угадать…  Хулу над миром  он поставит и, соблазняя –соблазнит.

Юлия Дижур, Н. Эрдман и другие продолжают заниматься Элен Шершевской.
ЭЛЕН ШЕРШЕВСКАЯ. Толя! Анатолий! Мне стало лучше.Пойдём домой.
А. МАРИЕНГОФ.  Идём, идём … Я сейчас! Только попрощаюсь. (К С. Есенину.)Серж! Тебе пояснить или не надо… Её вечное отрицание шампанского. А сегодня! Да  ладно, всё пройдёт. В общем, мы желаем вам счастья и множество есенят.
С. ЕСЕНИН.  Спасибо, Толян! Учтём   твои с Элен пожелания. Добе-
рётесь сами или оказать помощь? (Заметив собирающихся Шершеневичей.)
А-а-а! Шершеневичи.… Значит доберётесь. Вадиму можно доверять. (К З. Райх.)Что это у тебя, дорогая, такой вдумчивый, дымный
вид.
                == ПАУЗА ==
Милая! А ведь и впрямь, ты  не знаешь, от   чего петух поёт ночью
(Прижимает к груди её голову.)  Ах, никто, никто не знает до сих пор, ПАНФИЛОВА. отчего петух поёт в полночь.
(Подбегает к С. Есенину.) Серёженька! Зиночка, идите отдыхать. Сегодня ваша ночь! А порядок твой, которым ты всегда блещешь, мы наведём должным образом. Серёженька! Ты нам на прощание, экспромтом, что-нибудь новенькое -  свадебное. А Зиночка, нас поддержит.
С.  ЕСЕНИН.Экспромтом!  (Короткая пауза.)
 О, верю,верю, счастье есть!
                Ещё и солнце не погасло.
                Заря молитвенником красным
                Пророчит благостную весть!

            (Берёт на руки З. Райх. Целует.)
Я верю, верю, счастье есть!

Уносит на руках З. Райх. Вслед аплодисменты.

В  Е  Ч  Е  Р        В  Т  О  Р  О  Й


Спальная комната в квартире З. Райх. Исход дня. Есенин
                одевается:голубая рубаха с серебряным поясом,
                бархатные, на выпуск, штаны, высокие сафьяновые
                сапожки. Приводит голову в порядок. З. Райх нежится
                в постели…
С.  ЕСЕНИН.Всякий человек имеет цель в жизни, но не всякий
главную.
З. РАЙХ.(Упоительно потягиваясь.)  А у Есенина, какая главная
цель?  Стихи писать!   
С.ЕСЕНИН. У Сергея Есенина, между прочим, вечер всеобщей по-
эзии.Мы должны устроить этот вечер на все сто! Ещё
вчера об этом я сказал Толяну и Вадиму.
З.РАЙХ.(Встаёт с постели, надевает халат.)Ну и что же Толян с Вадимом?
С. ЕСЕНИН. Как всегда! Вадим в свою дуду…«Поэзия без образа –безобразие». Мариенгоф – своё. Мол, не всеобщей поэзии, а вечер
поэтов – имажинистов. И только! Я ему: «Тогда наше сближение
с другими поэтами невозможно».
 А он мне, в самые-то гляделки, с угрозой: «В таком случае я не буду выступать на этом вечере.
З.  РАЙХ.  А дальше, что? Вечер не состоится?
С. ЕСЕНИН.  Мариенгофа - не знаешь? Теперь узнаешь! Душу наизнанку вывернет! Но своего добьётся. Вот бегу к нему! Позже, позвоню… Утро вечера дурнее. (Целует, уходит. Возвращается, целует.) Ладно! Если, что? (Короткая пауза.)(Да бог с ними, этими
Литераторами. Ругаются они, лгут  друг на друга. Они все – романцы. Все западники… Им нужна Америка, А нам песни в жигулях, да костёр Стеньки Разина. И всё-таки, наш вечер! Он будет мой вечер!
З. РАЙХ. Вечер будет в кафе?
С. ЕСЕНИН. Тебя я не приглашаю, потому…Ты обязана быть там. Мы  теперь с тобой игла с ниткой.
З. РАЙХ.  Я, Серёженька, не буду. Сегодня у нас распределение ролей.  Ты нашего Мейерхольда не хуже моего знаешь. А ещё кто будет на вечере.
С. ЕСЕНИН.Из наших имажинистов – все. А также: Андрей Белый, Саша Чёрный…  (Задумался.) Разумник Ивнев, Владимир Черняховский – хотя он почти наш. Очевидно, Маяковский.   
Намечаются также: Борис  Пастернак, Аннушка Ахматова со своим Гумилёвым. И, конечно, моя гвардия во главе с их полководцем!
Ширяевец, Миша Мурашов… Короче – все. Кто любит поэзию.
З. РАЙХ. Прямо так уж  - полководец!
С. ЕСЕНИН.А, ты, как думала? Я-то, милая, о другом! Прав Бунин: «Народ сам про себя: из нас, как из дерева: и дубина, и икона!»» Человек – творение Природы! Прекрасный неповторимый цветок
живой жизни во всей огромной Вселенной своей души. Но!
Пространство будет побеждено. Я чувствую себя хозяином в рус-
ской поэзии и потому втаскиваю в поэтическую речь слова всех
оттенков. Нечистых слов нет. Слова – граждане, Я их полководец.
Я веду  их, хотя пафос моей поэзии горек, суров и трагичен.
З. РАЙХ.Серёжа, а ты, на вечере свои стихи читать будешь? И что,
именно?
С. ЕСЕНИН. Любимого Мариенгофу – «Сорокоуста». Знаешь! Надоел
мне он с этим «Сорокоустом». А ты всё-таки прибегай. Тут же не
далеко. Будь обязательно! (Целует,целует.) Ты, женщина безу-
пречной классической красоты, с душою, открытой всем людям…
РАЙХ. Впервые слышу о себе такое…Спасибо! (Целует.)
С. ЕСЕНИН.Ну-ну! Ну, ладно, я пошёл…
З.  РАЙХ. Что-нибудь мне на прощанье!  Лично мне!
С. ЕСЕНИН.  Тяжела участь поэта. (Закуривает и нараспев…)
Не стану никакую
Я девушку   ласкать.
Ах, лишь одну люблю я,
Забыв любовь земную…
На небе божью мать. (Целует, уходит.)


   З А Н А В Е С   З А К Р Ы В А Е Т С Я         

З. Райх выходит в прихожую – на авансцену.

З. РАЙХ.Дай бог мне всегда, как сегодня, смотреть на свою зарю с улыбкой. Я всю жизнь буду его благодарить. Пусть его васильковое
слово звенит – неограниченно долго.
Постучали:
Входите!…(Появляется В . Шершеневич.)  Привет, дорогой! Ну, как там Толян с Элен? Как  вчера добрались? Как Элен? Рассказывай…
В. ШЕРШЕНЕВИЧ. Ты, Зинуля, что метель завьюжила, закидала вопросами. (Короткая пауза.) Вы-то, как! Хоть уснули?.. Т-ф-ю!
Спрашиваю… (Улыбаясь.) Спрашиваю у больного про здоровье.
Вижу. В шелковом шелесте милых сердец – дьявольский ветер
Свистал. Так, да?  И, видимо, продолжительно!  Скажем!.. С  вечера
до вечера…
З.  РАЙХ.  Тоже стихами поливаешь?!
В. ШЕРШЕНЕВИЧ.Мои! Негожи. Стихами Сержа поливаю. Мои! Так себе: халява.
З. РАЙХ. Ты мне зубы не заговаривай. Стряслось, что-то? Анатолий ведь, не Серж,
Ласки-то! На пятую часть губы. Говори, что у них после вчерашнего?..
В. ШЕРШЕНЕВИЧ. Да всё в порядке. Всё логично. Немножко телячьей нежности. И опять здоровы. Одним словом:  два сапога – пара.
А где, твой?
З. РАЙХ.Только, только что ушёл.  Как ты с ним разминулся, не ведаю? А ты, один?
 == ПАУЗА ==
Дать? Собачью дрожь укротить. Перебрал ведь, чёрт! По глазам вижу…
В.  ШЕРШЕНЕВИЧ. Что можно вообще, как – то обосновать в этой сумасшедшей жизни, когда не знаешь толком: кто друг, кто враг?
Кто твой убийца, а кто добрый и порядошний   исцелитель? Если
 Возможно? Бокал золотого, живительного напитка – вина. А лучше водки. Водка поэту жизни не испортит!

З. РАЙХ . (Убегает на кухню и тут же возвращается с полным бокалом вина и
леденцами на блюдце.)  Вот! Поправляйся.  Для 16ая Россия! Довольно
Волочится сохой по полям!
Нищету твою видеть
                Больно
И берёзам и тополям.

==ПАУЗА==

Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь.
Но и всё же хочу я стальную
Видеть бедную, нищую Русь.

А. МАРИЕНГОФ. Это теория.
В. ШЕРШЕНЕВИЧ.  При чём тут теория. Тебе говорят: «Эврика!» Вот тебе новый образ, новый «имаж», рядом с бытиём. Многие предшественники – декаденты прошедших времён, как мы, пупы себе надорвали,обрекая поэзию на увядание. Мы же должны вдохнуть в неё новую жизнь.
А.МАРИЕНГОФ.Теория, дружище, и всё в этом.  А наше искусство должно ещё иметь и вненациональный характер. Серж, прочти ему тобой сотворённое перед его приходом.

С.  ЕСЕНИН.(Со скрытым удовольствием.)  Обязательно что ли? Если так, то слушайте…
Самодержавный
Бывший гнёт
Сжимая всё лучшее за горло,
Его мы кончили -
И вот
Свобода крылья распростёрла
И каждый в племени своём,
Своим мотивом и  изречьем,
Мы всяк
                По своему поём,
                Поддавшись чувствам
                Человечьим.

                == ПАУЗА ==

В.  ШЕРШЕНЕВИЧ. Мм-а!  (К Мариенгофу.)  Говоришь теория! Какая к чёрту теория. Это же практика замешана на классике. (К С. Есенину.
Ну, нанесёшь, ты юноша, хотя – какой ты юноша! Ты уже мужчина…
А. МАРИЕНГОФ.Он пить, курить, говорить, стихи писать и мужчиной быть – стал одновременно.
В.ШЕРШЕНЕВИЧ.(Смеясь.)  Да! Действительно, Серёга, ты нанесёшь удар нокаутом по пролетариату – футуристу Маяковскому, с его брыкливой, казённой рифмой. 
А. МАРИЕНГОФ.  Сергей Александрович, ты, что нафарширован сегодня увесистыми, чеканными фразами. (Смотрит на часы.)  А до открытия, дружки убойные, осталось всего лишь часок с вершком. Одеваемся и бежим, причём, без оглядки.

                З  А  Н  А  В  Е  С

                В  Е  Ч  Е  Р      Ч  Е  Т  В  Ё  Р  Т  Ы  Й.


ниже  двустишие:
«Плюйся, ветер, охапками листьев,
Я такой же, как ты, хулиган».

                З  А  Н  А  В  Е  С       О  Т  К  Р  Ы  В  А  Е  Т  С  Я.

                Василий Якубов и Михаил Эрдман обустраивают зал. По
                сторонам портреты главных имажинистов: С. Есенина,
                в низу надпись:
«Срежет мудрый садовник -
Осень
Головы моей жёлтый лист».
                Слева картина с изображением нагих женщин с глазами
 в середине живота. Под рисунком надпись:
.
 «Посмотрите! У женщин третий
Вылупляется глаз из пупа».

                Далее, портрет Мариенгофа, ударяющим кулаком в жёлтыйкруг.  Рисунок поясняют строки:


          «В солнце кулаком бац!
А вы там, каждой собачьей
 Шерсти блоха,
Ползаете, собираете осколки
Разбитой клизмы».

                С другой стороны портрет В. Шершеневича и
                Намеченный пунктиром забор, где начертано:
 забор, где начертано:
 «И похабную надпись  заборную,
Обращаю в заборный псалом»…

    В глубине сцены – зала  столики, накрываются
официантами. В кафе собираются гости: лите-
раторы, художники, театралы. Посетители,               
рассаживаются. Имажинисты, их верхушка, одеты
                в лапти и в рубашки с вышивками и крестиками.
                Входит Маяковский.Оглядывается на пейзажи,
                установленные в зале и на наряженных лидеров
                имажинизма, блуждающих по залу.
В. МАЯКОВСКИЙ.(Раздумывая вслух.) Это то же для рекламы?..
С. ЕСЕНИН.(На правах хозяина.) Что-то, вроде… Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем. Мы,  уж как-нибудь! По-нашему…
В исконной – посконной…
В. МАЯКОВСКИЙ. О-о-о! Ты, малый, смешной. Держу пари, что вы все эти лапти да петушки-гребешки, после первой клоунады, бросите!..

ГОЛОС ИЗ ГЛУБИНЫ ЗАЛА. А, ты, Владим Владимыч спроси у него:
«Против жидов он? Али нет?»
В. МАЯКОВСКИЙ.(В зал.)  По принципу… Кто не с нами, тот против
нас! Так!  Отвечу: « Гвоздь в сапоге не кошмарней, чем эти пейзажи».
В. ШЕРШЕНЕВИЧ.  Значит, Вы к нам по делам жидов явились.
Короткая   пауза.
                А, нам наплевать,
 И мы никого не боимся…
                Нам бы сегодня «футурью»
                отодрать,
                Мы к этому очень стремимся.
В.  МАЯКОВСКИЙ.(К Шершеневичу.)
В штыки бросаетесь,
На Перекоп идти…
                Мятежите меня
Под футуручье знамя.
                Не надрывайте пупы
                В фабричной копоти.
                Мы вас заставим
                Нашим языком
                Говорить с нами.

ГОЛОС ИЗ ГЛУБИНЫ ЗАЛА.  Маяковский, ты не забыл, что ты грузин?
Что ты Карабах? Конь карабахской породы.
В. МАЯКОСКИЙ.
Как я пишу?
Как я хожу?
 Я отвечаю вам:
                Паршивый блудня.
  Плеснувши
 Краску
  Из стакана,
 Я покажу
 На блюдце
студня
Косые скулы океана.


       В зале начинается гул, споры.   Из зала: громко, кЕсенину.
ГОЛОСА.  Сергей, продолжай вечер!
В. МАЯКОВСКИЙ.(Продолжает вулканировать свои стихи…)

На чешуе жестяной рыбы
Прочёл я. Зовы новых губ.
                А вы ноктюрн сыграть
                Могли бы
                На флейте водосточных труб?

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА.  Могли! Могли бы. Как вас швыряли из подполья… Футуристы.  Те же  имажинисты.  Кто там ещё? Где тот гусар,
что по-пьяни в МУРе оказался…
С. ЕСЕНИН. Кто там прячется за спины трусов? Подлецы, мерзавцы
и взяточники. Выходите сюда кукурекать. Подлые «каинисты». 
В. МАЯКОВСКИЙ». Кого зовёшь, петух подстриженный?  Я здесь!!!  Намалёвано красиво. Но, где же перевозчик, тополя, Харон?  Погибли все в мазне есенинской учтиво.
С. ЕСЕНИН.Утончённому футуристу способствуем разрушением «салонного» буржуазного искусства, помогаем расчищать дорогу к новой поэзии. Да, поэт глагольной рифмы останется навсегда  рабом глагола – пустым, как бубен, инструментом.

А.  МАРИЕНГОФ.(Подлетает к Маяковскому.)  Твой богоборческий порыв всего лишь комариный укус всей вашей камарильи.
Чуть слышный писк в этом бушующем урагане стремления к молодой новой жизни.
ИЗ ГЛУБИНЫ ЗАЛА. И опять они… Рой ничтожных прелестников берёт верх над благоразумием.  Когда же будет порядок? Когда же дадут людям нормально отдохнуть.Мы ведь деньги платили за вход…В.ШЕРШЕНЕВИЧ(Мариенгофу.)  Этот бульдог (Кивком головы показывает на Маяковского.) сорвёт нам вечер. Народу – то,
народу – то… Курочке негде клюнуть. Ух, недоносок Евы!

А . МАРИЕНГОФ. Сержа надо отвести. Сейчас найдёт коса на камень, не оторвёшь. Ишь, бычком уже насупился.

В . ШЕРШЕНЕВИЧ.(Подходит к С. Есенину.) Сергей Александрович, проблемы есть. Оговорить надо. Выставку и Мотя проведёт.

С. ЕСЕНИН.(Отходит от Маяковского с некоторой оглядкой, обращаясь к В. Шершеневичу.)  Костюмы, видите ли
не нравятся! Его ли собачье дело… Тоже мне товарищ! Тамбовский волк ему товарищ. Не нравится зал!  Ну и что. Мы хозяева?
Мы. Что пожелаем, то и вынесем в зал. Не нравится. Иди в подвал Чека! Там всё естественно и прекрасно.

Беспорядки усиливаются… Кто-то из работников
кафе подходит к телефону, звонит!
18 лист
У  ТЕЛЕФОНА.  Алло!  Алло!  Девушка, Чека мне, дайте Чека… Никого,  нет?
Тогда – МУР. Тоже нет? А отделение милиции, можно? Восьмой! Давайте…
Восьмой! Хорошо. (Перезванивает.)  Восьмой!  Это, Восьмой! Я звоню изкафе «Стойло Пегаса»… У нас скандалы… Кто?   Кто? Естественно имажинисты!Да!  И футуристы  есть. Вот между ними всё и происходит.  Жертвы? Какиежертвы?  Нет! Пока таковых нет. Но будут. Если их не усмирить. Во!!! Похоже
намечается стрельба. (Вынимает из-за  пазухи наган стреляет в потолок и убегает.)
Шумная пауза. Входят трое чекистов.
ПЕРВЫЙ ЧЕКИСТ.(С пистолетом в руке.) Прекратить!  Всем оставаться наместах. (Входит в гущу посетителей.)   Прекратить!!!
ВТОРОЙ  ЧЕКИСТ. Кто стрелял?  Кто стрелял? Спрашиваю, я! (Подходит  к  Маяковскому.)  Владимир Владимирович!  Вы-то здесь зачем? Что потеряли?..
В. МАЯКОВСКИЙ. Иду…  Афиша.  Читаю:  «Вечер всеобщей поэзии». Приглашаются все. Ну, думаю, надо заглянуть на вечерок имажинистов. А тут! Одна мазня. (Показывает на рисунки.)  Порнография и только.
ВТОРОЙ ЧЕКИСТ. А стрелял-то,  кто?
В. МАЯКОВСКИЙ.  Осёл какой-то. Но он испарился. Пульнул из нагана в потолок и драпанул…
ПЕРВЫЙ ЧЕКИСТ.(К С. Есенину.)  Вы Сергей Есенин?
С. ЕСЕНИН.  Да!  Я!
В. ШЕРШЕНЕВИЧ. Сергея Есенина не знает! Ну, артист… Есенина не знает.
ПЕРВЫЙ ЧЕКИСТ(К Шершеневичу.)  Кто организатор вечера? Вы? (Чуть повышая голос.)  Контра, тебя спрашиваю? У вас есть кабинет?
В. ШЕРШЕНЕВИЧ. (Отрицательно кивает головой.)
ПЕРВЫЙ ЧЕКИСТ.  Нет?  Тогда пройдёмте в отделение…

С. ЕСЕНИН. Организатор вечера -  Я!  Вы, что и в правду думаете: что он – контра. Тогда, Кто, Вы? На вашем месте я бы вёл себя иначе, по-приличнее. Мы дома. Понимаете? У себя дома! И, если мне, что не – нравится, я кричу!.. Это моё право. Потому, что я дома. Никому, ника-
кому белогвардейцу я не позволю говорить о том, что говорю сам…
Повторяю, это моё право.

ГОЛОС ИЗ ГЛУБИНЫ ЗАЛА. Как это народный русский поэт, остался с большевиками и сочиняет для них стихи. Никакой он не народный и не русский. Антисемит он. Забирайте его и его дружков. Дайте людям отдохнуть.
ПЕРВЫЙ ЧЕКИСТ. Прекратить подстрекательство!  А   вы, гражданин Есенин, и Вы (Указывая на В. Шершеневича.) пройдёмте со мной. Разберёмся в участке.
(К публике.)   Расходитесь, товарищи!  Расходитесь. Вечер закрывается.
ТРЕТИЙ ЧЕКИСТ. (Направляетя к А. Мариенгофу. И тут же, к первому чекисту: )  А этого, ряженого, брать? Он тоже ершится.
ПЕРВЫЙ ЧЕКИСТ.  Забирай!  У нас он покладистей будет.  Расходимся, расходимся.
ВТОРОЙ ЧЕКИСТ. (К В. Маяковскому.)  Вам, Владимир Владимирович, тоже необходимо пройти с нами в участок.  Только Вы видели, кто стрелял. Да…
Дайте показания и будете свободны.
С. ЕСЕНИН.  (Направляясь с чекистами к выходу.)  Мотя!  Матвей  Борисович!
М. РОЙЗМАН. Иду – иду, Сергей Александрович!  Слушаю…
С. ЕСЕНИН. Закрывай кафе. Кассу сними. Ну какполагается. Объяви, что вечер переносится на следующую неделю, в этотже день, в это же время. Завтра встретимся!
М. РОЙЗМАН.  Господа! Господа! Товарищи! Кафе закрывается.Вечер переносится наследующую неделю. Время! В этот же день. В
Эти же часы. До следующей недели. Прошу расходиться.

Г  А  С  Н  Е  Т     С  В  Е  Т

В Е Ч Е Р    П Я Т Ы Й

ЗАНАВЕС   ОТКРЫВАЕТСЯ

         Квартира С. Есенина. Комната, в углу стол, несколько
          Стульев.  У стены кушетка. В ногах кушетки тумбочка,
          Вешалка. Впереди кушетки, у окна столик со стулом. Так
обустроена правая сторона сцены.
          Противоположная сторона сцены: дом Есениных.  Прихожая.
          Посреди прихожей стол с табуретками по сторонам.  На 
          столе керосиновая лампа. За столом мать поэта, Пишет
           сыну письмо в Москву. В свою квартиру входит С. Есенин.

С. ЕСЕНИН.(Снимает пальто, шляпу, кашне,потирая замёрзшие руки. Подходит к тумбочке, берёт запечатанный конверт.
Вскрывает…)  От мамы! Интеренсно…Что же пишит? (Садится на кушетку. Раздумывает вслух.)
Чего же мне
Ещё теперь придумать,
                Не взяться ль мне,
                Что-либо написать?
(Подходит к столу.)
                Передо мной и стол-то
                Стал угрюмым,
                А-а, письмо…
                Не ждёт!  Его прислала мать.
                Она любимая, родная!
(Вынимает письмо из конверта.)
Посмотрим! Что же пишет?

МАТЬ ПОЭТА. (Наизусть стихов сына не знала, она их пела. )
      Если можешь ты,
                То приезжай, голубчик,
                К нам на святки.
                Купи мне шаль,
                Отцу купи порты,
                У нас в дому               
                Большие недостатки.

==ПАУЗА==
Мне  страх не нравится,
Что ты, поэт;
Что ты сдружился
Со славою плохою.
 Гораздо лучше б
С малых лет
 Ходил ты в поле за сохою.

С. ЕСЕНИН.(Берёт бумагу, карандаш; ложится на кушетку, встаёт, закуривает, садится за стол, пишет в ответ, затем
читает.)
Старушка милая,
                Живи, как ты живёшь.
                Я нежно чувствую
                Твою любовь и память.
                Но только ты
                Не капли не поймёшь –
                Чем я живу
                И чем я в мире занят.
                Теперь увас зима
                И лунными ночами,
                Я знаю, ты
                Помыслишь не одна,
                Как будто кто
                Черёмуху качает
                И осыпает
                Снегом у окна.

МАТЬ  ПОЭТА.(В ответ.)
Стара я стала
                И совсем плоха,
                Но если б дома
 Был ты изначала,
                То у меня
                Была б теперь сноха
                И на ноге
                Внучонка б я качала.
                Но ты детей
                По свету растерял,
                Свою жену
                Легко отдал другому,
 И без семьи, без дружбы,
Без причал
Ты с головой
Ушёл в кабацкий омут.

С. ЕСЕНИН.
(Закурил и сел за стол.)

                Родимая!
                Ну как заснуть в метель?
                В трубе так жалобно
                И протяжно стонет.
                Захочешь лечь,
                Но видишь не постель,
                А узкий гроб
                И – что тебя хоронят.
                Как будто тысяча
                Гнусавейших дьячков,
                Поёт она плакидой –
                Сволочь – вьюга!
                И снег ложится
                Вроде пятачков,
                И нет за гробом,
                Ни жены, ни друга!

МАТЬ  ПОЭТА.(Пишет, часто отрывается, послюнивая карандаш.)

                Любимый сын мой,
                Что с тобой?
                Ты был так кроток,
                Был так смиренен.
                И говорили все на перебой
                Какой счастливый
                Александр Есенин.
                В тебе надежды наши
                Не сбылись,
                И на душе
                С того больней и горше,
                Что у отца
                Была напрасной мысль,
                Чтоб за стихи
                Ты денег брал побольше.

С. ЕСЕНИН.  (Вздыхает, старается улыбнуться, пишет.)
Нет! Нет! Но время будет,
                Милая, родная!
Она придёт желанная пора!
                Недаром мы
                Присели у орудий:
                Тот сел у пушки,
                Этот – у пера.
                Я более всего
                Весну люблю.
                Люблю разлив
                Стремительным потоком,
                Где каждой щепки,
                Словно кораблю,
                Такой простор,
Что не окинешь оком.
Но ту весну,
Которую люблю,
Я революцией великой
Называю!
И лишь о ней
Страдаю и скорблю,
Её одну
Я жду призываю!
                Но эта пакость -
Хладная планета!
Её и солнцем-Лениным
Пока не растопить!
Вот потому
С большой душой поэта
Пошёл скандалить я,
   Озорничать и пить.

МАТЬ  ПОЭТА. (Как бы прислушиваясь к стремительным потокам действительной жизни. Вытерая головным платком не прошенные слёзы, продолжает выссказывать в письме свои мысли.)

Хоть сколько б ты
                Ни брал,
Ты не пошлёшь их в дом,
И потому так горько
Речи льются,
                Что  знаю я
На опыте твоём:
Поэтам деньги не даются.
                Теперь сплошная грусть,
Живём мы как во тьме,
У нас нет лошади,
                Но если б был ты в доме,
То былоб всё,
И при твоём уме -
Пост председателя в волисполкоме.
Тогда б жилось смелей,
Никто б нас не тянул,
И ты б не знал,
Ненужную усталость,
Я б заставляла
Прясть твою жену,
А ты, как сын,
Покоил нашу старость.

С. ЕСЕНИН. (Вздрогнул! Выпрямился. Уткнулся в верхний угол
потолка, задумался!? Затем быстро вскочил, смял в кулаке
предыдущий лист бумаги, взял другой и начал торопливо писать.)

Забудь про деньги ты,
                Забудь про всё.
Какая гибель?!
Ты ли это, ты ли?
Ведь не корова я,
                Не лошадь, Не осёл,
 Чтобы меня из стойла выводили!
Когда пальнуть
Придётся по планете,
             И, воротясь,
Тебе куплю платок,
Ну, а отцу
Куплю я штуки эти.

                ==ПАУЗА==

       Откладывает письмо и написанное в сторонку. Ложится
      на кушетку, заложив руки за голову. Просматривает пре-
      дыдущие листки. Тяжело дышит.)

 Пока ж идёт метель,
И тысячей дьячков
Поёт она плакидой -
Свололчь – вьюга!
      (Короткая пауза.)
Ужель  нет выхода
 В моём пути заветном?
                Но всё, что думаю,
Я после расскажу.
  Я расскажу
                В письме ответном…

Медленно  гаснет  свет.

З   А   Н   А   В   Е   С

                Д   Е   Й   С   Т   В   И   Е          В   Т   О   Р   О   Е

В  Е  Ч  Е  Р       П  Е  Р  В  Ы  Й
Площадь у входа в театр.  Афиша:
СЕГОДНЯ   выступает   АСЕЙДОРА  ДУНКАН  со своими  воспитанниками.

                ПРОГРАММА:
1.   «Славянский  марш».
2.   «Шестая симфония  Чайковского».

     == В  ГЛАВНОЙ РОЛИ:   АСЕЙДОРА  ДУНКАН ==

У афиши М. Ройзман и З. Райх.  Подходит С. Есенин.
С. ЕСЕНИН. Ба!  Знакомые лица!  На… Изодору?.. И билеты в кармане.(Улыбаясь.)  Молодцы!..
М. РОЙЗМАН.   Были бы!.. Не стояли бы здесь.  Может, ты поможешь?
Как старый знакомый?
С. ЕСЕНИН.  Ежели. Для старых. Наверное можно и удружить.
(Вынимает из кармана два билета и подаёт М. Ройзману.)
Самые, что ни на есть – супер. Держи, друг, Мотя! В ложу!..
Рядом со мной.
З. РАЙХ.(Ройзману.)  Матюша, я не пойду! Я уже тебе поясняла…
Работы много. А самое главное, Костенька болеет. (Делает ударение на сыне.)  Сынок  действительно здорово болен. А ты, иди… Я в свой театр забегу, и домой.
С. ЕСЕНИН.(С нервозностью берёт З. Райх за руку.)Что с ним? Чем болен? И зачем ты здесь вообще?
З. РАЙ. Х( Холодным, хрупким голосом.) Тебя-то, почему это волнует?
Мы только плохие знакомые…
М. РОЙЗМАН.(Берёт С. Есенина под руку, отводит в сторону.)
Это моя идея пригласить Зиночку сюда, надеясь на вашу встречу…
С. ЕСЕНИН.(К З.Райх в строгости.)  Что не могла найти других воз-
можностей сообщить о  болезни сына?

== ПАУЗА==

Боже мой! Как легко взбаламутить тебе голову!..
З. РАЙХ.  По себе меришь! Прошло два года. Два страшных, тяжёлых года, как мы навсегда расстались, а ты даже ни разу не пришёл наве-
стить: ни Танечку, ни Костеньку. Ты их вообще, видно, не хочешь  ви-
деть.               
==ПАУЗА==
А судить-рядить, кто кому голову вскружил – это ты уразумел…
С. ЕСЕНИН.  Уразумел!!!  Да, уразумел.  А как не уразуметь? Кто тебе деньги высылал? Только вчера  передал две тысячи рублей…
З. РАЙХ.(Негодуя.)  Вчера!  Две тысячи… Спасибо! Но не в деньгах –
счастье…С. ЕСЕНИН. (С усмешкой.)Конечно! В их количестве. Да простит
(поворачивает    голову в сторону М. Ройзмана.)  меня благородная
синьорина  за моё неблагородное свинство! Кто ей муку приносил!
Не мы ли с Мариенгофом? Тащили её чемоданы и ругались на чём свет стоит. Додумалась тоже… Муку в бельё завернуть, да ещё какую-то салфетку…
З. РАЙХ. Салфетка моя чище твоего нижника. И служила она предохранением от грязи.
С. ЕСЕНИН . (Поворачивается к З. Райх.)  Знаешь ли ты, милостивая государиня. Что это значит? Я знаю!  Что этого не знаешь, и потому спрашиваю тебя. Чтобы иметь возможность прояснить всё происшед-
шее всему миру.Я очень собирался к вам, но умирал от зубной боли. Жалею, что вчера не смог зайти, провалялся, как с белены… Словно тёлку, забирала ломота… и всё от жесточайшей  простуды.
З. РАЙХ .Можешь кричать на весь мир. Значит, деньги переслал, а зайти морозпомешал. Но ради бога не думай, что мне что-то от тебя нужно. Конечно, болезни разные бывают: и зубы болят, и ломота свирепствует… Но твои петушинные болезни ( !?) мне давно известны. Ни единого вечера без курицы!  (Кладёт руку на плечо М. Ройзмана.)  Извини, Матюша! В другой раз…
Уходит.
С. Есенин пытается остановить З. Райх – безуспешно.
            Навстречу, аккомпанируя деревянными ложками и напевая,    
            из-за угла выходит беспризорный.

БЕСПРИЗОРНЫЙ.  (Поёт.)
Позабыт, позаброшен,
С молодых и юных лет
                Я остался сиротою.
                Счастья – доли мне нет…
Эх, умру я, умру я,               
Похоронят меня,
И никто не узнает
Где могилка моя.

Беспризорный остановился перед С. Есениным, освободил
            от рваной штанины левую, в запёкшихся ссадинах, ногу,
            стал на коленке глухо выбивать ложками дробь.

И никто на могилку
На мою не придёт,
Только раннею весною
Соловей пропоёт.

Закончив куплет беспризорный встал, молча протянул
           руку С. Есенину. С. Есенин вынул из кармана несколько купюр,
           сунул в руку беспризорному.

Спасибо, дяденька!  Ещё спеть?С. ЕСЕНИН.  Не надо.

            Беспризорный  уходит.

Есенин с яростью.)До дьявола, ненавижу эти власти, разжигающих войну! Хотя, Мотя, я, думаю:  «Как прекрасна земля! И на ней – человек. А сколько по воле властей и духа войны - несчастных уродов
и калек?  Сколько сегодня их зарыто в земле сырой? Сколько зароют ещё?
М. РОЙЗМАН.  Опаздываем, Сергей Александрович! Вновь упрёки театралов…
  Расходятся.

ЗАНАВЕС   ОТКРЫВАЕТСЯ

           Сцена изображает полушария Земли. В центре лежит
           Закованный цепями раб. Его роль исполняет сама Асейдора
           Дункан. Из оркестра чуть слышно доносятся первые аккорды    
           патетической симфонии. Под эти звукибалерина передаёт 
           страдание измученного оковами раба. Внезапно звучит мело-
           дия «Боже царя храни…» Гремит всё громче. Но раб мужес-
           твенно сопротивляется. В каждом движении, в каждом жес-
           те и выразительной мимике артистки отражается всё   на-
           пряжение неравной борьбы. Но вот под бравурные звуки
           «Славянского марша» рабу удаётся освободить от цепей
одну руку , схватить двуглавого орла. Раб сбросил остальные
цепи.Радостно засияло лицо балерины. Вихрем несётся она
          по сцене в ликующем танце освобождения. Вокруг ликующие
           танцовщицы. На сцене много красного и голубого цвета.
           (Дункан не любила белый цвет.) Танец завершается. Зал
вспыхивает рукоплесканием.

М. РОЙЗМАН.(Из ложи.)  Браво, Дункан!  Дункан, браво!  Браво!

С. ЕСЕНИН.(Выскакивает из ложи на сцену с возгласами.)  Изадора, браво!..  Браво!  Моя Изадора… (Хватает в охапку актрису, целует и уносит за кулисы.)  К тебе!  К тебе, великая Изадора! Едем к тебе.

З  А  Н  А  В  Е  С

С. ЕСЕНИН.(Голос из-за кулис.)  Извозчик!  Извозчик!  Да, что пропали они все, что ли?
Ц о к о т  к о п ы т
ГОЛОС ИЗВОЗЧИКА.  Т-пру – у! Стой.  Тебе куда?
С. ЕСЕНИН.(Голос из-за кулис.)  На Пречистенку!
ГОЛОС А. ДУНКАН.  Езенин, театр. Как театр?..
С. ЕСЕНИН.  К чёрту театр! К чёрту! К чёрту!  Теперь Ты и Я -Я и Ты…
Мы вдвоём, вместе.

На авансцену выходит М. Ройзман.

М. РОЙЗМАН.(В зал.) Вот так всегда! Пришёл! Увидел! Победил!

Уходит.

                В Е Ч Е Р     В Т О Р О Й.

 Квартира Дункан на пречистенке. Есенин сменётся над
                Молитвенным вниманием Дункан к нему,  с возгласами.
                Дункан суетится, накрывая на стол. В сторонке диван,
                На котором сидит Есенин.

С. ЕСЕНИН.(Встаёт с дивана и крутится радостным шалунишком вокруг стола вместе с Дункан.)   Изадора, милая. Остановись! Да, пусть это молодое торжество задержит свой бег. (Ловит Айседору за
талию, она старается высвободиться.Быстрые,шальные поцелуи: наконец, свободна, вновь убегает. Есенин, за ней.) Изадора, Изадора! Ты полюбишь меня скоро!
А. ДУНКАН.(Звонко смеётся.)  Но! Но! Но!
С. ЕСЕНИН.(Догоняет, обнимает, целует.) Ты полюбишь, меня скоро, Изадора, Изадора!
А. ДУНКАН.(Уже утомлённая падает на диван; Есенин тоже, затем опускается на колени, кладёт голову в свои колени, запускает в кудрявые золотые волосы поэта, скандируя.)   Ангел! За-ла-тая га-ла-ва! Ангел! Ангел за-ла-тая  га-ла-ва!
С. ЕСЕНИН. Каким образом ты узнала, что у меня (Кружится готовым петушком в её коленях.), что у меня сегодня день ангела.
Мне говорят: «Дункан там»! И я лечу, сломя голову, туда…  Потом:
«Здесь, в театре!»ь И я ошалелый, тут, у тебя в театре. И сейчас у тебя в ногах…
А. ДУНКАН.  Езенин! Погоди! Потом, потом… Дай я скажу: приехав сюда в Россию, я узнала. Я чувствую, что иду по тем путям, которые ведут в царство всеобщей любви, гармонии, счастья!(Есенин уже не может    сдерживать жадные, безумные желания.) Езенин, мой залатой, не надо. Я ещё не олсвободилась от театра. Езенин! Потерпи немножко… (Она освобождается от рук Есенина, но вновь погружает свои руки в «золото» его волос.)  Езенин, милый, (Целует по-матерински курчавые пряди.)  Читай, читай свои стихи…
С. ЕСЕНИН.(Берёт голову Дункан в руки, обильно и трепещуще целует, поднимается с колен, начинает читать.)
Выткался на озере алый свет зари,
                На бору со звонамиплачут глухари.
                Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло
                Только мне не плачется – на душе светло.
                Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
                Сядешь в копны свежие под соседний стог.
                Зацелую допьяна, изомну, как цвет. (Стремиться
возпроизвести.)
А. ДУНКАН.(Освобождается.) Читай… Езенин, читай!

С. ЕСЕНИН.(Продолжает читать.)
Хмельному от радости пересудку нет.
                Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
                Унесу я пьяную до утра в кусты.
(Поднимает на руки, целует, целует.)
                И пускай со звонами плачут глухари.
                Есть тоска весёлая в алостях зари.
А. ДУНКАН. (Уже покорена.)  Моё зо-ло-то волос. Ангел! Золотой Езенин. Пусть я ничего не понимаю, но я слышу, что это музыка… Мы будем, будем выступать вместе. Ты один за-ла-тая га-ла-ва, заменишь древнегреческий хор…  Слово поэта и танец создают такое гармоническое зрелище, что мы (Она вновь погружает руки в кудряшки.) Мы покорим мир!
С.ЕСЕНИН.(Уклдадывает Дункан на диван; гаснет       свет; Есенин раздевается.)  Хватит о театре. Я люблютебя, Изадора. Люблю! Тебя, тебя! И только тебя.
На сцене стихло. = ПАУЗА=  Выходит Ирма. Зажигает свет. Полунакрытый стол. Из-за кулис гшолос Дункан.
А. ДУНКАН. Ирма! Ирма! Это ты. Ты одна? Или с Ильёй Ильичем?
ИРМА.  Я здесь! Иду… (Направляется за кулисы.)
А. ДУНКАН.  Но! Но!(Нет-Нет!)Не ходи. Мы сейчас сами выйдем. Накрывай стол.  Будет радостный вечер.
ИРМА.  Слушаю  вас, сеньорина! Вот и Илья Ильич собирается уходить. Он там в прихожей. Торопится домой.
А. ДУНКАН.  НО! Но! (Нет-Нет!)  Пусть останется. У нас счастливый вечер. Мы сейчас! Сейчас.

Одновременно, к столу выходят гуськом
                Дункан и Есенин, и Шнейдер.

И.И. ШНЕЙДЕР. Что это за дела? Что за вечер? Сейчас только утро!
И до вечера ещё далеко.
ИРМА.  Ужин,  ой! Завтрак уже готов.  Запуталась я, что-то во времени.  (Занимается столом.)
А. ДУНКАН.  Илья Ильич! (Подходит к столу.)  Ча-ай? Ко-фью?
С. ЕСЕНИН.  К лешему чай, к чёрту кофе.Шампанское!..
ИРМА.  Чай, да ко-фью, да шампанское… (Удивлённо.) Но-Но!
С. ЕСЕНИН.  Никаких, но! Шампанского… Под венец! Под венец! Ха-Ха-ха!
А. ДУНКАН.  Илья Ильич! Ирма! Что происходит? Ирма, о чём говорит зо-до-то-гла-вый ка-ро-ль?
И.И. ШНЕЙДЕР. Сергей Александроыич просит шампанского…Для венчания! Это что-то вроде свадьбы…
А. ДУНКАН.(Счастливо улыбаясь.)  Конечно, конечно! Свадьба! Будет свадьба!.. Я согласна.  (К Ирме.)  Забирай в шкафу, всё… Илья Ильич, завтра позаботится.
Ирма уходит.
С. ЕСЕНИН. (Берёт Дункан на руки,кружится, целует; входит Ирма с подносом, на котором вино и шампанское. Опускает , Дункан на пол, берёт у Ирмы поднос, ставит на стол, напевая.)               
Приглашаю всех к столу.
 Дух бродяжий! Ты всё реже, реже
 Расшевеливаешь пламень уст,
О, моя утраченная свежесть
 Буйство глаз и половодье чувств.
А. ДУНКАН.  Езенин, пой… (К остальным.)  Пожалуйста, прошу к столу. (Смеётся.) Свадьба! Свадьба!
И.И. ШНЕЙДЕР.(Усаживатся за стол.)  Это не свадьба. Допускаю, это смотрины.  Понашему, Сергей Александрович  только сватается. Я сейчас сразу в двух эпостасях: родитель и вас Зина и вас Сергей Александрович. А Ирма тоже, и тоже с двух сторон.
С. ЕСЕНИН.(С шумом открывает шампанское, разливает, поднимает бокал.)  Прошу! Смотрины или свадьба, нам всё равно…
Прошу!..
Выпивают.
А. ДУНКАН.  (Весело.)  Сва-дьба! Свадь-ба! Свадь-ба!
С.ЕСЕНИН.(Влюблённо смотрит на Дункан.) Свадьба, так свадьба.
(Берёт Дункан на руки и уносит в спальню.)
ИРМА. (К Шнейдеру.) Вы, кушайте. Сейчас ко-фью подам. Это быстро. (Встаёт из-за стола.)
И.И. ШНЕЙДЕР.   Спасибо, дорогая! Я сыт. Да, уже и время. Начальство ждёт. ( О Есенине.) Не парень, а бестия. Не объезженный рысак… Кот мартовский. Придётся, Ирма, с вами согласиться.

Г а с н е т    с в е т.

                В  Е  Ч  Е  Р         Т  Р  Е  Т  И  Й.

              Авансцена. Уже знакомая вывеска: Кафе: «Стойло Пегаса».    
Михаил Мурашов и Матвей Ройзман у входа в кафе.

М. МУРАШОВ,  Вот оказия…Обошёл все до одной лавки, ищу Сержин
«Голубень», нигде нет!
М. РОЙЗМАН. У нас в «Стойле…», тоже нет.
М. МУРАШОВ. До зарезу нужен! Не мне лично. Я его стихи знаю наизусть. В издательстве, просили.
М. РОЙЗМАН.  Дома у меня есть его «Голубень», я могу тебе дать, но с возвратом.
М. МУРАШОВ.  Да-а! Вот так, друг!  А когда ты сможешь мне его                дать? Завтра сможешь?
М. РОЙЗМАН. Завтра и смогу.(Усмехнулся.) Сегодня приходиться уже второму объявлять, что у мен есть Сержин «Голубень». Смотри-ка! Давно ли издавался, а уже уникум – музейная редкость. Везёт же, людям.
М. МУРАШОВ. Ишь, ты… Ктоже этот  первый?.. Поэт! Или  оголтелый противник Сергея Александровича? А-а, наверно, Вольпин Надюша. Она сильно в Сержа влюблена. Почти все его стихи наизусть знает.
М. РОЙЗМАН.  Кто такая Вольпин?? Бери выше.
М. МУРАШОВ.  Галина Бениславская! Она же занимается его издательскими делами.
М. РОЙЗМАН.Нет! Сам, Яков Михайлович – глава  ЦИКа! Он, как-то прочитал мои, собственные, стихи, а сегодня, при встрече, я же в его ведомстве работаю, душевно заговорил: «Стихи пишешь? Похвально. А Есенина, читал? Я ему, читал. «И Голубень его читал?» И «Голубень», говорю, читал. У меня даже дома такой томик есть, ободрил его я. «Это лирика, сказал он. – А была Революция! Сейчас идут жестокие бои. Он талантливый поэт, но пишет о старой Руси… Старинный быт, обычаи, религия. Всё это отомрёт. Если Есенин не признает, он похоронит свой талант. А из него может выйти «толк»!
М. МУРАШОВ.  Лихо! Но попробуй сбросить Клюева! Ведь он пророс в Серже как сорняк в землю. Раз прополет. Два, ан нет, он в каком-нибудь стихе, да и проглянет! Я знаю, ты пишешь стихи!.. Тогда уж сразу надевай свою рубашку. Легче будет потом, чем Сержу…
==ПАУЗА==
Из кафе доносится музыка: поёт
Шаляпин – песня  «Эй, ухнем…».
М. РОЙЗМАН. Ну, вот и наше «Стойло…»!

                Открывается Занавес. Официанки подаёт на столы.
    Гости за разговорами, смех. За передним: Шершеневич и
                Мариенгоф.

В. ШЕРШЕНЕВИЧ. На западе…Художник – Это безумец, который сидит в пылающем небоскрёбе и чинит спокойно цветные карандаши для того, чтобы зарисовать пожар. Помогая тушить пожар, он становится гражданином и перестаёт быть художником.
А. МАРИЕНГОФ. (Прихлопывает в ладоши.) Ты, как всегда! Ни минуты без юмора…

В. ШЕРШЕНЕВИЧ. Какой юмор!.. Старо, Толян! Старо. Об этом уже и московские собаки не лают. Хочешь свеженького, для тебя? (Похлопывает по плечу.) Слушай, сюда.
А. МАРИЕНГОФ.  Вам!.. На здоровье…
В. ШЕРШЕНЕВИЧ. Слушай! Был у Пушкина дружок – Соболевский. Будучи во французском театре, когда одну комедию в первый раз представляли бил в ладоши и в то же самое время кричал: «Ах, как она гадка!» Сидящие подле него, видя столь резкий поступок, спрашивали, для чего он называет эту драму гадкой и в то же время рукоплесканием изъявляет своё удовольствие. «Автор просил меня письмом, - отвечает Соболевский, - рукоплескать его комедии, что я и обещал, и держу своё слово, но, по чести, разве возможно, глядя на такое представление скрыть истинное своё от оного впечатления.
(Смех в зале. Кафе наполняется народом. На ходу,
                можно сказать, вбегает Есенин подаёт, встре-
                чающей официантке тростть и шляпу, садится
                за стол президиума. Туда же поднимаются Мари-
                енгоф, Шершеневич и Ройзман.
А. МАРИЕНГОФ. (Поднимает руку.) Тише! Шутки в сторону!.. (К С. Есенину.) Пока, Вы с Мотей, где-то шастаете, мы провели среди наших, здесь присутствующих совещание и пришли к единому мне-
нию, избрать тебя, Сергей Александрович президентом «Ассоциации вольнодумцев».  Не против?
С. ЕСЕНИН.  Согла-а-сен!
А. МАРИЕНГОФ.  Тогда разреши предоставить тебе слово.
С. ЕСЕНИН. Валяй…
А. МАРИЕНГОФ.(Шум в зале.)  Тише, господа-товарищи! Тише! Словопредоставляется Президенту «Ассоциации вольнодумцев» - СергеюАлександровичу Есенину.
С. ЕСЕНИН.(Берёт бокал с шампанским,)  Я подымаю бокал за наших членов «Ассоциации вольнодумцев», за наших друзей имажинистов.За всех присутствующих! (Пьёт.)
ТОЛСТЯК В ОЧКАХ. (К соседу по столу, гражданину в свитере.) Что такое»сасиация»? Или то же, что и с вечером всеобщей поэзии.  Им
что, прокукурекал! И всё тут. А нам - денюшки плати (К соседу в свитере.)Да, слухай же, ты, пень дубовый!..
ГРАЖДАНИН В СВИТЕРЕ.(Уже кричит в президиум.) А не будет ли эта
«сасиация» такой же финтифлюшкой, как «вечер всеобщей поэзии». Организаторы ведь – те же…(Берёт за рукав соседа.) Успокойся же,ТОЛСТЯК В ОЧКАХ.(Берёт за рукав соседа.) Успокойся же ты, балда нечёсанная…
С. ЕСЕНИН.(Твёрдым голосом.)  Не будет. Всё будет в норме. »Ассо-
циация ставит целью духовно-экономическое объединение свободных мыслителей и художников,поэтов и беллетристов, ком-
позиторов и режиссёров театров, живописцев и скульптуров, творящих в духе мировой революции и ведущих самое широкое
творческой революционной мысли и революционного искусства человечества путём устного и печатного
слова.
В. ШЕРШЕНЕВИЧ.(Поднял бокал.) Сергей Александрович! Мы чутки к миру, но глухи к себе, как тетерев на току. Мы слышим шорох ещё не
растущей травы, ещё не зародившейся мысли, и не слышим грохота
шагающего мира… Я поднимаю бокал за «Образо – носцев». Поэзия
без образа – безобразие.

Аплодисменты.

ВОЗГЛАСЫ ИЗ ЗАЛА:
ПЕРВЫЙ. Кончай свою «ассоциацию»! Завтра будет день и
                для вас новая будет пища. Сегодня, даёшь стихи!
ВТОРОЙ.  Серёга, давай… «Сорокоуста»!
ГРАЖДАНИН В СВИТЕРЕ. Надоел с «Сорокоустом», читай что-нибудь
новое!
ВОЗГЛАСЫ ИЗ ЗАЛА:
ПЕРВЫЙ.  Даёшь новое! Или  нет, ничего. Скажи прямо…
ВТОРОЙ.  Некогда писать. Вот, что?..
С. ЕСЕНИН.(Поднимает  руку. Хорошо!  Будет новое.)
Понятен мне земли глагол,
                Но не стряхну я муку эту,
                Как отразивший в водах дол,
                Вдруг в небе ставшую комету.
                Пока вы не признали,
                Что в силосном дыму,
                В развороченном бурей быте
                И вместе с вами Я
                И мучаюсь и не пойму,
                Куда несёт нас рок событий.

Аплодисменты.

ГРАДЖДАНИН В СВИТЕРЕ.  Спасибо! Спасибо! Ещё!  Серёжа, ещё!..

В зале начинается шум.
ВОЗГЛАСЫ ИЗ ЗАЛА:
                ПЕРВЫЙ. Серёга, давай ещё…
                ВТОРОЙ. Исповедь хулигана, жми!..
А. МАРИЕНГОФ.  (Поднимает руку.) Тише!! Друзья, уберите шум…

Зал затихает.
Дорогие, «вольнодумцы»!  Что было высказано ранее ораторами,
Кроме анекдотов и стихов, всё это уложено в уставе. Уставы на столах, берите, читайте…

ТОЛСТЯКВ ОЧКАХ. (Берёт в руки устав, смотрит, затем передаёт гражданину в свитере лист бумаги – Устав.)  Написано красиво.
Только это не по нам. В голове опилок больно много…
ГРАЖДАНИН В СВИТЕРЕ.  Подожди. Пусть Серёга ещё по читает.
Люблю я чёрта этого. Всё понятно. Не стихи, а песни… Серёжа, читай! Давай, Серёжа…
Зал поддержал овациями.
С. ЕСЕНИН.(Выходит из-за стола, поднимает руку, делает выдер-
ку… Зал замирает.  Начинает читать.)

Но есть иные люди... Те,
                Ещё несчастней и забитей.
                Они, как отрубь в решете,
                Средь непонятных им событий.
                Я знаю их
                И подсмотрел:
                Глаза печальнее коровьих.
                Средь человечьих мирных дел,
                Как пруд, заплесневела кровь их,
                Кто бросит камень в этот пруд?
                Не троньте!
                Будет запах смрада.
                Они сами в себе умрут
                Истлеют падью листопада.
                А есть другие люди,
                Те не верят,
                Что тянут в будущее робкий взгляд,
                Почёсывая зад и перед
                Они о новой жизни говорят.
                И сами же себе не верят.

                ==ПАУЗА==

                Россия – мать!
                Прости меня,
Прости!
                Но эту дикость
                Подлую и злую,
                Я на своём недлительном пути
                Не приголублю
                И не поцелую.

                Окончил, повернулся, пошёл за стол.
                ==ПАУЗА==
ВОЗГЛАСЫ ИЗ ЗАЛА:
                ПЕРВЫЙ.  Кто ты такой?

А зал уже рукоплещет.

                ВТОРОЙ.  Чтобы судил о нас!.. Ты сам сопляк, имажинист
     проклятый.  Долой Есенина!
А. МАРИЕНГОФ.(Встаёт из-за стола, поднимает руку.)Тише,
братцы, тише. Я повторяю: всё, что написано в Уставе, касается толь-
ко членов «Ассоциации вольнодумцев». Желающие вступить в «союз» должен подписать этот Устав. Поступление средств будет складываться из доходов от лекций, концертов, митингов, изданий
книг и журналов, работы нашего кафе и книжной лавки.
С. ЕСЕНИН.(Мариенгофу.)  Закрывай!..
А. МАРИЕНГОФ.  Всё ясно.
                ==ПАУЗА==
На этом первое собрание «…вольнодумцев» закрывается.
Включается музыка, люди расходятся. Занавес закрывается. Глубокий вечер. Из кафе выходят парами: А. Мариенгоф с Эленй Шершевскеой, В. Шершеневич с Юлией Дижур, С. Есенин с Надей Вольпин. Обнимаются. Поют.

                Ах ты, ноченька,
                Ночька тёмная,
                Ночка тёмная,
                Ночь осенняя.
А. МАРИЕНГОФ.(Удаляясь.)  Серж! Дима! Девчонки! Гуд бай!
С. ЕСЕНИН.(Поднимая руку в знак прощания.) Привет Мартыну, Сашке и Гришкиной милашке…
В. ШЕРШЕНЕВИЧ. А ещё кому?.. (Машет всем рукой.)  Скорого, скорого всем утра!..
НАДЯ ВОЛЬПИН.  Серёжа, милый! Прочти что-нибудь мне одной…
Для  меня. Мы с тобой сейчас вдвоём! Или ты перенесёшь в квартирные условия. С мягкой постелькой и…
С. ЕСЕНИН.(Целует.)  Тебе, одной!  Ах, ты раскрасюточка моя…
Тебе одной.  Дома! Дома!  К тебе, домой!

Уходят.


          Квартира С. Есенина, уже знакомая нам. У кушетки
          корзина, полная разорванных и смятых листов. Пустые
          бутылки из- под вина пива. Над кушеткой фотография
          отца с матерью.
С. ЕСЕНИН.(Пишет письмо к матери в деревню Константиново.
Тот же дом. Те же ставни. Та же комната.) 
                Не буди меня ты нынче рано…
(Пауза. Повторяет.)
                Не буди меня ты нынче рано…
(Отводит от листа глаза.)
Аккорд, взят. Слог – найдём. Продолжим…
                Ты жива  ещё, моя старушка?
                А если иначе…
                Дорогая бедная старушка,
                Прочитай ты горькое письмо.
(Рассуждает.)  Что это я черню свою милую старушку.
Нет, не прав... (Зачёркивает, читает вторую
                строку.)
                Прочитай ты горькое письмо…(Рассуждает.)
                Горькое? Бывают ли горькие письма? Нет… Грустные?
                Нежные? Да! Нежные… (Читает.)
     Дорогая, моя старушка,
                Прочитай ты нежное письмо.
                ==Пауза==
Берёт папиросу, прикуривает, пьёт пивоиз бокала.)
Плохо! Совсем плохо. ( Комкает лист бумаги, бросает в корзину.)
Там тебе место!  (Берёт другой лист, пишет и читает вслух.)
Ты жива ещё моя старушка?
                Жив и я. Привет тебе! Привет.
Так! Хорошо, далее… (Затягивается… Папироса уже погасла. От-
кладывает в пепельницу. Читает дальше.)
 Пусть струится над твоей избушкой
                Тот вечерний несказанный свет.
                Пишут мне, что ты, тая тревогу…
                Ничего. Родная! Успокойся.
                Это только тягостные сны
                Не транжир, не мот я, не пропойца.
(Кладёт карандаш, вскидывает голову на висящий
                на стене портрет, берёт последующую папиросу,
                закуривает, пьёт прямо из бутылки вино, читает.)
Не транжир, не мот… Пустые, косноязычные. Библейские слова. (Комкает лист бумаги, бросает в корзину. В ней прибавляется. На
стол ничего. Берёт новый лист, пишет, читает…)
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостные сны
                Не такой уж горький я пропойца…
(Останавливается.) Здесь всё не так. (Курит, пьёт пиво.) Всё не хорошо. (Зачёркивает пишет заново, читает.)
Ничего, родная! Успокойся.
                Это только тягостная бредь.
                Не такой уж горький я пропойца,
                Чтобы в глупой ссоре умереть.

                Почему в глупой ссоре?.. Чтоб тебя не видя, умереть.
Так!.. А, что пятая строфа… Я к тебе. И скажу, чтоб ты меня уж больше
 не будила как…
                ==ПАУЗА==

Ну поехал. Нет-нет… Нет! (Тут же зачёркивает.)  А так?! (Читает
вслух.
Я вернусь
                Только ты меня, моя родная,
                На рассвете больше не буди…
Почему на рассвете, На рассветах… (Почесал затылок.)  Не-е-т! (Передумал. Читает вновь.)
                Я вернусь
                Только ты меня уж на рассвете
                Не буди, как десять лет назад,
(Прерывается.) Это было не десять лет назад, а восемь…(Читает
строфу заново.)
                Я вернусь, когда раскинет ветви
                По-весеннему наш белый сад.
                Только ты меня уж на рассвете
                Не буди, как восемь лет назад.
(Звонок в квартиру. Громко отвечает.) Открыто! Входите!.. ( На по-
роге М. Ройзман.)
М. РОЙЗМАН.  С добрым утром! Правда, по твоей комнате нельзя
сказать, что оно стало добрым.  Скорее вынуждено трудным, оно бы-
ло, Сергей Александрович!
С. ЕСЕНИН. Как!  Уже утро? Я же всеголишь моей старушке письмецо чиркнул.  И уже утро.
М. РОЙЗМАН. Так, ты, ещё не ложился? Да!.. Потрудился.  Вижу: в корзину не вошло. А посуды-то, а папирос?.. Сергей Александрович,
Так нельзя!.. Так работают только враги себя…
С. ЕСЕНИН.  Ты, посиди, перекури.  Ах! Да! Ты не куришь!.. Пивка, винца глотни. Я мухой… (Берётся за уборку.) Ты тоже пишешь? Или
у тебя стихи, как грибы появляются после дождя. В раз и много.
М. РОЙЗМАН.  Не получаются у меня стихи, Сергей Александрович.
Ни днём, ни ночью.
С. ЕСЕНИН.(Продолжая убирать.) Мало работаешь. Напиши, по-
читай, разорви.  Напиши ещё раз, десять, двадцать раз напишешь –
получится. ( И в комнате убрано.)  Иногда говорят: «Порядок, как в кавалерии». Где – где, а в кавалерии его (порядка) никогла не было, нет и не будет. Поверь, мне. (Закуривает, бросает взгляд на пиво – пусто.
М. РОЙЗМАН.  Извини, Сергей Александрович, я последнюю взял. Давай, поделюсь.
С. ЕСЕНИН. Спасибо! Лучше послушай результат этого вечера.
(Читает письмо полностью.)
                Ты жива ещё, моя старушка?
                Жив и я. Привет тебе, привет!
                Пусть струится над твоей избушкой
                Тот вечерний несказанный свет…
                Пишут мне, что ты, тая тревогу,
                Загрустила шибко обо мне,
                Что ты часто ходишь на дорогу
                В старомодном шушуне.
                И тебе в вечернем синем мраке
                Часто видится одно и  то ж:
                Будто кто-то мне в кабацкой драке
                Саданул под сердце финский нож.
                Ничего, родная! Успокойся,
                Это только тягостная бредь.
                Не такой уж горький я пропойца,
                Чтоб тебя, не видя, умереть.
                Я по-прежнему такой же нежный
                И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски  мятежной
                Воротиться в низенький наш дом.
                Я вернусь, когда раскинет ветви
                По-весеннему наш белый сад.
                Только ты меня уж на рассвете
                Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось,
 Не волнуй того, что не сбылось,
Слишком раннюю утрату и усталость
 Испытать мне в жизни привелось.
 И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада.
Ты одна мне несказанный свет.
Ты забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
 В старомодном ветхом шешуне.

                ==ПАУЗА==

М. РОЙЗМАН.(Вскакивает, обнимает Есенина, трясёт.)  Сергей Александрович! Браво! Молодец! Беру свои слова обратно, что при
входе кукушкой прокуковал. Как, здорово! Ты сам, наверно, не по-
нимаешь, как здорово! Одним словом – блестяще!
С. ЕСЕНИН.  Закудахтал… Здорово, здорово. Хватит! Баста! (Накидывает пальто,  берёт шляпу, трость, сворачивает лист,
кладёт в карман.)  А теперь к Воронскому!  Я ему обещал в новый номер новые стихи.
М. РОЙЗМАН.  Не торопись!.. Название-то какое?..
С. ЕСЕНИН.(Уходя.)  По дороге, до думаем…)

                Г А С Н Е Т    С В Е Т

 З А Н А В Е С   З А К Р Ы В А Е Т С Я

АВАНСЦЕНА
                М. Ройзман С. Есенин.
М. РОЙЗМАН.Сергей Александрович! Я-то забежал так рано предупредить тебя, что буду в отъезде по делам ЦИКа. Твои планы?
Или пожелания?
С. ЕСЕНИН.  «Ассоциация вольнодумцев» - вот мои заботы.

В  Е  Ч  Е  Р     П  Я  Т  Ы  Й.

Площадь у Нервно-психиатрического санатория.
             У входа: Аронсон и М. Ройзман.
М. РОЙЗМАН.  Как мне пройти в клинику? Подскажите, пожалуйста.
АРОНСОН.  Вы, как я понимаю, к Сергею Александровичу?
М. РОЙЗМАН. Да! Я только что приехал в Москву. Мне сказали, что
Он находится в клинике Ганнушкина. Я хотел бы очень его видеть.
АРОНСОН. Приём посетителей уже закончился. У него было несколько человек. Он сильно переволновался, устал. И больше к нему пускать нельзя. Он ещё слабоват. Инфаркт- штука серьёзная…
М. РОЙЗМАН. Доктор, можно ли передать ему записку.
АРОНСОН.  Записочку можно. Я передам.  Советую Вам приехать в клинику через три дня, чуть раньше приёма посетителей. Тогда Вы первым пройдёте к Сергею Александровичу.
М. РОЙЗМАН. Большое спасибо, доктор. Я непременно воспользуюсь вашим советом. До свиданья!
АРОНСОН. До свидания, уважаемый! Извините, не имею чести знать
вашего имени.
М. РОЙЗМАН. Ройзман. Матвей Ройзман. Сергею Александровичу пе-
редайте, что был Мотя. Он поймёт.
АРОНСОН. Хорошо-хорошо! Уважаемый, Мотя. А, где  ваша записочка?
М. РОЙЗМАН. Ах, да! Сейчас.(Вытащил из кармана блокнот с карандашом, написал на листке, оторвал, подал Аронсону.) Вот
Возьмите. Забыл.
АРОНСОН. Склероз, видно, молодой человек! Склероз, хорошая болезнь. И голова не болит, и постоянно новенькое, свежее известие.

              Расходятся.  Открывается Занавес. Кафе «Стойло Пегаса».
              За столом посетители. На переднем  плане, за столом
              С. Есенин, ест сосиски,запивает пивом. Курит. Входит
              М. Ройзман.

М. РОЙЗМАН.(Подсаживается к С. Есенину.) Как ты попал сюда? Я
только что из клиники.
С. ЕСЕНИН. Сбежал. (Пьёт пиво.)  Разве это жизнь? Всё время в гла-
зах мельтешат сумасшедшие. Того и гляди сам рехнёшься.
М. РОЙЗМАН. Как же ты смог уйти из санатория?
С. ЕСЕНИН. Просто. Оделся, пошёл гулять в сад, подождал, как только
вышла группа посетителей из подъезда. Пошёл с ними, шагнул в ворота и очутился на улице. А далее…  Дело извозчика…
М. РОЙЗМАН. Проголодался?
С. ЕСЕНИН. Сейчас, нет. Вчера один толстомордый долбил мне, что поэты должны голодать, тогда они будут лучше писать.  Ну, я пустил такой загиб, что он сиганул от меня без оглядки!
М. РОЙЗМАН.Я, Сергей Александрович, кое-что из наших разговоровЗаписываю. (Заметив неблагородный взгляд Есенина. Смущённо.)
Для истории. Это необходимо. С вашего позволения… Я и этот загиб
запишу.   
С. ЕСЕНИН.  Ты записываешь загибы?
М. РОЙЗМАН. И изгибы тоже. Некоторые помню наизусть. Помнишь, как ты читал на «Олимпиаде» в Политехническом музее «Исповедь
Хулигана» и дойдя до озорных строк:

                «…спокойной ночи!»
                Всем вам спокойной ночи!
                Отзвенела по траве
                Сумерек зари коса…
                Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну «обо…ть».

Шум, крик, свист. Кто-то запустил
мороженым яблоком. Ты поймал его
                Откусил кусок, стал есть. Зал умолк,
                А ты говоришь: «Рязань! Моя Рязань!» И тут, дикий хохот!  Аплодисменты…
С. ЕСЕНИН.(Смеётся.) А помнишь, когда в Консерватории по той же
причине не давали мне читать «Сорокоуста», и Вадим Шершеневич, как всегда, закричал во всё своё горло, покрывая шум: «Меня не перекричите! Есенин всё дочитает до конца». И кто-то  громко сказал:
«Конечно, не перекричим… Лошадь, она и у папуасов лошадь!»

Оба смеются.
М. РОЙЗМАН.  Сергей Александрович, а чёрный ход заколотили.
С. ЕСЕНИН.  Какой чёрный вход?
М. РОЙЗМАН. По которому, мы частенько делали вылазки на улицу
для ночных проделок.
С. ЕСЕНИН. Где-то такойбыл…
М. РОЙЗМАН.  Двадцатый год…
С. ЕСЕНИН. Помню! Монастыри ударились в контрреволюцию. Конеч-
но, я озорничал. И моё четверостишие на стене Страстного монастыря облетело тогда многие места. Ты это четверостишие тоже записал?
М. РОЙЗМАН. Прочитать тебе его?
С. ЕСЕНИН  Валяй…
М. РОЙЗМАН.(Читает.)

Вот они толстые ляжки
Этой похабной стены.
                Здесь по ночам монашки
                Снимали с Христа штаны.
И подпись: Сергей Есенин.
С. ЕСЕНИН.  Ну, как ты, думаешь, бросили мы тогда бомбу в тот мона-
стырь?
М. РОЙЗМАН.  Крепкую, ты им «чушку» подложил. Владимир
Дмитриевич Бонч-Бруевич, поглаживая свою каштановую бородку, говорил мне тогда: «Грубовато! Убеждать надо потоньше». Я ему ответил: да, «орисами» знают, что вытворяют в монастыре. «Многие знали, - согласился Владимир Дмитреевич, но жертвовали деньги на
Монастыри. И монастыри процветали. Нет! Нет, поубедительней и
Похладнокровней. Похладнокровней! Зачем   было лезть на стену?
С. ЕСЕНИН. Неужели мы их тогда достали?
М. РОЙЗМАН. Достали! Да ещё как, досталди.
С. ЕСЕНИН.(Встал, заложил руки в карманы брюк и стал медленно
шагать по салону; остановился перед Ройзманом.)  Ты Пушкина, знаешь?
М. РОЙЗМАН.  Как будто! Читал о нём Белинского, Писарева. Недавно: Айхенвальда!            
С. ЕСЕНИН. А! «Моцарта и Сальери», читал?
М. РОЙЗМАН. Да!
ЕСЕНИН.  Триста с небольшим строк. А мысли такие, что перевесят
сочинения другого философа. Помнишь, что говорит Сальери? (Читает наизусть.)
«Нет! Не могу противиться я боле
 Судьбе моей: я избран, чтоб его
                Остановить – не томы все погибли,
                Мы все, жрецы, служители музыки,
                Не я один с моей глухою славой…
                Что пользы, если Моцарт будет жив
                И новой высоты ещё достигнет?»
(Повторяет.) Не то мы все погибли, мы все жрецы, служители музы-
ки.   Видишь, один гений Моцарт губит все «посредственности»!
М. РОЙЗМАН.  За них Сальери мстит Моцарту ядом.
С. ЕСЕНИН. (Улыбаясь.) Я хотел встретиться с Леонидом Андреевым – не удалось!  А ты разговаривал сним, и он советовал тебе
 больше читать.
М. РОЙЗМАН. Я читаю. Но ведь, что получается: учусь в университете,
служу, пишу стихи, теперь вот работаю в кафе и немного в Союзе поэтов, свободного времени абсолютно нет!
С. ЕСЕНИН. Это Пушкин написал, что Сальери отравил Моцарта. На самом деле это легенда. Да и для чего Сальери так поступать? Он был
придворным капельмейстером, купался в золоте. А сильных покровителей у него было до дьявола! Этот человек напакостил Моцарту, как только мог. От Сальери ничего не осталось, а от Моцарта. А от Моцарта зависть легко переходит в ненависть. Самый близкий друг становится яростным врагом и готов тебя сожрать с кишками. Вот, так-то, мой друг!
М. РОЙЗМАН. Сергей Александрович! Мне говорил как-то Ваня Грузинов, что ты читаешь наизусть не только Пушкина, но и Лермонтова, Баратынского, Фета. И к тому же знаком с новыми стихами Блока, Маяковского, Пастернака и Мандельштама.
И когдаже всё это ты успеваешь?
С. ЕНСЕНИН. Рассказать тебе?
М. РОЙЗМАН.  Послушаю. Интересно знать…
С. ЕСЕНИН. Помнишь, члены артели художников слова настаивали на том, чтоб я ежедневно дежурил по несколько часов за прилавком в наших книжных магазинах. Тебе известно, что многие покупатели и покупательницы заходили в лавку не только с целью купить что-нибудь, но и зевануть на знаменитого поэта-скандалиста. А порой, если удастся, и взять автограф. Вот я и забирался с книгой под потолок, чтобы меня невозможно было увидеть в окно снаружи, и почитывал себе в удовольствие. Но это ещё не всё.   Понимаешь, стало мне невмоготу. Утром хорошую книгу купим, к вечеру обязательно продадим, а прочитать её край надо. Думал я, как изба-
виться от такой напасти, и удумал!.. Пришла широкая (Показывает руками.) дама в хивинках: « нет ли у вас романов Боборыкина?»  Да как вам не совестно читать Боборыкина, говорю. У него одна вода и та мутная! Она на дыбы! « это так? У Боборыкина чудный роман «Китай-город»! Может быть «Китай-город» ничего, а остальные – дрянь! Кстати, «Китай-города» у нас нет! Она повернулась, ушла и хлопнула дверью. (Есенин смеётся.)

==ПАУЗА==

И набросились же на меня присутствующие при этом разговоре художники слова! На полках-то – три комплекта сочинений Боборыкина. Идиот!.. Скандал!.. Адругой раз: заходит покупатель и спрашивает, нет ли стихов Бальмонта? Я сочувственно спрашиваю: -
как вы дошли до такого тяжёлого состояния? – «А, что?» - удивился он. «Бальмонт – это же Иза Кремер в штанах. (В нос нараспев.) «В моём саду мерцают розы»…
М. РОЙЗМАН.  Зачем же так, Сергей Александрович! Ты же совсем по другому относишься к эстрадным певцам. И к Изе Кремер, в частности…
С. ЕСЕНИН. Да-да! Мать честная, что делать? Этот дядя сорвал с носа очки и спрашивает: «На каком основании?» я ОТВЕЧАЮ: - Пишите Бальмонту слезницу! Кожебаткин уговаривает дядю, Азейнштадт меня! Вечером мне говорят: «Сергей Александрович! Эдак мы покупателей отучим посещать наши лавки. Лучше уж залезайте-ка на лестницу!.. Мы вас будем показывать, как достопримечательность
Москвы!»
М. РОЙЗМАН.  Конечно, это Кожебаткин сморозил!
С. ЕСЕНИН. Он! Ну, стех пор я и почитывал книжки.

Оба смеются.
М. РОЙЗМАН. Сергей Александрович! Сбегать-то из санатория. Это по-детски…
С. ЕСЕНИН.  Я слышать об этом не хочу.
М. РОЙЗМАН. Нет-нет, тебе необходимо вернуться в санаторий и пройти весь курс лечения, который предписан профессором. Об этом я тебя прошу и умоляю, дорогой мой, Сергей Александрович!
С. ЕСЕНИН. Извини, Мотя! Позволь не послушаться! Я пришёл с тобой
попрощаться…
М. РОЙЗМАН.  Ты собираешься в Константиново?
С. ЕСЕНИН. Нет! Подальше! Через «Старый свет» в «Новый».. Вместе с
Дункан. Я тебе напишу письмо или пришлю телеграмму.

Друзья крепко обнимаются.  С. Есенин уходит

М. РОЙЗМАН.   
                До свиданья, друг мой,
                До свиданья.
                Милый мой, ты уменя в груди.
                Предназначенное расставанье
                Обещает встречу впереди
                До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
                Не грусти и не печаль бровей,
                В этой жизни умирать не ново,
                Но и жить, конечно, не новей.
Какие слова!  Какой образ!  Фантастически и не доступно уму!
              Вот так всегда! Пришёл! Увидел! Победил!

Г А С Н Е Т       С В Е Т

                З  А  К  Р  Ы  В  А  Е  Т  С  Я         З  А  Н  А  В  Е  С


                К О Н Е Ц


Вьюгов  В. Н.
                Апрель 2000 года.