Глава 42

            Глава 42

       Разлуки и встречи стали неотъемлемой частью семейной жизни Свиридовых-Лавренёвых, тут уж ничего не попишешь. Юбилей Лапшина заставил Кирилла по-новому взглянуть на свою собственную жизнь. Теперь он мысленно пытался восстановить самые важные события, истории людей с которыми довелось работать. Завтра Алина возвращалась домой из очередной экспедиции. Лавренёв собирался написать новую книгу и сейчас жалел о том, что поздно заинтересовался историей двадцатого столетия, а мог бы накопить неплохой архив.
         
            Когда раздался телефонный звонок, он как раз обдумывал новый сюжет. Высветился неизвестный номер. Московский регион. Кирилл помедлил и всё же решил ответить. С этого номера звонили уже несколько раз.

            – Алло.

            – Кирилл Леонидович, добрый вечер. Вас беспокоят с первого канала. Я помощник Фионитова Андрея Аркадьевича.

            – Добрый вечер.

            Неожиданный звонок. Лавренёв поморщился, меньше всего он мог ожидать интереса со стороны таких персонажей, как Фионитов. Что ещё за дела. Добавил холодности в голос:

            – Слушаю вас. В чём дело?

            – Дело в том, что Андрей Аркадьевич прочитал вашу книгу и очень заинтересовался. Просил вас разыскать и пригласить к себе на передачу.

            Лавренёв терпеть не мог Фионитова и такое предложение казалось унизительным для него. Поступил по Станиславскому. Взял паузу – держи сколько можешь. Помощник забеспокоился:

            – Алло. Кирилл Леонидович, вы меня слышите.

            Кирилл хорошо представлял, что за особь может быть в помощниках у Фионитова и сплюнул. Только этого не хватало!

            – Вы знаете, я должен отказаться от вашего предложения.

            – А почему? Наше предложение будет очень щедрым. Можете не сомневаться.

            Наверно сейчас помощник рассматривает свой маникюр. Лавренёв сдержанно парировал:

            – Я и не сомневаюсь. Но твёрдо говорю нет.

            – Потрудитесь объяснить причину вашего отказа.

            – Позволю себе не делать этого.

           Лавренёв отключил телефон и сразу внёс номер абонента в чёрный список. Десятки лет на телевидении царила распущенность и вульгарная мерзость. Пошлость поощрялась настолько, что стала считаться нормой жизни. Больше остальных преуспел на этом поприще Фионитов. Хотя в последнее время на разных каналах стали появляться альтернативные варианты. Говорящие головы, которые с тупым упорством продолжали гнуть линию в лучших традициях выпускников марксизма-ленинизма. Неожиданная активность сторонников красных комиссаров удивляла и настораживала Лавренёва неменьше. Из огня да в полымя! Все разумные люди выбирали другие источники информации. По ТВ смотрели только старые советские фильмы. Чаще всего цифровой монитор висел на стене квартиры чёрным квадратом. Алина была в длительной экспедиции, а Кирилл вынашивал замысел новой книги о недавнем прошлом. Сейчас он собирал обширный материал о развитии космонавтики. Его удивляло, почему такое великое событие в последнее время замалчивается или вспоминается крайне редко.
         
        Сложным и противоречивым выдался век двадцатый, словно в противовес людским заблуждениям происходили один за другим невиданные открытия, позволившие шагнуть человечеству в принципиально новую эру, получившую название «век научно-технической революции». Теперь этот термин почти забыт. Казалось, единый высший разум давал шанс на выживание и исправление сделанных ошибок. Незабываемый день 12 апреля 1961 года мог стать точкой отсчета нового витка в развитии цивилизации. Не революции и мировые войны, даже не термоядерный взрыв, а прорыв в космос должен был потрясти всё прогрессивное человечество и перевернуть глобальное сознание. Но, увы, дальше всеобщего ликования дело не пошло. Праздничная эйфория улеглась, наступили будни, и как сотни лет назад мировое сообщество, как ни в чем не бывало, продолжило заниматься своим излюбленным промыслом: позарившись на чужое добро – грабить и делить. Печально. Хотя, казалось бы, воочию убедились, какая же она маленькая и беззащитная – планета Земля, надо беречь наш общий дом во имя будущего, но казалось никому нет дела до будущего.
            
         На следующий день Лавренёв встречал Алину. Диктор объявил о прибытии экспресса, и Кирилл прекратил мысленно обкатывать текст, а поспешил к вагону номер пять. Как водится, услышав объявление, встречающие и пассажиры активизировались, мешая друг другу своей суетой. Алина вышла последней, и Кирилл поспел к её вагону вовремя. Он подарил любимой девушке роскошный букет красных роз и, ткнув указательным пальцем в чисто выбритую щеку, получил от неё заслуженное вознаграждение в виде поцелуя:

        – Привет, дорогая!

        – Привет! Спасибо! – сказала Алина принимая цветы.

        – Ну как продвигается работа? Поездка не утомила?

        – Всё нормально. Всё здорово. Природа красивая и люди добрые. Только какая там глухомань, ты не представляешь! Никто для нас, разумеется, отелей не построил, ютились, где придётся. Матвеев молодец, по-моему, получится интересная картина.

        Они сели в машину и продолжили болтать о разных пустяках, частенько переглядываясь в салонное зеркало. Алина любила сидеть сзади, когда не сама вела машину. Лавренёв почему-то вспомнили поездку в Тумеево, точнее, как возвращались оттуда ночью вдвоём.

        – Слушай, а помнишь, как мы ехали с тобой из Тумеево.

        – Помню.
 
        – А я тебя обманул тогда. Приятель заезжал за мной, но я его отправил, чтобы напроситься тебе в попутчики.

        – Ах ты хитрец! То-то мне всё показалось подозрительным, и ты мне ужасно не понравился.

        – Ну извини. А что было делать? Ты не оставляла мне шансов.

        – Это было заметно?

        – Ещё бы! Неприступная крепость.

         – Тогда я не знала, какой ты хороший.

        Дома, она прижалась к Кириллу и восторженно выдохнула:

        – Кирилл, я беременна!

        – Как это!? – почему-то сказал Кирилл и с недоверием посмотрел на её ровненький живот.

        – Срок ещё маленький. Ты что не рад? – Алина слегка смутилась.

        – Рад, рад. Ух, ты! А что делать-то теперь!?

        – Как что!? Ничего не делать, буду вынашивать малыша. Я даже не сразу поняла, что со мной такое, когда меня стало подташнивать. А Марина, жена Матвеева, сразу догадалась. Мы с ней подружились, она очень славная.

        Ошарашенный новостью Лавренёв догадался, откуда взялся этот лучисто-нежный взгляд. Он весь вечер привыкал к мысли, что скоро станет отцом. Работа не шла на ум. Заготовленный текст так и остался в его голове до утра. Сейчас были дела поважнее. Он с тревогой смотрел на Алину, не зная, как себя вести теперь с ней. Внутри этой женщины вершится какое-то великое таинство. Кирилл вышел на балкон курить. Алина по-своему истолковала его молчание, будущую мамочку охватило беспокойство. Она накинула на плечи плед и вышла следом за Кириллом на балкон. Он сразу загасил окурок и обнял её, укутывая в плед. Долго стояли и рассматривали частичку неба, ограниченную контуром двора. Увидеть больше мешали крыши домов. Небосвод играл мириадами золотистых зёрнышек, что случается крайне редко – увидеть звёзды в мегаполисе дело почти безнадёжное. Зима ещё беззлобно огрызалась лёгким морозцем, но уже чувствовалось дыхание запоздалой весны.

        – Кир, мы должны повенчаться с тобой.

        – Ты чего вдруг!?

        – Не знаю, мне страшно.

        Кирилл ласково произнёс:

        – Глупышка, если хочешь, повенчаемся.

        – Хочу, – Алина почувствовала, что при этих словах слёзы навернулись на глаза, и захотелось плакать, как тогда, когда она внезапно расплакалась над подгоревшей картошкой.

        – Слушай, думаю, будет удобнее совместить регистрацию и венчание. Надо всех предупредить.

        – Конечно.

        – Ну, ты чего!? Всё же хорошо. Это на тебя так действует звёздное небо. Я помню в детстве, однажды мне сделалось невыносимо страшно, когда внезапно осознал всю безграничную глубину мироздания. Дело было на даче. Мы со старшим братом поспорили, что я схожу ночью на другой берег нашей речки. Там был подвесной мост, который шатался и скрипел. Я боялся ходить по нему даже днём. У меня кружилась голова. В доказательство должен был принести подсолнух с колхозного поля. Не помню причину пари, Юрка был старше меня на четыре года, казалось бы, умнее, но, судя по детским воспоминаниям, умом большим не отличался. Впрочем, как и сейчас. Но тогда он был для меня авторитетом, и мне очень хотелось доказать, что я не трус. Брат часто обижал меня, ему доставляло удовольствие видеть моё отчаяние. Сам Юрка задумал подстеречь меня и выскочить из кустов, чтобы я испугался. Такие примитивные шутки веселили его. Описать невозможно, какого страха я натерпелся в темноте. Вздрагивал от каждого шороха. Казалось, что зловещие тени надвигаются со всех сторон и готовы безвозвратно поглотить меня. Я бежал, спотыкаясь и падая. Когда вернулся, на веранде горел свет, мама бинтовала Юрке ногу, а он ревел белугой. Он сильно расшиб себе коленку. Брат ничего не сказал про пари, а как обычно всё свалил на меня. Что он отправился меня искать. Разумеется, я получил нагоняй от мамы, а на следующий день ему досталась моя порция мороженного. Юрка ехидничал за маминой спиной, показывал мне язык и крутил пальцем у виска. Но с тех пор Юрка утратил свое влияние на меня. В ту ночь я почувствовал дыхание живого космоса, что-то огромное смотрело на маленького испуганного мальчишку миллионами глаз. С той ночи я думаю, что мир видимый и не видимый – не досужий вымысел. А я стал не по годам взрослым, дома все заметили это, и брат в первую очередь. Не знаю, как объяснить, но было что-то особенное вокруг.

        – А сколько тебе тогда было лет?

        – Лет шесть. Да точно. Осенью я пошёл в школу.

        – В шесть лет?

        – Да. У меня же день рождения в сентябре, почти семь. И мама решила, что пора.
 
        Постояли молча. Кирилл спохватился:

         – Пора моя дорогая, прогулка закончена. Всё-таки здорово, скоро я стану папой!

         У Алины воспоминания детства были связаны с Павликом. Рассказывать об этом Кириллу ей не хотелось.
         Однажды гуляя с Павликом, они тоже засмотрелись на звездное небо, и у неё так же осталось впечатление неизведанной таинственности того, что бабушка называла промыслом Божьим. Пашка не по-детски маялся, ему хотелось сказать подружке о своей любви. Она догадывалась о его намерениях, и жгучая тоска подступала к сердцу. Алине отчаянно хотелось, чтобы эти слова не были произнесены. Девушка мысленно горячо взмолилась, и заторопилась домой, оставив несчастного парня горевать в саду. Из окна своей комнаты Алина наблюдала, как Павлик грустил, прислонившись спиной к заборчику из жердей. Затем перемахнул через хлипкую преграду, так и ушёл, склонив голову, унося свою досаду к реке. Были тому свидетелями звёздное небо и любимый сад, в котором стоял чудесный аромат наливающихся яблок. Мимоходом Пашка сорвал одно яблоко, покрутил в руке, плоды ещё не дозрели и вязали во рту. От воды тянуло прохладой, Пашка долго стоял на крутом берегу, пока совсем не продрог. Чувство невосполнимой потери разделить было не с кем, он догадывался, что Алина не разделяет его чувства. С тоской смотрел на лунную дорожку в мелкой ряби речной волны, размахнулся, забросил надкушенное яблоко в воду и побрёл домой. Взрослеть оказалось больно. Внезапно нахлынувшее яркое чувство вытеснило из его души что-то не менее дорогое. Ещё недавно они с Алиной катались на лодке, собирали водные лилии, купались и загорали, взявшись за руки, бежали в сторону соснового бора за земляникой. Он не ел сам, а кормил с ладошки Алину, она смешно утыкалась носом в его ладонь, окрашенную ягодным соком, и брала губами ароматную землянику. Было весело и беззаботно. Только за одно такое прикосновение, Павел готов был отдать всё что имел – талант художника. Сплетали веночки из цветов. Вначале лета это были одуванчики, жёлтые цыплячьи головки появлялись целой россыпью за селом. Следом шли ромашки и васильки, изящные белые лилии и кувшинки. Когда венок сплетался из красных кленовых листьев, приходило время расставания до следующих каникул. Перемену почувствовали оба ещё днем. Лежали на свежескошенной копне сена, Павлик рисовал очередной портрет подружки в альбом. Алина закончила сплетать косичку из зеленоватых ещё не зрелых колосков пшеницы. Она привстала и водрузила юному художнику венок на голову. Лицо девушки было совсем рядом, Пашка обомлел от тонкого дыхания и с трудом удержался, чтобы не поцеловать. Вернее, попытка всё же была, но такая неумелая, больше похожая на мимолетное прикосновение щеками. Зачем?! Алина смутилась и соскользнула вниз, Павлик последовал за ней. После этого взяться за руки уже не получилось. Другого случая признаться ей в любви у Павлика не оказалось, через год его не стало. Слова не были сказаны, и Алине не пришлось объяснять другу, что она любит его, но только как брата. Вторая половина лета была безрадостно, прощального веночка из кленовых листьев не было, Алина уехала раньше. Павел в свободное от школы время всю зиму ходил по селу и колол дрова, чтобы купить себе новые джинсы и рубашку к приезду Алины. Мать выследила, куда сын прячет заработанное, и вытащила все сбережения. Трагедии было не избежать. Нет, стоп. Об этом лучше не думать. Врачи советовали Алине больше позитивных эмоций. Она помолилась за бабушку и Павлика перед сном. И с чувством умиротворения прижалась к теплому плечу Кирилла. Алина была уверенна, что родит девочку, уже придумала для нее имя – Татьяна. Мама и кроха дочка связанные сокровенным божественным началом живой плоти, уже любили друг друга.