Леший

  Лес бесшумно поглотил звуки уходящего поезда, когда за сараем послышались осторожные шаги. Три тёмные фигуры медленно пробирались сквозь сугробы, пытаясь скрыться от предательской луны под редкими ветвями яблонь. Бесформенные,  длинные тени ползли по снегу впереди фигур. Услышав шорохи, выскочила собака, загремела цепью, но, учуяв запахи, спряталась в будку. Обогнув сарай, тени поравнялись с хлевом и остановились возле большой тёмной двери. 

***

  Чуть рассвело, Агафьевна вышла с подойником из дома и прохрустела быстрыми шагами через двор к хлеву. Открыв большую чёрную дверь, она исчезла в темноте, и через несколько мгновений послышался её пронзительный крик.

***

  Собралась почти вся деревня. Не пугал даже сильный мороз. Все, перешёптываясь, ждали у хлева участкового. Пахло навозом, ветер разносил по двору остатки сена. Вызвать вызвали, но не были уверены, стоило ли. Из своего горького опыта знали, что вызывать участкового по мелочам не стоит. В прошлый раз, когда за одну ночь исчезли четыре стога сена, да подчистую, как будто слизали, и все рассказывали о ярких огнях в небе и трёхметровых тенях, участковый рассвирепел. Долго ругался, обещал всех посадить, а деревню закрыть. Но местные знали, что всё это нервы - таких деревень у него десятки, идёт война, лесные бандиты взрывают составы, по хатам прячут дезертиров, постоянно слышны перестрелки. А мужик он хороший, справедливый! И выпьет иногда за компанию, и сводку расскажет. Как зовут его, никто не знал, да и не интересовались. Участковый, и всё тут – всем всё ясно.
  Участковый эту деревню не любил особенно. Говорили, деревня эта появилась от одной бабки: не то колдуньи, не то ведьмы. И уже несколько поколений приросли к этому месту, приводят сюда жён, мужей, рожают детей и из деревни не уезжают. Держит их, говорят, неведомая сила. И происходит здесь постоянно что-то несуразное, нелогичное. И настроены все мистически, за каждым кустом им чудятся оборотни, в каждой туче – летающая посудина. Старик Филипп так однажды и заявил: “Видел своими глазами! Махина на треть неба и вся в огнях. Пока мы с фашистами воюем, нас эти с неба изучают. Не ровен час – начнут воровать наши жизни, по одной”.
  Но приказ дан: “реагировать на каждое событие, потому что за каждым, даже незначительным событием, может скрываться враг”. Вот участковый и мчится на каждый зов, заранее ругаясь и готовясь к мистическим бредням деревенских. Не трудно было догадаться, что причина кроется в таинственной бабке, зародившей деревню, и в местном убойном самогоне, который дед Фошка гонит в своём сарае. Хотя, порой, выпив с дедом Фошкой стакан-другой, он сам начинал верить, что место это проклятое, и какие-то потусторонние силы обнаглели, надеясь, что война всё собой прикроет.
  Каждое утро он просыпался, обливался холодной водой, обязательно брился и напоминал себе, что живёт, чтобы выследить, поймать и уничтожить каждую тварь, паразитирующую на вверенном ему участке. Такой режим помогал собраться с силами,усмирить мысли и воспоминания, ночами сводящие с ума.
  Первым дело, участковый осмотрел хлев, закрыл, открыл дверь, подёргал за ручку.
- Почему хлев не запирали?
  Старик – хозяин коровы пожал плечами и развёл руками.
- Так, это, замок сломался, вешали для вида. Авось, не полезет никто. И корова-то, корова – кожа, кости и вымя. Кто позарился?
- Ненавижу ваш мужицкий авось! Живёте, как тараканы в тарелке супа: авось не утонем, авось не съедят.
  Старик ничего не ответил. Лишь тяжело вздохнул.
  Это уже не первый случай воровства в деревне и каждый раз больше мистики, нежели логики. Ни улик, ни версий, от которых не было бы стыдно перед самим собой. Мистические кражи начинали ему надоедать, за всем этим должен кто-то стоять. Коровы сами бесследно не исчезают.
- Там за сараем следы, - закричал девичий голос, как ответ на его мысли, - и коровьи, и человечьи.
  Разогнав зевак по домам, участковый пошёл по следам. Идти пришлось через лес в обход болота. Видимо, воры хорошо знали местность. Ступать пытались след в след. Корова, замыкала процессию и, животом цепляя снег, заметала следы. Через минут сорок, петляя между кустов, показалось полотно железной дороги. Перейдя через рельсы, участковый замер. Впереди, метров десять по другую сторону, снег был сильно примят в виде большого ровного круга метров пять в диаметре.  Он прошёл в круг, аккуратно ступая по следам. Следы заканчивались ровно в центре, ни следов вперёд, ни назад. Он раскопал в разных местах примятый снег – ничего. Хорошо, что никто из деревенских этого не видел, так бы уже создали культ летающей круглой посудины и ходили бы приносить в круг жертву в виде рассказов очевидцев.
  Участковый вышел обратно к железной дороге. “Не уйду отсюда, пока не пойму, что здесь произошло”. Ещё минут двадцать он ходил вдоль полотна, заходил в круг, затем пробрался дальше к кустам и исчез в болотных зарослях.

***

  На следующее утро первым делом он направился расспросить хозяев похищенной коровы и хозяйскую дочку - Алёнку. Эта рыжеволосая бестия ему нравилась! А кому она не нравилась? Все мужики сходили по ней с ума, и даже сам старшина районной милиции, Николай Филипенко – седой и дважды контуженный - и то туда же. По ошибке как-то заехав в деревню, стал наведываться сюда по самым бредовым поводам.
  Именно по этой причине старшина уже рано с утра сидел в избе, пил чай, а Агафьевна, взмахивая руками, плакалась о корове. Старшина кивал и поддакивал. Голос у него был хриплый от любви к громкому и повсеместному командованию, и он, как мог, стараясь усмирить командный тон.
- Ну что же ты брата нашего позоришь? – Только завидев участкового, закричал старшина. – У людей, можно сказать, последнюю надежду украли.
- Так я… - участкового застали врасплох, и он растерялся.
- Молчать! – Захрипел старшина, перепугав хозяев. – Оправдываться будешь, когда я тебя под трибунал отдам за неисполнение приказов и содействие врагу. Чтобы через три дня корова была найдена, а виновные сданы мне, лично! Развёл здесь бардак. Три дня, участковый! Понял? Всё, свободен!
  Участковый вышел, так и не успев войти.
  Весь день он ходил мрачный, расспрашивал местных, слушал, думал, делал выводы. А вывод напрашивался один: почти все здесь сдвинуты умом – слепо верят, что всё происходящее - дело рук и копыт нечистой силы. И война – тоже её копыт дело. Но участковый знал, что на самом деле всё не так, как выглядит, а некоторые из местных - ни те, за кого себя выдают.
Когда старшина уехал, участковый снова пришёл к Агафьевной и расспросил стариков и Алёнку. Алёнка краснела, а на вопрос, слышала ли она о бандитах в округе, залилась краской. “Бандиты? Слыхала. Но не видала.” – ответила она и, больше не сказав ни слова, ушла.
  Участковый направился к старику Филиппу. Хитрый старикашка. Глаза добрые, спина всегда покорно сгорблена, а самогон свой готов продавать утром немцам, вечером русским. И тем, и этим готов быть большим другом. Были у участкового подозрения, что кто-то, кто приходит и ворует ночью, днём спокойно разгуливает по деревне, выпивает с Филиппом, и, вероятно, болтает лишнего. А если воруют не местные, то Филипп не только хитёр, но и вездесущ, должен что-то знать.

***

  Темнело необычно. Солнце ещё не зашло, но свинцовые тучи уже скрыли закат, и лишь на востоке, в просветах, серую дымку пронзали яркие лучи. Вот уже семь часов участковый был у Филиппа.
  Заскрипела покосившаяся дверь, он вышел на улицу. Голова болела,  глаза чесались и слезились. Местный самогон приятный, но ядрёный – после трёх стаканов не помнишь ни черта, а начинаешь соображать, становится тоскливо.  Тоскливо, от того, что снова напился, хотя и обещал себе больше ни капли. Тоскливо, что война забрала всех близких: жену, детей, родителей, сестёр. И он, будучи участковым, да хоть самим генералом или господом богом, был бы бессилен что-либо сделать. Тоскливо, что хочется отомстить, разорвать на кусочки, но некого. Он остановился у дороги и оглянулся. Не то утро, не то вечер - не понятно.
  С Филиппом выпили, но что-либо узнать так и не удалось. Хитёр старик. Однако обмолвился, что непременно стоит расспросить батюшку.
  Церкви в деревни не было, молился батюшка тихонько в своей маленькой избёнке, мужик был трезвый и нетрусливый. Все его уважали, а те, кто верил в чертовщину, побаивались.
Участковый прошёл по тропинке вдоль ограды, напрямик через замёрзший пруд, подошёл к дверям батюшкиного дома и заглянул внутрь. Повеяло запахом воска, тишиной и спокойствием.
- Проходите, не стойте в дверях, - сказал батюшка, не прекращая креститься.
Участковый сразу перешёл к делу и коротко изложил свои мысли. На что батюшка ответил странным образом.
- Все мы смертны. Только каждый идёт к смерти своей дорогой. Кто в лес, кто по дрова.  Кто в ад, кто в рай. Мистика? Бесы, говорите? Вы же советский человек! Милиционер. На деревне вам ещё не то расскажут, и сразу же свидетели найдутся, что видели и беса, и марсианина. Война и самогон людей с ума свели. Кражи - дело рук лесных братьев. Больше некому. Местные лесные братья без идеи – бандиты. В Черности, в болоте уже около года живёт бандит из местных – Леший прозвище. Банда у него человека три - четыре. Все они или участвовали в карательных фашистских экспедициях, или дезертиры. Терять им нечего, жить хочется, вот и наглеют. А Леший сам родом отсюда – Андрей его имя, до войны у болота жил за прудами, наводил здесь шороху - вам его никто не выдаст - боятся.
- А Вы, батюшка, значит, не боитесь? Что же вы раньше молчали? Может, из-за нелюбви к советской власти и своего полуподпольного положения? - Участковый с иронией оглядел комнатушку, ловко приспособленную для молитв, крещения детей и отпевания покойников.
  Батюшка отложил книгу в сторону. Лицо его напряглось, взгляд сделался суровым.
- Я человек маленький, до советской власти мне дела нет, я во власти божьей. – Он поднял палец вверх. -  И осуждать ни власть, ни бандитов морального права не имею. А война имеет. Вот она и показала, кто есть кто.
- Ладно, не враги мы, и делить нам нечего. – Немного подумав, сказал участковый и без спроса присел на табурет. – Человек вы умный и, похоже, единственный в этой деревне в здравом уме. Не верю я во все эти бредни про нечистую силу и, уверен, кто-то из деревенских снабжает воров информацией. Ведь знали же, куда и зачем идти, когда в обход болота прямиком направились к Агафьевной. Понять бы, кто.
  Участковый рассказал, как, идя по следам, он о многом начал догадываться. Одно ясно, инопланетяне, тени, оборотни и прочая чертовщина выдумана кем-то специально, чтобы прикрывать свои действия. Мистификация. Следы коровы заканчивались сразу за железной дорогой, ни крови, ни каких-либо других следов, лишь большой круг примятого снега.  Но, двое следов уходили вдоль рельс, а метров двести в сторону, где снег за елями не был таким глубоким, следов стало больше. Правда, все человеческие.  Предполагать, что воры унесли корову на себе сначала по рельсам, а затем по болоту – не реально. А болото проходимое – проверил, следы ведут к озеру, а значит, это вполне может быть банда Лешего. Круг вытоптан ногами, сделать это не трудно. Остаётся корова. Решение нашлось в сарае деда Филиппа: обувь для скотины, сделанная из больших валенок. Дед Филипп в холодные зимы обувал такие приспособления лошадям и коровам. С  этой деталью всё сразу склеилось воедино. Обули и увели. Хитрые, гады! И Умные! Нужно брать их, пока не поздно.
Оставалось лишь решить, вызывать старшину или сделать всё самому. Вызовешь – могут своим балаганом спугнуть бандитов. Не вызовешь – расстреляют.

***

  Всё было готово. Оружие проверено, местное население проинструктировано. Прибежал сержант с бумагами. Сел рядом с участковым.
- Вот, есть бумаги на вашего Лесовика, –  он помахал в воздухе мокрыми от снега листами и протянул их участковому.
  Оказалось, что полгода назад при вывозе арестованных и конфискованного  оружия, Леший напал на милицейский конвой, убил троих. Ему удалось бежать, захватив с собой двоих арестованных дезертиров и два пулемёта. Кто-то из свидетелей его узнал. Был рейд в деревню, прочесали ближайшие леса – ничего. Значит, как батюшка и говорил, их, как минимум, трое.
  Участковый посмотрел на молоденького солдата и сержанта, прибывших в виде подкрепления со старшиной, поднял ворот и засунул руки в карманы.
- Вечер предстоит горячий.
- Авось, поймаем! – отреагировал сержант.
- Никаких, авось! – Закричал старшина. - Военные! Вы так и войну собираетесь выйграть, на авось? Проверить ещё раз телегу и оружие!
  Участковому было смешно смотреть на этот цирк. Но весь этот военный парад была лишь формальность. Он готов был голыми руками удавить каждого, кто встретиться ему из этой банды без какой-либо помощи. Начальство здесь имело свою заинтересованность в лице рыжеволосой красавицы. Видно было, что старшина, хоть и повидал виды, а нервничает. Потому что прекрасно понимает: брать бандитов в лесу, где они, как у себя дома, с силами, равными двум с половиной милиционерам и одного солдатика, который даже не понимает, что происходит, - это чистой воды безумие. Надеяться можно было только на чудо. Участковый же надеялся на свою звериную жажду мести.

***

  Снег валил всё сильнее и сильнее. Видимость была не более ста метров. Старшина поднял руку  и остановился. Деревья зашевелились, почуяв опасность. За деревьями на секунду показалась тень, но этого было достаточно, чтобы заметить её невероятно большие размеры, словно гигантская змея перепрыгнула с дерева на дерево. И одновременно сбоку сквозь деревья замелькала девичья фигурка.
- Беги, Андрюша, милый, - зазвенело над болотом, и участковый узнал Алёнкин голос.
  Послышались выстрелы. Алёнка исчезла за пеленой снега. Старшина схватился за руку.
 – Ах, ты, сучёнок! – завопил он, зверея от боли, и выпустил очередь в деревья и сугроб.
  В ответ прострекотал пулемёт, кусками срывая кору с деревьев. Старшина с подкреплением попадали за кочки, вжимаясь в снег. Участковый, не дожидаясь следующей очереди, вскочил, на бегу одну за другой кинул несколько лимонок и пустил вдогонку несколько очередей. Не останавливаясь, на ходу доставая нож, перепрыгнул через сугроб.
  Четыре тела были разбросаны по снегу. Самый здоровый из них, по описанию, и должен был быть Лешим. Он так и застыл на коленях, окунув голову в окровавленный снег. 
  В считанные секунды завершилось, то, что казалось невероятным и неподвластным человеку. Мокрый снег залеплял глаза, небо казалось огромным роем былых пчёл.      
  Участковый повесил автомат на плечо и присел у тела Алёнки. Её губы улыбались, ресницы покрылись снежинками, и только отрытые глаза говорили об ужасе, который всё ещё продолжал жить в её неживом теле. Рядом стоял перепуганный старшина, с виноватым видом держался за раненную руку и старался не смотреть вниз.
- Авось ещё повоюем, а, участковый? – сказал он непривычно тихо.
- Отставить, авось, товарищ старшина. Прав был Филипп, пока мы с фашистами воюем, эти инопланетяне похищают наши жизни. По одной.
  Солдат подогнал воз, лошадь недовольно фыркала и отмахивалась хвостом. Следы и красные пятна на снегу превращались в белое липкое месиво. Тела погрузили на телегу и теперь, как говорил батюшка, кто в ад, кто в рай.