«Как хорошо, что я пою свои собственные тексты, рожденные бессонными пьяными ночами, набросанные родной правой рукой! Иначе я бы все забыл и перепутал к чертовой матери!» - думал Вэнздэй, мечась по сцене.
Он безошибочно воспроизводил строку за строкой, выпевая, выкрикивая в микрофон, но мысли его были заняты совсем не затемненной толпой фанатов перед сценой, не морем лиц и машущих ему рук. Он думал о том, что если так пойдет и дальше, то, кажется, он лишится своего лучшего за последние черт знает сколько лет друга. Причем не по своей вине.
Джои ни с того ни с сего вдруг начал игнорировать Джо. И сегодня на концерте тоже. Это Джои! Который так и норовил приобнять, а то и на радость зрителям чмокнуть вокалиста в щеку при каждом удобном случае.
С первой песни он встал на самом дальнем краю сцены, не подходил к микрофону. Джордисон никогда не позволял себе проявлять характер на сцене, а тут на тебе! Джои не только не приближался к нему, но и избегал взгляда Вэнза. Стоило вокалисту посмотреть на него, тут же отворачивался. Раз, другой, третий… списать на случайность уже просто невозможно.
Сейчас, когда начался проигрыш, Пул подскочил к другу и, пока тот не успел ничего предпринять, сорвал у него с головы глянцевую фуражку и, нахлобучив себе на башку, быстро наклонился к гитаристу и, сжав зубы, шепнул одними губами:
- Джои, в чем дело?
Тот на миг поднял глаза от струн, приблизился к Джозефу на шаг и улыбнулся ему в лицо, широко и абсолютно фальшиво.
- Все в порядке, – так же тихо ответил он, после чего круто развернулся, хлестнув Вэнза по щеке прядью влажных волос, и пошел нарезать круги по сцене.
От бессилия и злости Пул, сжав в руке микрофон, под одобрительные крики и свист зала завалился на спину, слишком правдоподобно. Даже Бэн, казалось, заметил неладное и послал из-за установки вопросительный обеспокоенный взгляд, но Джо вскочил, оборачиваясь через плечо и давая понять, что все идет как надо, вовремя вступил в свою вокальную партию.
Он прошелся по сцене ураганом местного значения, исполняя все намеченное в сэт-листе, мечтая только о последней песне.
Обычно на удачных концертах время выключается. Выходишь под разноцветные, тусклые и дымные огни и словно ныряешь в бурлящий эмоциями котел. И с первого удара барабанщика или прикосновения гитариста к струнам до последнего своего выдоха на пределе проходит, по ощущениям, несколько минут. Но сегодня Джо казалось, что выступление никогда не закончится, он отсчитывал каждый трэк, в висках стучало: «Джои, посмотри на меня! Оглянись, оглянись...»
Вся эта хрень началась на фоне общих проблем в группе, Вэнздэй чувствовал – Джордисон не просто не в духе, и к горлу подкатывал комок из бессильных обид и дурных предчувствий, заставляя его надрываться и хрипеть, носиться заведенной на все шестеренки механической куклой, маскируя отчаяние под адреналиновый угар, а растерянность под юмор, придурковатый и черный.
А заплатившие за билет, как и положено, радовались разворачивающемуся шоу, думая, что вокалист сегодня просто в ударе, хлопали, подпевали, отвечали фронтмэну на все его шуточки и нескромные жесты.
Долгожданная финальная песня. Пул выкрикивает слова с полной отдачей, но в голове только «посмотри на меня!».
Гитарист и басист стояли почти вплотную и напиливали в четыре руки, играли, словно только друг для друга, сияя взаимными улыбками, глаза в глаза, покачиваясь в такт и упивались своим тандемом.
Обычно такой отзывчивый, Джои был для Джо маяком в зыбкой концертной мгле. Они всегда держались, словно в видимой только им двоим обвязке, Вэнз смотрел в своего гитариста, как в зеркало, вычисляя по нему правильность своих действий, и получал мимолетный, но исполненный тепла и одобрения взгляд, заряжающий его уверенностью и специфическим шальным вдохновением, которое он щедро выплескивал на толпу, а накрытые этой безудержной волной, слегка прибалдевшие фаны говорили потом, что вся эта хулиганская энергия и драйв – визитная карточка мистера 13, его фишка, его стиль. Теперь же, оставшись без молчаливой, но такой осязаемой поддержки Джордисона, без его легких привычных прикосновений, Пул чувствовал себя дезориентированным…
Вэнздэй выкрикнул последнюю строчку на резерве своих натруженных туго натянутых связок, запрокидывая голову, стряхивая с дредин разлетающиеся во все стороны, радужно преломляющиеся в сценическом освещении сверкающие капли пота.
Заключительные аккорды стихли. Джордисон, снимая гитару, прошел мимо Джозефа к краю сцены. Бэн выполз из-за своих барабанов, как здоровенный богомол, разминая длинные тонкие руки-ноги. Довольный Эйси хлопнул Гриффина по плечу.
Вэнз кинулся к затерявшейся в примочках бутылке воды. Он задыхался и жадно припадал к горлышку, чуть не захлебываясь, выплевывая половину себе на грудь, на свою и без того мокрую майку, кашлял и жмурился, отвернувшись и спрятавшись за колонкой.
Чья-то рука легла ему на спину, мягко похлопала, Пул замер и обернулся… но это Грэйвз. Его лицо – сложная конструкция из множественных выступов и впадин, с глубоко запрятанными в ней внимательными глазами.
- Эй, чувак, все нормально?
«Ага, лучше некуда!»
- Да-да, - Джозеф разогнулся, - я просто… - он махнул рукой с бутылкой.
Еще несколько хлопков между лопаток.
- Давай, пошли…
Пул натянул улыбку и мысленно возблагодарил обстоятельства и их менеджера за то, что на сегодня не была запланирована официальная автограф-сессия. Но пообщаться с фанатами все-таки надо.
Джои бросил в толпу свой медиатор, и он исчез в чьей-то вовремя вскинувшейся ладони, за ним отправилась обломанная барабанная палочка Бэна, а следом целая.
Публика благодарила группу, группа – публику. Вэнз склонился к темному, дышащему жаром разгоряченных тел провалу перед сценой, и к нему протянулось множество рук, женских и мужских, с пальцами, унизанными вычурными металлическими кольцами, с накрашенными черным лаком ногтями, руки в таких же перчатках, как у него. До вокалиста дотрагивались в намерении схватить, погладить. Он машинально чиркал в листочках выдранных из записных книжек и школьных тетрадок, проходился от края до края, снова и снова, пока не почувствовал, что сейчас просто свалится с ног, и покинул сцену. Чтобы тут же попасть в объятия ребят, чьей работы никто не видит, но которая, по сути, важна не меньше, чем его.
Девчонка-помощница повесила на шею Джозефу чистое белое полотенце, и он кивком поблагодарил ее. В ушах гудело от того, «какой он сегодня молодец и как круто все прошло». Голова кружилась, он уже не мог уследить за происходящим и очнулся только в гримерной, в окружении гомонящих согруппников, с непонятно откуда взявшимся пластиковым стаканом в руке, в котором плескалось, налитое чуть ли не с горкой, нечто, неопознаваемое по цвету, но по запаху - то, что надо.
Только когда все более-менее растолклись по помещению и принялись приводить себя в порядок, Вэнздэй заметил отсутствие Джордисона.
- Эй, а где мелкий? – спросил он у всех сразу, оглядывая комнату и чувствуя, как противно затряслись руки. После невротично цветных прожекторов глаза с трудом воспринимали ровный люминесцентный свет и все окружающие предметы, казалось, продолжали мигать.
- А хер его знает! - ответил хохочущий Эрик. - Перехватил кто-то нашу куколку по дороге, видать с девчонкой попутал. – Он повалился на стоявший у стены кожаный диван, свесив ноги через подлокотник, и поставил себе на грудь запотевшую банку пива.
- В смысле? – Пул снял Джоину фуражку и, покачав за козырек, пустил как тарелку фрисби куда-то в сторону стола.
- Да успокойся ты, - Гриффин осклабился, - я видел, он к бару пошел.
- Аа... – протянул Джозеф и деланно пожал плечами.
Хотя ему было далеко не все равно, ведь Джои, нет смысла оправдывать его отчуждение объективными причинами, смылся поскорее, чтобы избежать встречи с Вэнзом в гримерке, и, видимо, так не хотел этого, что даже не переоделся – его куртка так и висела на спинке стула, сумка тоже находилась здесь.
Джо сел к зеркалу и посмотрел на себя – химически яркие губы, полные и блестящие, но сомкнутые в бесстрастную линию, спокойный усталый взгляд. Его ничего не выдавало, но под невозмутимой поверхностью глубоко внутри сердце билось с такой силой, словно вот-вот сорвется с привязи артерий и плюхнется в пустой желудок, в несколько глотков алкоголя, расплескав по стенкам едкие брызги. Вэнздэй нахмурился и сжал пальцами переносицу, чтобы унять гул крови в ушах, но не помогло. Он вздохнул и, свернув дреды в жгут и заткнув их за воротник, принялся снимать грим. Отмыл тоником лицо до нормального человеческого цвета, стер сиреневую мертвятину под глазами, сочно багровые губы побледнели до раздраженно розовых, как обветренные или жестоко исцелованные. Пул торопливо содрал с себя и побросал на стул пропотевшие насквозь концертные шмотки, поменял якобы грязные рваные джинсы на просто черные, надел прямо на голое тело толстовку и, задернув молнию, накинул капюшон, скрывающий пол лица.
Ироничный провокатор и непристойный стебщик Мистер 13 перевоплотился просто в Джо, который устал, хотел выпить и домой, то есть в гостиничный номер.
С первым дела обстояли куда проще, задумчиво пересчитывая нарисованные позвонки на одежде Джозефа номер два, по ту сторону зеркала, он машинально хлебал из стакана, не чувствуя вкуса, пока жгучая жидкость не успокоила дрожь в пальцах. Что касается второго – Пул и Джордисон по привычке заселились в один номер, но Вэнздэй уже начал параноить – нервы не выдерживали, и он думал, что если сейчас уедет один, то вообще больше не увидит Джои, и даже то, что завтра они отправляются в тур, не вселяло уверенности. В последний, кстати, тур. Об этом пока никто не говорил открыто, но решение уже висело в воздухе.
« Джои, что с тобой?..» - вздохнул Джо, сжимая зубами край стакана, проклиная себя за слабость.
В жизни Пула участвовало много людей, согруппники, друзья-приятели, они часто менялись, приходили и уходили…Вэнз не раздумывал над этим, расставаясь легко, и не по кому не скучал. А теперь удивлялся незнакомому ощущению холода в животе и в груди, которое породило равнодушие Джои к нему. И ведь Джозеф даже не мог найти этому причину. Конечно, страдало и самолюбие – как это так, он, великий и ужасный, так легко говоривший всем «пока» и «прощай» вдруг места себе не находит из-за того, что какой-то мелкий засранец нос воротит! Но Вэнздэй сам понимал, что эгоизм играл роль сдерживающего механизма, не позволяя эмоциям окончательно прорвать плотину его рассудительности.
Дверь никто не удосужился закрыть, в коридоре сновали обслуживающий персонал и техники, разбирали аппаратуру, помогали отправить вещи в отель. Все понемногу разбегались, Эрик отправился посидеть в бар, Бэн улизнул сразу же, оно и понятно, где-то здесь его ждала знакомая девчонка. Эйси собрался прошвырнуться по городу, он звал с собой и Джо, но тот отказался, вполне убедительно сославшись на усталость, и Слэйд отстал, пожелав вокалисту удачно добраться и не нажраться в хлам, за что был послан в задницу и доброжелательно выпровожен за дверь.
Запершись на замок, Пул привалился спиной к косяку и выдохнул, проведя рукой по лицу, стирая искусственную улыбку, позволяя мышцам отмереть. Джозеф присел на корточки над своей сумкой и принялся рыться в ней, но искомого не нашел. «Ладно, позаимствуем у мистера Джордисона», - поднялся и залез в карман куртки Джои, достал пачку сигарет с засунутой в нее дешевенькой пластиковой зажигалкой. «Отлично», - прикурил. Вообще-то Вэнз курил редко, да и сейчас не больно-то подымишь – тут нельзя, там нельзя, и для легких не особенно полезно, а вокалист со слабыми легкими нужен группе, как хромая кобыла на скачках, но в данный момент ему было глубоко плевать. Взяв свой стакан и все еще держа в руках куртку друга, Джо сел на диван, положил ее себе на колени, откинулся на спинку. Сделал глоток, затяжку и медленно выдохнул дым в потолок.
« Джои, Джои, что же с тобой происходит, ведь я не мог ничем обидеть тебя». Вэнздэй не чувствовал за собой никакой вины, да и Джордисон не имел склонности дуться молча, наоборот, он высказывал все в лоб и не стеснялся в выражениях, и, если бы Пул незаметно для себя оскорбил гитариста, то тут же был бы об этом осведомлен во всех красках. Но ничего такого не наблюдалось, как будто Джои задумал свести дружеские отношения на нет и молча отделаться от осточертевшего приятеля.
Но ведь Джордисон сам был инициатором их общения с первых дней знакомства, это он пригласил Джо в свою группу, он первый позвал его в гости и тормошил смущающегося приятеля на предмет «рассказать что-нибудь о себе». Вэнз никогда не навязывал свое общество, только отвечал взаимностью и привык расценивать внимание гитариста как само собой разумеющееся, не замечая собственной потребности в нем. И лишь теперь обнаружил, как сам привязался к странному маленькому созданию. И какое огромное пустое место может остаться в его жизни без Джои, и не был к этому готов, потому что в глубине души с самого начала знал, что такого друга у него не было и вряд ли еще когда-нибудь будет.
То, что Джордисон – чувак не от мира сего, Вэнздэй понял сразу. Поступки друга со стороны часто выглядели необоснованными, без всякой связи с обстоятельствами, но Джо чувствовал, что Джои действует, согласовываясь со своей внутренней логикой и, как правило, в итоге не ошибался.
Джозеф признавался, что сколько бы он сам не пытался строить из себя противника всех моральных устоев, его отторжение было хоть и непритворным, но продуманным, тщательно дозированным и отработанным, Вэнз холил этот образ и лелеял, обновлял и поддерживал. Он любил приколы и показные сумасбродные шутки, пытаясь отвлечь себя от мрачных мыслей и высмеять их же, и был честным с собой, зная, что на самом деле является вполне обычным парнем со своими комплексами. А Джои действительно от природы был странным, Пул даже иногда испытывал нечто вроде зависти. Хотя самому Джои, похоже, эта его необычность не доставляла особого удовольствия, но он все равно следовал собственным путем, делал вещи, которые окружающие считали неприемлемыми, без всякого акцентирования на них внимания, потому что просто не мог иначе, и рядом с ним весь трэшевый балаган Вэнза выглядел порой по-детски.
Когда Джордисон в кои-то веки усаживался вдруг спокойно за пролистывание какого-нибудь журнала, Джо смотрел на его лицо, склоненное над страницами тенью сосредоточенности, на тяжелый профиль и думал: «Что у тебя в голове, друг?..» - что скрыто под этими лоснящимися от краски, такими мягкими на ощупь волосами, за этой твердой белой костной оболочкой, какие мысли и секреты хранятся в волшебной шкатулке его большого черепа?..
В Джои пряталось что-то непостижимое, чего Пул никогда не мог понять до конца, то, что заставляло его находиться немного в стороне ото всех, на грани отчуждения. Но он не был изгоем, притягивая людей своим неповторимым свойственным ему одному обаянием, малыш Джои просто горел живым темпераментом, и окружающие подсознательно хотели быть ближе к его теплу.
И просто не укладывалось в голове, как этот же малыш может яростно шипеть, какими злобными делаются его глаза. Как-то Джо видел, как гитарист ссорится с кем-то по телефону – он не кричал, говорил спокойно, даже вкрадчиво, но голосом таким низким, сочащимся такой ненавистью, что Вэнз с трудом поборол желание самому спрятаться подальше.
Джордисон являлся тем человеком, для которого хорошо быть другом и не дай бог врагом. Пока Джозеф надеялся находиться в числе первых. Ведь он знал безгранично добродушного Джои, с которым они просиживали всю ночь, и гитарист, хихикая и хмурясь, рассказывал Джо, как первый раз накурился и битый час стоял под дверью, не в состоянии понять в какую сторону она открывается, и про свою первую девчонку, и даже про мальчика… ведь в такие вещи не посвящают, кого попало... Не очень любивший гостей, Джои всегда охотно впускал Вэнза в свой дом, где они могли порепетировать только вдвоем и просто валялись на диване, тупо пялясь в телевизор и перебрасываясь редкими фразами или напивались и засыпали летом прямо на заднем дворе, вповалку, сквозь сон чувствуя, как за шиворотом ползают какие то ночные жучки. А однажды Вэнздэй перебрал так, что отравился и стоя на коленях, блевал в унитаз, причем попадая больше себе за пазуху, исторгая из своего нутра чистый алкоголь пополам с желчью так долго и мучительно, что по щекам текли слезы, содранное горло горело огнем и все внутри скручивало болью. Джои же сидел рядом, мягко придерживал его дреды, собрав их в кулак, и безо всякого отвращения холодным мокрым полотенцем вытирал его покрытое испариной и горькой слюной лицо. Он не говорил ничего, ни слова недовольства, просто, молча приткнувшись под бок, подставлял свое плечо под больную гудящую голову Джо.
И сам, похоже, питал доверие к другу, потому что, когда ему случилось среди ночи заглохнуть в тачке под Де-Мойном зимой, такой неожиданно холодной и снежной, что перегруженные службы техподдержки посылали на хер, он позвонил именно Джозефу. И тот, прихватив запасную канистру бензина, немедленно впрыгнул в свой древний неубиваемый понтиак и приехал, чтобы откопать Джордисона из под заноса и прицепить его дохлое железо себе на галстук…
Пул снова с удовольствием выдохнул тугой столб дыма, безотчетно поглаживая кожаную шмотку у себя на коленях.
…Той ночью они двигались на черепашьей скорости, продираясь сквозь мелкую ледяную крупу, а потом и вовсе увязли в сугробе. И пока мотор не прогрелся, Джои пересел в машину Джо, жался к нему, теплолюбивый и продрогший насквозь. Вэнздэй вряд ли кому-то мог рассказать об этом, да и себе с трудом признавался, что с трепетом вспоминал, как трогательно торчал из мехового капюшона покрасневший нос малыша и как Вэнз растирал, прижимал к своей щеке и отогревал дыханием озябшие пальцы гитариста, чтобы завтра он смог нормально играть.
Что случилось с доверчивым ласковым Джои, которому можно было признаться в чем угодно и встретить только согласие, понимание и одобрение, не смотря ни на что? Где матерящийся, злой, но безотказный, поднятый с постели Джордисон, который вносил за него залог, когда Вэнза задержали за вождение в нетрезвом, а если уж совсем честно, то и вовсе в невменяемом виде?
Немного позже, когда Джозеф поведал Рокси некоторые из этих чудных историй, разумеется, с умолчанием подробностей, он услышал от нее фразу, в которую не особо вник тогда, но накрепко запомнил: «Держись за этого чувака Джо. Если произойдет какое серьезное дерьмо, он один останется с тобой, таких друзей надо беречь», - вот что она сказала, и у Вэнза не было причин не верить ей. Его жена была умной бабой, да и Пул слышал, что у женщин с интуицией вообще полный порядок, поэтому частенько вспоминал ее слова. Случая проверить их к счастью пока не выдалось…
Так что теперь, выходит все ошибались? Вэнздэй считал, что и сам разбирается в людях и их поступках, знает что почем. Но если сейчас он окажется прав и Джордисон не находил в их общении ничего ценного, то все жизненные принципы Джо могут смело отправляться в мусорную корзину, как бракованные и ошибочные, и все его самомнение не стоит и ломаного цента.
Пул отпил еще, поморщился, поставил стакан на пол и осторожно пристроил сигарету на его край, встряхнул куртку и уткнулся лицом в подкладку, окунаясь в запах кожаной одежды и кожи Джои, добела сжимая пальцы на воротнике.
Лос-Анджелесский ноябрь в этом году захлебывался в дожде, скользкая ткань пропиталась влагой, из-за чего смесь ароматов чувствовалась только сильнее – кофе, машинное масло, сладкий шампунь, аммиачная горечь краски для волос и не с чем несравнимый собственный запах друга.
Выпитый коктейль теплом разливался по венам, позволяя хотя бы наедине с собой отпустить свои мысли из под вечного контроля и выразить их вслух.
- Джои, не бросай меня, – прошептал он в черную шелковистость внутренностей тяжелой одежды. Ведь по-настоящему плодотворно работать Джо начал с Джои, с ним он раскрыл свой потенциал, с ним реализовывал свои честолюбивые детские мечты о славе, с ним достиг успеха. А теперь группа распадается на глазах, и разговоры о том, что «это только на время», не успокаивали. Пул мог и хотел начать собственный проект, но он надеялся хотя бы просто остаться с малышом в хороших отношениях, но тот, похоже, уже начал избавляться от связей, изживших свое. Как еще иначе назвать поведение друга, Джо не знал. Подняв голову, он потянулся за дымящей вхолостую сигаретой.
Сжав ее губами, Вэнздэй просунул руки в рукава и натянул куртку на плечи. Подошел к зеркалу, фыркнул – увидел бы Джордисон, кипятком бы уписался – мала и коротка, рукава, в которые гитарист легко прятал костяшки пальцев, едва доходили Джозефу до запястий, а если бы он вздумал застегнуться и помахать руками, швы бы точно затрещали.
К замку на рукаве прицепился длинный волос. Вэнз взял его двумя пальцами и поднял, рассматривая на свет – черный, чуть светлее к корню. Вездесущие, приставучие волосы Джои, они так и липли к Джо, он находил их у себя в ванной, хотя друг мог неделю у него не бывать, заматывались за заклепки на его собственной куртке, и, даже доставая из сушилки только что постиранную вещь, Пул мог обнаружить на ней след присутствия Джордисона в виде все того же блестящего черного или красного волоска.
Все так же держа свою находку, он поднес к ней кончик сигареты, волос вспыхнул, как маленький бикфордов шнур, и оплавился за секунду, источая едкость паленой шерсти. Вэнздэй машинально отер пальцы о джинсы.
Стало как-то противно – Джозеф в компании со стаканом торчал в запертой гримерной, придаваясь воспоминаниям, непонятно о чем жалел, накручивал себя и не мог успокоиться.
У тревожных мыслей свойство такое – посетив раз, они уже не отпускают, цепляясь друг за друга, разрастаются внутри, как удушливый дикий плющ, изводя, пугая и нервируя, и Пул снова и снова думал о Джои, о том, что будет делать без него, и почему тот вдруг так себя повел.
Да на самом деле не вдруг. Все началось больше месяца назад. В начале осени Джордисон проводил Джо домой - повидать семью и утрясти кое-что по мелочи. Пока Пул находился там, сначала они созванивались почти каждый день и от разговора к разговору гитарист казался все более подавленным, он скрывал свое состояние, но Вэнз достаточно хорошо знал его, чтобы по тону и голосу догадаться, что друг чем-то расстроен. А потом Джои брал трубку все неохотнее, уклонялся от вопросов и старался побыстрее свернуть беседу.
Сначала Вэнздэй пребывал в недоумении, потом обиделся, а когда Джордисон совсем перестал отвечать на звонки, по-настоящему встревожился.
Джозеф завершил свои дела и в октябре вернулся в Де-Мойн, чтобы немного передохнуть, прежде чем двинет в Эл-Эй готовиться к предстоящему турне, стартующему из этого города. Джои к тому времени сам находился в Лос-Анджелесе и неожиданно позвонил Вэнзу уже оттуда.
Часы показывали два ночи, Джозеф почти заснул и не хотел отвечать, но когда все-таки глянул на высвечивающегося абонента, резко сел в постели, прижимая кончики пальцев к груди – сердце зачастило так, что слетела вся сонливость.
Пул, растерянный с полудремы, ничего толком не понял. Гитарист снова казался самим собой, они поговорили, как обычно, перебросились новостями, а под конец, когда уже обменялись пожеланиями спокойной ночи, Джои вдруг обронил: «Приезжай скорее...» Джо заверил, что конечно, обязательно приедет, да так что друг только и будет мечтать, чтоб свалить подальше от него, они посмеялись и разъединились. Но тихое «приезжай скорее», несвойственная другу надломленная интонация еще долго крутились у Вэнза в голове.
Пул ворочался, и так, и эдак пытаясь найти этому объяснение, и, в конце концов, решил, что сам устал, как собака, и все придумывает.
Отдыха не вышло – в следующие дни было вообще не до чего, Джо так замотался, к вечеру не то, что какие-то домыслы, собственное имя с трудом приходило на ум. Но все же он вылетел раньше, чем планировал, и когда увидел Джои, тревога только усилилась.
Вэнздэй прибыл днем, но увидеться они смогли только ближе к ночи, уже в гостинице. Всю дорогу у Джо просто чесались руки, так он хотел обнять малыша, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и, почувствовав его такое знакомое успокаивающее тепло, перестать дергаться самому. Но Джои, не то чтобы сильно похудевший, но какой-то заморенный, с темными полукружьями под глазами, будто и забыл, что просил приехать скорее, только раздраженно и вяло улыбнувшись, бросил «привет» и тут же засобирался куда-то. Да он, бывало, после дня разлуки встречал друга более радостно! Джозеф надеялся, что утром Джордисон внесет ясность. Может быть даже извинится, и они вместе пойдут пить кофе… Но понадеялся, как выяснилось, зря. Джои уехал в ночь, а утром так и не появился, и Джо отбыл на репетицию один. Подтянулись остальные ребята, и всю неделю гитарист с вокалистом почти не стыковались наедине.
Обычно спокойный и сосредоточенный на работе, на этот раз Джои сам на себя не походил – нервозность перемежалась с периодами какого-то отчаянного истеричного веселья на грани срыва, и Пул удивлялся, как этого не замечают другие или не придают значения. Но зато они заметили, что Джордисон избегал Джо и, опасаясь крутого норова первого, дружно приставали с расспросами ко второму.
А Вэнздэй не знал, что ответить. Он несколько раз пытался заговорить с другом, вылавливая его в коридорах, но тот отмахивался, находя себе внезапно вспомнившиеся неотложные дела. Он почти не ночевал в их номере, а когда все же оказывался в нем, тут же нырял в кровать и то ли вид делал, то ли правда засыпал, как убитый.
На обстоятельные выяснения попросту не было времени. Дела у группы шли далеко не так хорошо, как хотелось бы, и стихийный обвал всего ранее оставленного на потом не давал продыху, поэтому Джозеф с нетерпением ждал тура, когда в автобусе уже будет не отвертеться, и малышу придется объяснить, за что Пул попал под раздачу.
Джо хорохорился, но после сегодняшнего утра ему стало по-настоящему не по себе.
он проснулся в предрассветных чернильных сумерках, по привычке последних дней посмотрел на соседнюю кровать и упал обратно на подушки – постель Джои пуста. Вэнз перевернулся со спины на живот и попытался снова заснуть, повернулся еще разок, потом еще, сдался и, не открывая глаз, спустил ноги в пушистый темно серый ворс, нащупал на полу початую с вечера бутылку кока колы, глотнул выдохшейся тепловатой жидкости, попытался накрутить крышечку обратно, но она выскочила из сонных пальцев и закатилась под кровать. Джозеф ругнулся и разлепил веки.
Из смежной комнаты, играющей роль гостиной, сквозь неплотно закрытые жалюзи на огромном в пол стены окне просачивались узкие кривые ребра желтоватого света, вздрагивающие при каждом вздохе ветра за окном. Вэнздэй подошел и зацепился пальцами за несколько алюминиевых полос, отгибая их. Еще совсем темно. Тяжелые набухшие тучи, пригнанные с океана, принесли с собой дождь, его первые капли разбивались о стекло и сползали вниз, собираясь в маленькие извилистые ручейки, подсвеченные неоновым мерцанием города.
Джо любил дождь. Особенно в туровых автобусах. Так уютно лежать на своей полке под одеялом и, прикрыв глаза, вслушиваться в его убаюкивающий мерный шепот…
Он прислонился плечом к стене и бездумно смотрел на больной вечной бессонницей рокочущий мегаполис, опечатанный зазывной рекламой, расхваливающей все самое лучшее из того, что, скорее всего, никогда не было нужно, до того, как тебе это предложили.
Глаза начали снова слипаться, Вэнздэй отпустил жалюзи, они звонко щелкнули, вставая на место, он повернулся, чтобы идти спать… и подскочил на месте, покрываясь гусиной кожей – на маленьком диванчике напротив, отрешенно и невидяще глядя в пол, сидел Джои, голый, как младенец. Он сгорбился и почти налегал грудью на свои коленки, обнимая себя руками.
- ****ь! Какого хрена?! - выдохнул Джо. – Ты меня напугал, как не знаю что! Я думал, тебя нет… Джои?.. - тот не реагировал.
Пул приблизился, осторожно коснулся прохладного плеча:
- Джои?..
Джордисон выпрямился с сомнамбулической заторможенностью, и Джозеф, машинально скользнув взглядом по телу друга, отметил у него сильную эрекцию. Джои медленно поднял глаза на Джо. Взгляд снизу вверх из под тени ресниц, губы мягко приоткрыты. Вэнз заворожено смотрит на них. Света почти нет, но он видит самые мелкие детали – островки обкусанной кожи, пронизанные капиллярами, почти прозрачную кромку передних зубов и блеск слюны на них, два вдавленных следа на нижней губе. Тусклый отсвет от окна, пересеченный бархатистыми полосками темноты, поглотил многообразие красок, оставив резкую монохромность. Лицо совсем белое в обрамлении растрепанных волос, белесо серебряная радужка плещется вокруг черных тоннелей зрачков, цепочки на шее – дрожащие капли металла, казалось, вот-вот прольются и стекут по груди.
- Со мной... все... хорошо, – с расстановкой произносит Джои, словно заново вспоминая слова. Вэнздэй трясет головой, отгоняя наваждение, жесткие колючие дреды мотаются по спине.
Джордисон сполз с дивана и, больше не говоря ни слова, бесстыдным светящимся привидением прошлепал мимо Джо в спальню.
Пул смотрит, как фигура гитариста растворяется в темноте дверного проема. Скрещивает руки на груди, потирая под рукавами футболки предплечья, шершавые от мурашек, потом сует в рот недокуренную сигарету из пепельницы, стоящей на подоконнике и со второго раза – сначала палец срывается с колесика - все-таки прикуривает, втягивая в легкие такой успокоительный дым. «Что за ***ня?» - чертыхается он на друга и на себя, выдыхая слоистые синие облачка, наблюдая, как они расползаются по комнате. Решив задать этот вопрос вслух, сделав еще пару коротких затяжек, Вэнз раздавил окурок о край керамической плошки и пошел следом за Джои.
Но тот уже спал или притворялся, заложив руку под голову, раскинувшись на казенной белизне гостиничных простыней, почти сливаясь с ней, если бы не беспорядочно разбросанные по подушке, по лицу и плечам перепутанные длинные волосы.
Джордисон не обременял себя излишней стеснительностью и не потрудился накрыться, только прикрыл пах углом одеяла, выставляя на обозрение плотные ляжки и тугой нежный живот.
Пул вздохнул, натянул Джоино одеяло ему до подмышек и убрал темные пряди с лица гитариста. Тот и правда спал - ресницы не вздрагивали, неподвижная разомкнутая линия рта, черты лица разгладились, исчезла вечная угрюмая складка между сбритых бровей. Расслабленный и открытый, Джои казался совсем юным и таким уязвимым, что у Джо заныло в груди. Он хотел погладить друга по голове, расчесать пальцами сбившиеся колтуны волос, распутать его мысли, лечь рядом и, уткнувшись лбом в плечо, взять на себя часть того, что его тревожит. Но Вэнз не стал этого делать, не зная, как теперь Джои отнесется к столь явному проявлению чувств, хотя сам Джордисон имел обыкновение завалиться к Джозефу в постель, как к себе домой, и, пихаясь локтями и коленками, бесцеремонно отвоевать себе половину кровати. Пул ворчал для порядка, но замирал от удовольствия, когда Джои прижимался спиной к его спине или обнимал во сне. Вэнздэй редко отвечал тем же, хотя помнил случай в туре, над которым согруппники до сих пор покатываются со смеху.
Отопительная система тогда в автобусе трахала мозги неимоверно и холод стоял жуткий, так что парни были вынуждены ложиться по двое или использовать группиз в качестве грелок. Джои же радостно запрыгнул под одеяло Джо. А с утра их встретили с трудом сдерживаемыми улыбками, перерастающими в смешки и, наконец, в коллективное ржание. Вокалист с гитаристом недоуменно переглядывались, чувствуя подвох, но коллеги упрямо молчали, пока Эрик, наконец, не выдержал и раскололся, показав фото на своем телефоне, которое потом, правда, честно удалил – журналисты переубивали бы друг друга за такой шедевр. Камера запечатлела безмятежно спящего Джордисона и Вэнза, положившего ему на грудь голову и руку, а Джои обхватив друга за плечи и прижав к себе, пристроил подбородок ему на макушку. И у обоих было такое умиротворенное выражение на лицах, какое последний раз Пул видел только у Зои, засыпающей на руках у матери.
Чувствуя разливающийся по лицу жар, Джозеф, никогда не лезший за словом в карман, отбалагурил тогда так, что Гриффину мало не показалось, но ребята еще долго кликали своего фронтмэна невестой, а Вэнз, огрызаясь и раздавая факи, про себя жалел, что не было возможности сохранить фото на память…
Джо невесомо провел пальцами по краю одеяла на груди спящего и лег на свою кровать, так чтобы все время видеть Джордисона. Пул не мог заснуть, пока в комнате не начало светлеть, а после полудня еле содрал себя с постели с ощущением, что и вовсе не ложился, и обнаружил что в номере он снова один, и дождь по прежнему выстукивал свое драм соло, лишь немного утихнув. Эти навязчивые монотонные звуки и сейчас наполняли гримерку и начинали действовать Вэнзу на разлаженные нервы, он просто не мог сидеть здесь и смирно ждать, пока гитарист, наконец, осчастливит его своим приходом.
Джозеф одним глотком опустошил свой стакан и бросил в него недокуренную сигарету, которая издав короткое шипение, пропитавшись жидкостью, погасла. Пул надвинул капюшон поглубже на лоб и направился к выходу.
Помогая себе локтями, Вэнздэй лавировал в вязкой пульсирующей обрывками разговоров и разнообразных запахов, взбудораженной людской толчее. Волны чужого смеха и чужого парфюма накатывали на него и терялись в идущей фоном оглушительной музыке.
Этот клуб совсем не походил на те, в которых они начинали. Здесь не встретишь пьяных подростков, а бармэн не наливал «на самом деле совершеннолетним, забывшим дома паспорт». Не было испещренных скабрезными надписями заблеванных сортиров, в которых за двадцатку запросто можно получить отсос «по-быстрому». Зато были два этажа, забитые чертовой тучей народу – гостей заведения радовали три бара, и Вэнз битый час болтался между ними, стреляя глазами по черно-красным юбкам и затянутым в тонкую рваную сетку ногам. Но ничего похожего либо не наблюдалось, либо выше ног и юбки обнаруживались сиськи. Само по себе, конечно, неплохо, но сейчас было откровенно не до них.
Усталость и мандраж после концерта переросли в тихую панику, непрошенные обидные бредовые мысли упрямо рвались в сознание, и Пул думал, что если не найдет Джои и не выспросит у него все прямо сейчас, то просто слетит с катушек.
Стоя посреди толпы, и скользя взглядом по разномастной палитре лиц, мельканию фальшивых, хмельных и радостных улыбок, Джозеф пытался умерить закипающее раздражение от того, что он, как дурак, носится за Джордисоном. «Не дай бог тебе сейчас пьяному и довольному зажаться с кем-нибудь в углу, пока я тут играю в ищейку!»
Вэнздэй уже одурел от шума и грохота, выпитый алкоголь разом бросился в голову, душный жаркий воздух давил на затылок, перед глазами все завертелось, и Джо рванулся через коридоры для персонала. Охранник, было, шагнул навстречу, но, узнав музыканта, отступил.
Вэнз рывком распахнул дверь, плеснув на себя сырой осенней прохладой, и вывалился на задний двор под слабеющий ливень, тяжело переводя дыхание.
Дешевые клубы, дорогие клубы, с задворок они все выглядят одинаково – помесь склада и помойки. Вдоль стены выстроились мусорные контейнеры, рядом с ними громоздилась стопка деревянных ящиков высотой с Континентал Билдинг, дождевые капли отскакивали от тусклого сияния металлических боков пустых кег, которые вовсе не поддавались подсчету, картонные коробки никто даже не пытался складывать, они просто валялись, как попало, мокрой кучей, большие и маленькие.
Глянув в другую сторону, Пул тут же нашел, что искал, вернее кого – Джои с каким-то парнем стояли у стены, так что открытая сначала дверь их загораживала, и, похоже, готовились распрощаться. Парень что-то сказал, протянул руку, Джои вроде как пожал ее, и в долю секунды Джо успел заметить, как какой-то маленький предмет остался у гитариста в ладони. Увидев Вэнздэя, собеседник Джордисона замер и резко отдернул руку, как если бы Джозеф застал их за чем-то интимным, и метнул на него цепкий недоброжелательный взгляд. Но Джои засмеялся, он, похоже, опять находился в своем обманчиво благостном расположении духа.
- О, Рич, это свои, – и приобнял подошедшего согруппника за плечи, чего не делал уже давно. Джо поежился.
Названный Ричем едва заметно дернул бровью, в упор посмотрел на гитариста, тот чуть повел глазами в отрицательном жесте.
- Привет, - невыразительно произнес Рич, продолжая буравить Пула непроницаемыми черными глазами. - Ну ладно, я пойду?- уже обращаясь к Джои.
- Ага, давай...- кивнул тот.
Парень нырнул обратно в клуб и закрыл за собой дверь. Вэнздэй, нахмурившись, смотрел ему вслед: стройный, смуглый, коротко остриженные каштановые волосы упрямо пытаются виться, хорошо одет, но словно нарочито неприметно, ни одной яркой детали, совсем не похож на обычных приятелей Джордисона. «А ведь он совсем сопляк, на вид лет восемнадцать…» Пул перевел взгляд на друга.
- Кто это?
- Да так...
Джои убрал руку с плеча Джо, и тот увидел, что никакого предмета в ней уже не было.
- Джои, мать твою! Пора ехать, я ищу тебя по всему клубу, а ты зависаешь тут под дождем, непонятно с кем, разодетый как моя подружка с Олд-студио! – Вэнздэй втянул носом холодный воздух и почувствовал, что пьянеет.
Джордисон не обратил внимания на замечание относительно его похожести на не самую дорогую бабу и сделал невинные глаза:
- Уже едем, просто я встретил знакомого, и мы поговорили немного... - слишком быстро и покладисто согласился он, и этот беспечный тон только вывел Джо из себя. Постоянное ожидание какой-то гадости, копившееся в нем последнее время, начало просачиваться наружу.
- Ага, рассказывай мне, встретил он знакомого! Брата младшего! Не делай из меня идиота, я прекрасно видел - он что-то тебе дал! Что?! - Пул хотел ошибиться, но на самом деле знал, что это.
Он навис над Джои, и тот инстинктивно отступил и прислонился спиной к влажному крошащемуся кирпичу – здание столетней давности, и, затерев до лоска фасад, городские власти явно сэкономили на том, что скрыто от глаз туристов, потемневшая штукатурка облупилась, обнажив проплешины кладки, а где сохранилась, покрылась вязью расползающихся трещин. Джозеф уперся в стену по обеим сторонам от плеч гитариста, и очередной пласт штукатурки хрустнул и шлепнулся под ноги. Вэнздэй выжидающе глядел исподлобья, бледные крылья носа подрагивали.
- Ничего он мне не дал, – усмехнувшись, произнес Джордисон.
- А если найду? - Джо осознавал, что много на себя берет, но остановиться уже не мог.
- Ищи, - великодушно разрешил Джои. Он сложил руки на груди и смотрел на друга, задрав подбородок, смешливо и открыто. Гитарист почти пропустил его слова мимо ушей, залюбовавшись глазами Джо, гневно блестящими из под глубокого капюшона, их цветом - такой искрящийся густой цвет мог бы быть у крепкого виски в стакане зеленого стекла.
Пул выдохнул и смерил малыша взглядом от подметок до макушки: кармашек на его одежде имелся один и символический, чтобы положить что-то за туго зашнурованный ботинок, требовалось наклоняться, а гитарист этого не делал, рукава полупрозрачные, прихвачены на запястьях кожаными и металлическими браслетами, под ними тоже мало что спрячешь.
- Что смотришь? - улыбка, взгляд в глаза, прямой и непередаваемо ироничный. Джои, излучая лихорадочное веселье, дразнил друга, словно не замечая, насколько тот взвинчен.
- Хорошо выглядишь сегодня, - мрачно ответил Джо.
Джордисон приготовился спаясничать в ответ, но слова замерли в улыбке, когда Пул взялся за низ вытерто-черной рубашки и потянул ткань вверх, подставляя полоску открывшейся кожи прохладному воздуху, сунул два пальца за пояс, оттягивая его, и провел ими от одного бока до другого – ничего.
- Эй, чувак, что люди подумают? – нервно хохотнул Джои, хотя беспокоил его явно не собственный моральный облик.
Джо проигнорировал его слова, положил ладонь другу на грудь и прижал его плотнее к стене, пресекая возможные возражения. Холодные пальцы, тонкие и проворные, привыкшие перебирать струны, забрались под юбку и Вэнз на секунду замер, приготовившись ощутить на своих яйцах коленку Джордисона, но Джои просто стоял, неотрывно глядя на него. Пул видел, расширенные зрачки друга, слышал, как он задышал глубже, сердце под ладонью забилось чаще, улыбка сползла с нарисованных черных губ. Джо осторожно кончиками ногтей, стараясь не касаться тела, дотронулся до рваной сетки, царапая шершавый узор, продвигался по краю здоровенной дырки на бедре, пока не наткнулся на что-то явно постороннее. Пальцы быстро нырнули под тонкую синтетическую плевру чулка и за мгновение до того, как двинулись обратно, ощутили холодную гладкость кожи, мокрой от пота и дождя, и упругие шелковистые волоски на ней.
Худшие опасения оправдались. Вэнздэй смотрел на обнаруженный предмет и чувствовал пустоту под ребрами. У него на ладони лежал небольшой пластиковый пакетик, полупрозрачный с красной полоской по краю… пакетик, полный белого порошка.
Держа полиэтиленовый прямоугольничек между указательным и средним пальцами, Джозеф помахал им перед носом друга:
- Так вот то самое «ничего»? - спросил он, стараясь подавить волнение.
О да, занимаясь той музыкой, которой они занимались, трудно остаться девственником хоть в чем-нибудь, но эта чаша все-таки миновала Джо. Алкоголь и безумные дурацкие выходки под ним – одно дело, а от взгляда на несколько сверкающих под мутной пленкой щепоток нежно кремового цвета, внутренности сжимало беспокойство, подсознательное, иррациональное и сильное, как инстинкт самосохранения.
Джои и не думал начать отпираться, он раскрыл ладонь и, все так же глядя в глаза, твердо произнес:
- Отдай.
- Да с чего бы?.. - начал Пул и понял, что выглядит глупо, но он был напуган за друга и чувствовал себя таким беспомощным в своем страхе.
Теперь понятна и причина джордисоновских скачков настроения, и подавленного вида. Но все равно раньше-то этого не было заметно так сильно. Видимо, у малыша образовалась большая проблема, которую он старательно и молча пытается засыпать порошком, не желая вмешивать никого в свои дела. «Ох, Джои!..»
Детская, порой даже слишком миловидная внешность гитариста вводила в заблуждение, сбивала с толку и создавала иллюзию беззащитности. Джои хотелось сгрести в охапку, посадить на колени и укрыть от всего темного влияния мира. Эта мысль просто преследовала Вэнза, и он часто забывал, что его друг совсем взрослый мужчина, даже старше его самого, и ни в защите, ни в опеке, ни тем более в нотациях и советах не нуждается совершенно.
Пул отвел взгляд и разжал пальцы, сверточек упал точно Джордисону в ладонь, и тот зажал его в кулаке.
- Извини... - пробормотал Джо, оттолкнулся от стены и, чтобы скрыть замешательство, принялся ворошить ботинком гору размокшего картона.
Дождь немного утих, но капюшон Пула уже успел промокнуть, как и юбка Джои, липнущая к его округлым коленкам.
Джо смотрел себе под ноги, на грязные раскиселившиеся шматки картона, на свои штанины, захлюстаные брызгами серо-коричневой жижи. Все, что он хотел вызнать у друга, плохо формулировалось в адекватные вопросы.
- Джои, что с тобой происходит? Почему ты так относишься ко мне?
- Как? - Джордисон посмотрел на Джозефа с видом «что тебе от меня еще надо» и тот не сдержался.
- Да как к пустому месту! - рявкнул Джо, сжимая кулаки. – Если я тебя чем-то обидел - скажи мне прямо! Если ты не хочешь меня видеть – скажи мне прямо! Я не знаю, чего от тебя ждать! Днем ты прыгаешь, как долбаный мячик, ночью бродишь с видом зомби, это же не просто так! У тебя что-то случилось, я же вижу! Ты что, убил кого-то? Так обещаю не заявлять в полицию, почему ты мне ничего не говоришь, мы же, ****ь, друзья! Или ты уже так не считаешь?! - Вэнздэй тяжело дышал и отчаянно кусал губы, боясь услышать ответ на свой последний вопрос, но Джои молчал, и Пул в запале продолжил орать. - Какого хрена ты взялся за это дерьмо? Ты хочешь проблем? Хочешь угробиться? Джои! Да это же, как пить дать!
Джордисон присел на перевернутый ящик из под пива, так словно его не беспокоил ни холод, ни заливающийся за шиворот и текущий по лицу дождь, и прикрыл глаза.
- Вэнзди, скажи, пока мы знакомы, за мной были хоть какие-нибудь косяки? Крупные, - добавил он, приподняв одинокую нарисованную бровь, - мелких не считаем, - серьезный тихий голос, словно гитарист устал изображать хорошее настроение.
- Нет... - растерялся Джозеф.
По части крупных косяков спец как раз он, Джо, и Джои не единожды вытаскивал его из всяких передряг, в которые вокалист периодически влипал.
- А я хоть раз делал что-нибудь, что навредило бы группе?- продолжал выпытывать Джои.
- Нет…
- А что навредило бы лично тебе?
- Твою мать! Ну конечно нет! К чему ты... - но друг не стал слушать.
- Тогда в чем ты пытаешься меня обвинить? - он встряхнул головой, откидывая за спину влажные волосы, и раздраженно неприязненно поморщился.
- Да причем здесь обвинить?! - рука Пула дернулась в сторону Джои, но он только провел ею по своему лицу, стирая капли дождя и безвольно опустил. - Причем здесь обвинить… я же просто беспокоюсь за тебя, неужели не понимаешь?
Гитарист, словно думая о чем-то своем, молча и внимательно разглядывал друга. Его голос был таким равнодушным, гримаса такой чужой, что у Вэнза защипало в глазах.
Иногда Джордисон, подозрительный до абсурда, говорил и делал очень обидные вещи, не замечая этого, принимая заботу за притворство. Привившаяся с юности защитная реакция заставляла его отталкивать людей. Такой внешне открытый, без зазрения совести позволяющий обнимать себя и сам чуть ли не вешающийся на шею, он почти никому не разрешал заглянуть себе в душу, свято охраняя свое личное пространство.
Дав городу передышку, ливень почти утих, но в воздухе висела водяная морось. В рассеянном свете единственной лампочки она сверкала мелким бисером, запутавшись в черных волосах Джои. Пряди у висков начали завиваться от влажности. Гитарист уперся пяткой в край ящика и сцепил пальцы на колене. Дурацкая юбка задралась, обнажая внутреннюю сторону бедра, почти непристойно белую, в разодранной паутине черных нитей. Пул не мог не смотреть.
- Все я понимаю... - со вздохом сказал Джои и отвернулся, помолчал, глядя на струи воды, текущие с холщевого навеса над дверью, потом, словно решившись, продолжил: - Знаешь, зачем я это делаю? - обратился он больше к самому себе, нежели к другу. - Затем, что я привык все сам... я единственный сын, единственный брат, - он мельком взглянул на скомканный подол двухцветной тряпки, уголок губ дернулся, обозначая улыбку, - я делаю для своей семьи все, что могу... у меня две группы... - Джордисон запнулся, на его лице возникло выражение, которого Вэнздэй не успел понять, так быстро оно пропало, но смутно встревожило еще больше, - и я стараюсь не разорваться, работая в них, мне нельзя раскисать, нельзя останавливаться… Я сам вогнал себя в этот ритм…и иногда думаю, что взвалил на себя слишком много… но теперь приходится быть сильным... и я... – было видно, с каким трудом ему даются эти слова, - …не умею просить помощи... – Джои выдохнул. - Попросить для меня значит признать, что сам я не могу, а я так не привык…понимаешь... я надел один раз эту свою маску…силы, и она как будто срослась со мной, я уже не помню, каким я был без нее, и снять не могу…
Вэнздэй понимал, о какой маске идет речь, но вспомнил слипнотовскую маску Джои. Одна копия висела дома у Джордисона над его кроватью, на том месте, где добропорядочные католики вешают распятия. Оно и неудивительно – Slipknot являлись для Джои единственной его верой и религией. Но, если честно, эта маска никогда особо не нравилась Пулу. Больше того, когда Джо спал в комнате друга и среди ночи его взгляд вдруг натыкался на эти красивые, правильные, холодные черты, застывшие в синтетическом материале, на черные провалы пустых глазниц в бледной оболочке искусственного лица, рассеченного контрастными потеками шрамов, Вэнзу делалось и вовсе не по себе. И он спешил уткнуться в подушку, хотя сам Джои испытывал к своей маске, пожалуй, нездоровую любовь.
Джордисон оторвался от созерцания лампочки и мигнул, все еще видя перед собой ее раскаленный контур.
- …Вот у тебя, Джо, есть жена, есть ребенок, и они будут всегда, не важно, какие у вас отношения... Да, конечно, моя мать, сестры, но ты же понимаешь, это другое, у них своя жизнь... А у меня нет ничего кроме музыки, только моя гребаная любимая музыка! - Джои не повысил голос, но ощерился, словно от резкой мимолетной боли, какая стреляет иногда под ребро. - Я не испытываю по этому поводу ни печали, ни зависти, но если она закончится, закончусь и я, а это может быть очень скоро... И когда я об этом думаю, у меня просто мозги кипят, а это, - Джои провел подушечкой большого пальца по перегородке носа, - мой способ хоть ненадолго почувствовать себя в покое и забыть об этом. Я не говорю, что это универсальное средство, но сейчас оно мне подходит…
Теперь Джои разглядывал обшарпанную стену, словно пытался запомнить все пересечения трещин, как линии скоростных дорог на карте, которые никуда не приведут.
- И знаешь…- он повернулся, но посмотрел куда-то за спину Вэнза, - …раньше со мной такого не было... после концерта я чувствую себя просто оттраханым, не в смысле усталости, а в прямом... все эти люди, они любят маленького, - Джои скривился, - гитариста в юбке или ударника в маске, а не меня – Джои Джордисона… Хотя, любят - это на самом деле не то слово. Эти девчонки... иногда мне кажется, что они просто хотят меня сожрать... и если мне плохо или что-то случилось, всем на самом деле плевать, я должен выйти и изобразить радость на пустом месте. Никому не нужен музыкант, пускающий сопли. Неуравновешенный, раздающий проклятия, обдолбанный, злобный – пожалуйста. Расстроенный, грустный - никогда… И я чувствую себя самой дешевой проституткой, я же продаю свои эмоции… и мне самому их скоро не останется… я не знаю, что с этим делать. Но я не могу это бросить. Музыка - это моя жизнь. Если ее не будет…тогда… ****ь! Да тогда я просто сдохну! Я не могу представить, что я буду делать, если это вдруг кончится…ведь никогда не знаешь, как все повернется завтра…
Джозеф почувствовал, что снова начинает дрожать, но промозглый холод не имел к этому отношения. Глубокая нервная дрожь сотрясала до самых костей, он заозирался, ища, за что бы зацепиться взглядом, что-нибудь привычное, успокаивающее. Но вокруг только грязная свалка. В неподвижном плотном воздухе стояла приторная сладость подгнивающих фруктов, плесневый запах перезревшего солода и червивой штукатурки. В каждой мутно золотистой луже плавало свое персональное фальшивое солнце – отражение лампочки.
Конечно, где же еще открываться подобным признаниям? Половина всех роковых откровений, судьбоносных решений и гениальных мыслей проходит и приходит в подобных местах.
Вэнз впервые видел Джордисона в таком отчаянии. Из груди к горлу поднималось неприятное чувство, их грим вдруг показался ему по-настоящему мерзким. Сойдя со сцены, они вынырнули в реальный мир, и перед Джо, источая в темную подворотню свое слабое тепло и угрюмую беззащитность, сидел субтильный, промокший и ссутулившийся карикатурно размалеванный парень. И такие не игрушечные слова … «****ь! Да как же можно быть таким маленьким!» Удлиненное лицо, и в то же время округлые щечки, кожа светится от белил, точеная нежная ложбинка над верхней губой, глаза, тонущие в жирной размазанной черноте – две прозрачные ледышки. Удивительно миниатюрные ладошки, в которых он сжимает подол нелепого наряда. «Где в этом маленьком хрупком теле прячется вся его воля, его низкий резкий голос и откуда в нем столько горечи?» Этот детеныш, который никого к себе не подпускает, никому никогда не позволит себе ничем навредить или сделать больно, так успешно справляется с этим сам.
- Джои, в Slipknot проблемы?- спросил Пул по наитию и понял, что угадал. Джордисон опустил голову, масляно блестящие пряди скользнули с плеч и скрыли его лицо, он молчал так долго, Вэнздэй уже подумал вопрос останется без ответа.
- Да... – безысходная растерянность в голосе, - еще какие... Slipknot уже почти нет…
- Что??? – Джозеф был уверен, что не ослышался, но просто не мог поверить, он выговаривал Джои за наркотики, а самому вдруг захотелось нажраться. – Ты говорил с Тейлором? Это точно? А остальные?
Джордисон посмотрел на Вэнза спокойно и даже как-то рассеянно, но Джо показалось, что лужа, в которой он стоял, покрылась коркой льда.
- Я говорил с ним десять раз, Вэнзди, он никогда больше не хочет возвращаться. Остальным все равно...
- Но... – Пул попытался согнать свои мысли в кучу, в голове царил полный сумбур, - но ведь можно подыскать другого вокалиста… - выдал он и сам скривился от того, как жалко это прозвучало.
- Можно... – согласился гитарист, – но это будет уже не Slipknot. Может, другая хорошая команда, но не Slipknot. Это мы знаем, как важен каждый по отдельности и все вместе, но большинство людей видят только вокалиста. Кори – лицо группы. Все знают, что Murderdolls – это ты, Мистер 13, и Слипы – это не я, ни Пол, ни Мик, ни Шон, это Кори, мать его, Тейлор, и без него мы на хер никому не нужны! – Джои поднял голову. - Тебе это известно не хуже меня... – Джо нечего было добавить. – Я не останусь без работы, само собой, но... куклы – это как мой ребенок, - на лице Джои появилась улыбка, такая нежная и мечтательная, что Вэнздэй отвернулся не в силах ее вынести, - и если что-то вдруг случится, как сейчас... – Джордисон неопределенно пошевелил пальцами, - я-то остаюсь, я могу сделать нового, - улыбка трансформировалась в судоржную болезненную гримасу, – но Slipknot – часть меня самого. Это мои нервы, мой пот, мои сломанные кости... и я думаю об этом с утра до вечера, даже когда я с бабой, - малыш яростно глянул на друга, - я думаю об этом, она мне отсасывает, а я смотрю на свой член – и думаю, ****ь, об этом! ...Получается, что возвращаться-то мне некуда. И я чувствую себя так, как будто меня заживо распотрошили…
Джои замолчал, уставившись в пространство, а Джозеф, не зная, куда девать руки, смотрел на него. На совсем другого Джои – растерянного, сбитого с пути, безгранично усталого. Просто комок обнаженных трепещущих живых нервов, утыканный гвоздями бессильной печали и своей упрямой самодостаточности.
Вэнздэй никогда не пытался дать названия тем чувствам, что он испытывал к другу, но сейчас он физически ощутил, как сердце переполняется сочувствием и, черт бы её побрал, любовью. Оно накачено ими под завязку до боли, так сильно, что смешиваясь эти два чувства изливаются через край и теплой струйкой стекают по позвоночнику вниз живота. У Пула тряслись коленки от желания подскочить к Джои, схватить его за плечи и встряхнуть, как следует, чтобы выбить из его головы всю чернуху, а потом обнять, успокоить, прижать к себе... Вэнз впился ногтями в ладони.
«Наверное, тяжело пытаться быть сильнее, чем ты есть на самом деле...» Пул никогда не работал над собой, так как это делал Джои. Он просто делал то, что умел лучше других, выкладываясь на полную катушку. А что не умел – то его и не интересовало, он не строил далеко идущих планов, жил здесь и сейчас. И все, что Джо когда-либо начинал в музыке, имело одну цель – хорошенько повеселиться. А Джордисон не такой. Тот бил в барабаны от заката до рассвета, в прямом и переносном смысле, его сутки состояли из сорока восьми часов. У Джои просто пунктик насчет силы, самосовершенствования, завоевывания новых территорий. По той же причине, в то время как у Джо была одна жена и одна второстепенная подружка, Джои перетрахал наверное весь Де-Мойн и половину Лос-Анджелеса... и не собирался ни на чем останавливаться. Вэнз боялся, что нон стоп просто угробит его друга, выжмет досуха и сведет в могилу. А Джозеф очень хотел, чтобы у него все было хорошо. И не знал, как ему помочь в этом, потому что Джордисон отвергал все протянутые к нему руки. Охотно помогающий Джо во всем, он пресекал любые попытки друга разделить собственные проблемы, отрицая сам факт их наличия. «У меня все о’к», - вот его девиз по жизни и ответ на все. И видимо сейчас все совсем плохо, если гитарист вдруг изменил себе и проговорился.
Из-за закрытой двери не доносилась музыка, но ее тяжелая отдача вздрагивала в лужах и впитывалась в подошвы ботинок. Вэнздэй закрыл глаза и покачал головой.
- Джои, но почему ты мне ничего не сказал, даже не намекнул, пока еще не было не поздно?..
Джордисон поднялся и наподдал ногой ящик, на котором сидел. Он уже десять раз проклял свою несдержанность и пожалел о сказанном, нервно задергал запястьем, шурша браслетами и начиная по обыкновению злиться.
- И что бы это изменило?! – выпалил он и смягчился. - Не думай, что я тебе не доверяю или что-то такое... просто это уже мои проблемы, я не хочу вмешивать тебя во все это дерьмо… вообще никогда.
Он повернулся, чтобы уйти, и терпение Джо лопнуло. «Ну до чего ты бываешь упрямым, твердолобым и тупым!!!» Он одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние и схватил малыша за плечи, чуть не оторвав от земли, яростно вжал спиной в дверь, и даже, кажется, слегка приложил об нее затылком. От неожиданности Джордисон приоткрыл рот и уставился на Джозефа широко распахнутыми глазами.
- Нет уж, подожди! Это очень даже мое дело! Думаешь, я такой слабак и у меня в жизни не происходило никакой херни, и я понятия не имею, как с ней справляться?! – Джо склонил голову, почти вплотную приблизил свое лицо к лицу Джои. – Так что ли?! Когда все было хорошо, ты тусовался со мной сутками, а как что случилось – вали Джо ко всем чертям! Охуенный же ты друг, я тебе скажу! Мистер 13 – еще одна большая проблема на твою маленькую задницу! Да? Так ты думаешь?!
Джои дернулся в захвате и, сжав зубы, резко выбросил вперед коленку, намереваясь на этот раз врезать нахалу в промежность, но Пул вовремя среагировал, вильнул в сторону, и удар пришелся вскользь по бедру. Он встряхнул друга еще разок и навалился на него, вжимая в дверь, лишая возможности двигаться. Вэнздэй всем телом ощутил, как Джои напрягся и застыл, чувствовал его тяжелое дыхание и колотящееся о ребра сердце под тонкой рубашкой, пропитанной потом. Они были так близко друг к другу, что приходилось говорить малышу на ухо:
- А ты не подумал, - Джозеф непроизвольно понизил голос, влажные пряди у виска дрогнули, стальные сережки-кольца покрылись патиной его дыхания, - что мне не все равно, что с тобой, что я, ****ь, скучал по тебе все то время, пока был дома. А когда приехал, ты дал понять, что не желаешь больше со мной общаться и даже не объяснил, почему, и не спросил, согласен ли я с этим? – Вэнздэй понимал, что говорит лишнее, но он уже опьянел от обиды, от алкоголя, от близкого и сильного дождливого запаха Джои, от его слов, от этого сумрачного места и хлюпающей грязи под ногами. – И... и все наши репетиции и пьянки в студии, когда мы за одну ночь записали сразу половину песен, а ты говорил, что в жизни не слышал, чтобы кто-то пел лучше... я-то думал, это что-нибудь значит…
Дыхание пресеклось, он зажмурился, сглатывая тут же подпрыгнувший обратно
ком в горле, когда Джои вдруг обмяк в его руках и уронил свою тяжелую голову ему на плечо, отворачивая лицо, прижимаясь щекой к черной коже, смазывая грим, оставляя на ней белесые следы. Джо разжал пальцы, машинально легонько погладив малыша по предплечью, отклонился назад, удивленно заглядывая ему в глаза. Джои положил ладони на лацканы собственной куртки, которая так и была надета на Вэнза.
- Тебе маловата, – сказал он без всякого выражения. И вдруг, схватив Пула за грудки, с силой оттолкнул от себя.
Джозеф отлетел назад, по инерции сделал несколько шагов, чтобы не упасть, ошарашено глядя на Джои, сбитый с толку. Джордисон еще мгновение стоял под скудным светом, отбрасывая длинную искаженную тень, его губы дрогнули, но он только тряхнул волосами и исчез за дверью, тихонько притворив ее за собой. Вэнздэй медленно подошел. Провел пальцами по закрашенной серым металлической поверхности, словно обводя контуры фигуры только что стоящего здесь человека. И со всего размаху врезал по ней кулаком. Дождь снова начал накрапывать.
Ливень за окном усилился. Порыв ветра подхватил пригоршню тяжелых капель и швырнул в стекло. Джозеф вздрогнул. Он сидел прямо в квадрате света от окна, на диване все в том же номере, так и не одевшись после душа, не считая полотенца вокруг бедер. Он повернулся, посмотрел на дверь – по привычке. С Джои они, скорее всего, встретятся только завтра у автобуса... Вэнздэй вздохнул и вспомнил про бумажку, зажатую в руке. Пул так и ушел в куртке Джои, не заходя больше в клуб, пешком добрел до отеля под проливным дождем. Ему было плевать на оставленные в гримерной вещи, на промокшую до последней нитки одежду, на капли воды, склеивающие ресницы. А когда раздевался в ванной, скидывая одежду прямо на пол в безобразный грязный ворох, то из кармана куртки выпала смятая бумажка. Джо на автомате подобрал ее, развернул. Скомканный рекламный буклет virgin, с обоих сторон исписанный черным маркером чудовищным почерком Джои. Вэнздэй всматривался, вчитывался в полурасплывшиеся от дождя буквы, медленно оседая голой задницей на холодный бортик ванны. Джозеф снова и снова пробегал глазами по жирным строчкам с большими отступами и слышал у себя в голове голос друга, такой, каким он был сегодня до того, как Джои переклинило, – мягкий и усталый хрипловатый низкий шепот, которым он переговаривался с Вэнзом, лежа с ним под одним одеялом в туровом автобусе, прежде чем убаюканные шуршанием колес по дорожному покрытию, они медленно погрузились в сон.
«Я бы не стал лично говорить тебе этого, но я бы так хотел, чтобы ты был сейчас рядом со мной... чтобы я мог дотронуться до тебя. Ты не придавал этому значения... наверное... но все равно позволял мне это делать… я так жду, когда ты вернешься… Мне очень тебя не хватает. У меня все плохо сейчас, и я не знаю, что будет завтра, мне кажется, я теряю все, что люблю, и тебя потеряю тоже. Тогда мне не помогут никакие наркотики. Ты бы, наверное, сказал, что это полный бред, видимо так и есть. Иногда я смотрю на тебя и думаю, лучше бы я тебя никогда не видел…»
Заканчивалось это послание в никуда выведенным больше десятка раз именем «Джо Джо Джо»… с таким сильным нажимом, что в некоторых местах буквы превращались в слившиеся кляксы. Точнее даже оно просто обрывалось одинокой корявой «j», видимо в этот момент открылась какая-нибудь дверь, и цветной листок был безжалостно скомкан и спешно запихнут в карман, где и пролежал забытый, судя по содержанию письма, около месяца…
Джо зажал буклет в кулаке, забрался в воду и долго отогревался, а потом продолжал сидеть в оцепенении, до того момента, как стук в стекло не вывел его из забытья. Он встал, прошлепал к окну, приоткрыл створку и вышвырнул бумажный мячик в переливающуюся огнями Лос-Анджелесскую ночь… от греха подальше, снова захлопнул окно, приглушая уличные шумы. Вернулся на диван, обнял себя руками.
Мысли наслаивались одна на другую, сталкивались и рассыпались, как блестящие шарики марблс, исчезая в темных уголках сознания. Так значит дело не только в группах... двусмысленный тон письма не удивил Джо и не показался неприятным, а напротив даже как-то согрел... «все, что я люблю...» Он понял «стратегию» Джордисона – бросить всех, пока не бросили его. «Конечно, куда лучше сразу отрезать, чем ждать пока само отвалится... отличный способ, ничего не скажешь…»
- Джои! Ну почему ты все это время молчал?– простонал Пул, обхватывая голову руками и сжимая виски, собственный голос показался таким жалобным и громким, что зазвенело в ушах.
Дождь продолжал биться в окно.
В замке заворочался ключ, провернулся два раза и, сверкнув узким лучом света, дверь открылась, чтобы впустить гитариста. Джои поставил на пол две сумки – свою и Джо - и остановился у порога, словно не решаясь пройти. Джозеф видел только его силуэт.
Вэнздэй испытал острую потребность что-нибудь сказать, сделать, только бы Джордисон снова не повернулся к нему спиной, не растворился меланхоличной тенью в дверях спальни.
- Джои, я хочу с тобой… - он сам не знал толком, что собирался этим сказать, его голос вплелся в бормотание ливня за окном и Джо не был уверен, слышал ли его друг.
- Со мной что?
- Ты понял, – Пул почувствовал, что так и есть, но для верности повторил его жест – провел пальцем над верхней губой, из суеверного беспокойства избегая называть вещи своими именами.
- На кой черт? Это же не твое, сам знаешь... – усталый скептицизм в каждом слове.
- Ну, может, твой способ успокоиться подойдет и мне... - не удержался от ехидства Вэнз. – Да и какая тебе разница вообще?.. Хочу и все…
Темный абрис Джои покачал головой. Вступать в препирательства хотелось меньше всего, да и зная вечное желание Джо делать все поперек, это было бессмысленно.
- Хорошо... – донеслось от дверей.
- Давай прям сейчас... – Джо сцепил пальцы в замок.
Джордисон ничего не ответил. Он постоял немного, потом оперся рукой о стену и, стащив ботинки вместе с носками, направился в спальню, оставляя на паркете серебрящиеся следы своих мокрых босых ног. Вернулся с какими то вещами в руках, и когда вышел на освещенную часть комнаты и начал раскладывать их на столике, Пул увидел, что это сложенный пополам глянцевый журнал с отсутствующей верхней обложкой, тонкий и очень острый ножик для бумаги, большой латунный патрон, неполная бутылка, поблескивающая насыщенно алым, почти черным в полумраке, и пара винных бокалов с хрупкой тонкой ножкой. Вэнздэй нервно усмехнулся, наморщив лоб, глянул на патрон.
- Ты собрался поиграть со мной в русскую рулетку?
Гитарист улыбнулся краешком губ, качнул головой и сел на пол перед столиком. Он тоже весь вымок, словно долго стоял на улице. С волос текла вода, тонкий ручеек струился по лбу и капал с кончика носа. Джои совсем детским жестом утерся рукавом, но все равно продолжал истекать дождем. Пряди волос склеились и облепили голову, так, что стало видно, насколько она действительно большая, бледная кожа скальпа просвечивала сквозь искусственную черноту.
В куртке Джо, которую ему пришлось надеть взамен своей, в складках на сгибах локтей образовались целые маленькие озерца и, когда Джордисон двигал руками, разрушая их берега, вода выливалась ему на джинсы и на деревянный пол. Вэнз слышал вкрадчивое «кап-кап-кап», похожее на тиканье часов.
Пул со смешанными чувствами внимательно следил за его действиями, за их небрежной автоматичностью, той, которая приходит со временем, за особым ритуалом, происходящим наверно в тысячный раз, и в первый на глазах у Вэнзди.
Джои с усилием сдвинул жесткие кожаные рукава куртки выше локтей, старательно вытер влажные ладони о единственное оставшееся сухим место на одежде – внутренняя сторона бедер, там, куда дождь просто не смог пробраться. Разгладил журнал, разогнул его в обратную сторону и положил перед собой, осторожно раскачивая, зубами вытащил пулю и высыпал на лоснящуюся страницу огромную, как показалось Джозефу, горку порошка, заткнул патрон обратно. Взял ножик, тупой стороной лезвия размял кристаллические комочки в белой пыли.
- Это тот, что ты купил сегодня? – спросил Вэнз, только чтобы как-то нарушить сосредоточенную тишину и висящее между ними напряжение. Джои мотнул головой.
- Нет. Тот – дерьмо собачье, купил просто по случаю, мало ли что… А этот – совсем другое дело, такой не всякий раз достанешь... ну и цена другая. Я специально хранил, - добавил он и глянул на друга, улыбнувшись чуть смущенно.
Джо снова подумал о том, что такого Джои он еще не знал - взвинченного, с глазами, горящими особым нехорошим возбуждением.
Джои… с друзьями, которых Вэнздэй никогда не видел, с такими же накокаиненными подругами, с которыми он смеется, обнимает их и целует, в темных закрытых кабаках «не для всех», в которых Джозеф никогда не бывал…
- Для особых случаев? – ухмыльнулся Пул.
- Типа того...
Гитарист разделил порошок на две кучки и одну из них еще на две, прибавил половину к первой большой и отодвинул холмики друг от друга. Постучал лезвием по странице, стряхивая с него невидимую пыльцу, и быстро чиркнул острой стороной у корешка журнала и вертикально посередине. Потянув за уголок, разделил листок пополам. Сложив каждую часть желобком, осторожно, по очереди ссыпал содержимое в бокалы – себе больше, Вэнзу – меньше. Джо поерзал на диване, только сейчас вспомнив, что он почти голый.
- Эй, а как же дороги? – он сморщил нос, чувствуя себя школьником, на заднем дворе со старшеклассником, который пытается склонить его к не очень понятным, но явно плохим вещам.
Джои поднял глаза от стола.
- Я пол жизни в дороге, чувак, куда мне еще... – он слизнул каплю воды над верхней губой, - на самом деле не принципиально, каким путем это, - он указал подбородком на натюрморт перед собой, - попадет в организм. Я знал одного парня, так он сыпал эту дрянь себе на член, чтоб его девчонка потом... ну ты понял, – Джордисон вздрогнул от беззвучного смеха, Джозеф тоже скривил губы в улыбке.
- А ты так делал?
- Я нет, - гитарист еще несколько раз натянуто хихикнул, - я вообще ни с кем этого не делаю, для меня это, знаешь... ну личное что ли... как подрочить… не будешь же ты это делать в компании друзей или с бабой? Хотя… - он поднял теперь полностью отсутствующие брови, посмотрел куда-то вверх, улыбнулся, будто придумал забавную шутку, но лишь покачал головой.
- А со мной, значит, можно... – Пул хмыкнул.
- Ну ты сам напросился, – Джои остро глянул на него.
Тонкой пенящейся струйкой Джордисон влил вино в прозрачное нутро бокалов, наполняя их меньше чем наполовину. Подняв каждый на свет, поболтал в них все тем же ножом до растворения незначительного осадка и протянул один Джозефу. Когда его пальцы столкнулись с пальцами малыша на стеклянном боку, Вэнзу показалось, что их хрупкий мир начинает восстанавливаться.
Пул не любил вино, если он пил, то пил, чтобы напиться. Терпкая кислятина или густая виноградная сладость для этого не подходили. Но он принял бокал и, глядя в его плещущуюся красноту, через силу улыбнулся по-прежнему сидящему на полу Джои.
- За здоровье, думаю, бесполезно?
Джои склонил голову к плечу и еще один ручеек сбежал по рукаву.
- Давай за тур?
- За тур, – согласился Джо и первый протянул руку.
Малыш, неотрывно смотря на друга, вскользь, чтобы избежать режущего уши, тонкого звона, мазнул по краю его бокала своим и поднес к губам. Джозеф видел, как прозрачная кромка соприкасается с сочно розовой плотью, как вино одним длинным глотком вливается в разомкнувшиеся губы, оставившие на стекле мутный след. Глядя Джои в глаза, словно ища в них поддержку, Вэнз последовал его примеру, поборов желание зажмуриться. Но тот не улыбался, не смеялся, не иронизировал. Просто сидел, молча и бессознательно водил пальцами вверх-вниз по бесцветному стебельку опустевшего бокала.
Джозеф ожидал ощутить какой-то особенный вкус, но его не было – обычная перебродившая сахаристость, и лишь как послевкусие – мягкий холодок в горле.
Джои похлопал по карманам и вытащил чудом сухую пачку сигарет, достал одну зубами, приподнялся на коленях и зашарил взглядом по столу, Вэнздэй подал ему зажигалку. Бензин в ней заканчивался, слабая бледно синяя капля огня втянулась в горькую соломинку, затлела, теплея до красноты. Кажется, Джоин коктейль начал действовать, хотя Пул не уловил какого-то особенного изменения состояния или границы перехода. Но зрение как будто стало четче, или он раньше не замечал... Джордисон курил и стряхивал пепел в свой бокал. Вэнздэй протянул руку:
- Дай... – он пошевелил двумя пальцами, как будто хотел показать «ножницы».
- Ты же вроде не куришь последнее время? – Джои взглянул на друга.
- Да чего уж теперь... – дернул плечом Джо и получил сигарету. Вдохнув дым, почему-то пахнувший мылом, вернул обратно.
- Чувствуешь рыбок? – спросил Джордисон, делая глоток вина прямо из бутылки, глядя на друга поверх донышка.
- Что? – не понял тот.
- Ну рыбок, - Джои улыбнулся, - как будто тебе под кожу забрались крошечные рыбки и шевелят там своими хвостиками и плавничками?
Джозеф на секунду прислушался к себе и почувствовал, что – да. Какое-то зудящее, но в принципе даже приятное ощущение, похожее возникает, когда погружаешься в горячую ванну.
- Рыбки? – переспросил он. - Это так называется?
- Ну, я их так называю, - гитарист протянул бутылку и сигарету, - их еще называют тараканами, но я предпочитаю рыбок, – он снова робко улыбнулся и чуть пожал плечами.
- Да уж, лучше рыбки, – Вэнздэй приложился к горлышку, почему-то подумав о том, что мгновение назад его касались губы Джои и, видимо, поэтому оно теплое. Выдохнул струйку дыма.
Джордисон положил сигарету на бутылочное горлышко, поднялся с пола и пристроился на подлокотнике возле друга. На том месте, где он сидел, осталась лужица воды, натекшей с волос, и несколько размазанных влажных пятен. Джо покосился на него – малыш смыл грим, но не слишком старательно. Вокруг глаз расплывались тусклые акварельные тени. Он походил на встрепанного стрижа – весь черный, куртка, джинсы, футболка. Пул и сам предпочитал этот цвет многим другим, но от вида Джои, такого милого, но с ног до головы запакованного в черноту, иногда начинало тошнить.
- Джо, ты прости меня, ладно? – неожиданно произнес гитарист и положил ладонь на плечо Вэнза, так осторожно, словно боялся обжечься. - Я не в себе последнее время, я хотел бы объяснить, но не знаю, как… - его рука несмело поглаживала спину Пула, рождая волны теплых мурашек по всему телу, от которых вставали дыбом тончайшие волоски вдоль позвоночника. - …В общем… мне очень жаль, что я тебя обидел, я не хотел… правда...
И Джо не смог больше смотреть в эти грустные бездонные глаза, он подался к малышу, подныривая под его руку, второй одновременно подхватывая под бедра, стащил его с подлокотника к себе на колени и сделал то, что так хотел все это время – стиснул малыша в объятиях, прижал его, такого мокрого и холодного, к своей чистой теплой коже, изливая в прикосновениях всю силу своей тревоги, ожидания и радости примирения. Джои, осознав себя прощенным, благодарно вцепился в Вэнза, прильнул к нему всеми своими металлическими заклепками, грубыми складками одежды. Джо почувствовал, как ледяная пряжка ремня впечаталась в голый живот, жесткая молния на куртке царапнула по соску, но он не отстранился. Влажные волосы друга струились по его плечу и руке.
Стало так спокойно и легко, что захотелось рассмеяться, но внезапно охрипшая глотка не выдала ни звука. Джордисон отлепился от вздрагивающего друга и удивленно заглянул ему в лицо, тоже начиная улыбаться.
- Ты что?
- Да я тут подумал... - Джозеф потер переносицу согнутым пальцем, привычным движением головы отбросил дреды назад, - не знаю даже как сказать…
- Да говори, как есть, - подбодрил Джои, - раз уж у нас выдался вечер откровений.
- Ну, в общем... мне всегда хотелось, чтобы ты посидел у меня на коленях... – признался Вэнздэй и, продолжая хихикать, закрыл глаза ладонью, но гитарист, напротив, посерьезнел.
- А почему я об этом впервые слышу? – он отнял руку Джо от лица и, не отпуская, пытливо заглянул в глаза.
- Нуу... и как бы это выглядело?
- А как это выглядит сейчас? – Джои чуть сильнее сжал его пальцы.
- Ну… сейчас мы...
- Обдолбаные?
И Вэнз решил, что – да. Мурашки все так же разбегались по телу, железка терлась о грудь, но холода больше не было. Кровь щекоталась в венах. Онемение прошло, губы и кончик языка теперь легонько покалывало. Фарфоровое личико малыша оказалось совсем близко. Джо прикрыл глаза. И понял, что заострившиеся соски теребит не замочек куртки, не оба же сразу, а пальцы Джои. А потом теплое дыхание коснулось его разомкнувшихся губ, и губы Джои прижались к его рту, осторожно, но не робко – просто ласково. Трепещущий ломтик плоти прошелся по десне и скользнул в рот, одурманивающе сладкий от вина или сам по себе. Джозеф подался вперед, принимая поцелуй. Джордисон делал это так умело, неторопливо, нежно и глубоко, что Вэнз задрожал, словно во рту у него внезапно обнаружилась еще одна эрогенная зона, от ласк которой мышцы и кости превращались в растопленное масло. Было настолько приятно, что Джои, сидя у него на коленях, не мог не почувствовать этого через свои мокрые джинсы и полотенце. Вэнздэй сжимал и разжимал пальцы, стискивая его плечи. Джои взялся за подол своей майки, и задрав ее почти до подбородка, выгнувшись прильнул своим неожиданно горячим телом к Джо и опустил руку вниз. Вэнз застонал от нехватки воздуха и, разорвав поцелуй с влажным звуком, открыл глаза, тяжело дыша. Джордисон сполз с его коленок и сидел теперь напротив, растрепанный, глаза, какие-то уж слишком огромные для этого бледного лица, – сплошное мерцающее вожделение. Он смотрел Вэнзу в пояс, туда, где напряженный член вздымался под полотенцем. Головка терлась о пушистую ткань, ставшую вдруг такой жесткой. Гитарист наклонился, протянул руку и осторожно, словно боясь спугнуть, коснулся его бедра поверх материи, взялся за край полотенца и потянул за него. Джозеф вдохнул, чувствуя, как кровь прихлынула к щекам... и не только. Джои дотрагивается губами до его плеча, улыбаясь, и встает с дивана.
- Тебе понравится, я обещаю... – возбужденный шепот, Джои подходит к окну, - иди сюда, я хочу посмотреть на тебя.
Вэнздэй, смущенный, с пульсирующим жаром в кончиках ушей, послушно поднимается за ним, невольно подчинившись силе этого тихого голоса.
Окно утоплено в глубокую нишу, и Джои прижимает друга к боковой стене, отступает на шаг, Джо выпрямляет спину, переминаясь на месте, заставляет себя опустить руки.
Бесноватые озабоченные поклонницы и недоброжелатели, говорящие, что Вэнзди похож на девку, не берут свои утверждения с потолка. Действительно, присутствовало в нем что-то такое помимо сценического имиджа. Может быть, так казалось в общем из-за внешности.
Хотя тело Джо, развитое и крепкое, конечно, ничем не походило на женское, но в нем не было самцовой агрессивности. Взгляд в глубине оставался мягким, даже когда Пул корчил из себя больного ублюдка. Кожа нежно розовая и гладкая, тонкие пальцы и невозможная плотная сочность его округлых бедер все же наводили на мысль о женственности, которая правда никоим образом не проявлялась ни в характере, ни в повадках. Но Джои хватило и этого, чтобы раз и навсегда потерять голову от своего согруппника.
Вэнздэй кусал губы, стоя теперь совершенно обнаженный перед полностью одетым, пока наглый собственнический взгляд бродил по его телу, заставляя каждой клеткой чувствовать свое возбуждение. Джо сам потянулся к малышу, обнял его, словно желая им прикрыться, а Джои привстал на цыпочки и закинул руки другу на шею, снова прижимаясь к нему. Джо прильнул к Джои, крепко обхватил под распахнутой курткой, проводя ладонями по бокам, по всему телу, напряженному и податливому одновременно. Насколько, оказывается узкая его грудная клетка – кажется если положить большие пальцы во впадинку в том месте, где сходятся ребра, то средние сомкнуться у него за спиной. От этой ложной покорности и осязаемого шумного дыхания ныло в паху. Член уперся малышу в живот над ремнем. Рука гитариста сползла по спине, лаская цепочку позвонков, и Джордисон, жарко выдохнув другу в ухо, отстранился.
Вэнздэй, не вполне осознавая, что происходит, словно со стороны видит как Джои, несговорчивый, спесивый, гордый Джои, сам встает перед ним на колени, и, глядя в глаза, оглаживает его ягодицы трется губами о живот, невесомыми поцелуями, настоящими теплыми поцелуями, обласкивает его бедра. Джозеф рад, что под спиной стена – виной тому кокаин или обескураживающая развратная нежность друга, но колени дрожат так сильно, что Пул бы, наверное, не устоял на ногах. Джои берет его член в свою маленькую ладошку, сдвигает крайнюю плоть. Джо, замирая в предвкушении, отваживается погладить его по щеке, малыш опускает ресницы, наклоняется и берет в рот, неторопливо, гладко и туго, пока головка не упирается в стенку горла. Вэнз зажмуривается и подается вперед, хотя глубже уже некуда, пропускает сквозь пальцы мокрые волосы Джои, зарывается в них, ногти царапают пронизанное нервными окончаниями чувствительное место там, где позвоночник входит под череп, накрывает своей рукой ладонь друга у себя на животе, и они, не сговариваясь, переплетают пальцы. Эта молчаливая солидарность заводит обоих еще больше – Джозеф тихонько подскуливает, и Джои вторит ему. Он нежно сжимает яички друга и отсасывает, так, как будто всю жизнь только этим и занимался. И знает, как именно нравится Вэнзу – кольцо его блестящих воспаленных губ медленно и сильно скользит от основания к головке, кончик языка щекочет уздечку, от чего у Пула мутится в глазах, он запрокидывает голову и бездумно смотрит в окно. Расфокусированная иллюминация города и капли дождя на стекле расплываются в двоящиеся радужные круги, он закрывает глаза, но они словно отпечатались на внутренней стороне век. «Как хорошо…» Кажется, Джо сказал это вслух - Джои сильнее стиснул его пальцы. Вэнз толкается в теплоту его рта, шум дождя сливается с вибрацией крови в ушах.
Сигарета догорела до фильтра и надломилась пополам, несколько лепестков пепла упали в бутылку и растворились в вине, лучи далеких фонарей, проходя сквозь кисейный дым, подсвечивали его тонким пыльным сиянием. Облако перемещалось, стелилось по комнате, как болотный туман, обволакивая черный силуэт на золотистом фоне окна, который пульсирует ритмичными кивками головы Джои, то распадаясь на две фигуры, то сплавляясь в одну.
Ласкать Вэнзди так приятно. Большинство людей посчитало бы отвратительным, то, что он сейчас делал, но у Джордисона никогда не возникало желания кому-то что-то разъяснять, он просто наслаждался своей минутной властью над Джо, его дрожащим телом, чистой солоноватой плотью у себя на языке и в горле и вздохами удовольствия от упругих движений своих губ и руки... Джои старается, собственные волосы попадают ему в рот, прилипают к члену. Он не обращает на них внимания, не прекращая своего занятия. Но долго трудиться малышу не приходится. Джо выгибается, начинает стонать в голос, качает бедрами, хваткой чемпиона по армрестлингу до хруста сжимает пальцы гитариста, вцепляется в шею сзади, в волосы, безуспешно силясь оттянуть его голову от себя, шепчет на выдохе, умоляя:
- Джои, Джои… не надо... я сейчас, - и, - дааа… - когда Джои только сильнее вжимается в него, обнимая свободной рукой за талию, пытаясь сдержать дергающееся тело, касаясь лбом живота.
Глотая сперму Джо, он вдруг вспомнил о его дочери. Джордисон видел ее фото только один раз мельком у друга в сумке. Девчушка, совсем маленькая и белокурая, такая же, каким был и Вэнз под всем своим грязно-багровым веселым ужасом… И когда жидкость, из которой был зачат этот ребенок, терпкая и пресная, с запахом мокрого речного песка, затопила горло, Джои совсем не казалось, что друг хоть сколько-нибудь похож на женщину.
Пальцы на шее разжались, мертвая хватка, стискивающая ладонь, ослабла, но Пул не выпустил его руки.
Он посмотрел вниз - Джои сглотнул, подцепил свои волосы, вытянул их изо рта и начал отклоняться назад, его вспухшие губы раскрылись, потеки семени, смешанного со слюной, стекли по стволу, по губам малыша, несколько мутных бусин на тягучих паутинках влаги спустились ему на майку, упали на пол. Пальцы с нажимом оттянули липкую кожицу. Глядя на друга своим темным лазурно бессовестным взглядом, гитарист медленно облизал головку. «Боже…кто научил тебя так делать?..» Джо со вздохом закрывает глаза и тяжело опускается рядом с ним, упирается лбом в плечо малыша под курткой, в запах тепла и смытого грима, и вслепую, ведя губами по его шее и лицу и, не задумываясь, целует, чувствуя на его языке свой собственный вкус. Джордисон вздохнул. А потом высвободил свою руку, поднялся и обогнув стол и прихватив с него бутылку, исчез в спальне. Вэнздэй остался сидеть голым на полу в квадрате света в полном замешательстве.
Он принялся тереть глаза, а когда снова их открыл, с удивлением увидел Джои с улыбкой и ворохом постельного белья в руках, содранного с обеих кроватей. Простыни белым шлейфом стелились за малышом, пара подушек едва умещалась подмышкой. Он сбросил все это в середину комнаты рядом со столом, глотнул из бутылки и протянул ее Джо, держа за горлышко. Тот тоже набрал вина в рот и покачал головой. От принятого вещества и общей странности атмосферы вечера и ночи Пул находился в состоянии прострации. С одной стороны, все было каким-то непривычным: непривычная расслабленность, непривычный покой, непривычно праздничные красочные мерцания ночных огней за окном, с другой... все шло, как надо, и даже поведение Джои не удивляло. Джозеф всегда ожидал от него чего-то подобного. Или… правильнее будет сказать, ждал. И ждал давно, но только сейчас это понял.
Джордисон в одиночку соорудил им широкую постель из двух одеял, простыней и покрывал, поискал пульт на диване, включил большой телевизор, прощелкал каналы, вышел на голубой экран с отсутствующим сигналом, дающий достаточно ровного света, и убавил звук до нуля, заглушая стрекотание статических помех. Вэнздэй залез под простыню и подтянув колени к груди, замерев, наблюдал, как будущий любовник, а в этом он уже не сомневался, принялся раздеваться, бросил на диван куртку, прогнувшись так, что выступили ребра, стянул футболку, тряхнул волосами, убирая их с лица. Глядя на его тугие, переливающиеся под кожей спинные мышцы, Пул ощутил что-то вроде беспокойства, перед глазами возник образ Джордисона за установкой: сжатые зубы, горящий исподлобья взгляд, резкие сильные быстрые движения, от которых барабанные палочки порой переламываются. «Интересно, он будет таким же в постели, во мне?..» Джои справился с преставшими к коже, мокрыми джинсами и прошлепал к своей сумке, вытащил из нее длинную ленту аптечных презервативов, что невольно вызвало улыбку Джо, оторвал парочку и бросил на одеяло, но не вернулся к ждущему другу, а снова опустился на колени перед столом. На этот раз он все-таки разровнял порошок в тончайшую полоску, отбросил волосы за спину и наклонился над стеклянной поверхностью. Пул заметил у него в руке классический атрибут данного действа – свернутую трубочкой купюру и отвернулся к окну, не желая смотреть, как малыш это делает... длинный вдох, и Джои запрокидывает голову и прикрывает глаза на несколько секунд, а потом оборачивается и подползает к Вэнзу, как кот, и устраивается рядом поверх простыни. Тот выглядит напряженным, чуть ли не испуганным.
- Джо, не бойся...
В другое время Вэнздэй фыркнул бы, ответил резкостью, но Джои, виновато шмыгающий носом, просто лишал способности злиться. Сущий детеныш.
Гитарист легко дотронулся до лица друга, погладил костяшками пальцев по лбу, по скуле, по щеке, там, где кожа чуть неровная. Наклонился, положив ладонь на плечо, и, глядя на дрожащие ресницы, едва ощутимо коснулся губами кончика носа, места, предназначенного для брови, с торчащей железкой, мочки уха. Заставив выпрямить ноги и откинуться на подушки, стянул простыню и залез на Джо верхом, продолжая рассматривать его и осторожно ласкать.
- Джо, ты очень красивый, ты знаешь об этом?.. – Джои держал его кончиками пальцев под подбородок, не позволяя отвести взгляд.
Он не покривил душой и не пытался намеренно смутить друга, хотя на щеках того чудными малиновыми пятнами все равно выступил румянец. Он просто не мог этого не сказать, потому что так и было.
Вэнзди хорош особенной прелестью, свойственной только рыжим и блондинам. Высокий, сильный и длинноногий мужчина, раздетый выглядел изнеженным и трогательным, как большой ребенок. Светлая кожа, тонкие золотистые волоски на руках, ногах и в паху. Крайняя плоть и соски такие бледные и невозможно розовые, что создавали впечатление обнажения чересчур. Часто вздымающийся живот плоский, но без ярко выраженного мышечного рельефа. Эту сладкую плоть хотелось хватать, щипать и кусать, пробовать на вкус, зализывать и покрывать поцелуями. Джордисон возбудился до дрожи при мысли о том, что он так хотел Джо, мечтал о сексе с ним в мокрых снах, хотел обласкать его соблазнительные ляжки, а теперь может это сделать и сейчас сделает. Гитарист тяжело сглотнул.
- Ты тоже очень красивый... – прошептал Джо, глядя на волшебное существо, нависшее над собой.
Джои замер в сплетении светотеней от экрана, отбрасывающем на его кожу голубоватые отблески. Не осталось ни одной острой черты. Нежный изгиб разомкнутых губ, мягкие волны волос, струящиеся по гладким плечам, плавные линии разведенных бедер... такой невозможно хрупкий и маленький. Маленький… «маленький» - это дурацкое слово пристало к нему намертво. Джозеф чуть усмехается, скользнув взглядом вниз – маленький мальчик, с фиолетовым от напряжения членом, ребенок нюхающий кокаин… Самый красивый сейчас...
Джои не являлся красивым в прямом смысле этого слова, но для Джозефа он был лучше, чем просто красивый – ни на кого не похожий, именно этим он и привлек Джо изначально. Пулу иногда казалось, что друг обладает внешностью эдакого перевертыша - из жесткого, даже жестокого, строптивого и импульсивного злобного бойцового пса он вдруг, с теми же чертами, перевоплощался в нечто женоподобное, особенно в гриме, сразу обнаруживая свою потрясающе смазливую миниатюрность и шелковые губки, нежную кожу и блестящие длинные волосы. Вэнздэй часто едва ли не руку отдергивал, чтобы не погладить их, и ловил себя на мысли, что хочет зарыться лицом в их атласную мягкость и вдыхать ломкий осенний запах, пока не закружится голова... все это придавало Джои какую-то двойственную привлекательность. А еще в нем крылось что-то особое, неподдающееся определению, темное, пряное и глубокое, Джозеф особенно остро чувствовал это сейчас, своим вспененным возбуждением и индейской отравой… даже не мозгом – телом.
Работа Пула состояла в складывании слов в забавные, издевательские и насмешливые, разноцветные, но чаще – черно-красные мозаики, и он справлялся с этим успешно. Но, видя Джои, стоящего на коленях, слизывающего сперму со своих детских губ; Джои под дождем с глазами полными печали; Джои, со знанием дела размешивающего кокаин в вине… даже Вэнздэй не мог подобрать название той распаляющей, грубой чувственной силе, которой тот владел. Ее проблески, яркие, алые, изумрудные и чернильные, Джо видел в друге и на сцене, особенно в Slipknot. Иногда она выходила из берегов, и неудивительно, что малыш, потакая ей, искал и находил удовольствие в наркотиках и... и в том, что у них было сейчас, но…
Губы гитариста вырвали Джо из мимолетных размышлений, прильнув к его шее, извивающийся горячий язык прошелся под челюстью и нырнул в рот. Подушечки пальцев приласкали сосок и сжались на нем, посылая и в ямки под коленями, и в поясницу, и в снова напрягшийся член острые импульсы желания.
- Тебе нравиться... так? – выдохнул Джордисон, оттягивая комочек плоти и жадно вглядываясь в глаза.
Но Пул только тихо застонал, подаваясь к нему, что невозможно было расценить иначе, как «да». Джои лег рядом, обнял Джо, продолжая облизывать его шею, спустился ниже, приник ртом к соску, раздразнивая его языком и ощутимо прикусывая, наслаждаясь вздохами и прикрытыми глазами, шаря второй рукой по теплым ягодицам, бедрам и между ними. Вэнздэй, потерявшись в ощущениях, обнимал в ответ, исследовал его тело шершавыми чуткими пальцами. Они терлись друг о друга, переплетались руками и ногами, свиваясь в бьющийся клубок тел. Джозеф закинул на любовника ногу, притягивая его вплотную к себе, и Джои, уложив его на спину, оказался между раскинутых бедер. Пул, осмелев, гладил его по животу и острым соскам, чуть темнее, чем у него самого. Подобрался к члену и сжал в ладони его бархатистую твердость. Гитарист облизал губы, подаваясь к нему.
- А ты не такая уж недотрога да?..
Джо слабо улыбнулся и просто закрыл глаза, снова окунаясь в сумасшедшие поцелуи и с готовностью раздвигая ноги.
Джордисон коснулся его влажноватой промежности, осторожно провел пальцами снизу вверх, наблюдая за реакцией партнера. Вэнз раскинулся на спине и, сомкнув дрожащие ресницы, покусывал колечко в губе, открытый и напряженный. Джои опустился между его разведенных коленей и, прикрыв член ладонью, лизнул его яички и под ними, позволяя слюне стекать к его дырочке. Пул дернулся, приподнимаясь на локтях, но гитарист удержал его, мягко притягивая за ляжки обратно к себе. Смазки не было, а Джои не любил делать больно. Он всегда хотел, чтобы с ним было хорошо и особенно Джо. А Джо уже не думал о боли, он вздыхал, ерзал, желая более конкретных действий и боясь намекнуть на них. За мгновение до того, как язык любовника переместился на живот, его место заняли пальцы с короткими ногтями, которые поглаживали, щекотали, размазывая слюну и, мягко надавливая, проникли внутрь тела Вэнза, возвращая его в давно забытое пьянящее ощущение абсолютной уязвимости. Пул задышал часто и поверхностно, разводя ноги еще шире, подаваясь к Джои. Мысли перемешались.
Год назад Вэнздэй пытался выбросить из головы навязчивые туманные фантазии о друге, посещавшие его подсознательными полунамеками, пол года назад думал, что ему это удалось, три часа назад ему казалось, их отношения бесповоротно испорчены, а сейчас Джои проталкивал в него скользкие пальцы, шепча какие то успокаивающе неразборчивые, старые, как мир, слова. И это было запредельно.
Джордисон поймал губами слабый стон Джо, когда вынимал пальцы.
- Хочешь? – спросил он, опираясь на коленки друга и наклоняясь над ним, хотя и мутные глаза, и напряженная спина не оставляли сомнений.
- Нет, притворяюсь…
« Ну разумеется, иначе Джо был бы просто не Джо». Вэнз нашарил в одеяле серебристый прямоугольничек и ткнул им в ладонь Джои. Гитарист улыбнулся, и, лизнув Вэнза в кончик носа, оттолкнулся от него.
Расправив по члену латексную пленку, Джордисон придвинулся ближе, подхватывая друга под коленки, уперся головкой в подготовленное отверстие, и, качнувшись вперед, вошел сразу на половину. Замер, проводя ладонью по тыльной стороне бедра Пула и, поглаживая его член, двинулся обратно. Джозеф тихо вскрикнул, зажмурившись, заливаясь краской до самых ключиц, выгнулся, безуспешно попытался дотянуться до Джои рукой, судорожно провел ею по своему животу по груди по лбу, скомкал край простыни и сжал его в кулаке.
- Больно? – выдохнул Джои, чувствуя пульсацию мышц вокруг зажатого члена.
- Да... – Джо все-таки дотянулся до его коленки, впился ногтями, - да… да… да… даа… - зашептал он, запрокидывая голову, насаживаясь до основания, вжимаясь в любовника, сжимая его ногами, чувствуя как прогибаются ребра. - Джои... Джои…
Как красиво, оказывается, звучит его имя, произнесенное так жалобно, смущенно и похотливо…чего не сделаешь, только чтобы снова услышать эти сладостные просьбы.
Джордисон лег на Вэнза, прижал его к себе, ощущая на спине его горячие руки, боже, какой он весь горячий... и внутри тоже...
Наркотик усилил возбуждение, но вместе с тем сделал наслаждение надсадным и тягучим... ослепительно сияющие белые акулы стремились по кровотоку прямо в мозг, ледяным кристальным потоком вымывая из него все мысли и сомнения, оставив только острые чистые жгучие ощущения чужой плоти внутри. Тяжелые маслянистые волны прокатываются по телу Джо, концентрируясь возбуждением где-то то ли в животе, то ли в пояснице, под коленями, в головке члена, стиснутого в чужой ладони, даже в горле. Он открыт и беззащитен сейчас – все контролирует Джои, Вэнз не может ни сдержать его, ни перехватить инициативу, но не чувствует себя при этом ни униженным, ни слабым. В действиях друга нет открытой демонстрации силы, ничего покровительственного или указывающего на его доминирующие наклонности, он просто сверху. И все. И у Пула нет ни малейшего желания возражать. Он проводит кончиком языка по раскрытым губам, бессознательно соблазняя партнера, Вэнздэй хочет просить остановиться или двигаться быстрее и не знает чего больше, дыханье схлопывается в груди. Он мотает головой, всхлипывает, трется внутренними сторонами бедер о влажные бока любовника, поджимает пальцы ног, выгибается, отзывается на каждое движение Джои. Два тела скользят друг по другу, они оба уже близко... не хватает совсем чуть-чуть, еще немного... Джои целует его губы, покусывает, снова приподнимается над распростертым телом, облизывая взглядом этого разморенного жалобно хнычущего поросенка. Пул смотрит на него, в широко открытые черные глаза... свет так красиво бликует на его снова взмокших волосах, разноцветные отблески прыгают по звеньям цепочек, бьющихся о грудь, отражаются в каплях пота на выпуклом лбу. Вся его кожа как будто светится изнутри.
- Джои... ты такой белый... как сахар... – Джо плевать, подумал он это или произнес вслух.
- Нет, детка, не сахар... – прозрачная рука не прекращает своих движений, – немного другое...
Джордисон дышит сквозь сжатые оскаленные зубы, входя в тело Вэнзди предельно глубоко, пока тот не сжался и не застонал неестественно высоким чужим голосом, и Джои закрывает глаза от сыплющихся с ресниц электрически зеленых искр, стонет сам, не в силах сдержаться, стискивает его ляжки, забываясь в страсти, оставляя синяки. У Джо возникает сюрреалистическое ощущение, что головка члена ткнулась ему куда-то в мозги и что они сейчас брызнут вместо семени, серо розовой струей. Но сколько он ни смотрит на жидкость, стекающую по пальцам любовника – розового в ней нет, только жемчужное.
Джордисон разжимает сведенные пальцы, чувствуя, как обессиленно дрожат коленки Джозефа. «Боже, неужели я, наконец, трахнул его! Неужели этот сумасшедший чувак на сцене, этот скромник, который лишний раз по плечу не хлопнет, лежит сейчас подо мной?.. Хоть какой-то плюс нашелся во всем дерьме последнего времени...» Джои ложится на спину. Окно и мигающий телевизор перестают танцевать перед глазами, замедляя вращение. Он поднял руку, перепачканную в сперме друга, рассеянно посмотрел на нее и провел по губам – сырой плотский запах.
Пул валяется, как мертвый, раскидав по подушке свои дреды, только ребра под мокрой разгоряченной кожей ходят ходуном, пульс бьется в расслабленных пальцах. Его бедра все еще разведены и блестят от пота, глаза закрыты, губы изогнулись в блаженной улыбке.
«Я же теперь не смогу на него спокойно смотреть во время выступлений, каждый раз буду видеть его такого – мокрого, затраханого и довольного... и что, каждый раз, когда мне снова захочется, его нужно будет накачивать кокаином? Да я же разорюсь к чертовой матери... правда он сам предложил, но, видимо, сегодня просто мой день...» Джои стянул со стола бутылку с остатками вина и сделал большой глоток.
«****ь, это называется, его дела меня не касаются...» Что-то прохладное дотронулось до плеча Вэнза. Он приоткрыл глаза - Джои, лежал на боку, и, чуть улыбаясь, смотрел на него, обхватив бутылочное горлышко. Джозеф тоже криво улыбнулся, сомкнул пальцы на стекле поверх руки друга.
- Джои… - он все еще не отдышался толком, - ты... всегда выкидываешь... что-нибудь такое, когда ты… под кайфом?
Пул, шатаясь, поднялся на колени, отбросил дреды с лица, вытащил бутылку из пальцев друга и поднес к губам, рука дрогнула, глоток получился слишком большим. Вэнздэй дернулся вперед, вино хлынуло из его губ на грудь, стекло в тонкую трепещущую от смеха складочку на животе.
- Нет, только когда у меня встает, особенно на свинью такую, – ответил гитарист, шутливо хмурясь и скептически оглядывая забрызганные красным простыни, - ну как после первой ночи!
- Пошел ты!
Джо, все еще смеясь, утер рот тыльной стороной запястья и глотнул еще, перелез через Джои, взял сигареты и замер на секунду – среди бардака на столе так и лежала разрезанная пополам страница. Вэнз только сейчас разглядел, что вверху на ней помещено фото их группы. Он отлично помнил, как оно было сделано. Журналистка подошла к ним после афтографсессии, они все выстроились рядком, девушка отвлеклась на кого-то, Пул посмотрел в объектив и чуть не подпрыгнул, когда Джои незаметно ущипнул его за мягкое место и дернул за руку вниз, Вэнз так и присел, а мелкая зараза тихонько прошипел ему на ухо «хороший мальчик» и тут же сделал серьезное лицо.
Лезвие прошлось по фото ровно посередине между ними. Вроде такая мелочь, но стало жутко неприятно. «Черт, Джои, твоя паранойя передается половым путем!..» Плюнув про себя, Джо раскурил сигарету, выудил из под дивана пепельницу и вернулся к другу.
Джордисон заложил руки за голову, глядя в потолок. Вэнз устроился на боку, поставив пепельницу между ними. Погладил черную прядь волос, лежащую на подушке, задумчиво свил ее в пальцах.
- Джои, не думай о плохом, правда же, никогда не знаешь, как все повернется завтра…
- Да уж... – он усмехнулся, выразительно глядя на Джо и забрал у него дымящую сигарету, положил подбородок ему на кулак, затянулся.
Джордисон проводил взглядом спину Джо, уходящего со сцены, и выругался про себя. С их последней ночи в Лос-Анджелесе прошла уже неделя, и Вэнз ничем не показывал, что помнит о произошедшем в номере. Хотя не помнить он просто не мог, кокаин не та вещь, которая начисто отшибает мозги к утру. Они тогда и не спали совсем. Джои спустился в бар, прикупил им еще выпить, и они, обсуждая предстоящий тур, хлебали прямо из горлышка, смеялись, устроив шуточную потасовку. Джои заламывал руки Вэнза, хватал зубами его дрэдины и, завалив на спину, покусывал за шею, пока не почувствовал что тот перестал вырываться и начал сам подставляться его рту. А потом они просто лежали под одеялом. Джордисон прижимался со спины к теплому и расслабленному Джозефу, думая о том, что тяжелые мысли на время отпустили его. А дальше - сборы и поездка снова не оставляли времени на разговор, хотя Джои было жутко интересно, что же Вэнздэй думает о повороте их отношений. И, в конце концов, гитарист плюнул на все, и чем теряться в догадках, решил просто проверить.
Джозеф ворвался в гримерку и рухнул на диван, приложил ко лбу бутылку холодной воды и зажмурился, когда почувствовал, как щеки коснулось горячий дыхание:
- Выходи за мной, кое-что покажу...
Пул открыл глаза и увидел, как за Джои уже захлопывается дверь. Глотнув воды, Джо вышел следом в оживленный коридор. Он догадывался, что именно друг хочет показать. Картинки из воспоминаний о недавней ночи живо вспыхнули перед глазами, отзываясь гулкими ударами в груди. Джо наугад свернул в неосвещенное ответвление, ведущее к складским помещениям, и едва не врезался в улыбающегося Джордисона, который тут же схватил его за руку и потащил за собой. И по его улыбке, и по горящим глазам Вэнз тут же понял, что не ошибся с догадками. Пальцы, зажатые в горячей потной ладони малыша, дрогнули.
Они подошли к какой-то двери, у Джордисона в руке оказался не пойми откуда взявшийся ключ, он отпер замок, втолкнул Джо в комнату и закрыл дверь за собой, зашарил по стене в поисках выключателя - вспыхнул тусклый свет.
У клуба недавно сменился хозяин, и то ли старая бильярдная показалась ему лишней, то ли не отвечала новой концепции заведения, но теперь ее явно использовали как большую кладовку. И так далеко не просторное помещение было завалено всяким хламом. Те, кто видит с изнанки ночные заведения подобные этому, помнят о таких вот забытых лишних комнатах и знают, как их использовать.
Джордисон прислонился к двери, глядя на Джо, и тот невольно уловил аллюзию на их разговор на заднем дворе совсем другого клуба, казалось, тысячу лет назад… На Джои все та же юбка… та же насмешливая улыбка кривит губы. Рубашка, правда, другая и как будто ему маловата, пыльная мокрая ткань туго обтягивала его плотное тело. Ряд маленьких блестящих пуговиц притягивал взгляд и манил пробежаться по ним пальцами, расстегивая по одной. Шов на плече разошелся, сияя в разрыве белизной кожи. Вечная привычка Джои запрокидывать голову придавала ему надменное чувственно усталое выражение. Впрочем, усталость была самой натуральной. Губы приоткрыты от тяжелого дыхания, так что видна их пунцовая внутренняя сторона на границе с обкусанной черной краской.
Джо приходилось спать с парнями и раньше, но у него никогда не возникало желания их целовать, или чтоб его целовали. Но поцелуи Джои были чем-то особенным. Его теплые мягкие губы сбивали с мысли, вводили в ступор и заставляли дышать чаще. Джордисон поднял бровь.
Вэнздэй оперся о стену и коснулся его бедра, провел ладонью выше, приподнимая подол, не осторожно, как в тот вечер, а полностью впитывая тепло тела, наслаждаясь прикосновением. Джои смотрел в ярко накрашенное, выбеленное лицо друга, на его приближающиеся багровые влажные губы. Джозеф чувствовал, как его член медленно набухает под слоями ткани, и начинал злиться – сетка чулка, такая тонкая, облегала ляжки гитариста так плотно, будто ее и не было, но в то же время не давала окончательный доступ. Даже дырок в этот раз не обнаружилось, как будто Джои вздумал поскромничать.
Их обоих еще не отпустило после концерта и слегка потряхивает, они абсолютно трезвы, но чувство реальности постоянно куда-то сдвигается. Басы из зала отражаются от стен пульсом огромного сердца, вибрируют в костях черепа за ушами. Малыш что-то говорит, но Джо его не слышит.
Он подхватывает Джои под бедро и прижимает всем телом к двери, лапает его, горячась все больше. Пальцы вцепляются в ячеистое плетение нитей и разрывают их, чулок лопается, открывая необласканную чувствительную кожу. Джордисон смотрит в потемневшие глаза Вэнзди и, чувствуя его руку, шарящую у себя в трусах, прижимается к его губам, размазывая помаду, слизывая ее, смешивая краски, лаская его языком, вовлекая в свое влажное тепло. Он просовывает ладонь Джо между ног, и постанывает, убеждаясь, что возбуждение более чем взаимно. Отвлекается на секунду, сдирая длинные перчатки, стряхивая их на пол, пробирается Пулу под рубашку, хватается за отвороты и дергает их в разные стороны, мысленно благодаря, что застегивается она на кнопки. Снова припадает к губам Вэнза, ласкает розовый сосок, отчего Джо чуть не задыхается, проскальзывает языком ему в ухо, прихватывает мочку зубами, покусывает и облизывает его шею, оставляя на влажной пахнущей потом и парфюмом коже, пятна помады. Пул зарывается пальцами в мягкие волосы малыша, сжимает в горсть шелковые пряди, продолжая двигать рукой у него под юбкой. Дыхание у обоих давно сбилось. Мысли Джозефа утратили последовательность.
- Джои... Джои... – слова тонут, растворяются в море звука, тот поднимает голову, облизывая губы, - у тебя такие чудесные волосы... я хочу отсосать у тебя...
И, не дожидаясь ответа, опускается на колени. Джордисон глядит из под ресниц, как тонкие, в переплетении нежно голубых вен, пальцы с блестящими черными ноготками обхватывают его член, как дрожат затемненные накрашенные веки, раскрываются его губы, влажные, красные, как свежий порез, и головка проскальзывает между ними. Пул заглатывает, торопливо жадно обсасывает, прижимаясь грудью к коленкам друга. Джои стонет, запрокидывая голову. Его рубашка уже расстегнута, волосы прилипли к шее и мокрому лбу, колготки разодраны пальцами Джо, чья голова ритмично движется под подолом, и Джои затыкает его за пояс, чтобы видеть скользящий по члену, липко чмокающий размазанный алый рот. Вэнз проводит кончиками пальцев по лицу, отводя дреды назад – на щеке остаются розовые полосы. Второй рукой он сжимает и трет себя между ног поверх натянувшейся ткани.
- Охх, Вэнзди, какая ты шлюха... - стонет гитарист и отстраняет его от себя, подхватывает под руку и, не давая опомниться, разворачивает спиной к себе.
На Джордисона как помрачение нашло, он сдирает с друга рубашку, щиплет его за упитанные бока, на что Джо охает, но не вырывается, стискивает ягодицу. «Да как тебя, с такой задницей, еще не трахают на каждом углу?..» Вэнздэй сам расстегивает ремень и Джои спускает с него штаны, царапнув ногтями по коже. Джо расставляет ноги шире, уравнивая разницу в росте и оборачивается, чтобы увидеть, как Джордисон сплевывает на пальцы, обрывает тянущиеся с губ влажные нити, и все внутри скручивает дрянной сладостью момента. Джои обнимает его, подталкивая под живот, побуждая прогнуться сильнее, и закусывает губы, когда Вэнз резко вдыхает, обмякает, почти повисает у него на руке, покрываясь видимыми крупными мурашками. Джо совсем не больно, но он все равно стонет, еще больше подается назад и сжимает свой член. Джои хлестко бьет его по руке, лихорадочно шепча:
- Тихо... тихо.
Джои ласкает его соски, беззастенчиво притираясь членом к его голому бедру, медленно трахает друга двумя пальцами. Вэнздэй уже не может скрывать, что ему приятны эти действия, ощущения на грани, невыносимые. Он хватает руку друга, блуждающую по своей груди и тянет ее вниз живота, ноги подкашиваются, он пытается сдвинуть колени, но Джордисон не дал ему этого сделать, пнув по ботинку и только ускорил темп. Джозеф снова умоляюще оглядывается на него.
- Ну выеби меня... пожалуйста... - Джои может только догадываться, о чем он просит.
Гитарист смотрит на свои пальцы, кривя губы в томной улыбке.
- А я что делаю?..
- ... хочу тебя…
- Я здесь... - Джои откровенно издевается.
Но Вэнз только жалко ноет и извивается на его пальцах, и Джои отпускает его. Джо уже не держится на ногах и оседает на пол. Мелькает мысль – застукал бы их кто-нибудь в таком виде: он, дрожащий, на коленях, со спущенными штанами и рядом его разукрашенный друг и согруппник, с членом, торчащим из под юбки, скандал долетел бы до самой Северной Каролины...
Джордисон вытаскивает из-за высокого ботинка презерватив, рвет зубами упаковку и становится позади Вэнза, лапает за ляжки, отвешивает легкий шлепок по круглым ягодицам, Джо мычит и дергается назад, гитарист хватает его за дрэды, притягивает к себе, вынуждая прогнуться, облизывает его губы, тянет зубами за маленькое кольцо в ухе.
- Джои, ну вставь, я не могу больше... – голос срывающийся, легче почувствовать кожей, чем услышать.
Джои выставляет его в позу поудобнее, оглаживает, а потом еще раз сплевывает прямо в дырку любовнику и входит, очень медленно, но до конца. Джозеф содрогается под ним и виляет задницей. Джои не кончает только потому, что зажат слишком сильно. Он берет член друга в ладонь и начинает двигаться. Джо такой трепетный и отзывчивый, кто бы мог подумать…
- Сука... – шипит Джои сквозь зубы, но его рука гладит так нежно, - какая же ты сука, Джо, - влажные пальцы ласкают горло, - настоящая шлюха, - пачкающий черным поцелуй между лопаток…
Вэнздэй сотрясается от ускоряющихся толчков внутри себя, он дрожит и дышит так, как будто сильно замерз, стонет, притягивает партнера к себе и удерживает его за бедро, боясь отпустить. На них как помрачение нашло, Вэнзу так хорошо, что плевать на все, он уже не сдерживает себя. Джои смотрит на его изогнувшуюся спину, на бешено пульсирующую вену на шее, на пальцы, стискивающие край юбки.
- Ты орешь, как девка...
На этот раз Пул его слышит.
- Мне по ***... – выдыхает он, перед глазами все расплывается.
Джо уже не знает, что ему делать, насаживаться на член или толкаться в кулак. Джои и сам готов сдохнуть от переполняющих ощущений, встречается взглядом с любовником, его губы шепчут имя, умоляюще. Джордисон протягивает руку и зажимает Джо рот, размазывая остатки помады, налегает ему на скользкую спину, прижимается щекой и уже не чувствует, как зубы впиваются ему в ладонь, а ногти в ляжку, не слышит, что сам повторяет:
- Джо... ****ь... Джо...
Джои стянул презерватив, но спермы в нем так много, что она перелилась через край и выплеснулась на дрожащие пальцы. Джордисон вытер их о рубашку, отшвырнул отслужившее изделие в угол и, прикрыв подолом все еще стоящий член, привалился спиной к двери, прикрыв глаза. Вэнздэй, как попало, натянул штаны и просто свернулся в клубок прямо на пыльном полу. Волны удовольствия все еще переливаются в его теле, но пот уже остывает, пылающий румянец стекает с лица. Сил двигаться нет, разговаривать тоже. Полураздетые, мокрые и тяжело дышащие, они выглядят так, как будто дрались, а не трахались, и разбили друг другу губы – в размытом плохом освещении размазанная темная помада вполне похожа на корку свернувщейся крови. Джордисон подползает к другу и трогает его за плечо, но тот не реагирует.
- Джо, ты как?
Пул облизывает губы.
- Как в гребаном раю… ты опять обнюханный?
Джои смотрит на него долгим взглядом, а потом наклоняется - влажные волосы падают Вэнзу на лицо, и прикасается кончиком носа к шершавому бритому виску, усмехается:
- Нет, детка, я чист, как младенец...
Автобус на ходу. В маленькое окошко Джозеф видит только кусочек бледного предрассветного неба и проплывающие по нему крошечные брызги звезд. Джои лежит вплотную к нему, так что Пул чувствует на своей шее сзади его дыхание. Со стороны кажется, что согруппники просто мирно дремлют, но под одеялом они тесно прижимаются друг к другу. Их штаны спущены, липкая влага под бедрами впитывается в простыню. Бешеный стук сердца выравнивается. Джо и в правду начинает задремывать, но открывает глаза – если утром их кто-нибудь вздумает разбудить, сдернув одеяло, будет сюрприз и не самый приятный… Джордисон же, видимо, ни о чем таком не беспокоится, он сонно целует Вэнзди в плечо и вскоре начинает посапывать.
Они больше ни разу не говорили с Джои на беспокоящую его тему, но, судя по некоторым телефонным разговорам и пропущенным Джои в беседах с согруппниками фразам, Тэйлор изменил своё решение в пользу Slipknot и они уже готовятся к записи нового альбома... "Поэтому Джои весь тур выглядел спокойным и весёлым?.. Сегодня последний день. И всё закончится?.. так и не начавшись… Ладно...» - Джо глотает тяжелый вздох, - «неизвестно, что будет завтра, может, еще рано киснуть…
С тобой
© Copyright: Малышхудыш, 2013
Свидетельство о публикации №213011901965
Свидетельство о публикации №213011901965
Рецензии