Автобиографические бытовые зарисовки IV

IV
Немного отвлечемся от быта и обратимся к иным сферам человеческого существования.
Природа. Вне быта ей у меня отводилось первое и заглавное место, но мы уделим внимание этому вопросу чуть позже. Так будет логичнее.
Тогда досуг.
Есть ли слова, чтобы передать то ощущение беспредельной скуки, которая могла затопить вашу жизнь в длинные зимние вечера? Или когда на улице целый день мело, и выйти гулять не представлялось возможным. 
В ту пору тетя с мужем и двумя детьми уже перебралась жить в городок и навещала нас лишь изредка. Остались бабушка, дед и я. И бесконечная зимняя тоскливость, особенно обостряющаяся на каникулах.
Из доступных развлечений на дому – телевизор и книги.
Телевизор худо-бедно показывал два канала – Первый и РТР. Помню традиционное «Поле чудес» и «Коломбо» - которого к вечернему просмотру в виде исключения пропускала бабушкина цензура. Дед выдерживал лейтенанта до середины, бабушка (телевизор стоял в комнате, где она спала), начинала храпеть сразу после вступительных титров. Так что кино я досматривала в темноте и одиночестве.
Книги. О, книги водились в изобилии. Шкафчик с полками стоял прямо напротив моей кровати, и можно было развлекаться, заучивая на память порядок разноперых корешков.
Конечно, только созерцанием я не ограничивалась. Многое было прочитано и перечитано несколько раз.
Джек Лондон. Потрепанная книжечка, готовая вот-вот развалиться в руках. Некоторых листов не хватало, что меня весьма расстраивало, так как истории хотелось читать до конца.
Майн Рид. Два толстых черных тома, изученные вдоль и поперек. Еще пара прочтений, и я бы вызубрила его наизусть.
Марк Твен с историями о Томе Сойере  и Гекльберри Финне. (Ох, та тетушка, любительница лекарств, как я понимала Тома…)
Синенькая книжка со сказками Памелы Трэверс, Джеймса Барри и Джеймса Крюса – ни одна из них мне не нравилась, ровно как и «Алиса в Стране чудес». 
«Волшебник Изумрудного города»  - казался мне сказкой для детей поменьше, но в качестве ознакомления был прочитан.
Сборник сочинений Макаренко – скучноватое чтиво для ребенка, и я откладывала его на потом, пока не иссяк литературный источник.
Флобер с его «Госпожой Бовари», из которой я вынесла то, что мышьяк – не лучший способ ухода из жизни, и «Саламбо», удивившая буйством кулинарной фантазии древних.
Хайнлайн «Повелители марионеток» - весьма впечатлившая меня книга.
Сборник американских детективов, и буквально собранная по листочку книжечка Ричарда Пратера «Убей меня завтра», которую я обожала.
Чудесный Хименгуэй, Альберто Моравиа, Стендаль, Тургенев и Чехов, Пушкин и Ремарк. Я читала всех без разбора.
Правда, не покусилась на показавшуюся мне слишком большой «Триумфальную Арку» и собрание сочинений Ленина, которые впоследствии стали растопкой для печки и туалетной бумагой.
Однажды бабушка застала меня за «Поющими в терновнике» и изъяла книгу со словами, что мне еще рано такое читать. Я не стала ее осведомлять, что один раз я их уже прочитала,  так что воспитательный момент явно запоздал.
Вообще, в вопросах морали я быстро поняла, что чем меньше выражаешь свою осведомленность, тем всем спокойнее.
Случился однажды забавный случай. Я полезла за чем-то на стоящий в коридоре буфет, и на голову мне буквально свалилась колода карт в упаковке. У нас в серванте хранились карты, очень красивые, где короли, дамы и валеты были изображены, как представители разных национальностей в традиционных костюмах. Сами по себе карточные игры меня не интересовали, но я любила раскладывать их на ковре и рассматривать. В новой колоде карты были несколько иного свойства - на каждой красовалась женщина в нижнем белье. Я просмотрела картинки, положила их на место, и, не чувствуя за собой никакой вины, сказала бабушке, что дядя забыл у нас свои карты и надо бы ему про них напомнить.
Если бы я только могла предположить, какую бурю это вызовет… «Ты брала это в руки? Смотрела? Да как ты вообще могла такое сделать?» и т.д. и т.п. Что именно сделать, мне понять было сложно. Вроде лежало оно в открытом доступе, да и что могло быть страшного в том, что я увидела? Тетка в лифчике? Так этого добра и по телевизору полно. А видела бы бабушка журналы, которые одноклассники мои притаскивали в школу… Короче говоря, отчитывала она меня долго и с истерикой, прочно закрепив во мне правило молчать впредь обо всем, что касается скользкой темы. 
Поэтому в последующие разы я была умнее. Отныне слова Тютчева «Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои» - вот наш девиз.
Бабушка выписывала ежемесячный журнал «Приусадебное хозяйство» и газету «Слобода», оба издания я, сама собой, читала. В журнале пропуская раздел о садоводстве, а в газете - о политике. Однажды в свеженьком номере «Слободы», который оказался в моих руках, обнаружилась заметка про геев (что такие существуют, я уже знала). Написано было в виде интервью с представителем оных, и мои знания были пополнены фактом, что далеко не каждая однополая пара практикует «траханье в попку» (цитата). Никакой неприязни статья у меня не вызвала, но, во избежание, я сложила газетку и пристроила ее на стол, словно еще не читала. Как и следовало ожидать, после того, как она побывала в руках у бабушки – листок с интервью таинственным образом исчез.
Примерно то же было на этапе разговора «когда девочка вырастает…». Конечно, я ничего об этом не знаю, конечно, впервые слышу, ага. Даже сделаю вид, что угроза «ты смотри, вон К. уже аборт делали» - меня вообще не задевает.  «За кого меня принимают в этом отеле?»1
Вопросы религии. В этом бабушка шла по пути от нейтралитета к псевдорелигиозности. По крайней мере, я это так называю. Я же не шла ни по какому.
В незапамятные времена в селе была церковь, от которой остались кирпичные руины и несколько плит, все это густо поросшее кустами и колючками. Как таковые, руины эти вызывали у меня интерес и уважение, как предмет древности.
Наверное, сейчас будет уместно вспомнить о той церквушке, о которой я упоминала ранее. Помните панораму с окраины села, куда пригоняли стадо? Да – это она виднелась почти на линии горизонта. Движимые жаждой познания, мы с подругой пошли походом к этому манящему маяку. Вдоль речки, мимо огородов, мимо старых садов, мимо полей и оврагов, в тени растущих по берегу серебристых ракит. Очень далеко, практически до соседнего села.
Старое, давным-давно заброшенное кладбище. Кто-то когда-то посадил здесь кусты сирени, теперь они разрослись, сплелись с зарослями колючей акации, плотно поросли стеной крапивы и лопухов. Внизу, укрытые от солнца плотным саваном зелени – замшелые могилы - осыпающиеся каменные плиты со стертыми временем надписями. И в самой глубине почти сохранившаяся церковь. Почти. Краска полностью облезла, окна заколочены досками, в одном боку дыра с криво торчащими кирпичами. Купол почернел и прогнил.
Во что бы то ни стало нам нужно попасть внутрь. Не будем слишком щепетильными, оторвем пару досок и влезем через окно. Нас никто не увидит.
 Подруга знает об этом месте чуть больше меня. В войну здесь укрывались солдаты и шли бои, потом, в мирное время, внутри церкви хранили зерно. Оказавшись в просторном пустом помещении, мы найдем подтверждение и тому и другому. Здесь на стенах, словно выцветшие призраки, смотрят на нас нарисованные по некогда белой штукатурке святые. Их уже плохо видно, кое-где они изрешечены дырками от пуль. Такие следы тут повсюду. Вот кто-то нацарапал на стене «1941» и инициалы. На полу тонкий слой сгнившего зерна, хранившегося здесь много лет назад.
Поднимем голову и посмотрим на полукруглый купол. Краски там словно остались неподвластны тлению – чистый бирюзовый, синий, бордовый, желтый. Неизвестные мне святые и ангелы, окруженные сиянием. Сдвинемся на два шага в сторону – и картинка видится немного иной, пройдемся по кругу – и она словно оживет. Красиво, маняще. Ничуть не приближая меня к верующим, фреска завораживает мастерством исполнения. Во всяком случае, в моем понимании. 
 Напоследок еще немного пройдемся по кладбищу, если вы не против. Погребенные здесь лежат так давно, что уже стали частью забытой, ушедшей истории. Отковырнем палочкой мох и лишайник с одного из надгробий, попытаемся прочитать хотя бы имя и дату. 191… 1914? 1917? Нет, не разобрать. А вон там, что это за обломок торчит в кустах? Отшлифованная гранитная глыба в форме многоугольника. В твердом камне надпись сохранилась лучше. «Граф такой-то Тимирязев», и годы жизни - гласит одна сторона, Тимирязева такая-то - начертано на другой. К слову сказать, село рядом носит название «Тимирязево», теперь понятно почему. Кому-то однажды помешала эта плита, он сбил ее с основания и отволок в сторону. Где сама могила уже не найти. Почему-то подобное варварство вызывает легкую грусть. 
Возвратимся домой. Вокруг еще много интересных мест, которые мы, быть может, посетим позже.

1 – Артур Конан Дойл, «Собака Баскервилей».