Абхазия - 2009. Дорожный дневник

Вечер 31 августа. Тула - Московский вокзал. Сквозь огромные окна видно, как в сумерках зажигаются фонари, и огни рекламных щитов становятся ярче. Мокрый асфальт и синий вечер, ожидание поезда. Запомнилась маленькая девочка с разноцветными полиэтиленовыми пакетами на ногах: хоть и не резиновые сапоги, но всё же… А на юге тепло.

В поезде нам с Денисом достались две верхние боковые полки, поэтому больше суток, почти до самой границы, мы жили наверху: повернувшись головами друг к другу и свесившись через перегородку, разговаривали, пили чай, ставя кружки на верхние полки напротив. Самое приятное из дорожных развлечений в поездах дальнего следования - это выскочить в каком-нибудь большом городе на короткой остановке, купить пирожки (непременно жареные!) и варёную кукурузу, а потом, утащив свою добычу на верхнюю полку, под стук колёс медленно смаковать никуда не торопящиеся минуты.

В Адлере, пока перецепляли вагон, мы гуляли целых два часа. Первым делом нашли выход к морю (оказалось недалеко от вокзала) и, выбравшись на пляж, спустились к самой воде. Разуться я не догадалась, и игривая волна, захлестнув кроссовки, бесповоротно их намочила. Впрочем, здесь, в отличие от недавно покинутой Тулы, уже было жарко, в рюкзаке имелось две сменных пары обуви, и потому это происшествие меня не расстроило, а, скорее, позабавило. Купаться не хотелось, времени же ещё оставалось предостаточно, и мы направились в город. С моста над автотрассой открывался хороший вид: дорога уходила прямо в гору, окутанную лёгкой дымкой. Летние краски были по южному ленивыми; здесь ничто не напоминало о том, что сегодня первый день осени. Сфотографировав на разделительной полосе цветущие агавы и понаблюдав за непривычно загорелыми школьниками в белых рубашках, мы заспешили к поезду. Адлер - очень большой город. Суетливая атмосфера мегаполиса не скрадывается даже близостью к морю и тем, что курортный отдых в самом разгаре. И хотя всюду попадались отдыхающие, разморенные жарой и пляжем, потоки машин, магазины и вездесущая реклама сводили на нет все попытки отключить сознание от надоевших будничных картин. Мы с Денисом решили, что отдыхать сюда не поедем.

Границу миновали легко и достаточно быстро. Но жара усилилась, а в Адлере подсело много пассажиров, едущих до Абхазии, и свободных мест - сидячих, и тем более лежачих - не осталось вовсе. Стало невыносимо томно, и я, чтобы отвлечься от усиливающейся головной боли, принялась разглядывать попутчиков.

Маленькая девочка, весёлый одуванчик в веснушках, разговаривает с незнакомой бабушкой.

- Я хочу взлететь на небо, только не на самолёте, а вот так! - смеётся, поднимая вверх ручки с растопыренными пальцами.

- Так нельзя, - отвечает бабушка. - На небе только Бог.

- Солнышко? - удивлённо переспрашивает девочка, а мы с Денисом переглядываемся, многозначительно улыбаясь: дети - не взрослые, они-то знают, как выглядит этот загадочный Бог!

А за окнами с одной стороны плещется море, с другой поднимаются зелёные склоны Кавказского хребта. Порой поезд окружала темнота тоннелей, и Денис шутил: «Мы в горе!»

На коротких остановках с любопытством разглядывали станции. Величественная, немного вычурная архитектура зданий напоминала о былом процветании курортного края. Сейчас вокзалы имели очень запущенный вид: облупившаяся штукатурка, побитые стёкла. Сквозь потрескавшиеся плиты перрона пробивается зелёная трава, и повсюду ларьки советского образца - пустые, полуразвалившиеся, с проржавевшим железом кособоких остовов. Время здесь замерло и состарилось вместе с этими ларьками, словно одинокий, покинутый всеми старик в ожидании выросших внуков. Высунувшись в открытое окно, увлечённо фотографировала станцию в Гагре, стараясь захватить в кадр большой кусок перрона. А красота Сухумского вокзала превзошла самые смелые ожидания, и я дала себе слово на обратном пути обязательно побегать вокруг с фотоаппаратом. Сейчас было некогда: мы спешили засветло добраться до лагеря.

Устроившись в маршрутке, с открытыми ртами глазели по сторонам. Когда-то Сухум был сказочным городом! Повсюду утопающие в зелени развалины дворцов, и даже невысокие жилые дома смотрелись очень нарядно. Цветущий розовый кустарник, высаженный вдоль дорог и во дворах, заставлял забывать об осени. Кое-где виднелись рекламы и вывески магазинов, но от этого ещё навязчивее становилась ассоциация с молоденькой травкой, с трудом пробивающейся на свет сквозь разбитые монолиты прошлого. Город возрождался медленно. Окна полуразрушенных высоток и остовы старых ларьков неотступно напоминали о том, что совсем недавно здесь была война.

Зато местные жители приятно поразили своей красотой и ухоженностью. С нами приветливо разговаривали по-русски, и создавалось впечатление, что русский язык в Абхазии знают все. Я не могла оторвать взгляда от изящных девушек и статных женщин, от полных величавого достоинства мужчин, читающих русские журналы и слушающих русское радио. Впрочем, и сам абхазский говор с резкими гортанными звуками очень красиво звучит из уст местного населения среди горных пейзажей и своеобразной курортной архитектуры.

В посёлке Пшап вышли из маршрутки, отправившись разыскивать лагерь фестиваля. Как потом выяснилось, карта давала лишь общее представление о месте, и мы сделали лишний крюк, прежде чем выбраться к морю. Шли вдоль русла горной реки, сейчас оно было практически пересохшим, только маленькие ручейки пробивали себе путь среди крупного щебня. Но мосты стояли на высоких опорах, напоминавших о том, что во время таяния снегов с этими реками лучше не шутить. Заросли ольхи давали тень, по берегу реки высокие травы перепутались с кустами ежевики. Несмотря на усталость и тяжёлую ношу, я не могла удержаться от восторженных восклицаний. Чистый, ароматный воздух ударил в голову, словно крепкое вино, и я всю дорогу теребила Дениса: «Посмотри, какой домик! С колоннами! А воздух-то тут - не надышишься! Погляди, это же мята! Давай сорвём? А это ежевика! Какая сладкая, попробуй!..» Он устало шёл вперёд, но по всему было видно, что мой дорогой супруг тоже поддался состоянию радостной эйфории.

Наконец, мы вышли к морю. Скинув рюкзаки, решили устроить привал и поразмыслить, в какую сторону двигаться дальше. Без сомнения, цель уже близка, но факт того, что мы заблудились, стал совершенно очевиден. Впрочем, растерянность была недолгой: пока Денис ходил на разведку, я, прислушиваясь к шуму моря, уловила с противоположной стороны звуки, похожие на музыку. Догадка оказалась верной, и очень скоро на берегу стали попадаться группы людей - русских туристов, которые приветливо здоровались и, не дожидаясь вопросов, указывали дорогу в лагерь.

А вот и они, бамбуковые домики-бунгало, которые мы видели на фотографиях! Под навесом бара сидела разморенная жарой молодёжь. Процедура регистрации не заняла много времени, и довольно скоро нас проводили к месту, где можно было разбить палатку.

Излишне говорить о том, что потомков лесных вятичей сразу потянуло спрятаться под навес ольховой рощицы! Где деревья, там тень и дрова; да и не привыкли мы как-то без укрытия! Чутьё не обмануло, и кроме всего прочего в рощице обнаружились замечательные ребята - Лена и Андрей из Таганрога, с которыми мы за время фестиваля очень сдружились. Как выяснилось, у нас оказались сходные взгляды на окружающую действительность, а если добавить творческий подход и располагающую к общению обстановку, то наши славные посиделки с вечерним костром, чаем и глинтвейном оставили о себе одни из самых ярких и тёплых воспоминаний поездки.

Калейдоскоп событий и впечатлений последующих пяти дней невозможно описать связно. Это был сплошной восторг, который я, к тому же, почти не могла выразить словами: простуда, коварно подкравшаяся на второй день по приезде, на третий была жестоко изгнана местной аджикой, которую я жадно ела, как мороженое, запивая местным же вином. Вовремя принятые меры оказали своё положительное действие, и к вечеру простуда исчезла, оставив, впрочем, о себе напоминание в виде внезапно потерянного голоса. Поскольку теперь мои возможности к общению были ограничены, то пришлось уделить гораздо больше внимания пассивному созерцанию. Денис тоже созерцал и восхищался, и, пребывая в столь возвышенном настроении, мы избегали больших компаний. Даже купались немного поодаль от фестивального пляжа, многолюдность и суета которого отнюдь не способствовали достижению состояния вселенского умиротворения. Много бродили вдоль берега: собирали ракушки, ели фрукты в брошенных садах и фотографировали. До гор не добрались, зато три раза ходили в посёлок за вином.

А история такова. В первый же вечер Денис взял в баре на пробу местного вина, которое было распито вместе с нашими соседями. Вино показалось мне гораздо вкуснее того, что продают у нас в магазинах, но не оставляло ощущение, что оно креплёное. Назавтра решено было сварить в чайнике глинтвейн. Но весь следующий день меня трепала простуда, и вечером я уползла в палатку, пропустив процесс приготовления своего любимого напитка. Ребята потом рассказали, что он едва не взорвал чайник: пламя вырвалось из-под крышки, не на шутку перепугав всю компанию. Да и вкус оставлял желать лучшего. Поэтому впредь решено было закупаться вином в ближайшем магазинчике в посёлке Агудзера, куда мы с Денисом и отправились на следующее же утро. Продавщица - красивая молодая абхазка - тут же позвонила своему брату, и он почти бегом выскочил на улицу с полной полторашкой. Мы оказались первыми. На третий день русские туристы раскупили у Тимура все небогатые запасы молодого вина, которые он, судя по всему, делал только для своей семьи. Когда мы пришли к нему в третий раз, он удивлённо воскликнул: «Что вы там, только вино пьёте?!»

Из местных гастрономических достопримечательностей очень порадовали ещё аджика и чай. Аджику мы ели ложками, мазали на хлеб и печенье. Раньше я никогда не догадывалась, что являюсь таким любителем острой приправы! Чай покупали в том же магазинчике, что и вино, а вечером у костра (используя чайник по своему прямому назначению) устраивали коллективные сеансы медитации, поскольку пить такой вкусный чай можно было только, отрешившись от всего суетного. Иногда Андрей играл на дудочках, и ощущение от костра с ароматным ольховым дымком, чая и музыки создавалось просто волшебное!

Вообще, для нас с Денисом впервые оказаться на музыкальном фестивале было в высшей степени интересно. Люди вокруг все играющие и поющие, практически из каждой палатки торчат гитары, а человек, сидящий на пляже с барабаном или дудочкой - вполне себе не удивительное явление. Вечерами из-за кустов доносятся не пьяные нестройные вопли «ой, мороз, мороз», а хорошо поставленные голоса, исполняющие замечательные вещи, порой даже из классического репертуара.

Рядом с нами, в той же рощице, жили ребята из групп «Пландыши» и «Связь с машинистом». «Пландыши» из Рыбинска, играют укуренное ростоманское регги, носят дреды, всем своим видом и музыкой создавая исключительно позитивное настроение. Когда в последний день фестиваля к нашему костру подсел парень из числа отдыхающих и сообщил, что на другом краю поля местные ребята у кого-то порезали палатку и вытащили деньги, мы вчетвером дружно рассмеялись: «Нас охраняет позитивная аура «Пландышей»!» Впрочем, безобразий на фестивале не было, и этот случай я скорее склонна приписать чьей-то личной ссоре. Солистка «Пландышей» - девушка крохотного роста, очень боевая и энергичная. В день отъезда нам удалось с ней немного поговорить у автобуса, который должен был отвезти рыбинских ребят до границы. Запомнилась её фраза описания похода в горы: «Фундук растёт с краю, дальше можно не ходить: там только козлы и бамбук».

Со стороны поля нашими соседями были несколько парней, которые вечером уходили тусить в бар, а утром с похмелья начинали нести заумный философский бред, попросту «гнать». Поскольку их утро начиналось в аккурат к нашему обеду, мы с Денисом, сидя у костра, с интересом прислушивались к беседе, доносящейся из-за кустов. Чаще всего ребята рассуждали на гастрономическую тему, вплетая вопросы приготовления еды в мировые философские проблемы так серьёзно и органично, что возникало желание поверить, забывая о том, что это - шутка. В памяти остался «японский суп комками», родившийся в процессе приготовления супа из пакетика.

В лагере, безусловно, было весело, но мы всё-таки не забывали о том, что фестиваль - работа не только для музыкантов. Изначально мы заявлялись как торговцы, и эта роль целиком определила наш распорядок. В пять часов вечера, когда спадала жара и народ возвращался с пляжа, мы с Денисом, надев антуражные костюмы, раскладывали товар. В семь часов начинала работать сцена, а в восемь, на закате, мы собирались, так что удавалось посмотреть практически все выступления.

Надо сказать, что среди многочисленной музыкальной и прочей творческой молодёжи, мы, похоже, были единственными реконструкторами. То, что являлось для нас естественным и привычным (есть из антуражной посуды или расхаживать по лагерю в костюмах целый день, а не только во время концерта), для многих виделось новым и неожиданным. Поэтому мы с Денисом заметно выделялись в пёстрой толпе, и порой на нас смотрели, как на пришельцев из другого мира. Впрочем, на фестивале была ещё одна антуражная пара - Елена и Илья из группы «Сретенье». Они тоже вечерами ходили в костюмах, реконструированных по этнографическим данным, и вообще было видно, что русский фольклор для них не просто любимое занятие, а общий стиль жизни. Ясно, что из всех музыкантов первыми мы познакомились именно с ними!

Положение купцов на фестивале было довольно выгодным: оно предоставляло удобнейшую позицию для общения и завязывания знакомств. К нам подходили разные люди, разглядывали товар, задавали вопросы. Можно было долго рассказывать и расспрашивать об интересующих предметах, не боясь показаться навязчивым. Практически каждый новый человек, появляющийся у столика, служил источником удивления и восхищения.

В первый же вечер бойкая девушка в зелёном сарафане попросила разрешения положить рядом свой товар. Я с радостным нетерпением закивала головой, втайне радуясь, что отыскалась ещё одна рукодельница. Но товар она принесла только на следующий день: целую кучу дамской бижутерии - бус, браслетов, серёжек и прочих милых сердцу каждой барышни мелочей. В сумочке Жени (так звали девушку) водились потрясающие зайцы и коты, набитые можжевеловой стружкой и раскрашенные акриловыми красками. Синего кота с ажурными вязаными крылышками купили практически сразу же, и мы вместе долго шутили, что «в этом сезоне в моде ангелы». Женя оказалась солисткой этнодуэта «Sandal» (Жужа и Петрович), выступление которого произвело на нас с Денисом неизгладимое впечатление. Поэтому на третий вечер, когда Жужа снова пришла с товаром, мы сразу же купили диск и стали просить автограф. Но тут безмерно удивил Дима-Петрович, муж Жени, заметив, что диски не принято подписывать, если их берут такие же творческие люди, а не просто поклонники. Я сделала страшные глаза и попыталась объяснить в меру своих хриплых возможностей, что у нас, в литературной среде, наоборот, если творческому человеку не подписать свою книгу, он вполне может обидеться. После этого Дима, улыбаясь, нарисовал на диске барабан.

Музыка вызывала совершенно особые чувства! Среди высоких трав и фруктовых садов, под чёрным ночным небом, когда в свежем росистом воздухе разливается стрекотание цикад, а с моря доносится шум прибоя… Волшебство, да и только! Но если признаться честно, не все выступавшие группы оставили у меня ощущение сказки: только «Sandal» и «Chorus», «Странники и Решето» и «Сретенье».

«Sandal» - яркое, зажигательное, наполненное эмоциями и ароматами. Эта музыка пробуждает великую творческую силу любви, заставляет почувствовать себя причастным к таинству божественного творения. «Sandal» очень выделялся среди других групп. Когда, после первого выступления, я сказала об этом Жене, она, улыбаясь, заметила: «Наша беда в том, что мы - профессионалы», - и в этих словах не было ни капли превосходства над другими участниками, скорее, гордость за свой проект, своё любимое детище.

«Chorus» - нежное и хрупкое, словно бутоны первых тюльпанов. Музыканты исполняли, в основном, средневековую европейскую музыку, и сочетание звучания никельхарпы (которую я впервые увидела живьём, а не на картинках из средневековых хроник) и мандолы невольно уносило воображение в средневековую Европу. Так и казалось, что эти двое играют в таверне, где рекой льётся пиво, а на вертеле жарится окорок. Горожане и солдаты, одетые в соответствующие одежды, иногда подходят к музыкантам, угощают их или дают денег, а те играют, играют, совсем не замечая, что на дворе уже XXI век.

«Странники и Решето» и «Сретенье» - фольклорные коллективы. Эту музыку я могу слушать бесконечно! Чувства вслед за песней ткутся в узор, такой же яркий, красочный, наполненный тайным смыслом и древними символами. Что-то особенное есть в русском фольклоре, может, сила самой Земли, великий зов - тяга к истокам…

Погода радовала нас всё время фестиваля. Море было тёплым и ласковым. На второй день, правда, налетел ветер, начало штормить, а над горами собрались тучи. Позже, в обратном поезде, разговаривая со своими соседями - молодой парой, отдыхавшей в Новом Афоне, - мы узнали, что в тот день в горах был ливень. Но до прибрежной полосы, где располагался палаточный лагерь, непогода так и не добралась.

Мы купались каждый день, бывало, что не по одному разу, и я не узнавала сама себя. Обычно, на отдыхе у моря пляж меня никогда не манил. Единожды за всю поездку искупавшись в уединённом месте, подальше от городских пляжей, могла целыми днями в одиночку бродить по окрестностям, исследовать музеи или ездить на экскурсии. Но в этот раз я, наверное, поддалась настроению Дениса, для которого поездка на море в бархатный сезон состоялась впервые в жизни. Отойдя чуть в сторону от фестивального пляжа, мы подолгу нежились под солнцем на тёплой гальке, искали камешки и ракушки, ели фрукты и купались. В такие моменты не думалось ни о чём, и мы были далеко не единственными, кого море расслабляло и успокаивало.

Фрукты рвали в брошенных садах, тянувшихся вдоль всего берега. Но и жилых домов на набережной было достаточно для того, чтобы не чувствовать себя закинутым судьбой в дикие, безлюдные края. Многочисленные коровы ; низкорослые, сытые и флегматичные - бродили по берегу, выщипывая траву на ничьей территории (что несказанно облегчало нам добывание фруктов!), и иногда спускаясь к морю, чтобы попить солёной воды. Однажды мы видели, как такое небольшое стадо забралось в тенёк под бетонный фундамент каких-то сооружений бывшего санатория. Как они вползали в узкую щель, где и человеку-то надо было низко наклоняться, осталось загадкой. Кроме коров, несколько раз мы наблюдали пасущихся лошадей.

Из прочего зверья в этих местах водились шакалы, змеи и гусеницы. Шакалов не видели ни разу, зато по вечерам, на закате, слышали совсем рядом со своей палаткой их настырный вой. Те три дня, когда со сцены гремела музыка, звери молчали, видимо, в ужасе соображая, что это так громко ревёт на их территории?! Но подходить не решались не только из-за шума и костров: лагерь охраняли собаки. Змей мы повстречали всего один раз по дороге к роднику - ужа и гадюку. Но, едва заслышав хруст веток, они быстро уползали, а мы не сворачивали с тропинки, боясь наступить кому-нибудь на хвост. В сумерках над сценой проносились летучие мыши, однако настоящее стихийное бедствие представляли гусеницы. Они оказывались везде: в пакетах с едой, на одежде, в палатке. Прежде чем лечь спать, мы проверяли, не сидят ли они на потолке? Однажды сумасшедшая гусеница, забравшаяся к нам на ночёвку, шмякнулась на меня уже после того, как мы погасили фонарь. А другую Денис раздавил в своём спальнике. Но эти докучливые зверушки были совершенно безобидными, поэтому мы легко мирились с их изобилием в нашей походной жизни. Тарантулов, пауков и прочих страшных жужелиц тут не водилось. Столь радостную новость мы узнали ещё в поезде от пожилой абхазки, угощавшей нас местными лакомствами.

В последний вечер, когда наши соседи Лена и Андрей уехали, стало пусто. Конечно, днём скучать было некогда: ходили в заброшенный санаторий фотографироваться в костюмах, купались и собирали фрукты в дорогу. А вот вечером, сидя вдвоём у костра, затосковали. Наверное, впервые в жизни я так остро почувствовала «грусть прощания», знакомую всем туристам и прочим непоседливым личностям. Возможно, поэтому палатку сворачивали с неожиданным энтузиазмом. Мы с Денисом договорились на будущее: лучше приехать на несколько дней раньше, чтобы успеть решить все вопросы быта и отдыха, но уезжать надо непременно сразу после окончания фестиваля!

Отказались и от предложения рыбинских ребят подбросить нас до вокзала на автобусе: от лагеря до остановки маршруток в Агудзере всего сорок минут пешком. Двадцать минут до Сухума. У рынка сели на троллейбус. Мы ещё успели совершить блиц-экскурсию по городу, потому что троллейбус следовал в объезд, а не по прямой дороге, как маршрутки. Цена билета поразила несказанно: три рубля! Увидев эту цифру, напечатанную на кабине водителя, мы не поверили, решив, что в старом троллейбусе просто забыли закрасить старую цену. Но тут наши сомнения развеяла абхазская женщина, вместе с двумя дочками-школьницами ехавшая рядом… Да, сухумский вокзал я всё же успела сфотографировать!

Описывать обратную дорогу не буду, она получилась тяжёлой и лёгкой одновременно. Хотелось только одного: лежать, слушая стук колёс, засыпать и просыпаться, глядя в окно. Так мы проехали все степные пейзажи. И лишь на следующее утро, когда в вагон ворвался прохладный ветер средней полосы, а за окнами замелькали перелески в брызгах ранней осени, я поняла, насколько соскучилась по родным лесам и речкам! Долго стояла в тамбуре, глядя в открытое окно. Был туман. Только-только начало всходить солнце. Трава искрилась каплями росы, а туман несмело светился нежным, прозрачным светом. Пышная зелень, поздние луговые цветы и пока ещё совсем немного разноцветных пятен в листьях деревьев. А я знала, что в Абхазии сейчас цветут душистые розовые кусты, и на ветках деревьев в брошенных садах зреет сладкий инжир. Это было со мной ещё вчера…