2-06. Бабушка

 Посещение больницы повергло меня в глубокое отчаянье: я нашла свою бабушку   в коридоре (в палатах не было мест),  где она уже много дней находилась с высокой температурой. Маленькая и осунувшаяся, она испытывала сильные боли в животе:  врачи,  много лет лечившие ее от холецистита, никак не могли вывести ее из этого состояния.  Мы уже перестали надеяться на выздоровление. Те жуткие  дни остались в моей памяти, как самые  тяжелые  в жизни. Помочь могло только чудо.

Чудо все-таки произошло:  какой-то заезжий врач из другой больницы,  мимоходом осмотрев бабушку, заподозрил неправильный диагноз – ему не понравилась работа почек. По его распоряжению бабушку тут же перевезли на скорой помощи в другую больницу. Вот на таких счастливых случайностях, а вовсе не на рутинной  работе врачей, держится наше здоровье и вся жизнь. А еще она держится на милости Божьей. Не будь этот заезжий врач не просто опытным, но еще и занимающим в медицинских кругах руководящее  положение, не было бы тогда этого своевременного перевода, – кому хочется ронять собственный престиж и принимать хлопотные решения? Нам повезло – еще один раз после той невероятного шанса выжить, выпавшего  моей бабушке в 1943 году на тающей и уходящей под воду ладожской дороге Жизни.

 Больница была новая и комфортабельная,  но родных туда пускали лишь дважды в неделю, несмотря на то, что  бабушка была очень слаба и  не могла сама передвигаться. Ее срочно готовили к операции. Потом ее прооперировали, но заметного улучшения не произошло: температура держалась высокой, а состояние плохим. Грозило удаление почки,  что было очень опасно при ее  состоянии и в  ее возрасте.

Мама находилась на последнем пределе, срывая на мне свое  отчаянье:  уже второй месяц бабушка жила в больнице! Мне было не легче – моя жизнь стала походить на медленное продвижение по беспросветному и бесконечному коридору, из которого имелся  только один выход, согласиться с которым мне было совершенно невозможно.

В декабре температура вновь начала зашкаливать – медлить с операцией больше было нельзя. В наше время медики вряд ли бы взялись делать операцию в подобном случае даже за деньги. Тогда ее сделали бесплатно. В те годы еще были врачи, которые не боялись брать на себя ответственность. Еще не было тогда проблем ни с необходимыми лекарствами в больнице, ни с перевязочным материалом, и даже в социальных клиниках тогда еще лечили не только молодых. Ангел-хранитель вот уже в который раз помог  нашей семье, вторая операция по удалению почки прошла успешно. Воспалительный процесс прекратился, температура, наконец, установилась нормальной. Теперь требовался только хороший уход и время. Бабушка еще долго оставалась в больнице – она была  очень слабой.  Новый Год, один из самых грустных в моей жизни,  мы встретили вдвоем  с мамой.

И все-таки, всему плохому рано или поздно наступает конец. В  январе нашу  бабушку отпустили  домой. Дело пошло на поправку. В наш дом стала понемногу возвращаться  нормальная жизнь.

Бабушка была и остается самым близким и родным мне человеком. Она заслуживает того, чтобы рассказать о ее жизни, прервав ненадолго мое повествование. Дело даже не в том, что она меня вырастила и воспитала, став моей второй, а может быть, даже и первой мамой. Ее судьба – одна из миллионов непохожих, но одинаково трудных судеб ее сверстниц, принадлежащих поколению, пережившему две тяжелых войны и научившемуся стойко выживать в любой ситуации, не жалуясь. Их судьбы сильно отличаются от судеб людей моего поколения, тех,  кто родился в другие времена и совсем не знает ни войны, ни страха политических преследований.  Когда мне кажется, что моя жизнь поступает со мной несправедливо, я всегда вспоминаю бабушку. Она, в отличие от меня, никогда и ни на что не жаловалась, ни на кого не надеялась и всем казалась веселой, озорной и независимой. Мне есть чему у нее поучиться.

Бабушка родилась в  уездном городе  Симбирске  на берегу Волги 27 декабря 1899г по старому стилю летоисчисления, став ровесницей XX века. Жили Хазовы в собственном  двухэтажном доме мирно и правильно, как и положено русским православным семьям. Мама - Дарья Николаевна, обученная грамоте и письму через домашнее образование, была домохозяйкой и растила детей. Их родилось четверо, но только моей бабушке удалось дожить до старости и оставить потомков. Ее старший брат умер  в возрасте 4-х лет - еще до рождения бабушки, среднего – Александра, едва успевшего закончить гимназию,  похоронили  в возрасте 17-и лет,  а третий - Иван вырос добрым и сильным. И все было бы хорошо, если бы  в 1935г его не репрессировали и не выслали в Оренбург, где он и погиб в неизвестности, Реабилитировали его  много позже – уже посмертно. Самым последним, поздно рожденным, но желанным ребенком (Дарья Николаевна мечтала о девочке!)  в семье Хазовых стала  моя бабушка -  атьяна Гавриловна.

Отец семейства - Гавриил Васильевич Хазов был уроженцем Симбирска и   возможно,  имел  дворянское  происхождение, во всяком случае, он происходил из богатой семьи.  Известно, что его старший брат наследовал от своих родителей 13 домов с землями в Симбирске.  Гавриил  Васильевич должен был получить свою долю от отца в форме капитала, но, как и его брат, своим наследством воспользоваться не смог: как  земли,  так  деньги его отца - Василия Хазова, были отобраны в пользу Советской власти. Брат Гавриила Васильевича бесследно исчез во время революции - моя бабушка его никогда не видела. В ее семье опасались говорить вслух о родителях Гавриила Васильевича и о его происхождении: подобные факты биографии  грозили им арестом и высылкой.

  Гавриил Васильевич имел военное и медицинское образование. Он 25 лет отслужил в Царской армии в качестве военного фельдшера  в госпитале Симбирска  при строительстве моста через Волгу - существующего ныне Ульяновского моста. После увольнения из армии, он был награжден за службу государственной  пенсией и получил право учить своих детей в дворянских учебных заведениях. Имевший к этому времени уже большую семью, Гавриил Васильевич содержал  ее за счет частной медицинской практики: по рассказам бабушки в их доме производился прием больных, в том числе, и крестьян, приезжавших из окрестных деревень. Гавриил Васильевич сам назначал и приготовлял лекарства: толок и смешивал порошки, готовил пилюли. Дарья Николаевна не работала, занимаясь детьми и хозяйством.

Брата Ивана, как отлично успевающего гимназиста,  после  окончания  обучения взяли в Юнкерское военное училище, из которого он в 1918 году вышел офицером и был командирован в армию Колчака. Этот факт впоследствии сыграл трагическую роль в его судьбе.  Прибыть по месту назначения Иван не успел, так как его  будущая часть была уже разгромлена Красной Армией. Единственный портретный снимок Ивана в форме офицера царской армии в  нашей семье тщательно прятался. Оберегаемый бабушкой, он пережил  две войны и блокаду и сохранился до наших дней. Фотография человека в белогвардейской форме представляла для семьи серьезную опасность, поскольку при советской власти любые не рабоче-крестьянские сословия подвергались  репрессиям.

Бабушка получила по тем временам неплохое женское  образование: она обучалась в Мариинской женской гимназии г.Симбирска, которой руководила Вера Васильевна  Кошкадамова. Позже эта гимназия стала известной благодаря тому,  что в ней тридцатью годами раньше учился известный бабушкин  земляк - Володя Ульянов. Помимо основных предметов,  включенных в обязательное гимназическое образование, там изучали языки - французский,  немецкий, греческий и латынь, обучали Закону Божию,  рукоделию, танцам и хорошим манерам. После гимназии бабушка поступила и около года проучилась на первом - общем - курсе филиала Казанского университета,  где, видимо, и познакомилась со своим первым мужем – Василием Савельевым.

После революции в Симбирске несколько раз сменялась власть, рушился привычный порядок жизни. Богатые и зажиточные владельцы усадеб изгонялись с насиженных мест, в городе начался голод и безработица. Бабушкина семья богатой не считалась: у них не было наемного труда, но жить только врачебной практикой,  разъезжая по деревням к больным, в те годы было уже сложно. Двухэтажный дом в Симбирске на улице 2-ой Курмышок, где родилась моя бабушка, пришлось  продать.

Семья переселилась в государственную квартиру на Всехсвятской улице.  С 1919 года Иван воевал уже в частях Красной  Армии,  где и познакомился со своей будущей  женой – Марией,  работавшей санитаркой при военном госпитале под Ленинградом.  Вскоре они поженились. В Симбирск на постоянное проживание Иван Васильевич больше не возвращался.

В Симбирске в это время перестали выделять средства на содержание преподавателей университета и на отопление учебного здания,  занятия  прекращались, а студентов распускали. Моя бабушка, устроилась на работу в книжное городское издательство.  В 1921 году она вступила  в церковный брак с уроженцем Ульяновска Василием Михайловичем Савельевым, студентом 3 курса филиала Казанского университета.  Церковь в Симбирске,  в которой она венчалась и  где крестили ее и ее родителей,  чуть позже была зверски разрушена на бабушкиных  глазах. С религией тогда активно боролись повсеместно, но особо рьяно - на родине идейного вождя и вдохновителя этой борьбы.

 Василий Михайлович Савельев – мой дед по матери, был  сыном  владельцев большого симбирского дома с садом - Михаила Степановича Савельева и его жены Евфросинии Васильевны. Вспоминая о своем  первом замужестве,  бабушка говорила, что за нее «отдали пять возов приданого», когда отправляли единственную дочь в богатый Савельевский  дом. 

Евфросиния Васильевна  Савельева,  мамина бабушка со стороны отца,  была среди моих предков, безусловно, фигурой колоритной. Моя мама похожа на  нее и своим трудолюбием,  и своей хозяйственностью,  и своим сварливым характером. Евфросиния Васильевна  была полновластной  хозяйкой одного  из лучших в Симбирске фруктовых садов, который, как и дом,  она содержала в образцовом порядке, обеспечивая своим трудом  достаток в семье. Она не только  умела организовывать  других, но практически все умела  делать своими руками и работала с удовольствием.  Еще больше она  любила «пилить» своих родных, придираясь к ним, где надо и не надо: «насмерть заедала своего мужа брюзжанием», - вспоминала бабушка, «точно, как моя дочка».

Василий Михайлович,  судя по его всему, тоже умел себя прокормить: сначала он организовал в городе предприятие по изготовлению и продаже мыла, потом пошел работать бухгалтером на одном из предприятий Симбирска. Очень скоро после женитьбы он  стал отцом моей мамы, в породу которого она, видимо, пошла. Белозубая, крепкого  славянского телосложения, светловолосая, с пухлыми красивыми губами и большими голубыми глазами, мама  мало похожа  на мою бабушку – миниатюрную, стройную красавицу с чуть вьющимися пепельными волосами и темно-карими глазами, -  подвижную и  легкую, всегда  имевшую очень прямую, горделивую осанку.

Савельев в семейной жизни оказался ненадежным, он  постоянно разъезжал по  Заволжью, ввязываясь  в  различные авантюры,  и не уделял должного внимания семье.  Бабушка его вольного поведения терпеть не стала, и как человек гордый и решительный,  оставив мужу все свое  приданое, в чем была, перебралась из богатого мужниного дома в маленькую квартирку своих родителей, несмотря на ожидание  ребенка. В 1927г бабушка окончательно оборвала свои отношения с Савельевым, не пожелав принимать от него никакой помощи на содержание дочери, и вскоре вышла за другого – по любви и согласию.

В семье второго мужа бабушке было не сладко – после просторного родительского дома она оказалась в квартире, где кроме отчима, жили еще две семьи его братьев, все с детьми. У нее даже не было своего угла, а маленькой маме попавшей к  чужим  людям  в качестве бесплатного приложения, очень не доставало  ласки и внимания. Бабушка днем работала, а по вечерам помогала семье шитьем и готовкой. Жизнь в Симбирске, позже переименованном в Ульяновск, была голодной и трудной, всем тогда не  хватало самого необходимого,  большой семье  прокормиться было проще.

После окончания Гражданской войны из армии вернулся бабушкин брат - Иван Гаврилович и окончательно поселился  со своей  женой Марией в Ленинграде, в большой коммунальной квартире по Апраксину переулку. В Ленинграде дядя Ваня устроился на работу главным механиком цеха Ленинградского завода «Пневматика».

Его жена - тетя Маша, была добрая, веселая и компанейская. Именно ей  каким-то образом удалось перетащить из голодного Ульяновска всю нашу семью - мою бабушку с мужем и дочерью и обоих бабушкиных родителей - в освободившуюся в их доме комнату. Великий переезд семьи Хазовых в Ленинград произошел 23 марта 1932 года,  когда моей маме  было  8 лет от роду.  С этого дня они стали жителями Ленинграда, а моя бабушка,  единственная из всей некогда большой семьи Хазовых, продолжила наш род уже  на  ленинградской  земле. В тот же год, от болезни сердца в возрасте 77 лет умерла Дарья Николаевна. Похоронили ее на Духовской аллее Смоленского кладбища, недалеко от Смоленской церкви. В 1935г дядя Ваня был арестован как бывший офицер Белой Армии Колчака и выслан вместе с женой и отцом на поселение в Оренбург. Там в Оренбурге в  1937  году Гавриил Васильевич скончался. Как и когда умер дядя Ваня, находящийся в заключении, мы так и не узнали. Реабилитировали его посмертно только после 1962 года, когда  тетя Маша, наконец, получила разрешение вновь поселиться в Ленинграде. Комната в Апраксине переулке, где она жила до войны с мужем, была уже занята другими людьми. На основании документа о реабилитации тете Маше в качестве великого одолжения дали крошечную комнату в коммуналке, недалеко от Литейного, где она и прожила одна до конца жизни,  больше не выходя замуж. Детей у них с Иваном не было.

Чем оказались виноваты все эти – честные, работящие и законопослушные люди, которых советская власть выкинула из своих родительских, построенных своими руками  крепких домов, держала их в вечном страхе ареста только потому, что они не были ни нищими, ни бездельниками? Эта власть все-таки наказала их за это, сослав из родных мест в неизвестность, предварительно обокрав и измучив, а потом, наконец, простила – уже посмертно, подарив разрешение прописаться на нескольких метрах коммунальной квартиры, чтобы там все начать с нуля.  Начинать с нуля нашей семье приходилось еще не раз.

Слышала ли я когда-нибудь жалобы со стороны этих людей? Нет. Все те, кого мне удалось застать живыми, и те, о  ком я знаю только по рассказам бабушки -  помнятся мне  веселыми и нисколько не озлобленными,  несмотря на все -  полными надежд на лучшее.  Это отличие того поколения от нынешнего, особенно четко понимаешь, когда слушаешь  бесконечные претензии к нынешней жизни моих современников, имеющих несоизмеримо больше того, что составляло счастье моих предков, и в отличие от них – ничего существенного не потерявших.

А потом началась война. Бабушкин муж - мамин отчим, с ее началом ушел на Ленинградский фронт и через два года пропал без вести. Последнее письмо от него бабушка получила в 1942 году. Кроме мамы, так и не успевшей из-за войны закончить десятый класс, у бабушки больше не было никого – на всем белом свете. 

В результате  войны бабушка и мама  не стали теми, кто сейчас попал в почетный список «Участников войны» и «Ветеранов тыла», дающий им право на получение льгот. Они попали в блокаду. Писать об этом мне трудно – не хочу всуе пересказывать то, что для меня слишком серьезно. Да и знаю я очень немногое. Ни мама, ни бабушка не любили говорить об этом ужасном для них испытании – слишком горьким оно было. Не мне судить их за то, что не рассказывали. Но я точно знаю: то, что они выжили, как и то, что я в итоге все-таки появилась на этот свет – несомненное чудо.

Местом эвакуации из блокадного города стал Ульяновск, где мама – совсем еще девчонка, устроилась военный завод, выпускающий патроны. Вскоре ее назначили бригадиром цеха. Рабочий день длился на заводе по 12 часов, работали практически без выходных, в две смены. Бабушка  постепенно восстановила силы после страшной дистрофии и вскоре уже сама устроилась на другой номерной завод Ульяновска, где шили парашюты. Это давало возможность иметь и отоваривать рабочие карточки.

После эвакуации мама вновь вернулась по вызову в Ленинград в мае 1944 года,  мобилизованная  на восстановительные работы: в городе необходимо было убирать мусор, расчищать завалы разрушенных зданий.  Все личное имущество моих родных женщин  помещалось в один чемодан. Наша маленькая комната в банковском здании дома в Апраксине переулке сохранилась, но мебель почти вся была сожжена, а в окне (огромном,  во всю стену) не  было ни одного стекла. Мама в течение целого года на свою студенческую стипендию покупала по одному стеклышку,  чтобы заменить им фанеру, которой было зашито окно. Бабушка  вернулась  в  Ленинград из Ульяновска в 1945 году и сразу же устроилась на работу в  троллейбусный  парк  на улице Решетникова.

Когда я родилась, моей бабушке не было еще и  пятидесяти. Она даже пенсионного стажа для себя не выработала. С ее внешностью и характером, она вполне могла бы еще выйти замуж и обрести свое собственное личное счастье. Как много я встречаю в наше время бабушек, не желающих лишать себя свободы и заслуженного отдыха по выходу на пенсию ради родившихся внуков! Но моя бабушка была другая. Она, не задумываясь, взяла на себя все попечение обо мне, позволив маме спокойно работать по специальности и строить свою семейную  жизнь.. С самых моих первых дней и до самых ее последних, она оставалась мне опорой, другом и союзником. И при этом никогда ни на что не жаловалась.