Огненные годы. Воспоминания А. К. Фролова

       

Много героических дел вписали в историю борцы за Советскую власть на Алтае. Всё дальше и дальше в прошлое отходят незабываемые дни, но в памяти они живут неизгладимо, потому что слава народных героев вечна, как вечны их великие деяния во имя светлого будущего. Задачей этого очерка не является глубокое и многогранное освещение революционных событий на Алтае. Мне, очевидцу хочется лишь поделиться воспоминаниями о том, как проходила борьба за установление народной власти в селе Стуково, которое входило тогда в состав Черёмновской волости, а ныне находится на территории Павловского района Алтайского края.
В феврале 1918 года на Алтае была провозглашена Советская власть. С этого времени в нашем селе, как и по всей Алтайской губернии, началась борьба за её становление. Впервые в истории села Стуково был избран сельский совет. В состав сельского совета вошёл и Карп Михайлович Давыдов. Об этом замечательном человеке мне хочется рассказать поподробнее.
Карп Михайлович был участником русско-японской войны 1904 года. Когда он вернулся в село, его прозвали «молоканом» - безбожником, потому что он не ходил в церковь и отговаривал от этого вредного занятия односельчан. По наущению местных кулаков и попа полиция несколько раз врывалась в жилище Давыдова с обыском – искала нелегальную литературу. Но обыски проходили безрезультатно: запрещённая литература была хорошо запрятана.
Ещё до революции Карп Михайлович вместе с учителями церковно-приходской школы организовал в селе кружок любителей драматического искусства. С приходом Советской власти кружок превратился в культурно-просветительское общество, руководить которым стал Карп Михайлович Давыдов.
Общество состояло в основном из молодёжи 16-18 лет. Некоторых его членов, в частности, Александра Татарникова, Иллариона Аверина, Александра Герасимова, Ефросинью Стукову, Клавдию Сорокину, Ивана Натарова, Ивана Пяткова я хорошо помню,  образование у нас было 3-5 классов, по тому времени мы считались людьми грамотными. Мы ставили спектакли: «Предложение» А. П. Чехова, «Не в свои сани не садись», «Не всё коту масленица» Островского и другие.  Разъясняли односельчанам все декреты и постановления Советской власти. Вели большую работу по ликвидации неграмотности.
Илларион Аверин родился в бедной крестьянской семье в 1901 году, рано начал свою трудовую деятельность. Окончив сельскую школу, Илларион пошёл в батраки. С 12 лет он стал работать с отцом в пимокатке  барнаульских богатеев. Двоюродный брат Иллариона – Пётр Быков был революционером. Вместе с Карпом Давыдовым и другими подпольщиками они проводили тайные собрания в доме Авериных. И всякий раз Илларион выполнял задания подпольщиков - наблюдать за тем, чтобы власти не захватили врасплох собравшихся.
В мае 1914 года стуковские революционеры-подпольщики: Пётр Быков, Карп Давыдов с барнаульскими  товарищами решили провести маёвку в лесу вблизи села Стуково. Выбрали место на левом берегу Барнаулки. Место было хорошо укрыто густыми зарослями кустарника, проникнуть туда посторонним, практически было невозможно. Было только два пути к выбранному месту: на лодке по Барнаулке или по узкой, едва заметной  тропинке. Тропинка эта проходила через ручей шириной около трёх и глубиной около двух метров.  Через ручей были переброшены жерди. На маёвку собралось человек двадцать. Аверин должен был наблюдать, чтобы никто из посторонних не мог проникнуть к месту маёвки. В случае появления посторонних Илларион должен был подать условный сигнал второму товарищу, который дежурил у перехода через ручей и  должен был убрать жерди.
На берегу Барнаулки возле места сбора были подготовлены лодки, для того чтобы  можно было при необходимости переплавиться  на правую сторону реки и там укрыться.
  Тяга крестьян к знаниям была большая. Очень многие записались в кружки ликвидации неграмотности. Особенно тянулась к культуре молодёжь. Комсомольской организации у нас тогда ещё не было. И наше общество, руководили которым члены большевистской подпольной организации, занималось коммунистическим воспитанием молодёжи. Так прошёл февраль, март и май 1918 года. С приходом к власти контрреволюционного Временного правительства, эсеро-меньшевитского, а затем правительства Колчака, культурно-просветительная работа проводилась совершенно по-другому: легально работал драматический кружок, а нелегально велась большевитская агитация. Мы разъясняли крестьянам, кто такие меньшевики и эсеры и чьи интересы они защищали: рассказывали о порядке землепользования при Советской власти, и сравнивали этот порядок с тем, который установил Колчак; вели антирелигиозную пропаганду. Всей нашей подпольной работой руководили  Карп Михайлович Давыдов и Яков Фомин. Они были тесно связаны с Барнаульской подпольной большевистской организацией и получали от неё все указания. Подпольной работой среди населения села Стуково занимались Александр Татарников, учительница Данчина и я.  С огромным вниманием слушали крестьяне наши рассказы, а за примерами далеко не надо было ходить. Мы разъясняли на конкретных жизненных примерах, которые были хорошо известны сельчанам. Особый интерес  у крестьян вызывал вопрос о земле. Советская власть ознаменовала своё появление национализацией крупных земельных участков и безвозмездной передачей земли крестьянам- беднякам. Эсеро-меншевитское правительство и Колчак вновь забрали, полученные участки, и возвратили их бывшим хозяевам. Крестьяне понимали, что  никакая другая власть и их правители, кроме Советской власти не вернут трудовому народу завоевания Октябрьской революции.
В мае 1919 года Колчак объявил мобилизацию крестьян в свою армию. От села Стуково должно было явиться на призывной пункт около 40 человек, а пришло только пятеро. Все остальные призванные в армию Колчака ушли в партизанский отряд. Пошёл в партизаны и я. Командиром нашего отряда был избран Евсей Скворцов. Первое время наш отряд нападал на мелкие группы колчаковцев и обезоруживал их.  Оружия у нас было очень мало. Каждая винтовка, каждый десяток патронов, шашка, наган были для нас дороги.
В начале июля 1919 года для наведения порядка в село Стуково прибыл карательный отряд. Партизан, естественно, в селе не было, они были в лесу. Каратели начали глумиться над беззащитными, безоружными крестьянами, особенно над  семьями тех, кто поддерживал Советскую власть, у кого родственники были партизанами.
Мы попросили помощи у Павловских партизан и у отряда из села Черёмное.  Товарищи прислали нам подкрепление. Во главе объединённого отряда стал командир павловских партизан -  Николай Николаевич Голованов.
В отряде было 60 винтовок, остальные партизаны были вооружены берданками, охотничьими ружьями, пиками. Село было окружено партизанами с трёх сторон: запада, юга и востока.  Жители села так же были готовы к бою, только ждали условного сигнала.
Силы карательного отряда превосходили партизан во многом. Было ясно, что успех боя зависит от внезапности, организованности партизан и согласованности их действий. Удар из лесу, восстание  внутри села должны произойти одновременно. Решено было, что сигналом к началу атаки должны быть три удара в церковный колокол.  Дело оставалось за не многим, нужно было найти, кто сможет пробраться в село сквозь посты колчаковцев незамеченным, а затем в церковь? Рядом с церковью, в поповском доме были каратели.
Командованием сводного отряда партизан было решено поручить эту задачу местным партизанам - стуковчанам, как самым молодым и надёжным, Саше Татарникову и мне - Алексею Фролову. Кроме того, мы знали все ходы и выходы в церкви.  Мне тогда ещё не было и семнадцати лет, а Саша Татарников был на год старше меня.
Николай Николаевич Голованов, провожая нас на это задание, обнял и поцеловал, и сказал, что от того как мы справимся с поставленной задачей, во многом зависит исход всей операции.
Я и Саша продумали план своих действий. Мы отправились к речке Барнаулке, день был жаркий, и мы искупались. Чтобы местные кулаки нас не узнали, пришлось маскироваться.  Мы запачкались грязью, нахлобучили на глаза картузы, поменяли свою обычную одежду и вооружились удочками. У меня был котелок с мелкими рыбёшками, Саша нёс на кукане нескольких окуньков. Одним словом, мы имели вид деревенских ребят-рыболовов, шедших с Барнаулки. Мы даже не задумывались, что нас могут поймать и расстрелять, поэтому мы действовали смело и решительно. Все наши действия и мысли были направлены только на выполнение поставленной задачи.
 Мы дошли до церкви, рядом с ней находилась сторожка, в которой жил Никола-звонарь. У него, у звонаря обычно хранились ключи от колокольни. Никола очень любил нюхать табак и слушать небылицы, поэтому мы заранее договорились, что Саша будет угощать сторожа нюхательным табаком, который прихватили с собой, и рассказывать ему сногсшибательные небылицы, а я тем временем должен буду завладеть ключами, пробраться в колокольню и сделать три удара в колокол.
 К нашему счастью двери ограды церкви и в колокольню были не запертыми. Я лишь только успел войти на паперть церкви, как послышались чьи-то шаги. Не раздумывая, я прошмыгнул на лестницу, ведущую на колокольню.   По паперти прошёл церковный староста, выйдя из церкви, он запер входную дверь снаружи на замок. Я поднялся на колокольню, привязал верёвку к решётке, чтобы можно было по ней быстро спуститься на землю и скрыться. Подойдя к самому большому колоколу, я со всей силы три  раза ударил в него: «Бум! Бум! Бум!», не раздумывая, перелез через решётку колокольни и по верёвке спустился вниз,  на землю. Из поповского дома колчаковцы открыли ружейный огонь. Саша был ранен в руку, но мы успели добежать до укрытия. Партизаны со всех сторон и местные жители пошли в атаку с криками: «Ура!». Белогвардейцы начали отступать к центру села, где их встречали стуковчане с вилами, топорами и лопатами. В этом бою отряд колчаковцев был полностью разгромлен.
После боя командир наградил меня и Татарникова  боевым оружием  – наганами. С этим оружием мы воевали до полного разгрома колчаковской армии.
После разгрома карательного отряда в Стуково был создан революционный комитет, который организовал оборону села. Кузнецы  ковали в кузнецах пики, шашки и другое оружие. Для большей оперативности село было разбито  на несколько участков – звеньев, во главе которых стояли назначенные ревкомом командиры: Федот Дроздов, Тимофей Букреев, Прохор Татьянкин, Сергей Морозов, Сергей Красиков, Григорий Башкловкин, Николай Савин, Евдоким Мастерских, Тихон Рыжанков и другие.
В конце июля 1919 года колчаковское командование бросило на село Стуково большой, вооружённый до зубов карательный отряд под командованием Окунева. Каратели имели не меньше десятка станковых пулемётов, и по численности превосходили партизан в десятки раз.
Партизаны, большинство которых были вооружены самодельным оружием, держали оборону села Стуково, сдерживали натиск колчаковских войск более шести часов.  Силы были явно неравными, партизанам пришлось оставить село и отступить в лес.  Храбро сражались в этом бою  Сергей Савин, Иван Алхимов, Павел Белянкин, Никифор Дерягин, Сергей Морозов, Евдоким Мастерских, Сергей Зимарёв и многие другие. В этом бою геройски погибли товарищи: Григорий Варнаков, Никифор Хижин, Иосиф Дианов, Иван Ретюнских, Фёдор Князев, Иван Татарников  и другие.
Большенство  стуковского населения ушло в соседние сёла: Сараи, Черёмное и дальше в степь. В Стуково озверевшие каратели сожгли дома партизан, восставших крестьян, а имущество их разграбили. Всего каратели сожгли около половины села, около 400 домов.
Прошло много лет с тех пор, как горело село Стуково, картина пожара и кровавая расправа над жителями жива в моей памяти, как будто всё это проходило вчера.
По указанию кулаков каратели поджигали только дома партизан и восставших крестьян, а дома самих кулаков каратели тщательно охраняли. И так как день был жаркий и безветренный, то горели только те дома, которые были подожжены.
Горевшие дома были разорены по всему селу, состоявшему почти из одной улицы на протяжении 8 километров. И было такое впечатление, что горело всё село.
Оставшиеся в селе крестьяне были охвачены паникой. На улице стоял многоголосый плач женщин и детей, рёв домашних животных. Возле горевших домов метались люди, пытавшиеся из огня вынести имущество. Кто бродил по селу в растерянности, не зная за что взяться.
Каратели подъезжали на кулацких подводах к горевшим домам и забирали оставшиеся вещи, последнее добро погорельцев. А дома эвакуированных крестьян были сначала ограблены, а потом сожжены.
Из окон горящей избы Якимовой (жены восставшего крестьянина) летели на улицу вещи. Девочка лет пятнадцати собирала в кучу, а мальчик, лет одиннадцати, относил в огород, чтобы спасти вещи от огня. Вот подъехала к горящему дому Якимовых подвода, двое карателей стали складывать узлы с вещами на телегу. Якимова, увидев это, бросилась к лежащим на земле вещам. Один из карателей ударил женщину по голове прикладом винтовки. Женщина упала на землю без сознания. Каратели, собрав лежащие вещи, поехали к следующей горящей избе.
Крестьяне, кто на лошадях, кто пешком с узлами за спиной двигались по дороге в сторону села Сараи. Раздался возглас: «Каратели!». «Каратели!» - Передалось по цепочке колонны беженцев. Все тревожно оглянулись назад. Отряд карателей обогнал медленно двигавшийся мирный обоз, подскочив к мосту, перегородил путь. Каратели кинулись к обозу, начали шариться в повозках, вещах – искать оружие, доказательства причастности к партизанам и самих партизан.  Оружия не нашли, а партизан - тем более. Каратели, по подсказке кулаков, начали пороть плетьми родственников партизан и восставших крестьян. Двое карателей подъехали к повозке пожилого крестьянина Михаила Белогорохова и потребовали, чтобы он выпряг обеих лошадей. Белогорохов отказался выпрягать, тогда каратели стали бить его плётками. Били до тех пор, пока он не упал, обливаясь кровью.  Один из колчаковцев вытащил шашку и хотел зарубить старика, но второй удержал его словами: «Пусть это рыжий отдохнёт, отлежится, а потом  сам выпряжет нам своих лошадей!». Через несколько минут Белогорохов пришёл в себя, хотел что-то злое сказать карателям, но увидев жену, со страхом прижимавшую к себе двух плачущих детей, опустил голову, собравшись с силами, поднялся на ноги, схватившись руками за оглоблю телеги, молча, стал выпрягать лошадей.   
Другие каратели стащили с повозки семидесятилетнего Платона Тяпкина, за то, что он не отдавал им лежащий в телеге овёс,  били до тех пор, пока он не упал без сознания, а потом, в конце концов, зарубили.   
Сердце крестьянина Гулюшкина при виде этого зверства не выдержало, он поднялся на повозку и крикнул: «Товарищи! Берите в руки всё, что попало и бейте гадов-карателей!»
Каратели подскочили к герою и стали рубить его шашками.
Последние слова Гулюшкина были: «Скоро вам, гадам, придёт конец!».
Озверевшие каратели начали стрелять в него из нагана. Так умер безызвестный герой.
Трудно рассказать словами, что вынесли в этот день крестьяне села Стукова, сколько человек было убито, сколько изнасиловано женщин.
К вечеру, натешившись вдоволь, колчаковцы покинули село. Ограбленные и измученные крестьяне стали понемногу  возвращаться к своим родным пепелищам.  Блеяли и жались друг к другу бездомные овцы, ревели недоенные коровы. Над деревней торчали обнажённые трубы русских печей. Валялись неубранные трупы сельчан, замученных карателями.
Первое время крестьяне не знали, что им делать, за что браться сначала. В некоторых, оставшихся домах, жило по несколько семей, жилища устраивали в оставшихся сараях, навесах, землянках, погребах.
Сельские кулаки не уходили из села, не боялись мести пострадавших, надеясь, что колчаковцы не дадут их в обиду.

На истории села Стуково мы видим: насколько жестокой была классовая борьба среди крестьянства, на селе в период Гражданской войны. Хотя  Стуковское  восстание было жестоко подавлено  колчаковцами, само село предано огню, но оно сыграло огромную роль в деле расширения народной борьбы за Советскую власть. Оставшиеся  в живых участники восстания ушли в партизанский отряд Мамонтова.
Несколько человек, в том числе  я и Саша Татарников, были оставлены в подполье для осуществления связи между Барнаульской  подпольной большевистской организацией и партизанскими отрядами Мамонтова и Громова.
Передача сведений в отряд Громова отправлялась через Павловск, Камень. За этот участок связи отвечал Карп Михайлович Давыдов.  За связь через Панфилово, Шилово, Зимино на Волчиху с отрядом  Мамонтова отвечал я. Партизанские сведения отправлялись в обратном порядке.
Подпольную группу в селе Стуково возглавляли Карп Михайлович Давыдов и Яков Фомин.
В начале августа 1919 года стуковские подпольщики получили от Барнаульской организации большевиков сообщение о том, что колчаковское командование направляет большие силы карателей на разгром партизанских отрядов, расположенных в сёлах Шилово, Зимино, что первый отряд колчаковцев уже выслан в село Панфилово.
Перед нами встала задача:  разведать, какие части колчаковцев находятся в Панфилово, сколько их и когда будет наступление. Карп Михайлович Давыдов поручил эту разведку мне и Саше Татарникову. На нас возложили большую ответственность, и мы это хорошо понимали. Мы должны были не только узнать, какие колчаковские части находятся в Панфилово, но и когда будут наступать на Шилово и Зимино, а также своевременно донести эти сведения командованию шиловских партизан.
В Панфилово мы должны были разыскать члена подпольной организации Дорохова и через него получить нужные сведения. Однако дело осложнялось тем, что мы не знали - где живёт Дорохов. На наше счастье оказалось, что в Панфилово живёт Сашина тётка. На неё была вся надежда: она-то уж должна была знать Дорохова и дом, где он живёт. Чтобы успешно выполнить боевое задание мы решили пойти в разведку втроём. Третьим был 65-летний стуковский бедняк - Прокопий Мальцев, активный участник крестьянского восстания. На его долю выпало изображать нищего полуслепого старика. Саша превратился в мальчика – поводыря, он, хотя был и старше меня, но из-за маленького роста
казался совсем ребёнком. В коротких рваных штанишках и отцовском затасканном картузе, он ничем не отличался от других мальчуганов-поводырей, которых можно было встретить на просёлочных дорогах в то время. На мою долю выпало изображать парня, искавшего лошадей.
Такое решение было принято для того чтобы надёжней было доставить сведения  в Шилово. В Панфилово мы пришли поздно вечером и, как было условлено, заглянули к тёте Саши Татарникова, изба которой стояла на краю села. Она сказала нам, что в село прибыл большой карательный отряд и что завтра будут мобилизовывать население для восстановления железнодорожного полотна, разрушенного партизанами. От неё мы узнали адрес Дорохова.
Переночевав, утром, чуть свет, мы стали собираться в путь. Так как я здесь часто бывал и меня знали многие, мы решили, что я буду скрываться в условленном месте в лесу и ждать, а Саша с Мальцевым пошли к Дорохову.
Не один кусок хлеба уже находился в суме Мальцева, когда Саше, наконец, удалось встретиться с Дороховым. Дорохов располагал необходимыми сведениями, за исключением одного: он не знал, когда начнётся наступление колчаковцев на Шилово.
Решили, что Саша с Мальцевым пойдут в церковь. В переполненной церкви были не только местные жители, но и колчаковские солдаты и офицеры. Саше и Мальцеву удалось пробрать в гущу колчаковцев. Разведчики ловили каждое слово. Наконец, Саша услышал позади слова: Ну, Владимир Петрович, завтра наступаем?
-Да! – ответил кто-то, - Есть  такая команда.
- Давайте попрощаемся, говорит первый, - а то, может, больше не увидимся.
- Ну что вы, это же наступление под прикрытием бронепоезда.
    Саша теперь твёрдо знал, что наступление начнётся завтра. Нужно было, как можно скорее и незаметнее, чтобы не вызвать никакого подозрения, выбраться из церкви. Встретившись с Дороховым, разведчики  услышали от него первые слова: «Наступать на Шилово будут завтра! Операции пехоты прикрывают бронепоезда».  Полученные сведения Татарниковым подтвердились   Дороховым.
В условленное место  ко мне Татарников и Мальцев принесли не только сведения о наступлении, но и хлеб, который был, как никогда, кстати, так как мы очень к этому времени проголодались. Почти сутки я ничего не ел. Подкрепившись хлебом, мы двинулись в сторону Шилово. Саша с Мальцевым пошли к железной дороге, а я пошёл другой дорогой вдоль южной стороны бора.
  Так как железная дорога охранялась колчаковцами, то Татарников и Мальцев были скоро задержаны и сопровождены обратно в Панфилово, где их посадили в каталажку. В каталажке их продержали двое суток, за неимением улик о принадлежности к Шиловским партизанам, Татарников и Мальцев  были отпущены на свободу.   
Со мной произошло тоже приключение. Прошёл я лесом 12-15 километров, когда вышел на дорогу Черёмное – Шилово, из леса выехали три всадника, одетые в крестьянские платья. Преградив мне путь, они спросили куда я и зачем иду?  Я им ответил, что ищу своих лошадей. Один из всадников, соскочив с лошади, стал обыскивать меня, а потом скомандовал мне, чтобы я шёл вместе с ними. Сопротивляться было бесполезно. Я снова оказался в лесу, откуда я вышел. Двое всадников, переговорив о чём-то,  ускакали, оставив меня под охраной третьего. Я прилег под куст, сделал вид, что заснул. Охранявший меня всадник спрыгнул с лошади и присел на пенёк. Под его платьем я увидел китель с блестящими пуговицами и наган. Я сразу понял, что это белый разведчик. Выбрав момент, когда сумерки стали сгущаться, я кинулся бежать в кусты и дальше в лес. Разведчик с криком «Стой!» начал стрелять из нагана мне вдогонку.
Под прикрытием темноты мне удалось скрыться, я спрятался в густом кустарнике. Сколько мне пришлось сидеть – я не знаю, только вдруг я услышал приближающуюся брань и увидел свет ручного фонаря. Я замер. Хорошо, что кусты, в которых я сидел,  были очень густыми, и колчаковцы прошли, не заметив меня. Свет исчез, уже издали я услышал голос одного из преследователей: «Ускользнул, сволочь! Ну и чёрт с ним. Это не то, что нам надо было». Сомнений у меня больше не было, что это белая разведка. Через несколько минут я услышал топот лошадиных копыт, удаляющихся в сторону села Панфилово. Я вылез из кустов и осторожно стал пробираться из леса на степную дорогу. Уже ни на минуту не покидала меня мысль о том, что я сегодня ночью должен быть в селе Шилово. Я быстро дошагал до села Шилово. На окраине села меня остановила сторожевая охрана. Начальник охраны допросил меня – откуда я и куда следую? Я объяснил, что живу в батраках у Фёдора Некрасова, Шиловского гражданина и что ищу лошадей. Он как будто не поверил мне, и меня задержали. В помещении охраны было душно. Люди молчали и подозрительно смотрели в мою сторону. Было уже около двух часов ночи. Я думал: «Уж не попал ли я опять в руки белых? Может быть, я уже опоздал, и село уже захватили колчаковцы».  Стал уже раздумывать о том, как выкрутиться из сложившейся ситуации.  В это время дверь отворилась и мне крикнули: «Задержанный! Выходи!»  Я вышел. Меня повели в штаб под конвоем двух конных и одного пешего. Штаб оказался неподалеку.  Я не успел закончить свои размышления о новом побеге, как мы остановились. Конные привязали лошадей и провели меня в дом. И какова же была моя радость, когда я увидел за столом при свете керосиновой лампы Гаврилу Семёновича Ивкина из села Зимино! С ним я встречался у Карпа Михайловича Давыдова в 1918 году по подпольной работе. Теперь Ивкин был уполномоченным Главного штаба зиминских партизан.
Я бросился к Гавриле Семёновичу и рассказал ему, зачем я здесь. Он выслушал меня внимательно, потом крепко обнял и, поцеловав, сказал: «Спасибо, друг!».
Оборона села Шилово была своевременно организована. Партизанские отряды успели подтянуться к селу, железнодорожные пути на протяжении 5-6 километров в сторону Панфилово были разобраны. Продвижение бронепоездов стало невозможным. Наступавшие части колчаковцев  на Шилово были разгромлены партизанами и несли большие потери. Партизаны завладели большим количеством оружия. Через два дня со сведениями о разгроме белых я был в Стуково.  Здесь меня ждали Саша Татарников и Мальцев, которые только что пришли из Панфилова. Нас встретил Карп Михайлович Давыдов. Мы ему рассказали все подробности. Он внимательно выслушал нас и тут же Саше Татарникову поручил доставить сведения о разгроме колчаковских частей в районе села Шилова Барнаульским подпольщикам-большевикам.