Круиз по стиксу продолжение 12

Дверь открыл насупленный Макс. Из-за его спины испуганно выглядывал Вовка.
- - Чего так поздно? – надменно осведомился муж. Марина молча повесила плащ и прошла в комнату. Он пошел за ней.
- - Шла пешком. Давно не была на улице. Задержалась на работе: хотелось с девочками поболтать. Одичала после больницы.
- Он потянул носом: тонко вырезанные ноздри вздрогнули.
- - Ты вся обкуренная.
- Марина досадливо отвернулась: в кафе, действительно, было накурено.
- - В курилке сидела с девчонками. Ты же знаешь, в школе курят все, кроме меня.
- - Откуда у тебя это платье? Где ты взяла на него деньги?
- - Ты дал. Осталось от больницы.
- - Неправда. На ту мелочь, что у тебя оставалась, такое не купишь.
- Вовка заглянул в комнату, но свекровь увела его к себе.
- Ага. Мамочка поработала. Платье, вишь, показалось ей дорогим!
- Марина повернулась к нему и терпеливо объяснила:
- - Платье куплено на вес. Стоило пятнадцать гривен. Мне удалось купить его за десять. Это большая удача, что все находят его дорогим.
- - Неправда. Кто дал тебе деньги? – упрямо спросил он.
- Марина сорвала с себя платье, вывернула его наизнанку. Возле ворота шариковой ручкой была написана цифра «15».
- - Вот, смотри. Если мне не веришь, поведу тебя в магазин. Эта та самая мерзкая стеклянная лавка, мимо которой ты проходишь каждый день. Понюхай платье: еще сохранился слабый запах вещей «на вес». У тебя же тонкий нюх? Запах табака, правда, перебивает, но унюхать можно.
- Она, наверное, была хороша в эту минуту – с рассыпанными золотыми волосами, в черном белье, со злым румянцем на щеках, иначе он так быстро бы не остыл.
- - Ладно, Машка, не злись, – примирительно сказал он, отстраняя ее протянутую руку с платьем от своего носа.
- - Нет, ты понюхай. Покажи платье маме, уж она-то знает, где нищие жены летчиков вынуждены покупать себе обновки. А богатого любовника у меня нет, не волнуйся. И бедного тоже. А если я такого найду – будь спокоен, сразу скажу тебе, уходя.
- Она нервно заходила по комнате, чуть не плача. Чувствует он, что ли? Но она не уступила! И ради чего – чтобы выдержать его ревность? Необоснованную. А может, обоснованную?
- - Отнеси маме платье, я тебе говорю! Чтобы раз и навсегда решить этот вопрос. Чтобы не накручивала тебя в мое отсутствие. Мне еще твоей ревности не хватало!
- - Марина, ну хватит, а? – сказал он. – Ведь я же извинился.
- - А, это было извинение? – разозлила Марина.
- Вообще-то да. Это он так извинялся. Он остывал мгновенно, и не терпел продолжения ссоры, если вопрос для него был исчерпан. И никогда не дулся. Выяснили – и забыли.
- В дверь испуганно заглянул Вовка. Видимо, они говорили на повышенных тонах. Максим обнял Марину, и глазенки сынишки радостно заблестели. Еще бы: мама с папой помирились!
- Марина успокоилась. Чего она, собственно? Разве это первый раз? Мама боится, как бы сыночка не обидели, и бдит. Это ее бдение всегда выливается в ссоры между ними. Надо отдать справедливость Максу, он ссоры не затягивает, только выясняет, правда ли то, в чем обвиняет Марину свекровь. И всегда Марине удавалось отстоять себя.
- Может, потому, что она не была виновата?
- - Смотри, что у меня есть! – Марина протянула Вовке шоколадку. Он радостно схватил ее.
- - Я пешком шла, - сказала Марина на удивленный Максов взгляд. Вот ему! Месть, что бы не смел ее подозревать! Марина испытала даже удовольствие от этой лжи. Макс оценил. Виновато засопев, достал деньги из бумажника и протянул ей.
- - На вот, я захалтурил недавно. Не ходи больше пешком, а то мы с Вовкой ждем, ждем, а тебя нет!
- Марина почувствовала, как затопила ее теплая волна. Она обняла мужа. Он растрогано гладил ее по голове.
- Какой  еще Вадим! Да пошел он!.. Как она была права! Здесь – ее дом, ее привязанность, ее судьба.
- Вовка радостно скакал вокруг них. Максим подхватил его на руки и обнял их двоих. Свекровь заглянула в комнату, покачала головой и скрылась. Марина злорадно подумала, что вместо ожидаемой казни она увидела идиллию.
- Любовь? Страсть? Какие глупости! Если есть ребенок, она не имеет на это права. Вадим? Кто-то другой? У всех других по сравнению с Максимом непреодолимый изъян. Он отец ребенка. Вовка любит его. И этого не отнять, не зачеркнуть никакими их достоинствами…

Нельзя пить на ночь такой крепкий кофе. Вообще кофе на ночь не рекомендуется лицам с повышенной возбудимостью нервной системы. Она, Марина, как раз и относится к этим самым лицам… достаточно случиться чему-то из ряда вон выходящему – и спать она не сможет. А тут еще кофе! Не надо было пить…
Марина ворочалась, не в силах уснуть. Дышать было тяжело – как тогда, в больнице. Значит, все-таки в щитовидке что-то есть, доктор прав, советуя не тянуть с обследованием. И ее теперешнее нервозное состояние – проявления болезни, а не от «разбитого сердца»…
Она пыталась считать слоников, но сон не шел. Представляла караван верблюдов, медленно тянущийся по пустыне, но среди видений мелькали лица, слова, звуки, стоило на минуту ослабить контроль. Она же хотела видеть верблюдов, и ничего другого! Это пытка – видеть людей. Устав сопротивляться наваждению, она отдалась лихорадочному течению мыслей. Они мелькали, как отрывки кинокадров… Зимняя улица… Знакомая дверь с табличкой о том, что здесь учат на музыканта… Вадим – юный, слегка циничный, слегка ироничный… Да чего там! Сильно ироничный. До издевательства!
…Он появился в их группе перед зимней сессией – пришел из армии и попал на их курс. До него был всего один парень, девчачье царство, да и только! Не хотят мальчики идти в пианисты! Все больше – в духовики да народники. Но если уж на фортепианный отдел попадает экземпляр – будьте уверены, что это что-то особенное!
Она тогда опоздала на пару, залюбовавшись первым снегом. Когда вошла – сразу увидела его, новое лицо в группе, и почувствовала изменившуюся атмосферу. Еще бы! Все «красавицы» были не взводе, полная мобилизация. А он сидел за первым столом, хрупкий, тонкий, аристократичный, надменный. Каштановые волосы длиннее обычного: отпускает подлинней, будущая рокзвезда – ехидно подумала Марина. Долго ему придется растить, после армии-то!
Она слышала, что должен появиться еще один студент, его ждали, поэтому не удивилась новому человеку. Он ей не понравился: в его развязности, небрежности, с которой он развалился на стуле и отвечал на расспросы, угадывался богатенький сынок высокопоставленных родителей, каких Марина терпеть не могла. И даже его «красивость», вьющиеся волосы насторожили ее. Подумаешь, лорд Байрон выискался!
Она молча скользнула на свое место сзади. Он не обратил на нее ни малейшего внимания.
Да и чего на нее обращать?! Скромная деревенская девушка с длинной русой косой, без косметики, в перешитом из маминого пальто сером платье. Бледная. Молчаливая. Незаметная.
Все девчонки пребывали в состоянии крайнего возбуждения довольно долго. Он перезнакомился со всеми, с каждой хоть раз сходил в кино, и ни на одной не остановился. Каждая оспаривала его у другой, ревниво считая «знаки внимания», розданные соперницам…  Марина  их не считала. Она сразу и бесповоротно решила, что этот разбалованный мерзавчик не для нее.
Он легко влился в учебный процесс, выказав начитанность и быстрый ум. И вроде все с ним было благополучно, но Марина сторонилась его. И он тоже ни разу не обратился к ней ни единым словом.
Уже перед самым Новым годом, занимаясь допоздна в училище (у хозяйки, где она снимала квартиру, фортепиано не было, и она подолгу играла в классе, если удавалось вовремя взять ключ), она, уходя, услышала, как в зале кто-то играет до-диез минорный вальс Шопена. Она его тоже играла, поэтому остановилась, заинтересованная, у двери.    
Было уже около девяти часов вечера, народу было мало, только дежурный дремал возле доски с ключами. Нормальные студенты занимаются дома, в теплых квартирах, возле папы с мамой. Только бедные иногородние вынуждены перехватывать друг у друга ключи от классов, чтобы выучить программу… Марина подумала, что ей тащиться через весь город, что-то придумать на ужин… Она устала, хотелось есть, хотелось спать. Но звуки властно остановили ее, и она застыла за дверью.
Как хорошо, как умно кто-то играет! Она слышала десятки раз этот вальс, кто его только не играл! Но то был слоновий топот, конская дробь, скрип разбитой телеги… А здесь – мольба? Тоска? Рассказ? Печаль? Нисходящий хроматический пассаж, как вздохи, как жалобы, скатился с высот, замедляясь так естественно, так логично, переходя в интонацию вопроса… Кто-то учит: неверный бас, спотыкание в быстрой части, но учит очень умно, ставя на первое место саму музыку, а не упражняясь в быстроте нажимания кнопок! О, получилось! Даже медленно, даже повторяя для запоминания, она присутствует здесь, то самое, что громко именуют «душой».
Какой ровный звук в алмазных брызгах быстрой части! Как поток, как вихрь, улетает мелодия ввысь, растворяясь, исчезая! И раздолье, широкая ровная гладь озера? моря? неба? – в середине, самой нелюбимой юными дилетантами!
Да, это еще не выучено, а сессия скоро! Но в исполнении есть понимание, некоторые фразы показались ей откровением: она сама икала и не нашла того звука, какой бы удовлетворил бы ее…
Марина невесело усмехнулась: она одна из немногих, ищущих! Какой там звук! Большинство учит текст без ошибок, и счастливо, если удается бодро оттарабанить на экзамене. Это она, закрываясь в классе, экспериментирует, стараясь прочесть что-то между нотных строк…
Господи, кто же играет? Марина заглянула в дверь и увидела на полутемной сцене Вадима.
Значит, он тоже!.. Значит, он не просто воображающий себя суперменом нахал! Он тоже может. И за этой насмешливостью и невозмутимостью стоит что-то большее, чем кажется? Значит, и он раним, и где-то на большой глубине у него прослеживается сердце? Вот бы докопаться!..
Она тихо закрыла дверь. А что ей оставалось? Зайти сказать, что понравилась его игра? И посмотреть, как снова станут насмешливыми его глаза?