Ч1 Гл1 - Ночное развлечение

18+
Несовершеннолетним просьба покинуть эту страницу.

От автора: история повторяется. Нельзя забывать прошлого или будущего не будет. Поэтому я и решил потревожить тени из лихих девяностых.

Глава 01. Ночное развлечение
(Вместо пролога)

Знай, девочка, я живу звериным днём.
В полночный час веки мои сонны, как лес и небо.
Мало слов о моей любви известно:
Так хорошо тебе лежать в гробу.
— Готфрид Бенн, «Морг», 1912

Дмитрий Станиславович, бывший санитар городского морга, а ныне владелец АОЗТ «Дорога в рай», ехал домой. Жена и дети остались на даче. Новенький «Мерседес-230» — наследство одного из клиентов — отлично вёл себя на мокрой дороге.

— Наследнички подарили машинку! — усмехнулся он. — А что им оставалось? Папа сам велел. Конечно, не «шестисотый», но и это неплохо.
Настроение поднималось с каждым километром. В салоне играла Патрисия Каас, дворники ритмично счищали капли дождя, а в бардачке лежала книга Андрея Воронина «Слепой» — дешёвый бумажный томик, купленный «чтобы убить время».
— Писатель чёртов! — пробормотал Дмитрий. — Оставил след в душе. Навеял воспоминания.

Настроение улучшилось ещё больше после того, как он подвёз до города подвыпившую компанию. Теперь в кармане хрустели крупные купюры, о которых он не собирался рассказывать жене.

— Эх, давно никого не драл! — подумал он. — Холостяк до понедельника… Молодку бы не отказался.
Курить хотелось отчаянно, но после операции врачи запретили. А Дмитрий был идеальным пациентом. Кому, как не бывшему санитару морга, знать, чем заканчиваются нарушения послеоперационного режима?
Внезапно — приступ. Острый, режущий, как нож между глаз. После операции на головном мозге такие приступы случались всё чаще. Он выскочил из машины под ливень, проглотил горсть зелёных таблеток и закричал в пустоту:

— Господи! Зачем ты сделал меня таким чудовищем? Почему я не могу просто жить и любить, как нормальный человек? Убей меня! Или я не знаю, чем всё это закончится! Больно!
Небо ответило холодным ливнем. Промокший до нитки, он вернулся в салон.
— Надо подождать, — прошептал он, жуя мятную резинку. — Иначе коллеги похоронят меня с надписью: «Трагически погиб в ДТП».
После операции он научился ценить каждый день. Но не потому, что любил жизнь. А потому, что знал: в аду его уже ждут.
Боль отступила. На смену ей пришли воспоминания.
Да, он поднялся из грязи в князи. Вспоминал часы безудержной радости, детство, мельчайшие детали. Но в последнее время прошлое давило на него — особенно в метро, на улице, на совещании. Вдруг — мурашки по коже, учащённое дыхание, и в ушах — крик. Женский. Детский.
И тогда он понял: чтобы избавиться от наваждения, нужна молодая, беззащитная девушка. Или ребёнок. Тот, над кем можно почувствовать полную власть.

— А неплохо бы развлечься! — Он повернул ключ зажигания. Мысли унеслись на дачу: перед отъездом он строго наказал дочкам, а жена отказалась от близости, сославшись на месячные.
— И в рот не взяла! — обиженно подумал он.

Девочки с каждым годом всё больше стеснялись раздеваться перед отцом. Он же обязательно раздевал их догола. Перед наказанием он гладил их по попке — от прикосновения тельца мелко вздрагивали, и это доставляло ему особое удовольствие. Жена, Фаина, прекрасно знала наклонности мужа и не мешала ему. Ведь после этого наступала чудесная ночь.
— Драл, и было за что! — вспоминал он. — Мало им не показалось! А как они мучились! Раньше я совал голову между ног — по примеру отца. Неплохой способ!
Шоссе вывело меня на окраину. Опыт подсказывал, что здесь можно найти подходящее тело.
И он увидел её.
Молодая девушка голосовала под китайским зонтиком, но дождь промочил её насквозь.
— Вот и развлечёмся! — Дмитрий притормозил. — Сколько?
— Пятьдесят — в машину, — дрожащим голосом ответила она. — Триста — домой.
Деньги были нужны отчаянно. Год на героине. В компании уже объяснили: с таким личиком, пухлыми губами и круглой попкой можно заработать. Пусть цены в провинции и ниже, чем в столице.

— Тебя как зовут? — спросил он, включая печку.
— Катя.
— Катя так Катя. Люблю молоденьких.
— А я — зрелых мужчин, — улыбнулась она.
— Любовь — это хорошо! — Он пропустил лихача. — Видишь того дурака? Это мой потенциальный клиент.
— Почему ваш? — не поняла она.
— Приедем — увидишь.

Контора «Дорога в рай» находилась под такой «крышей», что охрана была излишней. Ни один отморозок в городе не посмел бы сунуться сюда.
— Звучит обнадеживающе! — прочитала Катя вывеску.
Но, глядя на клиента, я почувствовала лёгкое беспокойство. Однако деньги взяли верх.
Дмитрий завёз её во двор, провёл через чёрный ход и запер дверь на засов.
— Вот это уютное гнёздышко! — Он указал на стол, кожаный диван, стулья. — Как говорил доктор Стеклов: офисная мебель — самая удобная для любви. Но у меня на складе есть кое-что получше. Потом. А пока — в душ!
Он снял галстук и включил магнитофон. Комнату наполнила нежная мелодия.

— До таланта Деми Мур тебе далеко, — сказал он без улыбки. — Но если постараешься, получишь премию.
Он налил коньяк в пластиковый стаканчик.
— Сто грамм от простуды. Настоящий, не палёный.
— Буду стараться! — Катя почувствовала, как по телу разливается тепло. — Можно продолжать?
— Давно пора.
Она сбросила туфли, повернулась спиной и стянула трусики. Лифчика на ней не было.
— Душ за этой дверью.
Пока она мылась, Дмитрий наблюдал за ней.
— Мои дочки чуть младше… Краснеют, как маки. А у неё — ничего. Но зато попка… Регулярная порка любую замухрышку превратит в женщину. Сейчас испугается.

Катя тем временем думала:
— Как мало нужно для счастья: тепло после дождя, ласковый клиент, деньги…
— Вот, возьми полотенце, — сказал он, выходя первым. — Фен в шкафу.
Она повязала полотенце по-египетски. Дмитрий переоделся в чистые брюки. Катя заметила, что правый карман оттягивает что-то тяжёлое, но не придала этому значения.
— Люблю сорокалетних, — думала она. — Нежные, ласковые. Одноразовые шприцы — и всё.
Но тут началась самая ужасная пересменка в её жизни.
Дмитрий достал из кармана толстый кожаный ремень.
— Постой! — её глаза округлились. — Мы так не договаривались!
— Мы вообще не договаривались. Выключи фен.
Он достал маленький «браунинг».
— Ты будешь делать то, что я захочу. Иначе — накажу. У нас похоронная контора. Неопознанные трупы без мозгов хороним за счёт казны.
Он приказал встать на колени.
— Вот, наконец-то испугалась, — почувствовал он запах страха. — Теперь поиграем в кошки-мышки.

В его больном мозгу зарождалась мысль: ремень живёт своей жизнью. И был только один способ избавиться от дрожи — дать ему свободу.

Катя стояла, опустив глаза, но не подчинялась.
— Я не люблю повторять дважды! — Он схватил её за плечи и заставил опуститься на колени.
Из-под век потекли слёзы. Она вспомнила, как в пятом классе видела, как отец порол её подругу. Девочка лежала голой на кровати, и её крик разносился по комнате. Тогда смешки подруг сразу стихли.

— Придётся тебя проучить! — Дмитрий зажал её голову между ног. — В семье я соблюдаю приличия. А со шлюхой можно не церемониться.

Ремень мелькнул в воздухе.
— А-а-а! — вскрикнула Катя от боли. Удар пришёлся прямо в щель между ягодицами.
Она пыталась вырваться, но он крепко держал её. Первые удары были слабыми — разминка. Потом сильнее. Следы краснели и опухали.
— А теперь — совсем сладко! — Он хлестнул так, что петля ремня врезалась между бёдер.
В глазах потемнело. Инстинкт кричал: беги! Но ноги мужчины словно приросли к земле.

— Мама!.. Не надо! Больно! Я всё сделаю!
Он не слушал. Продолжал методично, с наслаждением. Она извивалась, брыкалась, но силы были на исходе. Даже кричать стало трудно.
— Раньше надо было думать! Раз выбрала профессию — получай по заслугам!

Он раздвинул колени. Катя без сил рухнула на пол.

— Поднимайся. Сейчас начнётся самое интересное.
Он прижал член к её лицу.
— Старайся как следует. Представь, что облизываешь «Чупа-Чупс». Мы научили мир сосать!
По щекам проститутки  катились слёзы. Он схватил её за уши, контролируя ритм.
— Это тебе не отсасывать у машин!
Он входил глубоко, заставлял глотать, смотрел в глаза. Вид её слёз доставлял ему особое удовольствие.
— Кончи поскорее! — молилась она, чувствуя у виска дуло пистолета.
Но он не кончил.
— Пойдём в морг! — потащил он её в соседнюю комнату. — Покажу кое-что интересное.
Там пахло смертью, винилом и чем-то неописуемым. Вдоль стен стояли гробы.
— Ложись на гроб верхом!
Она покорно легла. Через минуту её запястья и лодыжки были привязаны к ручкам гроба грубой верёвкой.
— Нет... пожалуйста... — умоляла она.
Для него её мольбы были музыкой.

— Не будешь слушаться — окажешься не на крышке, а внутри.
Он прижался щекой к её разгорячённой, иссечённой попке, вдыхая аромат страха.
— Какие горячие полоски! Ремешок отлично потрудился!
Он провёл ладонью по её телу, наслаждаясь каждой дрожью.
— Это только начало, моя хорошая.
Он знал: боль ломает волю даже тех, для кого раздеться — обычное дело. А уж для девочки, едва вышедшей из детства, страх был абсолютным.
— Не надо!.. — Она плакала, мотая головой.
Но чудовище не тронули слёзы.
Дмитрий с детства мечтал отыграться на слабых. Отец учил его: власть — через боль. Старинный немецкий ремень и бритва Круппа достались ему в наследство.
— Как говорил Павел Мельник, — розги формируют в девках изгибы спинного мозга!
Он смотрел на пленницу и думал:
— Кто бы мог подумать, как повернётся жизнь! Из санитара — в бизнесмены. А теперь я могу делать с ней всё, что захочу. Отпущу… или похороню заживо.
Глава 2. Трудное детство
18+
Несовершеннолетним — покинуть страницу.

Дмитрию Станиславовичу, владельцу АОЗТ «Дорога в рай», в жизни мало что везло. Не повезло ещё до рождения.
Мать поздно забеременела. Роды были тяжёлыми. Врачи поставили диагноз: родовая травма. Из роддома мальчика выписали с диагнозом и криком в горле — беспричинным, непрекращающимся.
А дома его ждало ещё худшее: отец-алкоголик, сломленная мать и стены, пропитанные руганью и страхом.

Первую порку он получил в четыре года — за разбитую чашку.
— Правильно! — поддержала мать. — Розги для непослушных мальчиков — лучший подарок!
Отец вышел во двор и вернулся с пучком тонких гибких прутьев.
С тех пор ласка в доме сменилась розгами. А любовь — болью.

Теперь, став взрослым, Дмитрий применял отцовские методы к тем, кто был слабее. Например, к Катеньке, привязанной к гробу в морге.

— Ну вот и всё… почти всё, — пробормотал он, обрабатывая её лобок дешёвым одеколоном.
Девушка вскрикнула — резкая боль, как от огня.Казалось, слёзы уже высохли, но появились новые.
Дмитрий вдохнул. Запах страха — тот самый, который он впервые почувствовал в детстве.

«Гроб — великая сила, — подумал он. — Достаточно показать покойников, пригрозить ящиком — и тело начинает источать этот запах...»

Он отошёл на шаг, включил магнитофон — чтобы заглушить крики — и начал.
Ремень методично опускался.Спина Катеньки покрылась полосами — сначала розовыми, потом багровыми.Она извивалась, но верёвки не давали ей уйти.
Через десять ударов движения стали менее резкими.Боль сменилась покорностью.А покорность — чем-то другим. Чем-то, что Дмитрий знал с детства.

Он остановился. Достал поляроид. Сделал снимок.
«Наследство от родителей — не квартира, а страсть к воспитанию...»

Подойдя ближе, он приказал:
— Открой рот.
Член стоял. Глаза — пустые.
— Соси. Или окажешься не на крышке, а внутри.

Катя подчинилась.
И в этот момент Дмитрий вспомнил Маринку — свою одноклассницу, первую, кто понял его боль.

В школе его, троечника, посадили за одну парту с отличницей Мариной. Полгода они не разговаривали. Пока однажды Дима, едва сев на стул после порки, не услышал:
— Наказали?
Она протянула ему жевательную резинку.
— Меня тоже… папа ремнём.
— А мой говорит: ремень — для маленьких. От розог боль сильнее и дольше помнится!
Её голос дрогнул.
— Ужас…

С тех пор они стали союзниками. Обсуждали, как терпеть, как смягчить удар, как быстрее забыть боль.
А однажды Дима пришёл к ней домой за домашним заданием — и увидел то, что всё изменило.

Марина лежала на диване полуобнажённая. Платье задралось, трусы были спущены до щиколоток. Белые ягодицы уже покрылись красными полосами. Отец, в майке и тапочках, держал её за шею и методично наносил удары ремнём.
— За двойку — тридцать ударов! За тройку по русскому — сорок!

Дима стоял у двери, заворожённый.
Не столько зрелищем — запахом.
Запахом страха, пота, боли — и чего-то ещё, неуловимого, сладкого.
В тот момент в его голове что-то щёлкнуло.
Он понял: ничто в мире не сравнится с властью над чужой болью.

А ночью я впервые в жизни проснулся от того, что на простыне было мокрое пятно.
Первая поллюция совпала с первой поркой, которую он увидел.
И в голове ребёнка навсегда замкнулась цепочка: боль — возбуждение — власть.

После армии, после смерти отца (умер от передозировки, не дождавшись сына с похорон), Дмитрий вернулся в город — один, без семьи, без цели.
Но с методом.

Теперь у него был морг.
Гробы.
Тишина.
И девушки, которым отчаянно нужны деньги.

Он знал: достаточно пригрозить, показать пистолет, привязать к гробу — и страх сделает всё сам.
Он не спешил.
Он наслаждался процессом — как когда-то отец наслаждался ремнём.

Катя, дрожа, мыла пол в морге, стоя на четвереньках.
— Хочешь колбаски? — вдруг спросил он, вспомнив мрачный анекдот про «Ваську-мертвяка».
Она не ответила. Только сглотнула тошноту.

Дмитрий улыбнулся.
«Так-то лучше», — подумал он, поигрывая пистолетом.
Он не чувствовал вины.
Он чувствовал справедливость.
Ведь его тоже воспитывали.
И теперь он просто продолжал дело отца.
(продолжение следует)