Военно-морское

Военно-морское.

Военная кафедра в институте считалась синекурой. Военному моряку, офицеру флота служить в Ленинграде, а не где-нибудь на Камчатке или в Северодвинске было удобно. Почти столица. Лучше – только в штабе ВМФ или на крейсере "Аврора", который никуда не уплывет.  Преподаватели нашей военно-морской кафедры были люди разные. Среди них были люди интеллигентные и образованные, с большим преподавательским стажем, но бывали среди них и простые офицеры. Очень простые.  Некоторые плохо знали сами военно-морские предметы, которые нам преподавали. Некоторые были элементарно неготовы преподавать, забывали материал и студентов.  Моего одногруппника Михаила Лебедева такой преподаватель однажды озадачил прямым вопросом, заданным глядя в глаза: "Студент Лебедев! Как Ваша фамилия?" на что студент Лебедев, не растерявшийся, в отличие от забывчивого преподавателя, честно ответил: "Лебедев".  Что преподаватель забыл, что он хотел спросить у студента Лебедева, так и осталось для нашей группы тайной, покрытой мраком. Студенты еще потом долго шутливо подкалывали Михаила словами: "Студент Лебедев! Как Ваша фамилия"?

Преподаватель минного дела был очень строгим. Он выучил нас так, что еще спустя много лет я помнил глубины погружения подводной лодки и принципы работы различных мин. Хотя гидродинамику студенты нашего факультета как науку не изучали.

На нашу военную кафедру в наш предпоследний год обучения на ней прислали моряка с погорелого крейсера Савелия Чухрановича Т. Крейсер погорел где-то на Черном море, и офицеров нужно было куда-то распихать.  Савелия Т. запихнули к нам. Капитан-лейтенант, потом получил погоны майора. На флоте соответствующее звание - капитан третьего ранга. Но даже другие морские офицеры за глаза называли его майором – он, кажется, был из морской пехоты. Назвать морского офицера сухопутным званием считалось тогда и сейчас на флоте оскорблением. Савелий Чухранович был, вроде, из Средней Азии и плохо говорил по-русски.  Его имя и отчество, тоже не самое распространенное и самое простое, было большой проблемой для студентов.  В расписании обычно пишут фамилию и инициалы.  Кто-то из студентов, пропустивших первое занятие Савелия Чухрановича Т., на котором он представлялся,  переписывая расписание занятий или конспект, спросил приятеля – "А как его зовут?". Приятель то ли сам забыл, то ли решил разыграть, и сказал: "Сигизмунд  Чингизханович". Когда  нашего майора при обращении студента к нему так назвали, он очень обиделся на этого студента.

Из нашего института после его окончания некоторых студентов призывали  в армию, точнее, на флот. Это считалось не очень престижно по сравнению с научными институтами, куда распределяли основную массу студентов. На флоте к штатским офицерам, окончившим штатский ВУЗ, относились не очень хорошо. Но у некоторых студентов жизнь оказалась связана с морем. Разглядывая фотографии однокурсников  в парадном кителе  на сайтах "В Контакте" или "Одноклассники", иногда удивляюсь их тогдашнему выбору.

От армии в советское время  было очень трудно отвертеться.  Я хочу рассказать грустную историю об одном очень хорошем человеке, светлом и чистом. Его звали Андрей Майоров, и он был старше меня на пять или шесть лет.  Мы с ним познакомились в нашем стройотряде – я тогда поехал в стройотряд в первый раз, а он – в пятый, и он был тогда опытным и авторитетным для меня человеком. На следующий, 1982 год он поехал в соседний стройотряд "Виктория" командиром. Это было ответственное задание – этот стройотряд только создавался, он был новым, без истории, без опыта и без опытных бойцов, и на командире стройотряда (в нашем институте никогда не говорили "Начальник отряда", только "Командир") лежала громадная ответственность за свои 40 бойцов, в том числе за нескольких несовершеннолетних трудновоспитуемых подростков, которых нам давали из РОНО (районного отдела народного образования) "в нагрузку" для трудового воспитания. Его отряд тогда жил с нашим отрядом в одном здании, и мы тогда здорово подружились. Андрей Майоров, которого мы тогда звали "Майор", был интеллигентным и одновременно твердым человеком. Он никогда не повышал голос и не ругался матом, что для руководства стройотряда было редкостью. Майор не сделал большую комсомольскую карьеру, он был что-то вроде меня неосвобожденным инструктором комитета комсомола. Но он был русским и он был членом партии. В советское время это было важно. Он учился по моей специальности "оптоэлектроника", но в соседней группе, базовая кафедра которой находилась в ленинградском объединении "Светлана", уничтоженном позже в ходе перестройки и приватизации.  "Светлана" выпускала различные электронные, электровакуумные и электроламповые приборы, бывший директор "Светланы" потом пошел на повышение и работал в правительстве России, но объединению это не помогло. Короче, Андрей Майоров после окончания Института решил остаться на своей кафедре. Это в советское время было очень трудно добиться – нужно было иметь и научные достижения, и кристально чистую биографию, и "правильную" национальность. У Андрея всё это было. Не было только блата. В один год с ним работать на этой кафедре захотел сын какого-то институтского партийного начальника. Ставка аспиранта была только одна. У Андрея Майорова были преимущества – и научная работа, и таланты, и членство в партии. Но конкуренты нашли сильный ход. Они организовали призыв Андрея в армию. По партийной линии. Политруком. Офицером. Отказаться от этой почетной обязанности было невозможно. Призыв был организован издевательски – Андрея, морского офицера, призвали в сухопутные строительные войска. Причем не на два года, как сухопутных, а на три года, как морского.  Единственное, что ему удалось добиться – это место службы в Ленинградской области, а не где-нибудь в Тьмутаракани.  Три года он честно служил, приезжая урывками в Питер и встречаясь с нами. Он эти годы фактически потерял, и после окончания этой воинской повинности он оказался наравне с нами, таким же, как и мы, выпускником ВУЗа, только пропустившим три года и искавшим работу, в отличие от нас, имеющих гарантированные государством рабочие места "по распределению". Помню какой-то длинный и грустный разговор с ним, одетым в зеленую военную форму старшего лейтенанта, по длинной дороге от Института до клуба в студенческом общежитии через строящийся тогда Кантемировский мост, закрытый еще для автомобильного движения. Он тогда и рассказал мне всю эту историю с его распределением в стройбат вместо кафедры. Андрей Майоров не сдался, нашел себе место работы по своей специальности в НИИ РЭА – НИИ Радиоэлектронной аппаратуры. Этот научный институт тогда занимался разработкой научных приборов для флота. Он находился в старинном здании в историческом месте, тоже связанным с Петром Первым – у Шкиперского протока на Васильевском острове. Шкиперский проток – это громадный водоем, и институт располагался на его берегу не просто так – в свое время, наверное, в этом водоеме испытывалась какая-либо морская или подводная техника. Зимой Шкиперский проток замерзал и покрывался толстым слоем льда, на котором всегда по выходным было много любителей зимней подледной рыбалки. Однажды весной в начале 1990-х годов Андрей Майоров вышел покурить на крыльцо своего института. Он услышал крики о помощи, и увидел  на раскалывающемся льду двух маленьких детей – брата и сестру, которые, наверное, решили себе сократить путь и провалились под лёд. Андрей бросился спасать детей, детей спас, а сам погиб. Сотрудники института ходатайствовали о награждении его медалью посмертно. Кристально чистым людям очень тяжело жить на свете.

На единственном фото, которое я нашёл, он в середине, в тельняшке в профиль.