Молочные реки и кисельные берега...

Когда на перекате лета жара устанавливается надолго, коров выпасают рано утром и поздно вечером, но случается когда погода, еще до той поры, вдруг подкинет жаркий денек и словно врасплох застанет и животных и людей. Тогда беда. В один из таких дней большое стадо коров медленно двигалось по замежью ржаного поля. Рожь нынче вымахнула на удивление. Уже в пору цветения стояла стеной. Из-за гребня колосьев видны только рога, да взлетающие время  от времени метелки хвостов, ожесточенно охлестывающие в кровь искусанные ляжки и бока.

 К обеду овод зверел.  Жег скотину во всех тесных местах. Лез в подбрюшье. Коровы то и дело приостанавливались поддавая себе копытом задней ноги по брюху, пытались прищучить впившегося под грудиной паута. Задирали голову назад, высовывали язык пытаясь дотянуться до вгрызающегося в ребра кровососа.

 Напившись до отвала слепни с тугим жужжанием отваливались от кровоточащей  ранки. Мухи густо лепились на прокус тесным кружком и старательно собирали остатки крови. Измученная оводом и жарой скотина  торопилась скорее дошагать до фермы и скрыться в спасительной тени. А после дойки прилечь и неторопливо пережевать траву какую набила в брюшину на выгоне.

Передние коровы уже огибают свинарник и мимо подстанции по сырой лощине, увязая копытами в не просыхающей грязи, выбираются на насыпь кормовой площадки. А это уже дом.

Пастухи на ферму не заходят. Побросали кнуты на углу ржища. Незачем плечо мозолить, тащить через всю деревню. Валяться им тут до второго выгона. Никто на инструмент не позарится. Никому он кроме пастуха не нужен. А других в деревне нет. Шарик без сожаления оглянулся на покинутое имущество и засеменил следом.

Пока привяжут да покормят коров, пастуху передышка. Люди этой профессии всепогодные. Утренняя роса ноги окропит. Обеденный зной тело высушит, голову напечет. Дождик налетит, на плечи ляжет. Нагрянет гроза - стадо не бросишь. Не принято при любой погоде стадо во дворы прятать. Да и не успеют они до фермы добрести, не кролики, прыжками не кинутся. Гроза, или град накроет, встречай пастух любую непогодь вместе со стадом.

Тихому дождику коровы даже рады, овод не донимает. А дождинки сытым бокам не помеха. Травку пощипывают, друг на дружку поглядывают благодать коровья из агатовых глаз лучится. А как ливень ударит, траву рвать перестанут.  Замрут понурившись. Слушают. Далеко ли молния шарахнула. Закон Ома не учили, а к высокому дереву корова в грозу не пойдет.

Пастух на селе профессия серьезная. По сложности с кузнечным делом равная. Большой смекалки требует. Когда стадо числом в две сотни голов, а пастбищ не хватает, тогда пастух между стадом и агрономом как между молотом и наковальней оказывается. Коровы траву на тесном пастбище выедают быстрее, чем она растет и добавки кормовых площадей требуют. Агроном старые клевера, не успеют сено убрать, под озимой сев пускает. Нет бы недельку другую повременил. Коровы бы на клеверище паслись. На выгоне бы трава поднялась, силу и сытость нагуляла, так нет, сроки у него посевные.

А если отдадут кошенное клеверище под выпас, его нужно не по скотски травить, а аккуратно полосами скармливать. На другой день по следующей полосе пасти. А тогда на второй неделе на первой полосе отава оживет и можно снова кормить. Да и стадо надо с умом водить. В достаточной строгости держать. Не обижать, но и не баловать.

Если пасешь коров по клеверу, ухо востро держи. Утром, пока не сойдет роса, одной буренки на клевер не пусти. Заходит дождь, стадо с клевера долой. А ускользнет от догляда особо захапистая, нахватается сырого клевера и одует ее. Завалится на бок и копыта отбросит. С ненасытными коровами нужно как с ненасытными чиновниками обращаться. А отобьются от рук - потом наплачешься.

Если же случится такое, надо больно скотине делать. Специальным инструментом через голодную ямку брюшину пробивать и газ выпускать. Конечно больно, но жизнь дороже.

Ворота отворены настежь. Коровы через тамбур устремляются в коридоры и занимают места возле своих привязей. Читать не умеют, а свое место среди двух сотен других не потеряют. Подойдет. Встанет. Ожидает, когда привяжут. А как на последней корове застегнется замок ошейника, доярки станут рассыпать по кормушкам комбикорм.

 Буренки хлебные гранулы любят. На зубах похрустывают как сухарики, во рту тают. Проглотит корова очердную жвачку, замрет на мгновение, послушает туда ли попало вкусное. Убедившись, что все сделалось правильно, облизнется. Выпыхнет из мокрых ноздрин хлебный дух и опять в гранулы  носом. За щеку набирает, языком подгребает. Потом вскинет голову и снова хрустит. Сама в это время на других коров отрешенно поглядывает, нет ей сейчас дела до соседок.

Для человека случайного коровы все на одно лицо. Разве что волос на них разный. У одних черный - таких часто Ночками кличут. Откровенных блондинок - Белянами. Шатенок - Рыжухами.

И характеры у них разные. Одна спокойна настолько, что не пошевелится, хоть гвозди на хребте правь. Другая нервная, упадут в проходе вилы, вздрагивает, копытом бьет. Близкого человека ушибить может. Попадают и вредные. Обидела Нинка строптивую Марту, скребком навозным по заду шлепнула. А Марта сегодня ей ведро с теплой водой опрокинула.

Зашумела Нинка. Несознательной скотиной обозвала, тряпкой поперек хребта шлепнула. А только зря она так. В отдельных случаях коровы сознательнее этой же Нины. Без всякого хвастовства и газетной трескотни каждый год по теленочку на свет приносят. А которая и двух изгораздится. У Нины детей двое, а Марта с десяток на белый свет явит.

Им и родительского капиталу не назначено. И Президента показательного чайку попить в их общежитие не заманишь. А они свое дело делают и делают. Даже супружеской радости, какая у них единожды в год была, и той лишили. Пробиркой быка заменили, а они и это надругательство стерпели и продолжают заботиться о пополнении рода. Нет. Насчет сознательности коров Нинка здорово ошибается.

 Перетональных центров для них не строят - кто слыхал, чтобы корову за сотню верст телиться возили? А они молча, в своем углу на голых еловых досках главное дело делают. Которой тяжело придется, доярки воспомогают. Захлестнут петлей копытца новорожденного и всем звеном тянут. Корова стонет, бабы нукают... Помогли.

Имениннику в ноздри дуют, соломой обтирают, хвалят. А потом на мешковине в телятник тащат. Именины.

Редко, но случаются и неудачи.
Не доглядит иная беззаботная доярка и корову перед самым отелом на выгон отпустит. А куда той деваться, бредет. Не торопится.

Товарки остерегают, не ходила бы. Да ничего... как-нибудь. А пристигнет на выгоне, скорую помощь корова не попросит. Удернется в кусты. Затаится. И... тащите теперь именинника до фермы на носилках, или на лошади, если проехать можно.

А во дворе дело своим чередом движется. Вот уже Раиса ведро теплой воды нацедила. По группе пошла. И другие доярки ведрами загремели. Вымя коровам ополаскивают. Доить будут. Насос включили. Верещит, как нахлестанный. Торопится из труб воздух высосать, чтобы туда молоко затягивало. Доярки вымя ополоснут, салфеткой вытрут и на все четыре соска стаканы с трубочками оденут.

 Зайдется  размеренными всхрапами редуктор аппарата, присосутся к вымени стаканы и начнет молоко по трубке в магистраль пульсировать. Толчками. Словно кровь по артериям. И от других коров так же. Четыре аппарата передразнивая друг друга всхлипами клапанов гонят молоко в магистраль. И еще три доярки по четыре аппарата включили. По всему двору перекличка.

По стекляным трубкам молоко со всего двора в стеклянную же колбу собирается. Она в молокоприемке на стене укреплена.
Название у помещения старое, еще с той поры живет, когда доярки коров руками доили. Два десятка коров надо три раза в день подоить. А молоко во фляги сливать и в молокоприемку сдать. Там запишут. Третью часть трудодня...
 Это раньше, а сегодня доят насосом. За деньги.

 Из колбы молоко в танкер бежит. Огромное из нержавейки сработанное корыто  едва ли не с доярку ростом. Стенки двойные. Между ними трубки от морозильника.
 Молоко сразу с разгона, да в ледяной омут. Чтобы всякая кислая инфузория в нем замерла и продукт вкуса не терял.

Прибежит молоковоз, выкачает до капельки. Но до этого доярки в ведерки парного молока наберут. Заправят им баклажки, на которые вместо пробки резинки одеты по форме коровьего соска.

Из этих баклажек малых телят кормят. Они в отдельном дворике рядом с фермой живут. Шалят телятёшки. Колбашки подшибают. А учуяв вкус молока ловят сосок с жадностью. Чмокают. Слюнки пускают. Тоороппятся. Копытцем притопывают. Лбом воображаемое вымя подшибают. Массируют. Чтобы мамка молока щедрее припускала. Инстинкт.

Напоив телят и постелив в клетки свежей соломы оставляют телят на тихий час. Под инфракрасными лампами им и зимой тепло и на соломе мягко. Вымыв доильные аппараты - торопятся доярки домой. Подоить и выпустить своих коров и  поспешают обратно на ферму отцеплять с привязей стадо.

 А оператор закончив дойку, промывает и ополаскивает молокопровод. Растворив в горячей воде соду, закачивает ее в трубы и гоняет раствор кругами по двору. А потом ополаскивает чистой водой. Чтобы в трубах не осталось воды запускают в магистраль мышку. Мягкую паролоновую  пробку. Убегающий из трубы воздух тянет пробку за собой и она пробегая по трубам собирает  всю воду. 

А вот уже доярки вернулись. Звякают цепи, ругаются потревоженные животные. Какая-то запридумала по малому, другая по серьезному. Ее не шелохни. В таком деле скотину тревожить грех.

Приберут девчата ферму и теперь уже не спеша идут по домам. Передых до вечерней дойки.

Да какой у сельской женщины посреди дня передых... Ребята голодные глаза не прячут, муж из поля вернется, всех накормить надо. Путь к теплым семейным отношениям проложен через кухню. Во дворе поросенок повизгивает, мешанки просит, теленок на привязи пить захотел. Еще лук и морковку в огороде не дополола. Огурцы не собраны, того гляди желтеть начнут. Крутится бабонька по двору едва одно дело управит, а два других в очередь торопятся. Хорошо, что ребята помогают.

Вечером не успеет на край стола присунуться, а уже на вечернюю дойку бежать надо. На крылечке корку дожует, косынкой волосы перевяжет, да и айда скороходом Нюрку с Томкой догонять.

 А они уже вторую новость на языках перемалывают. Деревенских теток хлебом не корми, только дай им досыта любую новость обсосать.
- Да не может быть... -
- Правда, правда. Вчера приехала. -
- Вот те раз. Неужели и правда разошлись. -
- Он уже и на севера подался. На вахту. Говорят, сказал чтобы к возвращению ноги не было. Ну, она к матке и прикатила. -

- Надо же. Скоро нажились. В Рождество свадьбу гуляли. -
- Вот и отгуляла. И нагуляла. Тяжелая... -
- Ой мамке - то радости... -
- Не говори. -

Следующую новость они обсудят завтра. А сейчас надо переодеваться, коров встречать.
Вечером на ферме все повторяется как на обеде, только еще до прихода стада раскатят женщины по кормовым коридорам рулоны соломы, потрясут в кормушки. На ночь буренкам червячка заморить.

Возвращаясь домой после трудного трудового дня не хочется ни новостей, ни сплетен. Усталость копится целый день, томит и гасит бабий интерес. Ко всему. Иногда и к тому, о чем бабы у колодца не судачат.

Ночь приносит покой и отдых. Да уж очень она коротка. Не успеет начаться, а вот уже и петухи по второму разу поют.  Двор поднимет сельских женщин еще до рассвета.

Зимой дояркам работы прибавляется. Телятся буренки одна за другой. И тогда отелившуюся корову нужно несколько дней в отдельный бачек доить и молозиво телятам выпаивать. Одна да другая да третья отелилась А еще две сотни на очереди.

Зимой коровы кушают только во дворе. Значит все продукты им как кофе в постель. Три раз на день. Без выходных и праздников.  А это на группу сотни килограммов руками тягать.

Хорошо, что силос трактор раздает. Помаялись с ним прошлые поколения. Сено и солому к воротам подвезут, а дальше доярки рулоны по кормовым проходам сообща раскатывают. Комбикорм на ручных тележках развозят.

Перед обеденной дойкой коров в загон выпускают. На прогулку. Час - два погуляют и опять на зимние квартиры.

Опять насос заверещит как нахлестанный. Заторопится. Опять Валентина в ведро теплой воды набирает. Вымя подмывать. И другие доярки ведрами загремели.
Живое молоко малые детишки ждут.
 А нам и не жалко.


Фото из интернета.
Автор неизвестен.