Сундук второй Доска восемнадцатая

       Доска восемнадцатая

     Тропа вдоль Волхва была неплохо утоптана, более того, кто-то спилил деревья, лежащие поперёк дороги. По мере приближения города стали попадаться и другие признаки человеческой деятельности – покосы со стогами, плетёные векши в ручьях, ободранные берёзы и липы, берестяные конуса на соснах для сбора живицы.  Наконец, лес закончился, распахнулся в светлый простор – слева зеленели пастбища, там бродили стада коров, овец, пасся табун бурых лошадей. Кое-где на пригорках сидели пастухи, встававшие при появлении путников – кто там появился из лесу? На отбившихся овец лаяли большие серые собаки, загоняли глупых животных в стадо.
     Справа виднелись деревеньки, окружённые огородами. Над грядками нависли согбенные женщины - пришло время полоть морковь и репу, поливать капусту. За деревнями расположились поля, порезанные на мелкие делянки –  зеленеющие пшеницей и овсом, желтеющие рожью.
     - Это одна большая деревня? – спросил, почему-то шёпотом Ари.
- Нет, разные, - ответил Коттин, оглянувшись. - Тут тебе, брат, не лес – тут народу много живёт. Надо город кормить. Да и самим кормиться.
- А город – это большая деревня?
- Вовсе нет, хотя случается. Деревня всегда остаётся деревней – люди селятся ближе к месту охоты или огородам и полям. А город, как правило, строится на перекрёстке дорог, или на слиянии рек – там, где купцы с товарами ходят. Сначала появляется корчма – путешественники  всегда не прочь пообедать с устатку, да и отдохнуть под крышей, по-человечески. Потом вокруг корчмы селятся мастеровые люди – кузнецы, бондари, ладейщики, если река рядом. Город начинает расти – появляется торжок, ограда с воротами и стражей, дом городского головы. Кузнецы собираются в слободу и уходят за ограду – от них шумно и грязно. Появляются слободы столяров, кожевников, бондарей – в такие сообщества чужим попасть очень трудно. А в городах на Западе и в Восточном Риме строят большие каменные дворцы и храмы – цех каменщиков там самый  строгий и закрытый. Вот поэтому горожане считают себя выше деревни – тут не только пахать и сеять, тут голову надо иметь. Сначала побегает деревенщина лет двадцать учеником да подмастерьем, только потом становится горожанином – бюргером, как говорят немцы, или буржуа – франки.
- А зачем им эта секретность? – округлил глаза мальчик. - Они заговорщики, что ли?
- Нет, конечно, - усмехнулся бывший Кот, - закрытость  нужна для того, чтоб получать заказы и богатеть только им, мастерам.
     Тропка постепенно превратилась в дорогу с двумя колеями – весной грязь продавили санями, а летом колёсами телег. Слева пошли кузницы – пахло дымом, каким-то едким веществом, стучали молоты, шипела вода – от бочки с водой, куда кузнец опустил клещи с заготовкой, шёл пар.
     - Это уже город? – спросил Ариант, так как вдоль кузниц ехали  минут десять – за это время можно было проехать весь Белозерск.
- Нет ещё, - засмеялся Коттин, - это кузнецкая слобода. 
     Ариант всмотрелся и сквозь дымы увидел зелёный берег – впереди протекала река. Через речку был перекинут деревянный, из брёвен, с поручнями по бокам, чтоб никто не свалился в воду, мост. За мостом виднелся частокол из толстых отёсанных брёвен, с остриями, торчащими в облака. Ворота за мостом были открыты – там,  на большом древнем камне, вросшем в землю, сидели стражи в красных кафтанах,  блестя топорами на длинных рукоятках – секирами. Стражи играли в кости.   На мосту, у ближнего берега, стоял человек. Он явно кого-то ждал.

     Коттин велел Стине и мальчику спешиться – более того, привязать коней к скобе ближайшей кузницы (кузнец высунул голову, увидел, что дело обычное – готовится драка, и нырнул назад). Спутники древнего странника сели на брёвнышко у стены – мы тут не причём, мы тут давно сидим.
     Коттин медленно направился к мосту, навстречу незнакомцу. Конь бывшего Кота забеспокоился, заржал, наконец, остановился. Коттин лихо спрыгнул, рука его лежала на рукояти меча.
     Человек подошёл к Коттину, уставился на него пустыми белыми глазами:
     - Проходи. Ты идёшь один. Я жду двоих - боярина с мальчиком.
     Коттин быстро оглядел странного незнакомца – бедная одёжка из дешёвой сермяги, босой, бородка редкая, светлые волосы стрижены под горшок. А вот меч в его руках – богатый, заморской ковки. Иметь чёрному мужику такой меч – всё равно,  что пахать землю  на белом княжеском скакуне. И запах – странный, кисло-сладкий. И глаза… Тут Коттина ударило в голову – кто может иметь волшебную вещь в этой части света? Явно, только тот, кто похитил её у него, Кота Баюна. Проклятый Граабр с чакрой! Всё ясно, этот раб оборотней -  околдован!
     - Я иду не один – меня сопровождает  мальчик. Вон он, - Коттин указал на кузницу, рядом с которой сидела Стина с Ариантом.
- Там находится два человека.  Значит, вас трое. Я жду двоих.
- Выходит, нам можно пройти? – спросил Коттин, поражённый арифметическими познаниями крестьянина.
- Проходите, - тупо ответил человек.
     Вдруг существо дёрнулось, словно его ткнули иглой. На Коттина смотрели уже не пустые белые – боярина изучал внимательный взгляд вишнёвых глаз, словно бы в тело заколдованного, внезапно вселился кто-то посторонний – древний и злой. Человек  растянул губы в усмешке, обнажив поломанные жёлтые зубы, и вдруг прыгнул на Коттина, молниеносно выставив  меч.
     Коттин с огромным трудом увернулся – остриё меча прошло под мышкой, порвав кожу руки и туловища, кровь полилась по телу, пачкая богатый, вышитый серебряной нитью кафтан. Человек, пролетев вперёд,  ткнулся головой в живот Коттина – ничего не оставалось делать, как изо всех сил стукнуть его рукоятью меча по затылку. Раздался хруст кости – раб Граабра упал в пыль дороги, окрашивая её тёмной неживой кровью. От ворот бежали стражи, от кузницы – Стина. Ариант по её повелению остался сидеть на бревне – но вскакивал, нервничал.

     Стражники подбежали, уставились на тело мужика с  мечом, потом на Коттина. Опознав в путнике богатого иноземца – может быть и боярина (телег с товаром у путников не наблюдалось), служивые снова уставились на странного крестьянина. Вдруг их лица побледнели, они отступили на шаг – кто-то уже вынул из петли секиру, кто-то схватился за привычную саблю. Тело, лежащее на земле, начало быстро разлагаться,  по мере утраты человеческих черт на трупе проступал облик зверя – череп вытягивался, обрастал клыками, на руках обозначились длинные когти. Кто-то из стражников завис на перилах моста, прощаясь с обедом, кто-то тыркал секирой в кожу и кости – при соприкосновении с металлом останки оборотня загорелись, чадя густым чёрным дымом.
     Подошла Стина, посмотрев на кости, громко воскликнула:
     - Неужели? Волколак! Здесь, у ворот Словенска?
     При последнем слове ведьмы, волны Волхова закипели, водные буруны надвинулись на берег - какие-то твари многочисленной стаей стремительно приближались к мосту. На песок полезли серые чудовища – скользкие, на коротких кривых лапах, с вытянутыми мордами, полными острых зубов. Не менее десятка ящериц вылезли на дорогу, их глазки тупо уставились на людей, первая, самая большая, словно кобра, вытянулась, встала на задние лапы, ростом достигая головы Коттина. Она что-то прошипела товаркам, и стая набросилась на людей.
     - Коркодилы? – удивлённо спросил Коттин ближайшего стража, второй раз, за день,  вынимая меч. - Весело у вас тут!
- Какие коркодилы? – возопил стражник, пиная ящеров,  явно позабыв, для чего предназначена секира.
- Какие-какие…  речные, видать, – с этими словами, бывший Кот обрушил светящийся меч на голову змея. Стражи, придя в себя, пустили в ход  оружие, загоняя раненых зверей обратно в реку, и добивая не успевших сбежать.
     Стина металась позади Коттина с видом женщины, имеющей право на данного мужчину, громкими криками указывая на опасности, грозящие страннику. Коттин иногда прислушивался к её воплям, вроде бы она читала заклинания – поворачивался то влево, то вправо, рубил коркодилов, словно капусту для засолки. Наконец, битва закончилась. Однако, подумал Коттин, не будь этих стражей – пришлось бы несладко. И даже не кисло – горько бы пришлось.
     - Здорово мы их порубили! – героически провозгласила ведьма.
- Да, мы их порубили славно! Будто мясо на фарш! – недоверчиво ответил Коттин.
-  Ты что ж – не почувствовал моей волшебной поддержки в критический момент? – возмутилась Стина.
- Э? Почувствовал, конечно, - неуверенно ответил первый боярин, почесав затылок.
    
     С горочки, от городских ворот спускался старшина, разглаживая усы и ковыряя в зубах палочкой – война войной, а обед по расписанию. Старшина подошёл, небрежно потыкал саблей в трупы ящеров, пнул останки волколака, вызывающе посмотрел на пришлого. Однако тот выдержал долгий взгляд, недобро усмехнулся, громко сказал, глядя не на старшину, а куда-то в небеса:
     - Что  у вас тут происходит? Средь бела дня на путников бросаются волколаки, с помощью колдовства вызываются речные ящеры?
- Пройдёмте со мной, - глядя мимо боярина, хриплым голосом провозгласил старшина. - Обвинение в колдовстве – серьёзная вещь. Не ведьма ли наколдовала? - служивый кивнул на Стину, перебирающую обереги на шее.
     Коттин возразил, жестикулируя левой рукой:
     - Она со мной! Мы идём в славный город Словенск за покупками!
     Взгляд старшины поначалу неотрывно следил за левой рукой боярина, выписывающей  пируэты, затем упал вниз – на правую руку, что притаилась, внизу и  тихонько трясла кожаный мешочек, издающий характерный звон. Глаза старшего стража округлились, лицо налилось кровью, он набросился на своих подчинённых:
     - Совсем распустились! Тут вам не корчма! Почему у самых ворот города шастают неведомые зверушки? Это вот, - пихнув кости, -  завернуть, доставить  волхвам! - Потом Коттину, более спокойно, - Проезжайте, господин! С оборотнем мы разберёмся!
     Когда путники въехали в город, Стина спросила бывшего Кота:
     - И что это было? Зачем?
- Коркодилы! – гордо ответил Коттин. - А воевода Чудес говорил, что их не бывает!
- Да это понятно, попугать решили! Зачем они прислали того человека?
     Коттин задумался – сначала про странного человека, затем про то, что если женщина задаёт вопросы, на которые он не может ответить – значит,  волшебная сила в ней ещё осталась. Вдруг древний странник остановился, словно налетел на дерево.
     - О, ямы Ваала! Кто-то на меня смотрел его глазами!
- Ты убил только тело, хозяин раба уже знает, что ты в городе, - промолвила ведьма. Коттин посмотрел на женщину совсем по-другому.
     - Поехали в корчму, снимем комнату – город большой, искать Ярви будем не один день.
     Удалось снять две комнаты – одну для боярина, другую  для Стины с мальчиком. Вечером, поужинав, Коттин лежал на лежанке и думал – почувствовал он  волшебство ведьмы или нет? Решил – нет,  не почувствовал. Но пусть уж Стина будет с ним – может, и без волшебства поможет поймать оборотня,  древняя  чакра того стоила. 
     Ночью в дверь кто-то поскрёбся. Коттин встал, он уже  ждал. Впустив Стину, закрыл дверь на крюк.
     Под утро ведьма ушла. Надо же и поспать – день предстоял опасный и тяжёлый.

*

     Утром, строго-настрого приказав Арианту не отходить ни на шаг, бывший Кот со Стиной, отправились на рынок – разведать,  что и как. Коттин и Стина знали Словенск хорошо – ведьма жила здесь несколько лет, а древний странник – по прежним временам,  город стоял более полутора тысяч лет, и поэтому был в несколько раз больше относительно нового Белозерска. Один раз сюда  приходил проповедовать ученик Христа – Андрей, кажется.
     Рынок потряс мальчика – взрослые, глядя на его округлившиеся глаза, только посмеивались. Ариант, конечно неоднократно видел на белозерском рынке и мясные ряды, и рыбные, и охотные – но тут всё было по-другому, путь из варяг в греки  предполагал наличие заморских товаров.

     Вот толпа горожан, открыв рты, смотрит на представление маленького забавного существа с длинным хвостом, повадками и манерами необычайно похожего на лесного человечка. Существо, одетое в яркие штаны с дыркой для хвоста и в синюю безрукавку, передразнивает своего хозяина – худого, необычайно смуглого грека, а может быть араба – оно пьёт из маленькой крынки какой-то напиток, скалит зубы, строит рожи, и наконец, как и хозяин, валится на песок. Народ хохочет, все хотят потормошить  зверька, суют ему яблоки, красные ягоды шиповника. Хозяин поднимается – он пьян притворно, подаёт зверьку шляпу – смешно покачиваясь на коротких кривых ножках, существо обходит толпу по кругу – собирает мелкую монету.

     - Обезьяна, - авторитетно заявил Коттин, озирая толпу, - Мартышка.
- Откуда же такое взялось? – спросил какой-то любопытный торговец кожами, - Из каких земель, боярин?
- Это даже не из Империи, - ответил Коттин, поправляя меч, - Оно из страны Офир.   
- Выдумал? - хитро улыбаясь, спросила Стина, когда они отошли от циркача. - Или есть такая страна?
- Есть, как же! – надулся бывший Кот, потом заулыбался. - Я точно не помню, как та страна называется. Вроде, Африка. Да ладно, теперь этот кожевник понесёт знания в массы…
     Надолго застряли у лавки травника  - сушёные корни и цветы издавали сильный и приятный запах, сам старик был насквозь пропитан ароматами – выделялась валериана, мята, ромашка и девясил. Торговец узнал ведьму, что-то долго  говорил ей на ухо. Стина качала головой, сначала улыбалась, потом погрустнела, едва не пустила  слезу.
     - Знакомого встретила? – почему-то приревновал Коттин к старику.
- У меня здесь молодость прошла, между прочим, - не пойми, зачем промолвила Стина. -  К тому ж, я у него кое-чему училась. Что это ты, боярин, напрягся?  Здесь много и травников, и костоправов, и бабок-повитух…  ведьма всё  должна знать. Боги-то… - начала она, и прикусила язык.
     «Интересное замечание», - подумал Коттин, - «Чего ж она мне втирает, если сама знает, что небеса не отвеют на  призывы?» Обдумав эту мысль, странник решил с удвоенной энергией заняться поиском чакры, украденной оборотнями.
     - Ещё он сказал мне, что в городе неспокойно.
- И почему это мне не сказали в корчме?
- Коттин…
- Тьфу ты…  извини, задумался. Конечно, зачем им посетителей терять? Так что происходит в городе?
- В город прибыл молодой сын Великого конунга русов Рарог, или Рюрик - на местном. Не один, ясное дело. С немалым отрядом.
- Свои интересы на рынке блюдёт? Так это дело обычное. Они вон целый город строят – Ладогу. Кстати, а что царь Горох?
- Великий князь, - поправила Стина, - А леший его знает. Говорят, сегодня манной кашки откушал, на солнышко его в детинец вынесли – погреться.
- Угу, ясно, - бывший Кот почесал затылок. - А кто реально тут правит? Мне даже Аминта толком ничего  не сказал. Ну, ты Аминту не знаешь…
- Аминта бывал в Чудово, видела его. А кто здесь правит – леший его…  ой, что-то я часто лес поминаю. Не надо бы  – а то кто-нибудь явится.
- Ты зачем это сказала?
- Ты что, Коттин  -  Ярви боишься?
- Когда вечером будете ложиться спать, попроси, чтоб Ариант рассказал тебе, как мы бегали по лесу от одного пренеприятного господина. Ари, помнишь?
- Помню, дядя Коттин. Долго он мне снился…

     Вдруг раздался визг дудки, толпа побежала смотреть на представление. Странный человек был одет в невиданные в Словенске одежды – ушитые в обтяжку штаны из шёлка, в башмаки с длинными загнутыми носами, рубаху в квадраты белого и красного цвета. На голове скомороха торчал нелепый колпак о двух концах, с двумя же колокольцами. Толпа хохотала, чуть не падая на отчаянно жестикулирующего дурака – тот отпускал солёные шуточки по поводу  местной жизни и конкретных персоналий. Коттин прислушался, улыбнулся – заткнул Арианту уши. Наконец, скоморох перешёл на дежурные остроты – естественно, острота их была не такой  режущей, как насмешки над знатными горожанами.
     Вытирая от слёз глаза, с красными рожами, горожане стали что-то кричать. Коттин прислушался, подошёл поближе:
     - Эй, шут, что там происходит во дворце?
- Дурак, а дурак, расскажи нам – почему бояре по вотчинам разбежались?
- Дырдур, голубчик, царь-то наш Горох – жив ли?
     Важно надувшись, вышеупомянутый Дырдур закинул барабан за спину, продел ногу в петлю, потянул верёвку вниз. Деревянный, обшитый тканью молоток опустился на натянутую козлиную кожу – буммм! Все сбавили крик, стали слушать, что ответит шут:
     - В этом хлеву? – шут указал на детинец, возвышающийся над городом тремя поверхами. - Знаю и реву. Вам скажи – вынете ножи.  Буду молчать – на губах печать.
- Ну что ж ты! - загудела толпа. - Рассказал бы…
- Про наших-то бояр? От них один угар. А то и перегар. Передрались за двор – каждый первый вор. А я знаком с двумя – подвал не для меня, - захихикал Дырдур.
- А что же царь?
- Царь Горох ловит блох. Совсем плох, но пока не подох. Ой, ляжет моя голова на плаху – пойду, пропью последнюю рубаху….
- Стой,  стой, - закричал народ, - Дырдур, спой что-нибудь.
- Ладно, слушайте, пока  живы. Пою не для наживы!
     Заверещала визгливая дудка, застучал в ритм барабан, шут, вышедший на майдан  поскоморошничать,  запел:

Однажды козлоногий
И вечно пьяный Пан
Решил гульнуть немного –
Обнять девичий стан.

Под утро в рваной тоге
Сбежал насмешник в лес.
И девушка  в итоге
Ребёнка кличет Бес.

Под вечер бог Дионис
Зашёл в одну корчму.
Там кушал инок строгий
И бог налил ему -

Под утро крестик хочет
Сменять на литр вина.
Дионис же хохочет!
И чья же тут вина?

В полях король плешивый
Пастушку повстречал.
Стрелу Амур смешливый
Сквозь облака послал.

Старик лишился трона
И рассмешил богов –
Полцарства и корону
Вручил ей за любовь!

Законы божьи строги
И присно, и вовек.
Когда ж смеются боги –
Спасайся, человек!
 
     Шут в последний раз ударил в барабан и побрёл в корчму, несколько особо рьяных слушателей присоединились к нему.
     - Ты слышала? – спросил Коттин, обращаясь к Стине. - У них тут разногласия в верхах.
- Да, раньше такого не было, - ответила ведьма.
- Товар поделить не могут. Слишком много денег крутится.
- Не забывай – варяги появились недавно. До них здесь было спокойнее.
- Да, судя по состоянию местной власти –  скоро грянут большие перемены…  Идите домой – мне тут нужно зайти кое-куда. Я буду вечером.
- Не напейся, боярин…
- У меня своя комната, - проворчал Коттин. - Купи лучше ребёнку пряник…

     В корчме было сумрачно и жарко - не в той корчме, что процветала неподалёку от ворот, и где остановились путники, а в корчме первейшей, от которой произошёл город.
      Коттин сидел у окна – скорее по привычке, потому как выскочить из него  было невозможно – слишком узкое отверстие прорубили в брёвнах. Подавали жареную курицу – пищу, привычную и словенам и чуди –  птицу много веков назад принесли из Индии. Обгладывая вторую ножку, Коттин прислушивался, что происходит в заведении, кто, о чём говорит. То же самое делал, по-видимому, и хозяин – его широкая рожа была совершенно непроницаема, но глазки бегали от одной группы обедавших горожан к другой. Несколько раз он пристально вглядывался и в Коттина, но потом оставил его – эка невидаль, чудской гость.
     Вот вошли варяги – шумно сели за ближайший к корчмарю стол, потребовали вина, каши, блинов… Платили щедро – серебром. До Коттина доносился их разговор, более половины слов он понимал без напряжения:
- Эй, Лидуль, как вчера погулял?
- Славно погулял, сотник! Хороша девка, эта Любослава!
- Ха-ха! Тебя ж Вольга за морем ждёт!
- Эй, сотник! Иггельд! Как сегодня торговля?
- Неплохо, Грим! Поедешь скоро со своей десяткой купцов сопровожать!
- Алдан, давай выпьем! Поднимем рог за завтрашний поход!
- Наливай, Туриберн! Я рад, что иду с тобой в сердце земель варваров – в этот Киев!
- Кого поставили воеводой?
- Дир поведёт. Только, тут вот что – сам конунг Аскольд взойдёт на драккары!

     Человек, сидящий спиной к древнему страннику,  одетый в серый дорожный плащ, вдруг снял капюшон – было   жарко. Седые кудри не скрывали, что когда-то были чёрными, как смола. Путник сидел напряжённо, нервно жевал корку чёрного хлеба, запивая квасом, его худые жилистые руки ходили ходуном – он, по-видимому, боялся русов. И словен тоже. Коттин окинул взглядом его фигуру – изношенные до дыр сандалии на толстой подошве, древний плащ в заплатах, превышающих по своей площади  первоначальную ткань, заплечный мешок, из которого торчат голенища высоких сапог. Значит, круглый год скитается, и нет ему покоя. Какая-то смутная догадка забрезжила в голове бывшего Кота. Он встал, обошёл стол, заглянул в лицо сидящего.
     - Любезный, а не встречались ли мы в Антиохии? Лет пятьсот тому? – наклонившись, прошептал Коттин ему на ухо.
     Человек вскочил, уронив тяжёлую лавку, дико уставился на Коттина. Кое-кто оглянулся, но, увидев, что это просто встреча старых друзей, снова уткнулся в кашу.
     - Это ты, Странник?
- Это я, Агасфер. Вот видишь – устроился работать боярином у чуди. Ну, как ты? Почему здесь?
- Не выдавай меня! Я ушёл их рейха Карла, потому что там подняла голову церковь. Все ищут крови бедных евреев – мы таки виновны в смерти Иисуса.
- Шёл бы ты в Испанию, - усмехнулся Коттин. - Туда когда-то ушёл почти весь Израиль. Да и в рейхе, уплатил налоги – и спи спокойно.
- Там, в Испании, немного полегче, но, то, же самое. Ещё и хуже!
- Это как? – задумался Коттин. Думал он минуты две. Потом взглянул на Вечного Жида – чёрные глаза того горели, волосы стремились в разные стороны прядями прочь от черепа.
- Поэтому я  пришёл сюда! – почти, что возопил Агасфер. – Здесь  есть и города, и торговля, только этих нет!
     Растворилась дверь, в корчму вошёл тщедушный человек в чёрной монашеской одежде, с крестом на цепи. Что-то поискав по углам, и ничего, кроме паутины не найдя, человек перекрестился слева направо – совсем, как Стефан.
     - Как это нет? – добродушно промолвил Коттин,  глядя на остолбеневшего Агасфера. - А это кто? Не за тобой?
- Пойду в Белозерск, - забормотал проклятый Христом. - Там их нет.
- Не ходи, - предупредил Коттин, взмокнув от перспективы встречи Вечного Жида с Мишной, - там только что закончилась междоусобица. Иди к вятичам – они сидят на Москве реке. Помню – прекрасный остров, покрытый вязами, с одной стороны впадает речушка Жужа, с другой стороны Неглинка, отекающая древний холм. Когда-то, тысячи лет назад, то был курган великого царя Скифа…  Но время сравняло его с землёй.
- Москва, Москва, - забормотал быстро собирающий пожитки Агасфер, - Москва… Москова… Мосох, сын Иафета, внук Ноя… Это земля Мосоха, по разделу мира после падения Вавилонской башни… Пойду туда… Говоришь, надо держаться южнее чуди?
- Иди, иди…  хорошее место, приживёшься…
     Коттин сел, дожевал курицу, и задумался – вот ведь, странно… Агасфер тут случайно, или нет? А что тут делают служители Христа? И как искать следы Ярви?
     Наконец, он встал, подошёл к корчмарю, поманил его пальцем, звякнув карманом. Хозяин заинтересованно привстал. Коттин тихо рассказал ему про злого заговорщика и смутьяна из чуди, зовут Ярви, может иметь сообщников. И что он, боярин Коттин (тихо, об этом – никому, сам понимаешь), зайдёт сюда через пару дней разузнать, что и как. При этом что-то круглое и тяжёлое перекочевало в потную ладонь корчмаря. Скептическое выражение лица хозяина, кивающего из стороны в сторону, сменилось оптимистическим выражением, кивки продолжались с таким же интервалом - но сверху вниз.
     Когда гость ушёл, хозяин заведения разжал руку – ожидания не обманули его. Он с удвоенным вниманием принялся обозревать пирующую публику.

     На следующий день Коттин приказал Стине сидеть дома,  Арианта не выпускать – мальчик рвался на улицу. Ну, разве что, хлеба купить – но вдвоём, у хлебопёка, рядом с корчмой. На вопрос ведьмы про Ярви, бывший Кот сначала нахмурился, потом ухмыльнулся, попросил Стину определить магическим путём – где находится проклятый оборотень?
     Стина приняла предложение равнодушно, лишь пошутила, что, раз, богов не слышно – придётся определять их волю косвенными путями, например гаданием на рунах. Ещё хорошо бы в город сходить - поискать,  вдруг  южные женщины гадают на картах таро – раньше одна такая трудилась на торге. И даже зарабатывала неплохо.
     Коттин распушил хвост - дескать, он и без всяких карт и рун чует, что оборотень в городе. И что  нужные люди присматривают за народом, и если что – всё ему скажут. После этого он фыркнул и ушёл, привычно закинув меч за спину.

     Нарезав пятый круг по рынку, Коттин, наконец,  поинтересовался – один ли в городе торг? На странника посмотрели, как на любого  глупого иноземца – благодушно-презрительно,  объяснили, что на том берегу Волхова есть ещё один – малый. И что через реку лежит мостик – из связанных брёвен.  Коттин побрёл на малый торжок – там, кроме небольшого рынка и амбаров для товаров, рабов и лошадей ничего не было. Однако в дальнем углу базара синело нечто знакомое. Подойдя поближе, Коттин увидел шатёр с жёлтыми кистями, усачей при входе – Бабай-ага продолжал свою купеческую деятельность в Словенске.
     - Приветствую тебя, достопочтенный! – промолвил Коттин, после соответствующего доклада пройдя в приятную тень шатра.
- Пусть небеса благословят твой путь, - радушно приветствовал булгарский гость Коттина, хорошо запомнив, что благодаря людям, как-то связанным с этим боярином, он вовремя убрался из Белозерска, нисколько не пострадав во время страшных событий. – Как жизнь в стольном граде,  как дела у молодых князей?
- Твоими молитвами, - рассеянно ответил бывший Кот, прислушиваясь к нежным звукам, доносившимся из-за полога – там кто-то играл на незнакомом струнном инструменте. Также, оттуда шёл знакомый по старинным временам сильный и ароматный запах какого-то напитка.        Кофейные зёрна? – изумился древний странник. - Здесь, в Словенске?
- Ты знаешь этот напиток? – подскочил Бабай, так, что с него чуть было, не слетел зелёный тюрбан.
- Случалось пить – в одном из моих путешествий в дальние края, - уклончиво ответил Коттин.
- Я сейчас повелю…
- Не утруждай себя, ради небес. Я представляю, сколько стоит чашка кофе здесь, в Словенске… на вес золота, не меньше. Пусть радуются твои благородные жёны, ум и красота которых известна всему Северу.
     Бабай, задумавшись, не содержится ли тонкой насмешки  в словах странного человека, и, решив, что нет,  присел на малый диван, пригласив к беседе и гостя.

     - Про беглого Ярви ничего не слышал, - через пару минут беседа спокойно текла, словно никогда и не прерывалась. - Да и в город ему не попасть. Даже, если он и попал за частокол – где он будет жить? Нищенствовать? Воровать? Его повесят или выкинут вон.
- Тут такое дело, - горячо промолвил Коттин, понизив голос, - я думаю, что он…
     И бывший Кот рассказал потрясённому купцу про свои скитанья по лесам, встречу с оборотнями и их царём, про догадки, что вышеупомянутый Ярви был укушен зверем-оборотнем, про возможное местонахождение стаи в городе…
     Осторожный булгарин тут же удвоил охрану и категорически запретил своим людям без надобности ходить по одному. Затем, переварив рассказ Коттина, он указал на амбар, который  сняли некие пришлые люди – весьма осторожные и закрытые, числом не менее тридцати. 
     - Они выходят в город за продуктами, закрыв волосы и  всё тело, может быть, там полно твоих беглых земляков, - доверительно шептал Бабай, указывая пальцем на убежище возможных врагов Коттина. – Всё-таки чашечку выпьешь? У меня мешочек зёрен спрятан на самом дне сундука! Зёрна из  благословенной Аравии!
- Из страны арабов? Наливай!

     Попивая мелкими глоточками горячий напиток, Коттин звякнул мешочком с монетами. Чуткий купец насторожился, он уже понял, что его собеседник просто так не производит излишнего шума.
     - Не хочешь, ли купить подарок своей спутнице?
- Ты и это знаешь?
- Так городок невелик… чай, не Багдад.
- Скорее – твоя свита велика…
- Варяги считают, что мечи нужнее. Сегодня уходят на юг – где вплавь, где волоком.
- Я тоже не глухой – уже слышал. Желают подмять под себя Кыев? Придётся кагану откуп давать.
- Ничего – у них золота и самоцветов хватит. Я что хотел сказать…
- Говори… -  насторожился Коттин.
- В Белозерске какой-то хазарин при княгине объявился.
- И это тоже твоя свита донесла?
- У купца, в наше тяжёлое время, - Бабай благочестиво посмотрел в синий потолок шатра, - должны быть многочисленные глаза и уши. Исключительно в мирных целях – для торговли.
- Кстати, насчёт мирной торговли. Достопочтенный Бабай-ага, а здесь нет ушей твоей свиты?
- Нет, что ты, благородный Коттин. Это мой дом. Походный дом, конечно.
     Коттин огляделся по углам шатра, наклонился к уху булгарского гостя:
     - Слышал ли ты  про греческий огонь?
- Это великая тайна, - отпрянул от древнего странника купец.  - Её императоры Константинополя берегут, как зеницу ока.
- Императоры пусть берегут, им должность велит. Или их божественное происхождение. А мне, не добудешь ли к концу недели пару кувшинов земляного масла?
- Нафты? Добуду к священной пятнице, друг мой.
- Это не всё. Серы два кувшина, селитры кувшин. Оплачу щедро.
- Я распущу слух – волхвам, для лечения кожи…
- Так серой и земляным маслом  на самом деле кожу лечат, - улыбнулся бывший Кот. - Только не вздумай смешивать  состав. В него входит ещё несколько порошков. Сколько иные бились отгадать, ничего не добились – кое-кто даже сгорел.
- А ты алхимик, господин Коттин… 
- Просто  наслышан о вашей науке.  Арабы пытливо изучают соли земли, металлы, ищут философский камень, эликсир бессмертия, Большим Деланием пытаются получить из свинца золото… а мы? А у нас? Тьфу!

*

     На следующий день, бывший Кот, оставив спутников в корчме, сразу же направился на левый берег. Покрутившись на малом торжке, нахваливая грибы, свежую рыбу, битых перепелов, Коттин высматривал людей странных, неместных, невменяемых или одурманенных. Стояла невыносимая жара, небо выцвело из бледно-голубого в белёсое. Солнце  испарило воду из ручьёв и луж, даже Волхов обмелел. Купив ковш кваса, Коттин прислонился к стене какого-то сарая, блаженно, по глотку пил прохладную, из погреба, жидкость.
     Его внимание привлекла простоволосая девка,   героически пытавшаяся пересечь рынок, при этом, не налетев на лоток или лавку. Одета она была не по-словенски – в какой-то подозрительно короткий сарафан с лентами, бусы из разноцветного отполированного камня, сандалии на ремешках. И хотя ноги девушки выделывали кренделя, были они аппетитно пухлыми, с маленькой стопой, накрашенными ногтями. Покрой одежды не скрывал, а наоборот, подчёркивал мягкость полных бедёр, узкую талию, полные, подрагивающие и раскачивающиеся в такт шагов, груди.
      Торговцы, купцы, гости, иноземные негоцианты, сразу оживились, вышли из лавок – полетели шуточки, прибаутки, смешки и звонкие шлепки – всяк счёт своим долгом опробовать упругость  и пухлость кормы девушки. Кто-то пытался угостить её брагой, кто-то зазывал на чашу вина, тут же, позабыв про жён и семью, бородатые солидные дяди пытались назначить свидание. Когда распутница достигла цели и почти скрылась в тени последней лавки, над ухом Коттина кто-то возопил, да так, что странник  чуть не выронил кружку:
     - Гореть тебе в Геенне огненной! И твоему роду, и твоим нечестивым потомкам!
     Небольшого роста, круглый, с жидкой бородкой, с длинными волосами, выпавшими сверху, и явившими небу круглую блестящую лысину, в чёрной сутане, человек брызгал слюнями, понося уже удалившуюся девку нелицеприятными словами.
     - Кто ты, и зачем ругаешь эту греческую метрессу, прибывшую с купцами? – удивился Коттин, однако, сразу же понял, что христианский жрец явно ищет его поддержки в своём религиозном бдении.
- Я Сысой - ничтожный раб божий, сын мой, - сладко пропел жрец, отреагировав на интерес варвара. Явно не местного, откуда-то с севера, в богатой одежде, знающего местное наречие. - А ругаю я эту распутную дщерь, потому что она отреклась от своего божественного предназначения – сидеть дома и рожать детей, и пошла по пути греха – продаёт своё тело за деньги.
- Сысой… - начал было Коттин.
- Отец Сысой.
- Разве я тебе сын?
- Нет, брат мой…
- Ещё и брат? У меня нет братьев, отец Сысой.
- Все мы братья перед лицом нашего господа, Иисуса Христа.
- Кроме вас, вы – отец, - подколол жреца Коттин.
- Я принял священное таинство, и теперь на ступень ближе к Богу, сын мой.
- Но,  тем не менее,  ты раб?
- Раб Божий. Не путай эти понятия. Я прибыл с Эллады с торговым караваном русов. Даже эти люди согласились со мной – некоторые из них приняли христианство. Скоро вся русь будет стоять на коленях пред Богом.
- Русь? На коленях? – захохотал Коттин. - Кстати, у тебя, отец Сысой, на шее висит цепь – как у раба.
- Но на цепи крест господень.
- А не римская ли виселица?
- Да, господь наш окончил свой земной путь на римской виселице…
- Да как же он позволил с собой это сделать?
- Сознательно, сын мой.
- Назло бабушке отморожу уши?
- Христос взял на себя грехи всех людей.
- Зачем же ты тогда ругаешь эту прелестную метрессу?
- Так за прелесть и ругаю, сын мой. Всё телесное от Сатаны. Телесное – проклято, глину для тела Адама месил сам дьявол, Бог же вложил  искру своего огня - бессмертную душу.
- Вот почему вы не моетесь, - прошептал Коттин в сторону, зажимая нос.
- Что ты там бормочешь? Ругаешь эту девку? Похвально. Лучше блюсти невинность за каменными стенами монастырей, чем грешить, и потом гореть в аду!
- А род людской не вымрет? – испуганно спросил Коттин.
- Для этого есть таинство брака. Несколько раз в жизни можно пойти на плотский грех с женщиной ради рождения детей – соблюдя пост, читая молитвы, вырезав в рубахах до пят специальные отверстия. И не дай Бог, если женщина вскрикнет от удовольствия, ты же сам понимаешь – что когда уды на воле –  сам Сатана тянет к ней когтистые лапы.  Такая женщина - ведьма, она достойна пыток,  костра и вечного проклятия!
- Пытаете-то  сами?
- Трудимся день и ночь, столько интересных методов разработали!  Но не здесь, не в этой стране… Здесь всё ещё  грязное, поганое, развратное сатанинское язычество!
- Святой Отец, а мне один купец рассказал, что  храмовая проститутка, Магдалина, пошла за Христом и стала его женой, даже апостолом - самому императору Нерону подала в Риме крашеное яйцо, как символ Новой веры. Хотя почему новой? Мы тут сидим в нашем лесу сто тысяч лет – и всегда по весне яйца красим…
- Варвар! Где вы только собираете грязные сплетни про святую Магдалину? Как она могла быть женой Христа, если он был непорочен?
- Непорочен? Но ведь по вашему учению все люди рождаются грешными. И в Писании сказано, что Магдалина была грешницей.
- Ты читал святое Евангелие? – изумился Сысой.
- Что ты! Что ты! Мне рассказывали!
- Это хорошо, что слух о Благой Вести распространяется и в столь отдалённых землях, - смягчился жрец. – Если ты любишь слушать письмена апостолов, не пройдёшь ли со мной на собрание нашей общины? Может быть, если тебе повезёт, ты услышишь нашу святую матушку. Она, кстати из местных. Не удивлён?
- Нет, я уже встречал христиан и в наших землях. Встречал даже последователей пророка Мухаммеда – мусульман.
- Они еретики! Хуже того – язычники! – вдруг окрысился отец Сысой, - Сарацины приняли учение Мухаммеда и завоевали огромные, невообразимые пространства! Их Халифат простирается от неведомых земель Китая до Королевства франков! Мухаммед отменил многие заповеди господа нашего Иисуса Христа и создал ересь, близкую к морали иудеев!
- То есть к первоисточнику, - хрюкнул Коттин.
- А сколько надежд возлагалось на мальчика из знатного  рода, воспитанного в христианском монастыре! – вздохнул отец Сысой, не заметив подколки бывшего Кота. – Пойдём, сын мой, я проведу тебя в наш ковчег – там мы совершаем молебны и собрания. Пока нас немного – но мы  вместе!
     Коттин, несмотря на невыносимую жару, достал из мешка серую накидку, одел поверх рубахи. Накинув на голову капюшон, низко опустил его на лицо. Отец Сысой, заметив это,  благосклонно кивнул:
- Это правильно. Лицо надо прятать. Несмотря на  веротерпимость местного населения – лучше  скрываться. Пока нас не станет много.
     «Хорошо, что мои мотивы не противоречат твоей осторожности», - подумал Коттин, - «Ведь я прячусь  не от людей, а от совсем других существ».

     Сысой постучал в дверь условленным сигналом, за дверями завозились, что-то спросили. Священник тихо ответил, внутри стукнул запор, загремела щеколда,  дверь со скрипом приоткрылась. Сысой  шепнул заросшему волосами бородачу – дескать, этот со мной. Привратник оглядел Коттина на наличие меча, пробурчал тихо -  сдать оружие. Бывший Кот развёл руки, показал ладони – нет, дескать, не притрагивался даже. Про драгоценный кинжал в сапоге не спросили - Коттин и не упомянул.
     С порога  нос бывшего Кота ударила чудовищная смесь аромата немытых тел, грязной одежды, кислятины и отхожего места. Узкий коридор вёл мимо коморок, отделённых друг от друга серыми кусками льняных полотен, кое-где рваных, кое-где прожженных углями.
- Сгореть не боитесь? – тихо спросил Коттин отца Сысоя.
- На всё воля Божья. Сгорим – прямо в рай попадём. В Божьих храмах свечи завсегда горят, и ничего – Господь спасает, - сообщил словоохотливый пастырь.
     Коттин шёл, с любопытством поглядывая по сторонам. Сысой заметив это, стал пояснять:
     - Здесь у нас блаженный Таисий – во имя Христа не стрижёт волосы и ногти, не моется, прикрыт лишь вервием – считает, что грех прикасаться к телу, созданным Богом, ножницами, грех носить одежды. Адам был гол, его таким Господь создал, а одежду после совращения богопротивной Евы дал Сатана (Сысой плюнул на пол и истово перекрестился при имени  врага рода человеческого).
- Женщин ненавидит, никогда к ним не прикасался? Если все по такому пути пойдут – род человеческий вымрет,  – странно посмотрев на Сысоя, повторно заметил Коттин.
- Это не для всех, сын мой, это путь для избранных! А здесь подвижник Гегемоний  - стоит на одной ноге уже три года, в веригах и власянице, один крест чугунный пуд весит! Уж так он угоден Богу, так угоден!
- Спит стоя? – деловито осведомился Коттин.
- Подпираем жердями, как же. Святой человек! Даже за амбар на одной ноге скачет, опираясь лишь на костыль! – умилился пастырь.
- Нога болит?
- Ради славы Господней!
- А это кто тут орёт?
- Отец Моргоний деток грамоте учит! Видишь – четверо учеников у него.  Греческие буквицы зубрят – святое Писание читать будут.
- Розгами вколачивает? Грамота – это хорошо!
- Ну что ты! Только ремнём! Без ремня не научатся и ничего не запомнят! Ленивые дети!
- Отец Сысой! Если не секрет – ты эллин?
- Господь наш сказал – нет ни эллина, ни иудея.  Здесь я отец Сысой, в королевстве франков – патер Генрих, в  Восточной Римской империи – протоиерей Иоанн…
- Единая Европа? Шире всяческих империй?
- А ты умён! – запнулся Сысой. - Как тебя зовут, говоришь? Нам нужны такие люди! Рим уже объединял когда-то весь  мир. Но сейчас цивилизованный мир стал шире, чем бывший  Pax Romana. Даже шире Европы.
- На весь мир замахнулись? Это же война…
- А мы к крестовым походам готовы. На сарацин, конечно. Разбили же их франки…
- Но Испания пала.
- И что? Мавры сели эмирами…  но простой народ тайно исповедует веру Христа. Вот мы и пришли!

     Квадратный зал был уставлен скамьями, на стенах висели иконы с ликами святых – Коттин узнал святого Николая – в прошлом свирепого пирата, раскаявшегося в конце жизни. Николай принял христианство, тайком раздавал нищим и детям ранее награбленное добро, проповедовал новую веру. Рядом висела икона апостола Павла. Коттин знал, (три года он потратил на изучении новой доктрины в свои прошлые «жизни») что этот ученик Христа никогда не видел Иисуса при жизни. Будучи гонителем евреев-христиан (тогда других и не было), а проще говоря, убийцей, грабителем и насильником Савлом, он встретил на дороге Бога в виде Духа святого, воссиявшего перед ним, упал…  и восстал, как апостол Павел. Правда, адаптировавший Церковь, созданную Петром, к нуждам мира людей, а не мира ангелов. Коттин так и не понял, почему новую религию назвали христианством, а не павликианством…
     Коттин сел в уголок, отосланный дланью отца Сысоя, натянул на глаза капюшон, притих, делая вид, что смиренно молится.  Священник сел рядом, явно ожидая кого-то. Постепенно зал заполнялся – бородатые мужчины в простых одеждах, подростки – тихие и благообразные, женщины в платках по самые глаза, в чёрных платьях до земли…
     Сидели тихо, молились, перешёптывались – Коттин заметил на многих устах радостные улыбки, глаза у христиан были добрые, почти блаженные…   не от мира сего. Странно, но ему стало хорошо и спокойно.
     Наконец, дверь, находившаяся в передней стене, заскрипела, оттуда вышла женщина в окружении нескольких бородачей с восторженными глазами – Коттин при виде дамы вжался в уголок, пониже натянул капюшон на глаза – его разбирал смех. Отец Сысой принялся бубнить Коттину на ухо историю местной святой -   как она пришла из неведомых лесов в славный город Словенск, как встретила его, отца Сысоя, как изложила ему своими словами Символ веры и основы христианского учения. Это было воспринято, как чудо. Коттин, слушая поначалу святую вполуха, навострил слух – в последнюю их встречу, эта женщина не имела никакого представления о христианстве. Никак, и тут влияние старика Никона (и почему он не пожелал переселиться в Белозерск?), скорее всего, она встретилась на своём пути с Радимом…  Чудеса, да и только. Поверить, что ли, и самому, в нового бога? Старые-то молчат…
     Когда пастырь стал описывать  чудеса святой – явление с торжка в ослепительно белой драгоценной одежде: «Аки Христос на горе Фавор. А ведь явилась в рванине», Коттин отмахнулся от назойливого пастыря, пробубнил ему на ухо, - «Дай послушать – я ж не слышал ещё!»
      И вовремя – представление вступало в завершающую стадию. Люди  во все глаза смотрели на женщину, воздевшую руки к небесам, и ожидающую чего-то. Наконец, у одной девушки брызнули слёзы восторга, тело её передёрнула судорога, она повалилась на руки соседей в религиозном экстазе, выкрикивая:
     - Матушка! Святая матушка! Расскажи, как ты победила демона!
- Святая Кикония! Расскажи добрым христианам про демона! – потребовал снисходительно и отец Сысой.
     Коттин медленно сползал со скамьи на пол – он не хотел оказаться в роли демона на костре добрых христиан. В его памяти отложились следующие пламенные слова святой Киконии:
     - И приступал тот  демон ко мне каждую ночь. Был он страшен видом – с раздвоенным копытом и острыми рогами! Разжигал он во мне греховные страсти – но я молилась христовой молитвой, которую услышала во сне. Сам архангел Гавриил нашептал мне святые слова! И каждый раз отступал  адский демон!
    Все селяне  деревни, где стояла моя скромная хижина, поддались демону – пили с ним богопротивное вино,  греховно совокуплялись  – как женщины, так и мужчины. Такова была у него сила, и нечего было противопоставить грешникам  демону – они не знали Христа.
     И тогда, в последнюю ночь, демон приступил  ко мне с  сильными притязаниями – насылал греховные видения, словно ночной дракон, разжигал кровь и предлагал чашу чёрного вина. Почти что сдалась я  силам ада – и навалился на меня сын сатаны, и почти что овладел он моей девственностью, потому как молитвы спутались в моей голове. И разорвал он мои одежды, и, насмехаясь, стал хулить и Бога нашего,  и Церковь святую.
     Взмолилась я перед лицом неизбежной смерти – духовной, не телесной, и услышал меня Бог. Явился ангел божий – высокий и голубоглазый – и ударил огненным мечом демона, и отослал его в самые дальние ямы ада. Мне  же велел идти в славный город Словенск – найти там верных сынов Христовых.
     Дети мои – отсюда мораль! Вступайте в брак только через святую Церковь! Храните чистоту перед Богом до совершения таинства брака, что совершит пастырь! Иначе, придут к вам демоны, соблазнят  вас и утащат в ад!
     «Жёстко! – подумал Коттин, почти лёжа на полу – слава небесам, народу было много, никто не обратил на него внимание. – Нашли-таки, ключевую точку человеческих взаимоотношений. Поделят теперь детей на законных и на незаконных - добрачных, внебрачных.  И побегут  девки топиться».
     - И когда пришла я в город Словенск, то узрела через отца Сысоя всю полноту и сладость учения господа нашего Христа! И в тот же миг, прямо на майдане воссияла одежда моя и превратилась в хитон, наподобие ангельского! Потому как бесплатно даётся верующим и любовь Христова и платье драгоценное!
     - А как же мой сапфир? – вскочил Коттин, забыв про свою анонимность. – Не на него ли ты купила ромейское платье?
     Несколько секунд стояла мёртвая тишина, затем раздался оглушительный визг Кики, – «Дьявол! Держите демона! Рубите его железом!»
     Коттин, разочарованный таким вероломством – ведь отпустил бабу, пожалел когда-то! – сначала нехотя дал кулаком в одну бородатую рожу, потом в другую, разохотился, полез на толпу. Вдруг кто-то ударил бывшего Кота лавкой по спине, так что вокруг всё загудело, замельтешило, погасли почти все свечи. Коттин повернулся, вытаскивая кинжал из сапога – и вовремя. Отец Сысой приготовился ловить оборотня толстой сетью, за ним маячили бородачи с лопатами и топорами. Коттин наморщил лоб – как жаль, вступление в беглую христианскую секту не состоялось – а ведь грамоте учат… любви друг к другу… 
     С другой стороны, все блаженные и юродивые, а проще – психически ненормальные люди так и прут, так и прут поближе к христианству… Ничего не поделаешь – сожгут ведь Кота Баюна на костре, и не воплотишься потом вновь из пепла-то. Лет пятьсот, небось.
     Кинжал сверкнул жёлтой молнией, Коттин ударил отца Сысоя слева в бок, не смертельно, придержав руку. Все шарахнулись. Затем бывший Кот побежал по телам на выход – от него бежали, крестились.
     Пробегая мимо келий, Коттин схватил чью-то чёрную сутану, вылетел из дверей, осмотрелся. Рядом с ним лежала куча хвороста, принесённая на растопку. Бывший Кот выбрал основательную палку, подпёр дверь – и вовремя. Изнутри застучали кулаками и ногами, закричали. Сунув в мешок серый плащ, Коттин напялил одеяние монаха и быстрым шагом прошёл в толпу на майдане – ему никто не удивился, в Словенск стекались служители самых разных богов.  Пройдя торжок, Коттин осторожно оглянулся – по майдану растекались христиане, озирали народ, искали его, демона из леса. Бывший Кот затерялся в толпе желающих перейти на другой берег Волхова, в старый город, и исчез из поля зрения преследователей.

     В корчме хозяин огорошил Коттина, что его спрашивал человек – странный, неместный – никогда ранее не заходил в заведение. Но вроде бы вышел из княжеского терема – странно! И что он, хозяин, ответил, что господин боярин в городе, по торговым делам. Человек долго кланялся, благодарил, поведал, что ещё непременно зайдёт. Дескать – важное торговое дело. Коттин полез в мешок, всунул в ладонь корчмаря пять серебряных монет. Доходчиво объяснил, кто бы его ни спрашивал – он съехал, из города убыл, вместе с чадами и домочадцами, а куда – то никому неведомо. Потом велел хозяину подать обед наверх, после того, как он вернётся. Быстро поднялся, схватил меч (никогда, никогда больше не выйду без него), велел Стине с мальчиком спуститься в корчму через пять минут.
     Заведение покинули через кухню, вышли на задний двор, прошли огородами, садами, наконец,  очутились на окраине города. Здесь Коттин договорился со старым бондарем о ночёвке своей жены с сыном в его, бондаревом чулане. Ногата сподвигла старика немедленно увести Стину и Ари с глаз долой, распорядиться насчёт обеда, приготовить подушки с одеялом на ночь. Естественно, бывший Кот велел никому не казать носа в город…
     Покинув двор бондаря, Коттин долго всматривался в окрестности – вроде бы всё спокойно. Вот мужик тащит с реки решето с рыбой, на плече сети. Вот баба склонилась над грядкой с луком. Далеко-далеко охотник, погоняя  стаю собак, бродит по густому саду – не иначе, вышел, пострелять перепелов… Солнце светит в вышине, переплавляя бледно-голубое небо в белое, слепит глаза, плавит плоть. В небесах звенит жаворонок, вокруг жужжат шмели, стрекочут кузнечики, квакают лягушки в болотце. Но, пора бежать в корчму, перекусить, начать поиски таинственного посетителя. Пора. Что-то в этой идиллии не так…

                *

     Успокоившись, и умяв сочный кусок мяса с луком, Коттин решил осторожно прогуляться по главному майдану,  пройтись до княжеского дворца, послушать, что говорят.
     Рынок, вдесятеро больший, чем в Белозёрске, шумел и галдел многоречьем языков, поражал блеском заморских тканей, роскошью драгоценных мехов, рядами, ломящимися от дичи и солений.
     Кричат зазывалы, толкаются сбитенщики и торговцы пирогами с лотками, бродят с корзинами солидные матроны-домохозяйки, важно прогуливаются  южные и  восточные гости. Вот какая-то чернявая женщина в золоте,  немолодых лет, сладко улыбается и играет бровями перед богатым ромеем – «Отдохнуть с девочкой не хочешь, дорогой? Заходи сюда, деньги вперёд. Да, давай их мне. Две ногаты серебром».

     Впереди раздался крик – торговка кафтанами и епанечками, шапками да ширинками, ругалась с варягом. Коттин подошёл поближе, прислушался:
     - Ты, баба, поставь цены на тканые полотенца выше. Что ты мне  торговлю перебиваешь? – волновался варяжский купец, озираясь в поисках своих.
- Ты мне не указ! Понаехали тут! Мне какое дело, что ты рус?
- Слушай, что ты несёшь? Я русич, у меня мать словенка, местная!
- Тогда не лезь в мою торговлю!
     Наконец, появился варяжский дружинник, в полном вооружении, подмигнул товарищу – дескать, остынь, это мелочи.
     За торговыми рядами стоят лавки, далее, у реки, за забором – амбары. В лавках торгуют оружием – сюда пускают только солидных купцов, старшин, памов, атаманов. Стальной путь предлагает за огромные деньги мечи и ножи, кольчуги, клевцы, копья и пики, секиры,  топоры и наконечники стрел – орудия войны. За лавки, к амбарам пропускают только известных гостей –  там заключаются сделки на партии мёда, соли, живицы, мехов, там можно  приобрести неплохой сосновый лес для ремонта драккаров и лодок, готовые вёсла, якоря.
     А вот птичий рынок – в клетках скачут по жёрдочкам  птички – чижи, щеглы, чечётки. В редком доме Словенска нет клетки с певчей птичкой. Рядом продают кошек, собак разных пород. Вот какой-то  словен с выводком охотничьих псов кричит знакомому собрату, – «Пойду под вечер в сады пострелять перепелов! Их там знатно развелось!» 
     Справа предлагаются телята, ягнята, далее – в особом месте,  кони. Под навесом у самой реки стоят рабы – взятые с боя, уведённые из городов Европы викингами, изредка – местные, низведённые до рабского состояния по провинностям или долгам. Мужчины будут проданы на  вёсла русам, женщины – в прислугу по домам …
     У самого берега причалены два драккара в полной оснастке. Вокруг стоят русы. Коттин сделал морду ящиком, задрал курносый нос, махнул перед глазами одного стражника  золотой вышивкой кафтана, второму показал меч – те поклонились, пропустили иноземного боярина. Или атамана – кто его знает? Лучше не связываться, простонародье так не одевается, мечи за спиной не приторачивает.

     Отряд русов стоял в полном вооружении - не менее полусотни дружинников при мечах, в сияющих латах. Ждали конунга Аскольда. Воевода Дир ходил меж бойцов, хлопал по плечам, что-то спрашивал – все смеялись. Поход у этих людей вызывал радость, тем более, в Кыеве законная власть, похоже, пресеклась – иди и бери.
     Коттин обошёл русов по широкому полукругу, делая вид, что присматривает коня. Его заметил Иггельд, сотник, кивнул страннику, пили в одной корчме – уже знакомцы. Бывший Кот поклонился, знак внимания местного начальства позволил ему остановиться – поглазеть на сборы русов в поход легально. Вдруг по толпе прошёл звон металла – все одновременно повернулись в сторону торжка – через ворота шла большая толпа варягов. Во главе русов шёл высокий воин, его лицо пересекал старый шрам, шлем сиял серебром, не смотря на жару, он надел кольчугу – длинную, тяжёлую. «Это конунг Аскольд», - догадался Коттин, но тут, же призадумался: за Аскольдом шло человек сорок бойцов, но центром внимания был не старый командир, в толпе шёл кто-то ещё, притягивающий внимание людей. Это заметили и отплывающие. Звон металла и шум голосов вдруг перешёл в приветственные крики, в удары мечами по щитам. Аскольд сделал шаг в сторону, за его спиной Коттин увидел  молодого витязя  в сияющем доспехе. Из-под золотого шлема от речного ветерка трепетали светлые кудри, синие глаза смотрели дерзко. Рядом с витязем шла девушка необыкновенной красоты, в словенском платье, восточных украшениях, тонкая и гибкая, ростом почти с молодого князя. То, что это князь, Коттин догадался сразу же – от молодого человека исходила аура власти.
     - Рарог! Рарог! – закричали дружинники Дира.
- Это Рюрик, Великий конунг русов, - сказал какой-то раб на словенском диалекте, стоящий в цепях позади Коттина.
     Коттин оглянулся – под навесом появился бородатый торговец с плетью в руке, он поднял рабов на ноги, видимо, готовясь к торгу – русам нужны люди на вёсла.
     - Аскольд, драккары к походу готовы? – тихо спросил Рюрик старого воина.
- Готовы, господин! Всё погружено, твой драккар тоже приготовлен. Только…
- Говори!
- Мы покидаем город насовсем? Терять такой доход…
- Здесь пока торговать не будем. На торжке постоянные стычки. Власти в городе нет. Бояре… - тут Рюрик наклонился к уху Аскольда и Коттин не смог услышать последних слов молодого витязя.
- А царь Горох? – спросил старый конунг.
- А царя… - опять неразборчивый шёпот.
     Аскольд резко повернулся к Рюрику, на его лице проступил ужас и изумление:
    - Так вот почему… Я всё понял! Мог бы и сам догадаться!
- Мы сюда придём…  позже, когда всё кончится. Придём с дружиной. А сейчас отдай приказ всем, кто не идёт на драккарах, уходить в Ладогу – под наши мечи. – Рюрик крепко обнял конунга, похлопал по плечу подбежавшего с докладом воеводу Дира:
      - Приказываю отчалить! Берите Кыев, будете с конунгом княжить там, пока я жив! По пути соберите всех наших – будет  флот бортов в двадцать. Горожан не обижайте – город берём навсегда. Хазарам платите дань – но, понемногу. Их ярлык не рвите – пусть пока думают, что они хозяева тех земель. Придёт время – и у этого чудовища срубим голову. Вперёд!
     Рюрик стоял, окружённый приближёнными, наблюдая, как отряд погружается на драккар, сияя драгоценной сталью, серебром, золотом. Умила, любимая невеста Рюрика, стояла рядом, приобняв господина русов за  талию, положив голову на его плечо.
     - Господин! Позволь идти с Аскольдом и Диром! Отпусти в поход! – несколько русов из ближнего окружения выбежали вперёд, встали на колено перед Рюриком, опустив головы.
- Кровь кипит? – засмеялся молодой Великий конунг, оглядывая несчастные лица дружины. – Ладно, трое – идите. Только помните – это не простой набег. Мы берём под свой меч земли Кыева. То есть –  часть пути в греки. Навсегда. Все холосты? Слава богам, не выслушивать вопли ваших жён…
     Когда отчалил первый драккар, под удалые песни и крики варягов, выяснилось, что не хватает людей на второй - на вёсла. А путь морем – это не по рекам ходить. Пока Рюрик говорил с торговцем рабами, пока их осмотрели, сторговались, перевели на вёсла, расплатились – день перевалил к вечеру. Почти все русы  взошли на борт, на берегу оставался только молодой витязь с Умилой.
     Коттин, стоявший возле навеса и превратившийся в часть пейзажа, практически в мебель, посматривал на молодых. Бывший Кот загадал, когда же дочь хозяина словенского торга, богатого купца Гостомысла, весьма умного и дальнозоркого человека, решится взойти на драккар. Наконец, молодые обнялись, глядя друг другу в глаза, сделали движение в сторону трапа.
     Как вдруг раздался шум – к драккару бежала толпа вооружённых людей во главе с самим Гостомыслом…

*

     - Как ты смеешь забирать мою дочь? – кричал старшина словенских купцов юному витязю. – Молоко ещё не обсохло! А с тобой я дома поговорю! – это Умиле, потрясая плёткой из двух плетёных хвостов.
     Рюрик медленно оглядел своих напрягшихся дружинников, отрицательно покачал головой, задвинул рукой девушку за себя:
     - Молоко, говоришь, не обсохло? – витязь в золотой чешуе словно бы стал выше ростом, голос его загремел над причалом – словенцы попятились, многие данники и рабы под навесом, уже раскованные, попадали на колени. – Я Рарог Готландский, Великий конунг руси, прямой потомок императора Августа! – Рюрик указал на красный прапор с трезубцем, напоминающим падающего в атаке сокола. -  Мой меч держит в мире торговлю от Константинополя до Ганзы – Стальной путь! Осталось одно препятствие – Кыев,  и мы его скоро устраним! – Рюрик указал на готовые отплыть драккары. – А моя невеста едет со мной! Мы любим друг друга! Любовь – такая редкость в нашем жестоком мире!
- Ты умыкаешь неразумную девчонку! Умила, быстро домой! Исполнится шестнадцать лет – тогда будем о женихах думать!
- Так я вор? – витязь мгновенно выхватил меч, сверкнувший словно молния, - Умила, быстро на борт!
     Девушка на мгновение остановилась, посмотрела на отца, подхватила корзину с  вещами, в сопровождении воина быстро поднялась по трапу. Тотчас дружинники выхватили мечи, побежали к Рюрику.  Позади, раздался могучий всплеск – конунг Аскольд прыгнул через борт, стремясь на помощь  юному витязю.
     - А кто же ты есть? Не вор? Никогда не прощу! Будет худо – не позову! – Гостомысл медленно достал из ножен короткий словенский меч, занёс его над головой.
- Худо? Хуже не будет! Ты что, не понимаешь, что здесь  творится? Когда ты видел в последний раз старого царя Гороха? Куда подевались все  бояре? Здесь измена!
- Измена? – Гостомысл ударил витязя мечом сверху, тот легко отбил удар. Сверкнули искры –  бойцы начали смертельную схватку, выкрикивая обидные слова и похваляясь собственными подвигами.
- Измена! Даже хуже! Проспали нежить, умники? И ещё спрашиваешь – зачем я  невесту увожу? Да я её спасаю! – Рюрик вполсилы ударил купеческого старшину. Гостомысл всхрапнул, отбил удар, ткнул варяга мечом в живот. Молодой витязь рассердился на такое недостойное,  на его взгляд, поведение на поле боя, ударил по серому мечу купца  драгоценным харалугом – отскочившая половинка меча воткнулась в утоптанную землю, Гостомысл застыл с открытым ртом, держа рукоять.  Рюрик в бешенстве замахнулся на несостоявшегося тестя, меч его уже  опускался на шлем старшины – как вдруг посыпались искры, рука Рюрика дёрнулась, он чуть не выпустил оружие. Путь мечу юного витязя преградил другой меч –  светящийся, с буквами, струящимися, словно в тумане по серебряной поверхности. Рюрик медленно повернулся и уставился в наглые зелёные глаза белобрысого чудина в богатом кафтане. Все замерли.
     - Не тот ли ты Коттин,  древний странник и оборотень? – голос Рюрика был тих, но напряжён.
- Я ныне чудской боярин, витязь. У меня другая природа, я не раб чёрных колдунов, я игрушка богов.
-  Почему влез? Хочешь войны?
     Коттин на миг оторопел:
     - Влез, великий конунг, влез. Не дал тебе будущего тестя порубить.
- Твоё счастье, что мы спешим.
- Спасибо за то, что на Вы позвал. Прощай, витязь.
- И ты прощай, странное существо. Помни – твоё время уходит навсегда! Не поминай…

     Рюрик развернулся и взбежал на драккар. Рабы и наёмники, а также часть дружины по наряду, взмахнули вёслами, заорали и ударили по воде. Гребцов, что из рабов, не приковали – сплошные перекаты, длинные и короткие волоки, пороги, занимали бы слишком много времени на эти глупости. Да  никто бы и не ушёл от стрелы варяга. К тому же случалось, что раба выкупали, освобождали по велению конунга за доблесть в бою,  продавали…
     Первый драккар вышел на течение, быстро пошёл вверх – на Ильмень, только слышались вскрики гребцов. Парус не поднимали – стояла тишь, нужды в нём не было. Второй драккар, с Рюриком и Умилой, сверзили на глубь шестами, наконец, тоже взмахнули вёслами – и пошли вниз по течению, в море Венедов, или Балтов, как его называли русы.
     Дружинники славного города Словенска прибрали оружие по ножнам и петлям, окружили Гостомысла, о чём-то горячо говорили. Наконец, они заметили Коттина, нестройными голосами позвали его к своей толпе, энергично махая руками. Коттин подошёл к купеческому старшине, назвался, не кланяясь – не та сошка. Гостомысл стал настойчиво звать древнего странника в свой терем – возле торжка, отметить боестолкновение с отчаянными варягами, поговорить. Часть дружинников, наоборот, была настроена посетить старую корчму, выпить ромейского вина, познакомиться с боярином, что посмел скрестить меч с Великим конунгом русов. Коттин подумал, почесал затылок, с извинениями и обязательствами пренепременно посетить дом Гостомысла завтра, да хоть и с утра, решил поужинать с дружиной – вызнать, что происходит в княжьем тереме. И вообще – что за дела тут творятся?  Что произошло со старым царём Горохом, куда поразбежалась боярская дума, кто реально правит в этом огромном и сложнейшем хозяйстве?