Виноград

ВИНОГРАД.
Рассказ.
В основе реальные факты.

Женька  слегка постукивала мыском модной туфельки по паркету, в такт звучащей музыке. Красное шелковое платье в крупный черный горох облегало изящную фигурку. Черная коса,  перекинутая на левое плечо, сколота  золотистой бабочкой.  Взгляд черных глаз,  застыл на входной двери. 
Вырядилась!?  — изогнув губы, в презрительной улыбке,  покосилась на Женьку, Ирина. —  Ты не в его вкусе. Косу сначала отрежь.
— За ним все бегают. Даже жена начальника  стройбатовского гарнизона. — подмигнула Ирине, Лена.

Звуки  веселого танца смолкли. Раздвинулась бамбуковая занавеска на входе.
Сердце девушки нырнуло, как говорят,  в пятки, и там замерло. От волнения, она не чувствовала его ударов. Глаза не моргая, застыли на одном из троих вошедших пареньков, в отглаженных гимнастерках,  перехваченных на талии, широким солдатским ремнем. Коротко постриженные волосы, упрямо завиваются в кудряшки. На пухлых губах  легкая улыбка. В карих глазах  лукавые огоньки.
— Он на ангела похож! — прошептала Ира и сжала руку Лены.
— Белый танец! — объявил громкий голос. Ирина подтолкнула подружку. — Ты сегодня все утро твердила,  сама его пригласишь. Иди, или струсила?
— Она будет ждать, пока он ее отыщет в толпе. Первая красавица на деревне, а в деревне, один двор. —  рассмеялась Ленка.
— А разве я не красивая? — повернулась Женя к подружкам. — В школе многие мальчишки добивались моей дружбы. Вы просто  завидуете! — она гордо повела плечиком, и,  ощутив прилив энергии,  направилась к солдатам,  облюбовавшим место у дальней стены клубного зала.

— Вы танцуете? — Женя почувствовала, как от волнения, у нее перехватило дыхание.
Солдат улыбнулся, окинул девочку оценивающим взглядом,  поглядел на одного товарища, потом на другого, словно спрашивая совета.
Она побледнела, и опустила густые ресницы. Сейчас скажет что-нибудь обидное, или откажет. Наверное, права Ирка, надо  расстаться с косой и сделать модную прическу. Но вдруг услышала.
—  Танцую.
Парень взял ее за руку и повел в центр  танцевальной площадки. Они остановились друг против друга, и задвигали ногами. Как хорошо, что в современных танцах  партнеры не касаются друг друга. А то, он бы непременно ощутил дрожь, принизывающую ее тело. Радовалась Женька. С каждой секундой, девушка овладевала собой. И, наконец, совсем осмелев, встретила его насмешливый взгляд.
— В каком классе  учишься?
— На следующий год школу оканчиваю. В медицинский буду поступать. Мама говорит, у меня способности. Еще в третьем классе Муську вылечила. Она два дня ничего не ела.
— Муська, это  сестра?
— Ну что, вы!  — рассмеялась Женя, — Кошка. Мы с мамой вдвоем живем. Больше у нас никого нет.
— Как тебя зовут? — он коснулся ладонью ее руки.
Она отдернула руку, словно обожглась.
— Евгения. Все Женькой зовут.
— А меня Бахром.  Я из Узбекистана.
— Я знаю. — Женя опустила глаза.

Бахром посмотрел на склоненную девичью головку, покрасневшие щеки. Она очень даже мила, только не современная.
— У тебя глаза, как черный виноград.
Женька, преодолев смущение, взглянула на парня.
— Девчонки, говорят, как  греческие маслины.
— Твои девчонки ничего не понимают. Настоящий черный узбекский виноград. Ты ела  виноград?
— Ела, только маленький и зеленый. — девочка скривила губы, словно откусила, кислую виноградину. — Я не люблю, он кислый.
Бахром рассмеялся.
— Мне скоро  посылка придет, я тебя угощу.
Она не заметила, как смолкла музыка, танцующие с центра, переместились к стенам зала, а они так и стояли посреди площадки.
— Уже поздно, пойдем, я тебя провожу.
Бахром уверенно пошел к выходу. Женя ускорила шаги, поспевая за ним.
 
По улице молча шли рядом. "Надо что-то спросить. Нельзя молчать". Ругала себя  девушка.   
— Вы узбек? — тихо произнесла Женя, и прикрыла  рот ладошкой. Зачем спросила, вдруг  обидится?
— Узбек. У нас в отряде трое узбеков. Один из Ташкента, один из Андижана.
—  Вы в Ташкенте живете?
— В Бухаре. А ты, наверное, кроме Ташкента, о других городах Узбекистана  не слышала?
Она повернула лицо, и увидела, как у парня блестят  глаза.  —  А вы осенью к нам приехали?
— Да, по призыву.
— Вам, наверное, очень скучно здесь?
— На службе некогда скучать.

Девочка расстроилась,  увидев светящиеся окна своей четырехэтажки.
— Мы пришли, вот мой дом.  В следующее воскресенье придете?
— Если повезет с увольнительной.
  — Тогда, до свидания! — Женя протянула парню, руку.
— Спокойной ночи! — он пожал ее ладонь, и круто развернувшись на каблуках сапог, быстро зашагал по улице.
Она поднесла ладошку к лицу, вдохнула запах  табака, и одеколона, приложила к щеке. Вот и познакомились.  — Бахром! Боренька! — прошептали ее губы.
Бахром быстро зашагал по вечерней улице притихшего городка.   Валька, у кинотеатра, наверное, ждала. А меня на танцульки,  Димка с Сережкой утащили.   
                * * *
Второй час, Женя сидит на скамейке в парке.  Она поглядела на маленькие часики на руке. Потом  посмотрела на  ноги в черных босоножках на высоких каблуках. Эх, снять бы, пошевелить занемевшими ступнями. Поправила клетчатую юбку, открыла сумочку, вытащила зеркальце,  пригладила навитые пряди волос у висков.
— Кто тут скучает? — раздался за ее спиной знакомый голос с легким акцентом.
Сердце радостно подпрыгнуло и ускорило бег.
— Я не скучаю. — обернулась девушка. — Ждать вас очень тяжело.
— Опять, вы, мы же договорились прошлый раз. — парень присел рядом.
— Хорошо, я не буду. — Женя опустила глаза, почувствовав, как загорелись щеки. — Смотри,  что я тебе принес?  — Бахром положил ей на колени целлофановый пакет. — Открой.
Женя отогнула край, и ей в руку выпала большая кисть черного винограда.
— Ой, какая красота! Будто на картине.
— Ты попробуй.
Женька оторвала ягоду. Виноградина наполнила рот ароматным, сладким соком. —  Ничего подобного никогда не ела, очень вкусно.
— Все ешь. Я для тебя принес. Вчера мать посылку прислала.
— А сколько дней идет посылка?
— Самолетом, через знакомых.
Женька  срывает ягоды с кисти, не в силах остановиться. Ей кажется, она опьянела от сладкого лакомства.
— Ради такого винограда стоит убежать в Узбекистан. — улыбнулась девушка.
— Что мешает? — Бахром посмотрел ей в глаза. И пожалел, о произнесенной фразе.  В глазах девушки, прочел  такую  покорность, аж, закружилось в голове.
— Окончишь школу, и можешь поехать куда захочешь.  У нас все дороги открыты. — Бахром хлопнул девушку по плечу совсем по дружески, как своего товарища. Именно так она поняла его ласку, и у нее защипало в глазах.

— Так я пойду. — поднялась Женя. — Спасибо за виноград.  А провожать меня не надо, чтобы мама не увидела. — она положила пакет на лавочку с остатками винограда, повернулась на каблуках и побежала по дорожке.
Бахром закинул ногу на ногу, покачал отполированным до блеска мыском сапога. Обиделась?  Глупая девчонка. Ей скоро восемнадцать. Мне  двадцать.  И я успел вкусить плоды с любовного дерева.  Надо прекращать эти встречи. А то она бог, знает, что возомнит. С меня хватит женщин. Он поднялся со скамейки и пошел в сторону казармы, с твердым намерением больше на свидания с девочкой не являться.
                * * *
          Закончена утренняя зарядка. Бахром застыл в строю. Легкий вечерок приятно остужает оголенное до пояса,тело.               
 Отсутствующим взглядом окинул майора, читающего что-то на листе. Внимание  отключилось. Он вспомнил, как здесь, на плацу, они читали слова присяги. Вспомнил, день, когда стал солдатом. Впервые полностью осознал слово Родина.  А потом вспомнил дом, маму. Сад, густые заросли виноградника, широкий айван, на котором можно поваляться, выпить горячий душистый чай из пиалы.
— Вольно! — прозвучала команда, нарушив его воспоминания. — Рахимбаев! Опять мечтаешь в строю? Соберись!
Солдаты разошлись.
— Праздник сегодня не ожидается? —  кавказский акцент смягчал серьезный облик Ашота. — Эх, почему посылки каждый день не получают?
— Ты сначала научись по-русски разговаривать! — хлопнул его по плечу, высокий, широкоплечий Петр.
— Полегче! Тоже мне, Петр 1. — Ашот потер плечо. — Силу некуда девать?
— Не обзывайся! — Петр наклонился к  лицу Ашота.
— Правильно говорит, Петр 1. Ты и лицом весь в него. — широко открыл рот в улыбке, низкий, приземистый Алчибай из Казахстана.
Солдаты рассмеялись.
Высокий, светловолосый  парень, сдвинул пилотку на затылок, вразвалочку подошел к ребятам,  сплюнул на землю, растер сапогом.
  — Как настроение?
— Душа праздника просит! — прищурил хитро глаза, Ашот.
— Просит, значит, пойдешь, на кухню картошку чистить для жаркого. — подмигнул ему Петька.
— Сам иди, чисти!
— Сапоги мне сначала почисти! Я ваш папа, Гена!  — солдат выставил вперед ногу. — Смелее, армяшка!
— Что я тебе сапожник? — напрягся Ашот.
— А то нет? — Генка скривил рот в ухмылке. — Армяне лучшие сапожники в мире. Где твоя щетка, репка!
— Это кто репка? — Ашот сжал кулаки.
— Зачем обижаешь? — Алчибай встал перед Ашотом, пытаясь предотвратить ссору. — Я тоже плохо говорю по-русски,  из Казахстана приехал.
— С тобой не разговаривают, узкоглазый. Иди верблюдов паси!
— Ну, ты, дед паршивый! — Бахром вмиг вырос перед  Генкой.
— Ух,  красавчик, гляди, девчонок наших не тронь, а то… — Генка занес над головой Бахрома огромный кулак.
Ребята, не надо. — Ашот  уперся ладонями  в грудь Бахрома.  — Он пошутил, я не обиделся.
— Ребята, остыньте! — Петр  положил ладонь на плечо Бахрома. —  Не надо обращать внимание на дураков.
— Это кто дурак?  — Геннадий  помахал кулаком у Петра перед носом.
— Убери ручонки! — Петька знал, его тронуть Генка не решится, и загородил собой ребят.— Побеседовали, иди, куда шел.
— Что испугался?  — Генка  отодвинулся от загородившего ему дорогу, Петра. Бахром подскочил, словно мяч, и ткнул кулаком  Генку в лицо.
Тот прыгнул на Бахрома, и оба, покатились по земле, поднимая пыль.
— Полковник! — крикнул Петр, увидев приближающегося командира. Солдаты вскочили, отряхнули гимнастерки, застыли на месте.
— Кто затеял драку? — Семен Алексеевич сердито оглядел ребят.
— Так, я поздороваться подошел.  —  Генка потер затылок. — А они, недружелюбные какие-то. Перестройка, перестройка, а порядка нет. Раньше такого в армии не было.
— Отставить!  Хромушкин, я твой характер знаю. Зачем, ребят обижаешь?  — он потянул оторванный рукав гимнастерки Бахрома.  —  Мужскую выдержку  надо иметь, а не лезть по первому слову в драку. Обоим по двое суток гауптвахты!  Но прежде, в медпункт.  Остальные, марш на кухню!
Бахром, прихрамывая, пошел  к зданию  медпункта. Левой рукой, сжал правое плечо, нестерпимо ноющее от боли. Геннадий догнал его, бросив на ходу. — Мы еще с тобой поговорим.               
Ольга Николаевна ощупала плечо Бахрома. — У вас серьезный вывих, придется полежать в стационаре.
В палате солдат снял гимнастерку, и с удовольствием вытянулся на постели. Вот не думал,  привалит счастье отоспаться.  Поправил подушку и закрыл глаза. Сладостная дрема окутала тело, но Бахром почувствовал, как горячие ладони, коснулись его лба, провели по щекам, погладили волосы. 
— Хороший, любимый, мой!   
От запаха духов защекотало в носу.  Он оттолкнул женщину. 
—  Ольга Николаевна, не надо, сюда могут войти.
  — Я заперла дверь! — прошептала она. —  С первого дня, как увидела тебя, полюбила. Ты мне снишься каждую ночь. Люби меня, я твоя! — она обняла голову парня обеими руками, прижала  губы к его губам.
Он попытался разнять ее руки, но она только крепче прижалась к нему. Бахром ощутил упругую грудь,  прерывистое дыхание на своей щеке. У него закружилась голова, и парень отдался чувствам.
На рассвете,  Ольга Николаевна, с сияющими глазами, застегнула пуговицы на халате, и скрылась за дверью. 
В душе Бахрома,  чувство удовлетворения,  сменилось раздражением. Переспал с женой полковника. Если кто-нибудь узнает?  Тревога,  легким ветерком пробежала по его телу. А кто узнает?  И почему женщины  ко мне липнут? Он отвернулся к стене, потянул на себя одеяло, задвигал ногами, устраиваясь поудобнее.
Тихонько скрипнула дверь. Бахром повернулся и увидел в проеме двери светловолосую, сероглазую девушку, в накинутом на плечи, белом халате, с букетом ромашек.
— Мама сказала, вы повредили руку. — щеки Валентины покраснели. Она закусила губу. Глаза  наполнились слезами.  Девушка положила ромашки на тумбочку, подвинула стул и села.
— Ольга Николаевна твоя мама?  — Бахром от волнения прикусил язык и сморщился от боли. — А папа, значит. — он не посмел произнести имя полковника.
— Да, и папа, и мама. — девушка вздохнула. — Вам нехорошо? Я сейчас приглашу сестру. — вскочила Валя. — Мама дома отдыхает, после ночного дежурства.
Хорошо она потрудилась. Вспомнил Бахром прошедшую ночь, и улыбнулся.
— Никого не надо звать! Я устал и плечо ноет.
— Тогда я пойду. Завтра приду, можно?
— Конечно, можно. — Бахром помахал, задержавшейся в дверях девушке, ладонью.
Вот я залетел. Он покрутил головой, из стороны в сторону, как упрямый бычок.  Ночью мамаша, днем, дочка. Солдат свернулся калачиком, накрылся с головой одеялом, подложил под щеку ладонь, закрыл глаза,  сладко зевнул и через минуту уже спал крепким сном.
                * * * 
            Сырая земля прилипает к лопате. Черенок врезается в ладони, даже сквозь ткань рукавиц. Бахром бросил лопату, присел на бугорок, вынул из кармана пачку сигарет, достал одну, закурил.            
— Опять куришь? — поднял на него глаза Алчибай. — Только полчаса назад все перекур делали.
— А тебе какое дело? — огрызнулся Бахром. — Солдат спит, служба идет!
— Ты  лучше всех? Мы за тебя должны работать? Вчера  тоже больше всех отдыхал. Лодырь!
— А ты, знай свое дело, копай!
— Поднимайся и работай! — не унимается Алчибай.
— Я тебе сейчас сработаю по мордасам. — поднялся Бахром, и шагнул к парню.
— Ребята, зачем ссоритесь? —  Петр потер ладонями поясницу.
— Я и говорю, городское начальство здесь клад ищет? — прозвенел над согнувшимися фигурами в пыльных гимнастерках, звонкий голос Ашота.  Ребята дружно рассмеялись.
— Наше дело маленькое. —  Димка вытер рукавицей пот со лба. — Приказали, копаем.
— Так ведь второй раз на одном месте. — снова откликнулся Ащот.
Алчибай махнул рукой, и нажал ногой на лопату.
— Продвигается работа? —  подошел к траншее мужчина  в синем костюме, и бежевой соломенной шляпе.
— Эй, начальник, сейчас копаем, на прошлой неделе копали, когда еще копать будем? — Ашот воткнул лопату в рыхлую насыпь,  снял рукавицы, поплевал на ладони. — Наши руки не казенные, много работать вредно.
— Извините, ребята! — прошлый раз плохие трубы завезли, старые. Опять прорвало воду.
— А ты смотри, что тебе привозят? — глаза Бахрома  налились кровью, руки сжались в кулаки. — Это твои проблемы, мы не обязаны на тебя пахать.
— Знаю, ребята. Но мои рабочие за месяц не управятся.  А строй бат, на то и строй бат, чтобы людям помогать. Нам самим не управиться к отопительному сезону. Вот и небо уже хмурится. Не сегодня-завтра дожди пойдут.
— Дождь позавчера шел. Земля мокрая. Ты сам пробовал копать такую глину? —  Бахром почти вплотную подошел к мужчине.
— Это  от меня не зависит. Когда трубы привезли, тогда  вас и позвали. Я здесь  тоже маленькая птица. На мои беды никто внимания не обращает. Если бы вы знали, как тяжело работать коммунальщиком.
— Нас это не касается, мы тебе не холуи.
—  Вы обязаны помогать народу.
— Я  никому не обязан. Ты мне не указчик.
— Ведите себя прилично, молодой человек. Вы на службе, а не на гулянье. А то я доложу вашему командиру.
— Ты, мне угрожать? Ты, кто такой? Отец мне, или мать? Раскомандовался! — Бахром размахнулся и ударил мужчину в лицо. Тот поскользнулся и упал в канаву.
— Бахром!  — Ашот подскочил к товарищу, схватил за руку.
— Тоже хочешь? — Бахром ударил  и его.
— Ребята, вы с ума сошли! — Сергей и Петр, схватили руки Бахрома, завели назад.
Ашот протянул руку мужчине. Тот вылез из канавы, отряхнул налипшую глину с брюк.
— Ну, погоди, звереныш! Я найду на тебя управу. Ты еще пожалеешь.
Бахром рванулся, но ребята его удержали.
— Остынь! Это же верная тюрьма. — прошептал ему на ухо, Петр. Солдаты не отпускали Бахрома, пока начальник объекта  сел в машину, а машина скрылась из виду.
— Зачем ты его ударил? — подошел Ашот. — Ладно, я подвернулся под руку. Я промолчу, скажу, сам упал. А он доложит, и опять пойдешь на кухню, картошку чистить.
— Ой, боюсь, он картошкой не отделается. — вздохнул Петька. — Ишь, как рвется в драку, у меня руки, до самых плеч свело, пока его держал. — Дурак, ты, Бахрушка! Ищешь на задницу приключения. Если не научишься с людьми обращаться, жизнь тебя не раз по башке хлопнет.
— Ты меня не учи, как жить, сам знаю.
У дороги заурчал мотор подъехавшей машины.
— Сдавай инвентарь, ребята! — обрадовался Ашот, и первым залез в кузов. — На сегодня, отбой, готовься к ужину.
—  Обед ты не пропустишь. — Дмитрий  хлопнул Ашота по животу.
Солдаты залезли в машину, бросили у ног, грязные лопаты.
— Запевай! — скомандовал Ашот, и  молодые голоса подхватили песню: «Не плачь, девчонка…».
После ужина, Бахром растянулся на постели. Внутри у него все еще кипела злоба.
— Как злость в тебе долго держится? — присел на край кровати, Алчибай. — Давай, в шашки поиграем.
— Отстань! — дернул плечом Бахром. 
— Рахимбаев! — заглянул в комнату, дежурный. — К полковнику!
— Ну, держись! — подмигнул Петр. — Он тебя  разделает под орех.
Дорога до кабинета полковника показалась Бахрому,  как никогда, длинной. Он шел, размахивая руками. Но внутри все сжималось от страха.  Упрячут в каталажку. А если суд? Сколько дадут?  Потянул ручку двери, остановился у порога.
— Рядовой Рахимбаев!
—Входи, входи! — не по уставу, встретил Семен Алексеевич.  Не поднимая,  головы на вошедшего, сложил на столе  папки   в аккуратную стопку.
— Ты что сегодня учудил? Под трибунал захотел?
— Он первый начал. — робко произнес Бахром, ладонями провел по стриженой голове.
— В суд хотят подавать. Загремишь года на два за хулиганство. Ударить при исполнении. Ты позоришь советского солдата! Как тебя воспитали?  Пока, в изоляторе будешь сидеть.
Бахром поднял на полковника глаза.
— Пошел вон! — крикнул полковник. — Молись, чтобы не посадили! Уведите его! — приказал он вошедшим дежурным.
Едва Бахром и сопровождающие вышли из помещения, Ольга влетела в кабинет к мужу.
—  Солдат горяч, но Смирнов его оскорбил. Препротивный мужик. Ты должен спасти парнишку. — Ольга присела к столу.
— Что ты за него  переживаешь? — Семен  прищурил глаза. — Или правду говорят,  ты к нему в постель лазила?
— Что ты мелешь?  Валентина не переживет, если его посадят.
  — И Валентина!  — Семен стукнул кулаком по столу. — Ну, бабы! На смазливую рожу.   Эх, наплачется она с ним. Не такого мужа я ей хотел.  — Семен Алексеевич указал жене рукой на дверь.  — Иди, что расселась! Уговорю Смирнова не доводить дело до суда.               
                * * *               
  Бахром уже неделю, как говорят, сидит на чемодане. Душой он уже там, в Узбекистане. Считает не только часы, но и минуты, до заветного и долгожданного дембеля. Каждый вечер зачеркивает на маленьком карманном календарике, числа прошедших дней. И ложась в постель, засыпает с улыбкой. Но сегодня, сон не идет. Он поднимает голову, и смотрит на окно, торопя рассвет. Зачем полковник вызвал его с утра на ковер?
             Наконец наступило утро. После завтрака,  Бахром вошел в командное помещение, прошел коридор, остановился у кабинета командира,  вдохнул полной грудью воздух и потянул дверь.
— Присаживайся! — встретил Семен Алексеевич.
Солдат сразу  заметил, командир нервничает. Прошел по кабинету к двери, потом вернулся к столу. Постучал костяшками пальцев по стеклу.
— Я вот о чем с тобой хотел поговорить. —  Семен Алексеевич посмотрел на солдата.   — Что думаешь после службы делать? Куда поступать? Если по военной части, могу помочь. Мне ведь, счастье дочери не безразлично.
Бахром подпрыгнул на стуле, щеки покрылись красными пятнами. По спине покатились капли холодного пота.
— Я еще не решил.
— Так подумай. Направим на учебу. Офицер специальность хорошая. — Семен Алексеевич  закурил, выпустил дым. —  Квартиру куплю. Ни в чем не будете нуждаться.
Бахром достал из кармана платок, вытер  лоб. — Домой хотел поехать. Мать навестить, отца. Они в разных городах живут.
— Мужик, ты или нет, своих детей бросать? — командир стукнул ладонью по столу. — Знаю, ты в знаниях, звезд с неба не хватаешь, лодырь, с людьми не умеешь ладить. Тебе без поводыря по жизни идти будет не легко. Ты мне никогда не нравился за свой несдержанный характер. Ради Валентины, предлагаю, свою дружбу. За нее болею. Любит она тебя!
Бахром почувствовал, как внутри закипает гнев. Папаша! Да пошли вы все! Он с трудом сдерживал себя, чтобы не взорваться бранью, и послать ко всем чертям и полковника, и его доченьку и женушку.
— Я подумаю. —  сквозь зубы произнес Бахром.
— Свободен! — вздохнул полковник.
Бахром выскочил из здания, поддал валявшийся на дорожке, веник.
— Ты чего? — крикнул ему вслед солдат первогодок.  — Не видишь, я убираю.
  — Бахром резко развернулся, подняв возле своих сапог столб пыли, подскочил к солдату, и занес кулак над его головой. Но вспомнил,  окна  кабинета командира выходят во двор. Он, наверное, сейчас   наблюдает за ним. Бахром сжал кулаки, заскрипел зубами, и, почти бегом пошел к учебному корпусу. Лодырь, с людьми ссорюсь. Обижает, и еще хочет женить  на своей потаскушке. Она сама ко мне в постель залезла. Что б вам всем передохнуть! Парень плюнул, растер плевок  сапогом. Как только срок закончится, уеду, и не увидит никто.               
                * * *               
Яркое солнце слепит глаза. Женька закинула голову вверх. Огромные кисти, словно налитые светом, свисают с лозы. Спелые ягоды так и просятся в рот.Она подставила ладони, и поймала спелую кисть. Откусила  ягоду. Сок течет по губам, стекает на подбородок. Девушка открыла глаза. Тусклый лунный луч скользнул по подоконнику, пробежал по стене, остановился на потолке.  "Во сне ела виноград". Поняла Женя. "Такой же, как принес мне Бахром в тот вечер в парке. Почему он не приходит? Не нравлюсь? Все равно,  не отстану".  Она повернулась на бок. Кровать скрипнула.
— Не спишь, доченька? —  Наталья Андреевна подошла к  дочери.
— Не могу заснуть.
Женщина   присела на край постели.
— Мамочка, знаешь?  —  Женя положила ладонь на руку матери.
— Знаю доченька, любишь его.
— Очень!
— У него характер плохой. И потом, он другой национальности. У них свои порядки.
— Сейчас во сне виноград ела. Сладкий, крупный! — глаза девушки засветились в сумраке ночи, как звезды.
— Виноград видеть во сне, к слезам. Наплачешься ты с ним.
— Мамочка, не могу без него. У него скоро заканчивается служба. Он уедет. Я не переживу разлуку.  Поеду с ним. Ты мне не мешай.  Школу я закончила. Работу там найду.
— Он тебя прогонит.
— Прогонит, а я буду рядом.  Все сделаю, как он хочет. И ты меня мамочка, не отговаривай.  Прости и благослови.
— Глупая, девочка, сама решай. Чтобы потом меня не проклинать. А кто знает, может быть, это твое счастье. Пусть все будет хорошо! — Наталья Андреевна поправила одеяло, поцеловала дочку в лоб.               
                * * *               
Ночь перед отъездом, Бахром не спал. Петр сказал, Валентину забрали в роддом. Семен Алексеевич вчера прошел мимо, будто его и не было на плацу. Парня мучила гордость. Я не гожусь в мужья.  Сами будут растить моего ребенка.  Ну и не надо. Мне лишняя обуза ни к чему.  В мыслях он уже был дома.
Не спала и Женька. Всматривалась в темноту. Поворачивалась с боку на бок. Под кроватью у нее еще с вечера стоял собранный чемодан. А под подушкой, билет на поезд. Девушка просовывала ладошку, проверяя, на месте, или нет.
Миновав узкий проход вагона, Бахром  распахнул  купейную дверь.
— Ты что здесь делаешь? — увидев Женьку, парень застыл на месте. —  В гости к родственникам собралась?
Женька поморгала ресницами,  чтобы удержать  слезы. Вот ведь, словно Бог услышал ее молитвы. Он здесь, рядом.
— С тобой!
— Ты с ума сошла?  Я домой еду, куда тебя возьму? — Бахром шагнул к девушке, сильно затряс ее плечо. — Сейчас же, на первой станции выходи, и дуй к матери! — он потянул ее за руку.
Женька подняла ноги на сиденье, подвинулась в угол, прижалась  к стене.
— Я с тобой! —  она взглянула парню в лицо. — Хочешь, убей, но домой не вернусь.
—  Что скажу матери? Жениться я не собираюсь.
— Не надо жениться. Я так. Я люблю тебя! Я умру без тебя! — Женя заплакала навзрыд, глотая слезы.
Бахром хотел ударить Женьку по лицу, но, увидев, как девушка сжалась в комок, и покорно  смотрит на него,  опустил руку,  вышел в коридор, остановился у окна.
Поезд уже набрал скорость. Мелькают деревья, заросли низкорослого кустарника. Бахром достал сигареты из кармана, закурил. Вот увязалась.  Как матери объясню? Приеду на шею родным. Пока устроюсь на работу. И она без специальности. Всыпать бы ей ремня хорошего. Сойти на станции, посадить ее в поезд, до дома?  Он вспомнил черные глаза девушки, горящие решительностью, когда он занес руку для удара. Такая не сдастся. Все стерпит, но, не уйдет. Может быть, мне ее бог послал? Красивая, неглупая, молодая. Бабы меня одолевают. Гулянки ни к чему хорошему не приведут.  Она будет отличной женой. 
Бахром  вошел в купе.
— Что ж мне с тобой делать? — парень сел на скамью напротив Жени. — Матери  сказала?
Женька кивнула головой.
— Эх, набить бы тебе задницу!
Он согласился взять меня с собой.  Вдруг осенило Женьку. Я еду с ним. Она улыбнулась, свесила ноги, открыла сумку, вытащила сверток с пирожками и термос.
— А ты запасливая. — улыбнулся Бахром, и, ощутив носом, запах домашней пищи, сглотнул слюну.
— Кушайте. — Женька развернула пакеты.
Женя, с любовью наблюдала, как Бахром поглощает еду. От радости, что едет с любимым, она не ощущала голода. Только отпила несколько глотков чаю. Теперь Женька  верила, душа у человека есть, потому, что она пела от счастья. 
Наконец, поезд замедлил ход. — Бухоро! — прочла вслух  Женька.
— Это по-таджикски! Вообще — Бухара! —  объяснил  парень.
Машина выехала от вокзала на широкую улицу. Женя, не отрываясь, смотрела в окно. Современные дома, магазины. Она поворачивала голову направо и налево. А я думала, кишлак.
Такси повернуло за угол. Высокие заборы, с голубыми воротами. Густая листва незнакомого кустарника нависла над оградой. — Ух, ты?   Вьются листья поверх забора.
— Это виноград. — рассмеялся Бахром. — Никогда не видела, как растет? Когда созреет, кисти будут  светиться на солнце. Увидишь, какая красота. — Останови! —  кивнул он  водителю. 
Женя вылезла из  машины. Сердце  подскочило к горлу. Холодные мурашки пробежали по спине.
Бахром  толкнул калитку, и вошел во двор. Женька робко шагнула на выложенную, серой плиткой, дорожку. Высокие деревья, казалось, уходят кронами в небо. Беседка, с заплетающимися зелеными листьями по деревянным рейкам. Под кустами винограда,  широкий топчан с деревянными спинками. А дом  — дворец! Высокий, с большими окнами. Веранда, с узорными решетками, опоясывает здание.
На веранду вышла высокая, статная женщина. Яркий цветной платок украшал ее голову.
— Бахромчик! —  раскрыв руки она кинулась к парню. Обняла, расцеловала его щеки, лоб,  громко произнося слова,  на непонятном, Женьке, языке. Потом повернулась к девушке, глаза  прищурились, брови сдвинулись на переносице. Лицо ее,  напоминало  рассердившуюся кошку. Женя поняла, это мама. И от страха, у нее застучали зубы.
— Опа, это Женя. Она приехала со мной. — Бахром обнял девушку за плечи.
— Жена, что ль?
— Пока не жена. — улыбнулся Бахром. — Но, думаю, скоро ею станет.
— Ты хочешь жениться? Но у меня ничего не готово к свадьбе. — женщина повернулась и пошла к дому.
— Гульнора, Азиза, Равшан! Бахром жену привез. —  ее громкий голос, ударом  колокола прозвучал в ушах Женьки. Она почувствовала, как у нее подкашиваются  ноги. 
Кареглазая девушка в шелковом, с разноцветными разводами, платье,  свободного покроя,   сбежала по ступенькам. Две черных  косы, словно змейки, лежали на ее  груди.  Легкая,  протканная серебряной нитью, красная косынка, кокетливо украшала голову.  Она  приветливо улыбнулась.
— Я Гульнора!
Они говорят по-русски. Обрадовалась Женя.
— Школу закончила? —  Женя кивнула.  — И я закончила. Можешь меня Гулей называть. —  она взяла Женю за руку. — Пойдем в дом.  Ты не стесняйся, мама добрая.
Женя  сняла босоножки,  перешагнула порог, и попала, как ей показалось, в старинный восточный  дворец.  Стены завешаны коврами, ковры на полу.  У стен бархатные узкие матрацы, пухлые подушки в красных плюшевых наволочках. В углу возле окна, поджав под себя, ноги, сидели, парень, очень похожий с Бахромом, только постарше, и девушка, с такими же крупными чертами лица, как у  матери.  Это Равшан и Азиза.  Догадалась  Женька.  Она сжалась под их пристальным взглядом, как воробей под дождем. Гульнора прижала губы к ее уху.  — Равшан и Азизка. 
Гуля обняла Женю за плечи, подтолкнула впереди себя. — Равшан, Азиза, это Женя. Бахром  жениться будет. Правда, красивая? Она тоже, как и я, закончила весной школу.
Равшан  кашлянул. —  Рад знакомству!
Азиза скривила рот в презрительной  гримасе.
Гуля потянула Женю за руку — Садись на курпачу, у нас все на полу сидят. Отдыхай, сейчас мама плов сготовит. 
Женя села, поджала ноги, потянула на колени, юбку. Она устала от тряски поезда, от волнения. Тело ныло,  словно его прокрутили через большую мясорубку. Гуля, подложила ей подушку под локоть. Девушка уткнулась в нее лицом, успев подумать, а эти матрацы у них курпачей называются, и провалилась в сладостную дрему.  Проснулась девушка,               
от голоса Гули, прозвеневшего словно колокольчик.
— Хватит спать!
Посреди комнаты уже стоял низкий, длинный, деревянный стол, накрытый скатертью, в белую и розовую клетку. — Это у нас гостиная. Здесь все за столом собираемся.
Азиза,  поставила большой поднос с фруктами.
Сайера-опа уселась во главе стола,  подала Жене бежевый, в красных розочках, платок.
— Не снимай с головы, если хочешь жить со мной  мирно. Я не люблю, когда голова не покрыта.
— Спасибо! — щеки Жени покраснели. Подарок ей понравился, и она повязала его на голову.
— Ассалом алейкум! — услышала Женя. На пороге стоял молодой, среднего роста, кареглазый, курносый, парень. Он  насмешливо оглядел праздничный стол. 
— Братишка, Рустам! —  Бахром поднялся и обнял брата.
— Как раз к плову поспел. — улыбнулась Сайера-опа.
— Это наш брат, Рустам. —  объяснила Гуля.  — Он на работе был.
— Знакомься, моя жена! —  Бахром  подтолкнул Рустама к столу. 
Женя  ощутила неловкость, от наглого, как ей показалось, взгляда Рустама.  Не понравились и его золотые зубы.               
Прошел месяц. Женя привыкла к своему новому дому, и хорошо понимала узбекский язык.  Вставала рано, подметала двор.  Помогала  Гуле готовить завтрак, обед  и ужин. А Бахром, после завтрака, заваливался на курпачу, и сладко похрапывал. Она  открывала дверь в комнату и, поглядывая на мужа, тяжело вздыхала. Когда же он устроится на работу? Жене было стыдно перед родственниками.  Сама найти себе дело она не могла. Нужна была прописка, а прописку могли оформить только после регистрации брака. Свадьба пока не намечалась. Бахром объяснил, надо собрать деньги на торжество. Но Жене было достаточно для счастья, что ее приняли в семью, и любимый был рядом.
Но однажды, Женя решилась побеспокоить мужа.
— Когда же ты пойдешь работать? Можно с братьями  ремонт в квартирах делать.
— Учить меня вздумала? — глаза Бахрома налились кровью. — Только тебя не хватало в воспитатели. Не твое дело. Иди на кухню, чисти кастрюльки.
Женя прикусила губу, чтобы не расплакаться. После ужина,  как всегда, помыла посуду, и ушла в свою комнату. Лежала в постели и прислушивалась к шагам. Надеялась, Бахром попросит у нее прощения, приласкает.  Он пришел   за полночь,  разделся и лег. Отвернулся, и вскоре захрапел. Вот и закончился медовый месяц.               
             Наконец, в один из дней,  Бахром долго прихорашивался перед зеркалом. Потом улыбнулся жене, прислонившейся к притолоке двери.
  — Мать вчера договорилась. У них на фабрике, мебель делать буду. Ты не обижайся. — подошел к ней Бахром. — Нервничаю. Мне успокоиться надо было. Потому и лежал. А тут ты лезешь с упреками.  — он поцеловал ее в щеку. Женя посмотрела мужу в глаза. — Я думала, ты меня разлюбил.
— С чего взяла? Все соседи говорят, жена у тебя красивая, хорошая.  Гулька на тебя не нарадуется. Только в институт с нею не ходи. Азиза выйдет на работу в школу, тебе придется дома похлопотать.  — он вышел из комнаты. Женя поспешила следом, открыла калитку. Бахром оглянулся, она помахала ему рукой.               
               Наступил август. Женька  каждый день срезала огромные кисти винограда. Темно фиолетовый, почти черный, с крупными, блестящими, словно отполированными ягодами, и мелкий, без косточек. Прозрачный светло зеленый, святящийся на солнце. После завтрака, обеда и ужина лакомилась любимым угощением. Она все больше и больше влюблялась в  приветливый, теплый край. Наступил сентябрь.  Гуля поступила в институт, и   каждое утро спешила на занятия. Азиза уходила   в школу, к своим непослушным ученикам.  Семья собиралась  вместе только вечером. Приготавливая ужин, Женя  тихонько напевала «…А ты такой холодный…»
Хлопнула калитка. Кто-то быстро прошел по дорожке.
Женя поспешила в дом.  Бахром скидывал с себя вещи, и в ярости разбрасывал.
— Я что им задницу должен лизать? За копейки, спину гнуть?  Он хочет, чтобы я, не разгибая спины, работал. 
Сегодня опять будет скандал, тяжело вздохнула Женя.
Удобно усевшись у стола, накрытого к ужину, Сайера строго поглядела на сына.
— Почему  накричал на Бахтиера? Ты должен был взять заказ и вернуться в цех, шкаф доделывать. 
Лицо Бахрома покраснело от гнева. — Он мне не хозяин, а я ему не раб!  И вообще больше на работу не пойду.
— Не кричи на мать! — повысила голос женщина. — Не будешь работать, ищи квартиру, и уходите.  Я вас не обязана  содержать. Тебе сегодня зарплату дали, куда дел?
— Сигареты купил, покушал в столовой. Вот, что осталось. — Бахром достал из кармана несколько купюр.
— Сигареты он купил. —  прищурила глаза, женщина. — О себе ты не забываешь. Давай сюда!
— Подавись! — Бахром кинул деньги на пол. — Мало я тебе давал? На свадьбу, сказала, собираешь.
Купюры разлетелись в разные стороны  по ковру.
— Какая свадьба? На что кормить вас буду?
— Нельзя деньги кидать! — Гуля бросилась поднимать.
— Пошли вон отсюда! — мать кинула в сына пиалкой. Бахром отпрыгнул, пиала разбилась о дверь.
Женя вскочила и убежала в комнату. Ее трясло, как в лихорадке. Куда я попала? Не дом, а бардак. Кидают деньги, кричат, бьют посуду. Она разделась,  легла в постель, подтянула одеяло к подбородку. Собрать вещи, и  уехать домой? Нет денег на билет. Повернулась на бок,  подложила ладонь под щеку. Если бы сейчас хоть на минуточку оказаться рядом с мамой. Прижаться к ее груди,  и все рассказать. Сердце стучит, будто хочет выскочить из груди.  Девушка глубоко вздохнула, задержала дыхание. С каждым  новым вздохом, удары сердца становились ровнее.  И вскоре девушка задремала.
Новый день начался,  как всегда. Завтрак, мытье посуды. Домашние хлопоты отвлекали Женю. Но горькие мысли не покидали девушку. Она чувствовала себя лишней в семье. Бахром опять не работал,  ел и спал. Не смущали его даже упреки матери.
— А я сегодня раньше освободилась! — крикнула с порога, Гуля, подбежала, обняла Женю за плечи, поцеловала в щеку.
— Пляши!  — она покрутила перед лицом Жени, белым конвертом. — Тебе письмо, в ящике лежало.
— Это от мамы.  —  Женя разорвала  конверт, достала листок, пробежала глазами  по строчкам. «Дорогая моя доченька!" Писала мама. "Рада, что тебя хорошо встретили! И ты счастлива с мужем.  В тот день, когда ты уехала, дочь начальника гарнизона, родила сына от Бахрома.».  Женя сложила письмо, положила в карман платья.
На веранде стукнула дверь.
— Жена, дай чаю! — Бахром  спустился по ступенькам во двор, дошел до айвана, и упал на подушки.
Женя поставила на подносе перед мужем,  чайник, пиалу,  присела на край  айвана.
— Я от мамы письмо получила.  Валя сына родила. Это твой ребенок?
— Тебе, какое дело?  Пошла вон! — Бахром стукнул кулаком по столу. — Матери скажешь,  убью!
Женя поправила платок на голове, и ушла на кухню. Села на табуретку, вытерла ладонью, слезы, бегущие по щекам.  Все говорили,  он нехороший, я не верила. Вот и плачу каждый день.
Вечер выдался жаркий. Чай собирались пить на айване. Женя расстелила скатерть, поставила чайник, пиалки. Залезла на айван, поджала пол себя, ноги.
На веранде скрипнули половицы. По ступенькам, хромая на левую ногу, спустился Бахром, и медленно двинулся к беседке.
— Сейчас скажет,  умирает.— наклонилась к Жене, Гуля, еле сдерживая, смех.
Бахром приблизился к айвану. Кряхтя, с перекошенным лицом влез, сел на краю.
— Жена, под спину  подушку  подложи. Плохо что-то, мне!
— Подыхать надумал? — Сайера хлопнула ладонью по скатерти. Пиалки подпрыгнули. — Работать надо, а не пить по ночам, и не дрыхнуть днем. Если завтра не пойдешь на работу, домой не приходи, дармоед!
На следующее утро, после завтрака, Бахром подошел к жене.
— Собери  обед! Я пойду с Рустамом.
— Рустаму тоже приготовить? —  обернулась  Женя.
— Почему ты о нем заботишься? — глаза Бахрома налились кровью. Он подступил к жене.
— Он никогда не брал обед на работу, а ты попросил собрать. Вот я и подумала,  вам на двоих?  —  щеки девушки побледнели,  ноги стали ватными.  Еще секунда и я упаду в обморок.  Испугалась Женька и двумя руками взялась за край стола.
— Ты уже на моего брата положила глаз? Соблазнять вздумала, шалава? — Бахром  толкнул ее в плечо. Женька отлетела к кровати, но успела ухватиться за спинку двумя руками, и удержалась на ногах.    Ни слова, ни  говоря,  вышла из комнаты.
— Собери обед! — крикнул вслед, Бахром.
Женя пришла в кухню,  плохо соображая, что ей надо сделать. И почему я должна за ним ухаживать, если он обращается со мной, как с собакой.  Она  положила еду в пакет, поставила на стол. У нее кружилось в голове. Девушка прислонилась к барьеру веранды.  Бахром хлопнул дверью так, что задрожали стекла в окнах, и, пошел по дорожке к выходу. Ушел!  Обрадовалась Женька.  Но, тут же услышала, громкий стук калитки о забор.   Бахром влетел во двор, швырнул пакет с едой на  землю, подбежал к ней. Лицо его перекосилось от гнева.
— Чего ты от меня хочешь?  — закричал он, брызгая слюной.
— Ничего не хочу. — прошептала, ошеломленная Женька.
— Обиженную,  из себя, надумала строить? — размахивал кулаками возле ее лица, Бахром.  — Что я такое сделал? Почему не вышла за калитку?
Не вышла провожать. Вот, почему взбесился.  Оскорбил, толкнул, а я должна  выйти, помахать ему вслед рукой, будто ничего не случилось. Как любимая жена.  И еще кричит, он ничего плохого не сделал? Не проронив ни слова, Женька посмотрела мужу в глаза.
— По твоей вине, я опоздал на работу, и теперь не пойду. В чем я виноват?  Пусть все знают, ты виновата, что я опоздал на работу. — Бахром присел на корточки. По его щекам  потекли слезы.
— Что здесь происходит? —  Сайера вышла на веранду, на ходу завязывая на голове, платок. —  Что ты с ним сделала?
— Ничего. — от удивления, и от волнения,  Женя едва пошевелила языком.
— Сынок, что случилось? —  женщина  коснулась  ладонью лба сына. — Ты здоров?
— Я не знаю, что ей от меня нужно? Я хотел пойти на работу, а она все повторяет и повторяет,  будто я какой-то черт.
— Ты идешь, или нет? — Рустам подошел к брату.
— А, а, а… — в голос зарыдал Бахром. — Я хотел, но она. — он махнул рукой на Женьку, потом встал, и ушел на улицу.
— Что ты ему сделала? —  свекровь схватила Женьку за плечо.
Женька покачала головой. У нее вдруг стало темно в глазах, и она упала.
— Сами разбирайтесь, я на работу опаздываю. — Сайера прошла по дорожке, громко хлопнула калиткой.
Гуля склонилась  над девушкой. — Она потеряла сознание. 
Рустам поднял Женю на руки, отнес в дом, положил на кровать. Женька тяжело вздохнула, будто ей на грудь положили камень, открыла глаза.
— Тебе плохо? — Гульнора коснулась ладонью Жениного лба. — Рустам, позови   врача.
Гуля присела на край кровати. — А может быть, ты? — она улыбнулась, подмигнула невестке.
—  Бахром кричал. У меня закружилось в голове. Потом  ничего не помню. — Женя положила  руку на живот. — Здесь ноет.
— Бахром дурак! Не обращай на него внимания. Не хотел идти на работу. Виноватой представил тебя.  Он часто так делает. — Гуля  пригладила Жене волосы.
В комнату вошла соседка Матлюба. Она подвинула стул, села, внимательно поглядела на Женю.
— Что случилось?
— У меня закружилось в голове.
— Выйдите, я должна ее осмотреть. — Матлюба взяла Женю за руку, посчитала пульс, потом ощупала  живот.
— Похоже, ты беременна. Приходи ко мне в консультацию, тебе надо встать на учет.
Женя побледнела. — Бахром не работает. А теперь еще ребенок. Как мы жить будем?
— Бедная девочка. Ты влюбилась в его красоту. Они все лодыри и бездельники. В округе, никто бы за него не выдал свою дочь. Уезжай отсюда. Его вряд ли можно исправить.
— Я думала об этом, но теперь не могу. Может быть, он станет другим. Появится забота, цель в жизни.
— Сомневаюсь. — покачала головой Матлюба-опа. — Гульнора! — женщина раскрыла чемоданчик, наполнила шприц лекарством.
— Будьте внимательны к Жене. Она ждет ребенка. По моему предположению, два месяца.  Никаких стрессов. Пока я сделаю ей успокаивающий укол.
— Ой, правда? — хлопнула Гуля в ладоши. — Вечером всем расскажем. Ты лежи, я сама приготовлю обед.   — Она, запела свой любимый мотив, и вприпрыжку выскочила из комнаты.
Женя погладила ладонями живот.  У нас будет ребенок. Она вспомнила, как Бахром плакал сегодня утром, и сердце ее наполнилось жалостью.
Осенью вечер наступает быстро.
— Ой, какие ароматы? —  Сайера-опа остановилась  у кухни.
— У нас сегодня праздник! — Гульнора повернула к матери, раскрасневшееся у плиты, лицо. — Женя ждет ребенка. У нас к лету будет маленький.
— Кто сказал?
— Матлюба-опа. Женьке стало утром плохо. Рустам позвал соседку, она и сказала.
За ужином, Женя чувствовала, как внимание семьи приковано к ней.
— Почему молчала? — Азиза скривила рот, изображая улыбку.
Хлопнула калитка.  Бахром прошел по дорожке, присел на айван.
— Отцом к лету станешь! — мать прищурила глаза. — Хватит дурака валять, пора за ум браться. Семья у тебя. Уже не мальчик.
— Шутите!? — Бахром поглядел на жену. — Женька, правда?
Женя кивнула головой.
— Давай, сына рожай! — Бахром обнял жену, потерся лбом о ее щеку. — Ты прости, меня!  Я дурак, не обращай на меня внимание.
После ужина, Женя присела на кровать возле отдыхающего мужа.
Бахром потянул ее за руку, поцеловал в щеку. — Я очень рад,  Женечка.
Женя погладила мужа по руке. — Мне так хочется, чтобы у нас все было хорошо. Ты бы каждый день уходил на работу. Я бы тебя ждала, ухаживала за тобой, а потом и за ребенком. Мне очень стыдно перед твоими родными. Ведь получается,  ты привез в дом лишний рот. Я так жить не привыкла.
— Жалеешь, что приехала со мной? — Бахром отбросил ее руку.
— Нисколько. Просто очень хочу, чтобы мы с тобой стали самостоятельными.
— Завтра пойду на работу.  Сколько можно повторять одно и то же? — повысил голос, Бахром.
— Не сердись. Боренька!
— Дура! Сколько можно говорить, не называй меня Боренькой. — он оттолкнул Женьку, встал с кровати, и вышел из комнаты.
Женя приложила руки к щекам. Вот и побеседовали. Приласкала мужа. Сама виновата. Ведь, знаю, он не любит, когда называю  Борей. Она сняла платье, и легла под одеяло. Прислушалась к голосам из соседней комнаты. Телевизор смотрят, смеются. Наверное, какое то хорошее кино.  Она повернулась на бок.  Напишу маме, может быть она приедет летом, посмотреть на внука, или внучку. Мне все равно, кто будет. Завтра пойду в поликлинику. Она вдруг осознала,  мечты о свадьбе, белом платье и фате, теперь отодвинулись на неопределенное время, но ей и не хочется никакого торжества.  Я должна помочь ему стать хорошим мужчиной и хорошим отцом. Женя накрыла одеялом голову, чтобы не слышать шума.  Но заснуть не могла. Считала, представляла поле, заросшее ромашками. И уже почти задремала, когда с нее упало одеяло. Женя открыла глаза. Бахром поднял рубашку, и ладонями стал гладить ее тело. Она уперлась руками в его грудь, но оттолкнуть не хватило сил. Он наклонился к ее лицу, от него сильно пахло пивом. Девушка отвернулась.
Бахром, не обращая внимания на ее сопротивление, раздвинул Женьке  ноги, и  грубо овладел ею. Целуя  щеки, губы, он приговаривал. — Ты  моя жена! — Закончив ласки,  отвернулся, повернулся на бок, и захрапел.
Женька заплакала.  Она  всегда со страхом ждала  минут близости. Я его люблю, но не хочу. Не созрела для любовных утех? Но ведь забеременела. Ей вспомнились первые дни, после приезда. Бахром был нежен, горяч. Она наслаждалась в его объятиях. Но эти моменты быстро пролетели. И сейчас ей представлялись далеким, сладостным сном. Он меня не любит! Эти слова она уже не раз повторяла себе. Я сама увязалась за ним. Я ему не нужна. И вдруг она словно протрезвела и поняла.  Он никого, кроме себя самого, не любит. Он страшный человек. Привык  только брать, ничего не давая  взамен. С ним тяжело жить. Но если я его сейчас брошу, он пропадет с таким характером.  Женя повернулась на бок, вытерла рукой слезы, успевшие намочить ворот рубашки, подложила, как в детстве, ладошку под щеку, и вскоре задремала.
Дни бежали быстро. Женька старалась не обращать внимания на частые скандалы. Предотвратить их было невозможно. Поводом могло послужить  любое слово, сказанное, что, называется не под настроение мужа. Свекрови удалось уговорить Бахрома пойти слесарем в ЖЭК. Вчера он получил зарплату. И Женька с нетерпением ожидала воскресного утра.               
Проснулась  от солнечного луча, прокравшегося через щель в занавесе, и согревшего ее щеку. Она улыбнулась и открыла глаза.  Сегодня воскресенье.  Бахром обещал  пойти с нею в магазин, и купить кольцо.   Женька всю неделю ждала этого дня. Наконец, сбудется ее давняя мечта. У нее будет золотое колечко. Она уже ощущала на пальце приятный холодок от благородного металла. Женя подняла голову. Бахром лежал на спине, тихонько похрапывая. Тонкие ноздри прямого носа вздрагивали.  Прядь черных волос упала на крутой лоб. Какой он красивый! Искренне восхитилась Женька, разглядывая спящего мужа. Только вот складки возле носа и губ, придают лицу злобное выражение. Продольная  морщина у правой брови, говорит о чрезмерной гордости. Вырос в достатке, избалованный. Потому не умеет сдерживать  гневные порывы. Может быть, с возрастом,  станет добрее. Женя хотела провести пальчиком по густым изогнутым, бровям, но не решилась, боясь разбудить.
— Разглядываешь меня? — Бахром схватил Женьку в охапку, повалил на себя. — Ну и что ты, высмотрела?
— Ты очень красивый. Недаром,  по тебе, многие девчонки сохли там, в России, да и здесь, наверное, немало.
Бахром поцеловал жену в щеку, потом прижался к ее губам.
Женька, после поцелуя едва перевела дыхание, закружилось в голове. Она решительно отстранила мужа.
— Забыл? Мы сегодня идем в город. Ты обещал купить мне кольцо.
— Конечно, помню. Позавтракаем, и пойдем.
— И город покажешь? Я с детства слышала, в Средней Азии, самые древние города, Самарканд, Бухара и Хива.
— Обязательно, покажу. Бухара отличный город!
Бахром замер от восхищения, увидев Женю в бордовом, трикотажном костюме и черных туфлях. — Тебе очень идет.
— Мама подарила! — Женька с гордостью поглядела на мужа.
Выйдя на улицу, Женя взяла Бахрома под руку. Черная коса, перекинута на грудь, Пряди возле висков  навиты.
— Все на тебя смотрят! — шепнул ей на ухо, Бахром. — Только платок зря сняла, мама не похвалит.
Женька улыбнулась в ответ. Они вышли на массив.
— У вас такие же дома, как в нашем городе. А где ты  работаешь?
— Вон в доме, на углу, наша контора. Куда пойдем? В старом городе, много ювелирных  магазинов.
— Тогда, в старый город.
Женька, с сильно бьющимся сердцем, переступила порог, старенького ювелирного магазина. Ее не смутили, низкий потолок, полусумрак старого здания,  застоявшийся запах, плохо проветриваемого помещения. Глаза сразу остановились на прилавке, с внутренней подсветкой, где блестели золотые ювелирные изделия. Женя, на цыпочках, словно боясь спугнуть волшебство красок, подошла к прилавку. 
Пожилой мужчина,  в черной  тюбетейке приветливо улыбнулся.
— Что желаете, красавица?
— Колечко с небольшим камешком.   
Продавец достал из-под  стекла, кольцо. Красный камень, вставленный в мелкую паутинку золотой сетки, на нешироком ободке, сразу приглянулся Жене, и она надела украшение  на безымянный палей правой руки. Глаза ее радостно засветились. 
— Можно, я не буду снимать? — прошептала счастливая Женька.
— Оно твое! — наклонился к ее лицу Бахром.
Они вышли из ювелирного магазина,  пошли по торговым рядам. Женя с восхищением разглядывала ворсистые ковры, глиняные свистульки, серебряные чеканные блюда, кувшины.
— Давай возьмем на платье хан-атлас, как у Гульноры?  —  остановил ее у прилавка, Бахром.
— Вот этот. — она положила ладонь на яркий, с красными, желтыми, зелеными, разводами, материал.
— Сейчас выйдем на площадь. — Бахром взял жену под руку. —  Я покажу тебе минарет Калян. Самый высокий. Даже Чингисхан не смог его разрушить.  Воины раскачали бревна. Хан поднял голову, заглядывая на вершину минарета,  и у него упала шапка. Тогда он отменил распоряжение. Такая легенда, а может быть,  правда?
— Что такое минарет?
— С него раньше, в старину, мулла читал Коран, молитву. Утром, в обед и вечером.
— Сейчас тоже читает?
— Нет, после революции, не читали. Но с началом перестройки поговаривают, скоро опять возродят старинный ритуал.
           Женька, раскрыв рот, подняла голову, и засмотрелась на минарет. Проходившая мимо, пожилая женщина в длинном сером плаще и  черной широкополой шляпе, задела ее плечом.
— Ты, что слепая? Не видишь, куда прешь? — Бахром толкнул женщину в грудь рукой. Она  пошатнулась и едва удержалась на ногах. Женя успела схватить ее за руку.
— Я сама виновата, Бахромчик. Загляделась.
— Смотреть надо под ноги. Ты толкнула мою жену. — не унимался Бахром.
Женщина улыбнулась Жене, что-то тихо произнесла на непонятном языке, и ушла.
Женя положила руку на грудь мужа. — Успокойся! Здесь много народу, она тоже, как и я засмотрелась на минарет. Возможно, иностранка. Не кричи, на нас все обращают внимание.
— И ты, рот разинула! Смотреть надо! — переключился Бахром на жену. — Вырядилась, а ходить по улице не умеешь.
Настроение, еще минуту назад, такое светлое и праздничное, вмиг улетучилось, сменившись чувством подавленности и страха. Женю уже не радовала покупка, не хотелось идти обедать в кафе.
— Пойдем домой. — Женя взяла мужа за руку. — У меня в голове закружилось. Я не хочу кушать. Мама, наверное, уже сварила обед, дома покушаем.
— Ты  извести меня, хочешь, ведьма? То в город ее веди. Теперь домой захотелось. Нервы решила мне портить?
Женя остановилась. Перед глазами,  у  нее,   поплыли черные круги.
— Не кричи. Мне нехорошо.
— Сама довела, а тебе нехорошо? Идешь ты в кафе, или я все здесь сейчас порву. — он швырнул на землю сумку, наполненную  покупками, схватил себя за ворот рубашки, сильно потянул, и разорвал во всю длину на две части.
— Пойдем, в кафе. Только не надо рвать рубашку.— Женя вцепилась в руки мужа.
— Отстань от меня! — оттолкнул Женьку, Бахром. — Всегда ты первая начинаешь скандал.  —  он резко повернулся и ушел.
Женька нагнулась, собрала разбросанные пакеты в сумку. В поясницу ей словно иголки вставили.  Боль перекинулась на низ живота. Она с трудом разогнулась, огляделась.  Бахрома  на площади не было. Я не помню, в какую сторону идти, испугалась Женька. Она повернула голову, и увидела Бахрома.
— Медленно плетешься. Я уже вон куда дошел, смотрю, а тебя нет.
Бахром заглянул жене в лицо.
— Тебе плохо? Почему не позвала? Не обижайся. — Бахром, наклонился, поцеловал жену в щеку,  взял под руку.
Женя ощутила раздражение от ласки мужа. Сначала кричит, потом целует. Она, не поднимая головы, медленно переставляла ноги.
— В кафе пообедаем! — услышала Женя голос мужа, и, молча поднялась по ступенькам.
— Где сядем? — улыбнулся Бахром,  указывая на ряды столиков.
— Где хочешь.
— Тогда возле окна.
Бахром ушел за шашлыком на улицу. Женя поглядела мужу вслед. А ведь рубашку купил новую. Успел сбегать в магазин.  Девушка сняла туфли,  протянула под столом уставшие ноги. Все тело у нее, будто онемело.  По спине текли капли холодного пота. Она достала из сумочки платок, вытерла испарину на лбу и почувствовала холодное прикосновение. Взгляд упал на палец, с надетым на него, кольцом.  Повернула руку, камень загорелся разноцветными искорками.  Вглядевшись в перстень, Женя улыбнулась.
— Нравится? — Бахром подвинул стул, поставил на стол две бутылки пива, стаканы.
— Очень! — Женя подняла глаза на мужа. Улыбается, будто  там, на площади, был другой человек. Как он может так быстро меняться? Если бы я так покричала, наверное, сразу, умерла от разрыва сердца. 
— Что ты на меня  смотришь? — рука Бахрома  с бутылкой застыла над стаканом.
— Нет, я так, просто. — смутилась Женя. —  Кольцо очень красивое.
— Тебе оно идет. Подожди. — Бахром обошел стол, взял ее руку, снял кольцо, и снова надел. — Теперь ты моя законная жена.  — он наклонился, поцеловал ее в губы.
— Давай выпьем за нас! —  Бахром  подвинул ей стакан, наполненный пивом.
Прохладный горьковатый на вкус, напиток, словно бальзам, наполнил рот, потек по гортани. Женя откусила кусочек шашлыка, с удовольствием разжевала и проглотила. Ощутила в теле блаженство от выпитого пива, и вкусной еды.  Я опьянела, поняла Женя.  И ей стало спокойно. Пусть это будет последней неприятностью.  Господи,  вразуми его!  Мысленно  попросила она.
— Ты добрый, Бахромчик! — не то, спрашивая, не то, утверждая, Женя улыбнулась мужу.
  — Что ты сказала? — поднял на нее глаза, с полным ртом, пережевывая еду, Бахром. — Все хорошо?
— Да, все хорошо.
— Ты довольна? — Бахром внимательно поглядел на жену.
— Довольна! — Женя склонилась над столом, тихонько переводя дыхание. Она боялась посмотреть на него еще раз,  чтобы он не угадал ее мысли.               
   Наконец, пришла зима. Который день идет, не переставая снег. Морозы,  почти как в России. Женька каждый день разметает дорожку до калитки. 
— До Нового Года осталось пять дней. — каждый день зачеркивает дни на календаре. Гульнора.
За праздничными хлопотами,  скандалы в доме поутихли
Наконец, настал день праздника. Когда часы стали отсчитывать удары, Женька подняла бокал с соком. Желание у нее давно было готово. Чтобы мой сыночек родился здоровеньким! Прошептали ее губы.               
  Из ЖЭКа, Бахром ушел.  Мать устроила его помощником начальника в гаражное хозяйство. Каждое утро он неохотно просыпался, долго валялся в постели. Потом, кричал на всех, и, торопясь собраться, сердился еще более. Наконец, собравшись, заставляя себя переставлять, ноги,  выходил  со двора.  Ему вспоминались довольные лица братьев,  уютно расположившихся на курпаче, возле телевизора, и настроение его портилось с каждой минутой приближения к конторе.
Он повернул ключ в замке,  толкнул дверь, щелкнул включателем. Прошел, сел за стол. Раскрыл книгу учета машин в гараже.
Рабочий из автосервиса распахнул дверь.
— Вчера клиент машину поставил на ремонт, а Шавкат, спьяну, лобовое стекло разбил. Чинил дворники, ну и ткнул молотком. Мужик  грозит в милицию заявить. Вот он здесь стоит.
— Пусть войдет! — Бахром отодвинул листы бумаги на край стола.
Мужчина в черной,  кожаной куртке, лет сорока перешагнул порог.
— Ваши рабочие разбили мне машину.
— Не переживайте, товарищ, починим.
— Я только недавно поставил новое стекло. У вас есть такие стекла?
— Таких нет. Поставим, какое есть.
— Мне надо такое, какое было у меня.
— Где же мы возьмем?
— Это не мое дело!
— Ну, пока, потом заменим.
— Я не могу ждать, мне  надо уезжать в Самарканд.
— Значит, поставим, когда вернетесь.
—  Я буду жаловаться!
Бахром поднялся из-за стола, подошел к мужчине. Внутри у него уже закипал гнев. — Что вас не устраивает?  Я вам говорю, не  надо переживать, надо подождать. Вы  не понимаете? — он повысил голос.
— Не кричите на меня, мальчишка!
— Я тебе не мальчишка! — Бахром схватил мужчину за воротник.
— Убери руки, гаденыш!
— Я тебе не гаденыш! — Бахром размахнулся и ударил кулаком мужчину в лицо.
— Ты что делаешь? — Джамшид,  начальник гаража, вбежал в кабинет, схватил за руку Бахрома. — Бить клиентов?
Мужчина поправил борта куртки. — Я этого так не оставлю! В милиции тебя научат, как уважать людей!  — он громко хлопнул дверью.
Джамшид подошел к столу, выдвинул ящик, достал лист бумаги, положил на стол, вытащил из стаканчика ручку.
— Пиши заявление по собственному желанию,  и чтобы духу твоего здесь больше не было.
— Ну, и, пожалуйста, обойдусь! — Бахром сел, написал заявление, поставил подпись.
Джамшид  хлопнул ладонью по столу. —  Никогда на мои глаза не появляйся!
          Женька размела снег во дворе на дорожке,  обмела веником  галоши,  и  вздрогнула от стука калитки, — Ты ушел с работы? — она посторонилась,  пропуская мужа.  — За время, что я здесь, живу,  третий раз уходишь. Нигде не можешь удержаться.
— Не нравлюсь, уходи! Не лезь в мои дела! — и, бросив куртку на пол возле вешалки, вошел в комнату.
— Ты  и здесь не сработался? — встретила мать сына, едва он перешагнул порог.
— А что я ему раб?
— Какой раб? Что ты там рабского делаешь? Сидишь за столом весь день. Или позавидовал братьям,  что сидят в тепле. Так они все лето хрячили, а ты отлеживался на кровати. Мне надоело за тебя краснеть!  Ты меня замучил! Убирайся отсюда, чтобы я тебя больше не видела!
Всю ночь, Женьке снились кошмары. Будто она обернулась черной кошкой и бежала по узкой тропинке меж высоких глинистых насыпей.  Сверху на нее сыпались камни, и она подпрыгивала, изворачиваясь,  чтобы не убило.  Женя открыла глаза, оглядела комнату, села на постели. Что я видела? Девушка потерла ладонью лоб. Черная кошка? Мама как-то рассказывала, такой сон к большим неприятностям. А их у меня и так не сосчитать.  Вчера Бахром ушел из дома. Где  ходит?  Явится к вечеру,  пьяный. А то, и на ночь не придет. Значит,  снова ссора.  На кухне, она, тяжело вздыхая, остановилась у стола, подвинула миску с картошкой. 
—Тебе помочь? —  девушка вздрогнула.
Рустам взял нож, стал чистить картошку. Женя  разогрела казан, налила масло, опустила нарезанный лук. И почувствовала, как сильные руки обняли ее. Она резко повернулась, и увидела в дверях Азизу, с перекошенным от злобы, лицом.
— Я так и знала, вы время не теряете. Молодец, Рустам. - она подмигнула брату. Громко рассмеялась, и убежала.
Женька, от неожиданности, не сразу оттолкнула парня. А он продолжал ее держать в объятиях.
— Ты с ума сошел! — Женя  вырвалась из рук Рустама, и ударила его по щеке. — Что подумает Азиза? Она расскажет Бахрому.
— Ты мне очень нравишься. Давай убежим отсюда. У меня есть деньги, уедем в Ташкент. Там нас никто не найдет.
Женя  схватила половник, высоко подняла над головой. — Убью, если  приблизишься! Уйди, отсюда! Мне тебя даже судом не присудят.
— Не нравлюсь? А  болван Бахром  по душе?
— Он мой муж.  Не тебе его судить.  Уйди отсюда!
Женя с тревогой ждала вечера. Обняв руками себя за плечи, она сидела на кровати.  Что делать? Выйти к общему столу, будто ничего не случилось,  или  отсидеться в своей комнате? Почему я должна прятаться? Разве я в чем-то виновата?
— Где твой муженек шляется? — свекровь, поправила на столе скатерть, разложила ложки.
— Не знаю. — Женя  поднесла пиалу с чаем ко рту, отпила глоток.
— Пьет водку с друзьями! — Равшан подмигнул  Жене. — Успокаивается, как он говорит. Все его обижают, вот он и заливает горе водкой.
Женька  без аппетита глотала пищу.
— Тебе нездоровится? — Сайера-опа  облизнула ложку, положила на скатерть.
Женя втянула голову в плечи. Ей казалось, удары ее сердца слышны всем.   
После ужина, она помыла посуду, прошла в дом.  Проходя по коридору,  из комнаты свекрови, услышала голос Азизы.
— Мы уходим на работу, а она с Рустамом крутит. Кто отец ее ребенка?
— Ты с ума сошла! Быть этого не может! — Гуля,  сжав кулаки,  подбежала к сестре. — Я сама видела!
— Ну, что ты видела?  В постели они  не лежали. И вообще я тебе не верю.  Не вздумай, пьяному Бахрому в уши жужжать.  Надо у Жени спросить.
— А что у нее спрашивать? — зевнула Сайера, прикрыв ладонью рот. — Она не сознается.
— Вы нарочно, выдумали. — глаза Гули наполнились слезами. — Бахромка не работает, Женька лишний рот. Так она сама себя кормит, соседям шьет. К весне опять пойдут заказы на платья.
— Что будем делать? — Азиза посмотрела на мать.
— Билет ей купим и отправим домой.  — Сайера облокотилась на подушку, протянула уставшие ноги.
— Варвары! Я Женьку в обиду не дам! — Гуля стукнула кулаком по столу,  и, с размаху толкнув дверь, выбежала из комнаты.   Женька  успела отскочить,  прижалась к стене.  Зашла в свою комнату,  разделась, легла, подтянула одеяло к подбородку. Хороший повод избавиться от меня. Девушка перевернулась на бок. Он не поверит им. Он любит меня. И знает,  ребенок от него.   Но тревога не покидала. У него рассудок пьяный. Он сейчас трезвым не бывает. Им удастся его одурачить. И тогда… Женька сжималась в комок. Надо заснуть. Утром  все образуется. Придет Бахром. Я  ему  объясню. Она переворачивалась с бока на бок. Ее то, знобило, то,  бросало в жар.  Но ведь ничего не было.  Я ни в чем не виновата. Мне нельзя нервничать. Это повредит ребенку.  Надо заснуть. Уговаривала себя Женька. Она не помнит, как  задремала. Во сне,  мама,  укрывала ее одеялом, целовала  щеки.  Потом, она бежала через широкое, перепаханное,  поле,  а оно не кончалось. Ноги вязли в липкой черной земле. Она проваливалась, по пояс в грязь, вылезала, и снова брела.  Плыла по реке, в холодной, мутной  воде. И никак не могла выйти на дорогу.
                * * *
Бахром повернулся на бок. Широкая деревянная кровать под ним, жалобно скрипнула. Открыл глаза. Рядом на подушке женская голова с растрепанными, обесцвеченными блондораном, волосами. Это кто?  Пытался вспомнить Бахром, но голова гудела. Слишком много выпил вчера. Где я, в чьем доме? Он потер ладонью лоб. Вчера с утра пошел к Рахиму. С ним выпили, ели самсу, приготовленную его женой. Потом пошли к Садулле. У него жена уехала к матери в Самарканд. Там устроили гулянку. Пришли Батыр с Мишкой. Мишка привел девчонок. Парень  свесил ноги с постели.  Одежда,  в беспорядке разбросана  на полу.  Стряхнул брюки, долго не мог попасть ногами в штанины,  надел рубашку, свитер. Поднялся, и, покачиваясь на непослушных ногах,  вышел из комнаты. На вешалке долго искал свою куртку.  Туфли  не хотели надеваться. Смяв задники, ему все же удалось, обуться. Толкнул входную дверь, поскользнулся на мокрых ступеньках крыльца, съехал на попе,  и, уткнувшись носом в серую, бетонную плитку,  растянулся во весь рост на дорожке.  Упершись руками,  поднялся, преодолел двор, хлопнул калиткой, и вышел на улицу.   Уже светает. Прищурил  глаза Бахром.   Сейчас приду, и завалюсь спать. И никто мне не указчик.  Станут приставать с расспросами, всех пошлю к черту. Я сам себе хозяин. Путаясь пьяными ногами, он пошел по тротуару.  Возле большой чинары остановился. От выпитой водки  сильно мутило. Прижался лбом к корявому стволу.  Никто не встретит.  Некому меня пожалеть. Всем не нравлюсь. Ему стало жаль себя, и он громко всхлипнул. По щекам потекли слезы. — А каким я должен быть, чтобы им нравиться?  — громко произнес парень. На его крик, гулко отозвалось эхо. Все спят, а я брожу, никому не нужный,  голодный.  Он круто выругался, по-русски. Плюнул, опершись, о ствол, оттолкнулся, и, шатаясь  из стороны в сторону, побрел к дому.
Азиза  причесывалась перед зеркалом. Услышав, как ударилась о стену калитка,  выглянула в окно. Бахром, вцепившись руками в перила, переставлял непослушные ноги,  по ступенькам. Она  вышла на веранду,  подошла к брату, взяла за локоть,  помогая подняться.
— Опять шлялся всю ночь. Так и жену можно упустить.
— Что ты хочешь сказать!? — сразу протрезвел Бахром, и потянул  из рук сестры рукав куртки. 
— Твоя жена  приласкала твоего брата.
— Рустамку? — глаза Бахрома налились кровью, лицо исказилось от гневной гримасы, напоминая маску злого демона.
— Возможно, у нее и ребенок не твой. — разожгла костер ревности, Азиза.
— Где она? — Бахром оттолкнул сестру. — Я убью ее! — держась за стену обеими руками,  он двинулся к своей  комнате.
— Ты  сказала? — Сайера уставилась на дочь, широко раскрытыми глазами. — Он же пьяный, представляешь, что может произойти?
— А мне плевать! — Азиза скривила рот в злой усмешке. — Пусть отвечает за свои поступки!               
 Дверь комнаты стукнулась о стену.   
— Спишь, тварь?
 Женька сразу проснулась, услышав голос мужа.   Бахром шагнул к кровати, отбросил одеяло, дернул жену за ногу.
Женя упала на пол, больно ударившись о ножку кровати, головой.
— Я ничего не сделала. — она заслонила ладонями лицо, увидев над головой, кулак.   От удара, в глазах у нее потемнело. Новый удар пришелся по спине. Девушка отлетела к комоду. Сквозь туман, застлавший глаза, поняла,  надо спасать живот, и свернулась в клубок, как кошка. И   почувствовала боль в боку. Ногами бьет. Поняла Женька и потеряла сознание.
— Ты что делаешь, гад? — Гульнора  повисла на руке Бахрома. — Женька  не виновата. Это мама с Азизкой придумали, чтобы не кормить лишний рот.  Сволочь безработная!
Сайера,  остановилась у порога, не решаясь приблизиться к разьяреннму, сыну. Азиза, глупо улыбаясь, выглядывала из-за  плеча матери.
  Гуля встала между Женькой и братом. — Она только тебя, дурака любит!
Равшан, потянул Бахрома за руку.
— Я не верю, в измену Жени. И ребенок твой.  — он повернулся  к Рустаму, вошедшему в комнату. —  Скажи, что между вами  ничего не было. Ведь, не было? Почему молчишь? 
Рустам покрутил головой из стороны в сторону.
Гуля подскочила к Рустаму, схватила его за рубашку на груди. — Ты ей с первого раза не понравился. Не могла она тебя любить. Ты подлый, ты мстишь. Ничего не было. Скажи этому дураку.   —  Рустам разжал пальцы сестры, отодвинул ее в сторону.
— Хватит, орать! — Сайера  ухватила  Рустама сзади за воротник рубашки, и сильно толкнула. Он споткнулся, о порог, задержался рукой,  поднялся. В коридоре, схватил  с вешалки куртку, и  выскочил из дома.
Гульнора подбежала к сестре, замахала перед ее лицом кулаками. —  Ты злая Азизка, я тебя не люблю!
— Отойди от меня! — Азиза оттолкнула Гулю.
 Гуля подскочила к Бахрому.  — Азизка видела, как Рустам ее обнял, и больше ничего. Ты сам гуляешь.  К Мухаббатке ходишь с соседней улицы. У самого рыло пуху, а жену бьешь.
— Не твое дело! Где хочу, там и хожу. Я свободный человек. А она моя жена. Ей положено дома сидеть.   Я убью ее!
Гуля, раскинув руки,  закрыла собой, лежавшую на полу, Женю. — А, а, а! — закричала она истошным голосом. — Убей меня сначала! Я не дам ее бить. Сейчас милицию вызову.
— Она спала с Рустамом. —  Бахром заплакал, размазывая руками слезы по щекам. — С моим братом.
Гуля подняла Женю, помогла ей сесть на кровать.
  Перед глазами у Жени плыли черные круги.
— Скажи,  это правда? Не молчи. Что ты со мной сделала? — громкие рыдания вырвались изо  рта Бахрома.
У Женьки пересохло во рту.  Она с трудом  повернула языком.
— Это все неправда, я не виновата. —  Женя сжала ладонями виски. У нее стучало в голове. Гуля села  рядом, обняла за плечи. — Рустам все придумал, потому, что ты его не любишь. Они всегда с Бахромом соперничали. У нас никто друг друга не любит. — Гуля заплакала. — Ты теперь не простишь, уедешь, я знаю. Как я без тебя буду жить?
— Что мне делать? Жена мне изменила. — Бахром опустился на курпачу у стены, закрыл лицо руками. Плечи его затряслись от рыданий.
Сайера поправила на голове платок. Ее не трогала трагическая сцена. —  Купи билет ей до дома и пусть едет. Нечего сопли распускать!
Женя поняла, теперь ей здесь делать нечего.   
— Я уеду. Сегодня. Только соберу  одежду. Помогите мне дойти до вокзала. Я не знаю где, и у меня сильно кружится в голове.
— Кто привез, тот пусть и провожает. — Сайера передернула плечами, и вышла из комнаты.
— Что я без тебя буду делать? — всхлипнула Гульнора.
Женя еще надеялась,  муж образумится, и попросит прощения. Но хорошо понимала, простить не сможет — Помоги мне собраться, Гулечка. На верхней полке мои платья, кофта. В шкафу чемодан и пальто. Подай сюда.
Бахром взглянул на жену. Глаза его опухли от слез. — Как ты могла, с братом? Я тебе этого никогда не прощу! Бог все видит! Он тебя покарает!
Женя  надела платье в клетку, теплую кофту, пальто, застегнула замки на сапогах.  Подошла к зеркалу. Сняла  колечко,  положила на комод.
Гуля подбежала, к девушке,  обняла. — Женечка, моя дорогая, я тебя очень люблю.
— Я тебя тоже люблю, Гулечка. — Женя поцеловала Гулю в щеку, потом в другую. — Будь здорова и счастлива!
—  Сучка ты грязная! Не думал, что ты такая подлая. —   Бахром поднял чемодан и вышел из комнаты.
Женя   осторожно спустилась по ступенькам, и пошла по дорожке к выходу.  Гуля догнала  у калитки, сунула в руку пакет.               
На улице легкий ветерок коснулся пылающих Женькиных щек. Она  оглянулась. Через забор свешивались длинные зеленые побеги винограда, с набухшими почками. Зима закончилась.  Февраль на исходе. Весна идет по Узбекистану. Но мне уже не суждено, дождаться здешнего тепла, насладиться спелыми фруктами. Видит Бог, как я полюбила этот край. Но пришлась не ко двору.
Бахром остановил машину, открыл дверцу. Женька села на заднее сиденье, потянула платок на голове. Слезы застилали глаза, и она, словно, сквозь туман, видела только мелькающие тени, от домов, и палисадников. Она кусала губы, чтобы не заплакать в голос. Я должна быть гордой. Повторяла  мысленно. Мне нельзя плакать. Пока они доехали до вокзала, глаза ее высохли.   
—  Подожди, я куплю тебе, билет. — Бахром поставил чемодан и пошел к кассе. Женя смотрела на мужа, и  понимала,  все чувства к нему, словно сгорели, в один миг. Она будто после тяжелой болезни,  приходила в себя, и старалась забыть эту болезнь.
Они вышли на перрон.  Оба молчали, отворачиваясь друг от друга.   Подошел поезд. Бахром зашел в вагон, поставил чемодан на сиденье, положил на столик билет, и вышел.
Женя  прижалась лицом к холодному стеклу вагонного окошка. Бахром стоял на платформе.  Она  смотрела и еще надеялась,  он войдет в вагон, извинится, позовет домой. Хотя и сама не могла понять, хочет она этого, или нет. Неужели он верит, что  я могла ему изменить с Рустамом?
Заложив руки в карманы куртки, он стоял  у поезда, и смотрел на девушку в окне. Глаза ее были сухими.  Гордая! Другая бы, в ногах валялась.
Просигналил  гудок,  поезд медленно двинулся вдоль платформы.   Женька стояла у окна и смотрела, как фигура Бахрома  отодвигается все дальше,  и дальше. И вскоре исчезла совсем.  Уже не видно вокзала, а Женька все еще стоит у окна. Вот и закончился мой любовный роман.  Она  повернулась,  и увидела мужчину и женщину. Они расставляли по полкам сумки и чемоданы. Четырехгодовалая девочка, сидя на лавке, мотала ногами. 
— Мы из отпуска, в Москву. — приветливо улыбнулась девушке, женщина. Сняла платок, пригладила, гладко зачесанные, волосы,   села рядом с дочкой.   
Женя раскрыла пакет. Две лепешки, кисть, белого, немного увядшего винограда, и кишмиш.  Положила гостинец на стол.
— Угощайтесь!
— Какой деликатес? — мужчина подвинул угощение девочке.
— А вы, разве не будете?  — удивилась женщина, увидев, как Женя направилась к выходу.
— Я уже наелась. — улыбнулась Женя попутчикам, и вышла из купе. Поезд уже набрал скорость, и, постукивая колесами, на стыках, торопился увезти ее, как можно, дальше.  Она перекинула косу на грудь,  переплела пальцами пряди. Поправила платок на голове. Потом,  словно,  вспомнив что-то важное, улыбнулась и пошла по коридору. Постучала в купе проводницы.
— Ну, кто там? Что надо? — раздался из-за двери, недовольный, женский голос.
Женька толкнула дверцу.
— У вас есть ножницы?
— Ножницы? Есть! — женщина окинула Женьку удивленным взглядом. Потянула ящик в маленьком столике, достала большие ножницы, протянула Женьке.
Девушка  подошла к окну. Глядя на свое отражение, расправила косу, и резанула ножницами, на уровне плеча. Потом стянула с головы платок, подаренный свекровью,  завернула в него косу. Открыла окно, и кинула сверток. Вот и все! Прошептала  Женька и тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам.   Она прижала нос к холодному стеклу. Темные проталины на снегу. Белые заплатки на стволах стройных березок   светятся в лучах  утреннего солнца. И здесь торопится весна.   Женя  почувствовала внутри себя, легкое движение,  положила ладонь на живот, и тихо произнесла:  «Мы едем, домой, малыш!».