Affari Italiani часть 2

Обюрократились все. И чиновники, и не только они, возмущался Потёмкин. Не успел Потемкин переступить порог своего кабинета, как зазвонил телефон.
-Да, - мягко ответил он.
-Александр Васильевич, - звонил коммерческий директор, - у нас проблемы с  подписанием договора купли-продажи. Договорились оплачивать в рассрочку, но продавец ссылается на какое-то положение, регулирующее  индексацию платежей при рассрочке.
-Да это индексируются платежи при приватизации объектов госсобственности. Нам же не продают  объект приватизации?
-Нет.
-Так что они хотят?- Потемкин начал испытывать нервозность.
-Ну что ж они еще хотят? …Денег побольше,- нервозность тут же передалась коммерческому директору, - Александр Васильевич, они ссылаются на чиновника из министерства, который утверждает, что индексация вполне законна. Вы позвоните, пожалуйста, ему, вернее ей. Зовут её Алла Ивановна, да поговорите. Может быть, действительно есть нормативный акт, регулирующий наш случай.
-Ладно, давайте, - вздохнул Потемкин, - но я думаю, что этот разговор будет напрасным. Чиновники, как правило, слушать не хотят и всегда убеждены в своей правоте. -Ну все же. Записывайте: Алла Ивановна, 227 01 02.
Потемкин набрал номер телефона.
-Здравствуйте, мне нужна Алла Ивановна.
-Я Вас слушаю, - Потемкин услышал в трубке обыкновенный женский голос, не производящий никакого впечатления.
Он изложил суть дела и на том конце телефонного провода услышал:
-Да, индексация обязательна.
-А на каком основании? – сейчас Потемкин точно был убежден в актуальности этого главного для юристов  вопроса.
-На основании положения, которое Вы и назвали.
    -Да, но в положении прописано, что оно определяет порядок индексации платежей в рассрочку за денежные средства при продаже объектов приватизации согласно статьи три Закона. А статья три Закона  относит к объектам приватизации государственное и общественное жилье. Но это не главное. Главное то, что покупаемая нами недвижимость не относится вообще к объектам приватизации. Это положение никакого отношения не имеет к нашей сделке, - убеждал Потемкин.
-Как это никакого, если часть акций предприятия-продавца принадлежит местным властям? – чинно вопрошал чиновник.
-Алла Ивановна, если у  открытого акционерного общества 30 процентов акций находится в собственности «Мэрии», оно является частным лицом, а не государственным, и само акционерное общество не выступает органом приватизации, - Потемкин откровенно начал уставать.
Чиновник явно не понимал, да  и не хотел понимать, хитросплетения законодательства, а потому задал вопрос, который  чуть не свалил Потемкина с ног, и от которого он стал задыхаться и не понимал от чего, то ли от смеха, то ли от горечи:
-А покажите, где написано, что не надо индексировать?
Он решил, что умственная ограниченность чиновников будет преследовать его целый день, а потому надо расслабиться. Он помолчал, подумал, что она, наверное, больна, и тихо произнес:
-Сходите в маркет и купите платье от «Versace» за 10 долларов, только там его нет.
-Что?
-Нет. Ничего.
-Вы что, сами с собой разговариваете? – решила пошутить работник министерства. 
-Да, - рассмеялся Потемкин, - а что нельзя с умным человеком поговорить?
-Можно. Ну, так что, не найдете?- допытывалась чиновница.
-Ну почему же, -Потемкин начал искренне ухмыляться, - вот статья в гражданском кодексе «продажа товара в рассрочку» -  там ничего не написано про индексацию.
-А это не товар, - глупее ответ, к сожалению, она не смогла придумать.
-А что это?
-Недвижимость.
-А что, недвижимость не является товаром, об этом тоже в кодексе написано, - веселился Потемкин.
-А здесь речь идет о продаже товара в  кредит, а Вам не продают в кредит, - не сдавалась она.
- Продажа товара в кредит, Алла Ивановна, - саркастически заметил Потёмкин,-  означает оплату товара через определенное время, то есть в рассрочку.
 Потемкину стало надоедать объяснять «азы» юриспруденции.
Наступила небольшая пауза.
-Я предлагаю в договоре записать: «Индексация осуществляется в соответствии с законодательством», -  Потемкин искал хоть какую ту зацепку найти компромисс с тупым чиновником. Но кажется  - это бессмысленное занятие, думал Потёмкин, и пока он думал, прозвучал  ещё один сногсшибательный ответ:
-Я не хочу сесть в тюрьму, я еще хочу поработать,- она, очевидно, всегда использовала эту избитую фразу, когда была бессильна в логике законов.
Бред какой-то, подумал Потемкин, и понял, что пора заканчивать бестолковый разговор: 
     -При чем здесь тюрьма? Какое отношение имеет ссылка на закон в условии договора к вашей работе?
-Самое прямое, - она вновь не сообразила о чем идет речь, - в общем, не хотите индексировать – не надо, но и помещение тогда не купите, мы найдем покупателей.
-Ладно. Все понятно, до свидания.
Тот день всё-таки не был испорчен окончательно: позвонила сестра и пригласила его на свадьбу. Надо срочно заняться визой, подумал Потемкин, и обрадованный нежданным фактом отдыха за границей и возможностью встретить Свету,  положил трубку.
++++++++++++++++++

Трубка мобильного телефона проснулась. Потянулись длинные гудки томительного ожидания быть услышанным и услышать голос любимой.
По ту сторону спутника, наконец, прозвучало:
-Алло.
-Свет, это я, - Потёмкин очень быстро назвал имя, будто боялся, что её голос затеряется в мобильной паутине.
-Ты?
-Да.
-Ты как нашёл мой номер телефона? А впрочем это неважно…
-Свет, я в Риме.
-Ты-ы-ы  в Ри-и-име? – её голос от удивления стал тянутся.
Действительно было чему удивляться.
-Т-ты к-как т-там ок-казался? – она от волнения стала заикаться.
-Долго объяснять. Я в отеле INVICTUS, недалеко от улицы Венето.  Приезжай. В Риме  буду два дня. 31 августа автобус отправляется домой.
-Улицу.Скажи мне улицу точно, - скороговоркой произнесла она.
- QUINTINO SELLA, дом 15.
-Ты сошёл с ума, Саша, - мягко сказала Света.
-Нет, не сошёл. Я просто люблю тебя.
++++++++++++++++++



-Тебя что, надо уговаривать? - Франческо начал волноваться. Русское имя ему давалось с трудом, но он уверенно держал телефонную трубку и настойчиво спрашивал, почти допрашивал:
-Милья, -коверкал русское имя Франческо, -  ты должна сказать, где Света.
-Франческо, ну как тебе ещё объяснить, - сказала Мила усталым голосом, и в очередной раз подумала, что случилось что-то невероятное.
-Ты не можешь знать где она? – не унимался Франческо.
-Нет, я уже тебе сказала.
-А если хорошенько подумать. Ведь она твоя подруга.
-Франческо, даже если она моя  подруга, то она не всеми своими мыслями делится  со мной.
-А чувствами?
Людмила подумала, что этот старый итальянец не так прост, как ей всегда казалось, и вздохнула:
-Чувствами тем более.
Франческо прекратил допрос с пристрастиями. Он понял бесполезность пустого разговора. Всё равно, она ничего не скажет, даже если и знает, где находится Света.
-Ладно, чао, -  произнёс он и положил трубку домашнего телефонного аппарата, и тут же выдернул из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и набрал номер Давида Розетти. Давид, старый друг Франческо, бывший сотрудник службы безопасности,   а ныне пенсионер, слыл преданным товарищем,  готовым всегда придти на помощь друзьям. Тем более, как полагал Франческо,  у него  в списке друзей он значился не последним.
-Давид, мне нужна твоя помощь, - Франческо даже не поприветствовал своего старого друга.
-Если ты не здороваешься, значит, действительно что-то случилось, - Давид не обиделся, - весь во внимании…
-Помоги мне, - начал Франческо, но Давид почему-то решил пошутить:
-Воскреснуть?
-Оставь шутки в покое. Светлана исчезла. Я даже не знаю, что и думать.
Давид не стал слушать дальше, и стал задавать профессиональные вопросы:
-Когда она исчезла? Сколько её нет по времени?
-Послушай, Давид, -Франческо начал сумбурно объяснять ситуацию, -  Обычно я прихожу к вечеру. Она дома, ждёт меня. Два часа прошло, как я появился дома.  А её нет…
-Да не волнуйся ты. Девочка решила отдохнуть, пошла погулять по городу. Встретила подругу.
-Подруга не знает, где  она, - встрял в рассуждения Давида Франческо.
-А что у неё она одна?
-Да, одна.
-Франческо, да откуда ты знаешь? Одна, две или три… Она что, обо всех подругах тебе рассказывала?
-Давид. Мила единственная подруга. Она бы точно знала, где Светлана.
-Звонил на мобильный?
-Звонил, не отвечает.
-Ладно… Что ты хочешь от меня? Чтобы  я её нашёл? Ты знаешь, что по статистике в мире исчезает тридцать человек ежедневно.Может, её похитили?
-Не говори ерунды. Ты можешь узнать, кто звонил на её мобильный за последние сутки, и кому она звонила. И если можно установить, то откуда эти звонки поступали.
Давид прокряхтел:
-Постараюсь,  - и отключился.
Франческо большим пальцем вновь начал нажимать кнопки мобильного телефона. Долгое и нудное соединение. Ему не хватало терпения. «Абонент вне зоны действия», - услышал он и  со злостью швырнул трубку. Раздался треск, кувыркнувшись несколько раз по полу, мобильный аппарат раскололся на две части. О, чёрт, только этого ему не хватало, начал раздражаться Франческо.
Он окинул взглядом пустую квартиру. Ну что ей не хватало? Разве он не дал того, что она хотела? Деньги у неё есть. Она два раза в год ездит к родителям. Машина и жильё есть. Сам он нормальный мужик. Всё ещё в норме. Ну да, детей он не может иметь. Надо ей об этом говорить? А как она отреагировала бы? Закатила бы истерику?  Франческо пальцами рук прижал виски.  Покачиваясь из стороны в сторону, он доплёлся до прикроватной тумбочки, где в паспарту*** ручной работы разместилась фотография улыбающейся супруги. Там, на берегу Генуэзского залива Франческо  сфотографировал Свету: она в соблазнительном купальнике с целомудренной улыбкой на загорелом лице  смотрела в объектив фотоаппарата, а в это время   лёгкий морской бриз  в лучах восходящего солнца игриво теребил её волосы. Он не заметил, как за тягостными размышлениями взял в руки паспарту, и уже не с нежностью, а с накипающем гневом разглядывал эту в одночасье ставшую ненавистной фотографию. Руки противно стали дрожать. Почему же она не смогла его полюбить? В жизни рядом с ним всегда оказывалась женщина. Сначала жена, которая как-то быстро состарилась, располнела и перестала отвечать его требованиям супруги в  браке, и которую он просто в последствии возненавидел. Потом просто женщины. Было их очень много. Всех их он и не упомнит. Но это не важно. Они же  всегда восторгались им. Да, ему за шестьдесят. Но он здоров как бык! Он со злостью швырнул паспарту. Оно как осенний кленовый лист медленно опустился на пол. Погруженный в свои грустно-злобные мысли, он совсем перестал замечать, как на пол полетели какие-то безделушки. Он всё стал сметать на своём пути… Перевёрнутая мебель. Пол квартиры постепенно стал захламляться содержимым из мебели. Сорванные шторы Многочисленные  рамки  с фотографиями, какие-то фужеры, - всё летело под ноги.  Послышался звон стекла, от которого он вздрогнул и замер.
Пресвятая Дева Мария, что же он делает, вдруг подумал он, надо умерить свой пыл. Ведь сердце не выдержит. Франческо устало опустился на кровать и зарыдал. Он  такой сильный, всегда быстро принимал единственно верное решение. А сейчас? Он бессилен что-либо сделать. Старый, никому не нужный старик. Он всхлипнул. Надо взять себя в руки, он  в очередной раз прокрутил в сознании желание успокоиться.
Франческо достал платок из кармана костюма, громко высморкался. Взгляд начал блуждать по комнате. Среди беспорядка, он увидел паспарту. Подняв его  с пола,  рукавом стёр невидимую пыль, и стал вертеть в руках. Прекрасный облик русского лица. Не видя, не понимая, а лишь ощущая, что нахлынуло подобие сердечного приступа  - беспокойство, озноб, удушливая и щемящая грудь память из глубины. И от этого - панический страх. Чего же он боится? Одиночества. Сердце заколотилось. Глухо, будто сквозь толщу воды, доходили до его сознания голоса и зовы детей, внуков. Когда он их в последний раз видел? Как они живут? После развода с женой и  женитьбы на русской всех своих родственников почти стал забывать. Какая-то информация доходила до него через друзей, о чём –то он сам догадывался.

++++++++++++++++++


Догадывается жена о его похождениях или нет, Франческо уже совершенно не волновало. Он настроился на развод. Решение было принято не спонтанно.  Джованну он больше не любил. Это была раздавшаяся в ширину завистливая женщина, которая только и болтала о том, как соседи меняли машины одну за другой, да покупали загородные виллы возле моря. Джованна постоянно пеняла его многочисленных любовниц, которых она никогда сама в глаза не видела.
Кто же ей мог нашептать, раздражённо думал Франческо. А собственно, в его нынешнем положении, данный факт не имеет никакого значения.
Вечером, сидя на мягком диване, Джованна падко ловила каждое слово телеведущей, рассказывающей о принципах похудания. Детей дома не было, они гостили у его родителей. Они были одни, но не вместе. Странно, думал Франческо, вроде муж с женой, а, как в сущности ему одиноко.
Джованна, хотя ей еще не было и тридцати пяти лет, выглядела на все пятьдесят пять. Внешность ее не соответствовала  действительному возрасту,  и потому она смотрелась как однородная масса взбитых сливок, посыпанных густым слоем шоколада.  Она потеряла чувство меры в еде.  А с тех пор, как она разжирела, в ней было убито всякое  отвращение к любой пище. Она любила есть всё и помногу.
Когда-то, совокупляясь со своим мужем, она вдруг поняла, что не испытывает, и не может испытать никаких страстных чувств, не говоря уже об оргазме. В тот раз ей показалось, что Франческо понял её состояние, потому что кончить он как не пытался, не смог. После этого сексом они не занимались, и их совместная жизнь стремительно начала превращаться в ад. Ад для двоих. Или ад двоих. А может быть ад у двоих? Может быть кто-то из них  были исчадием ада?
Единственное просветление души у Джованны наступало, когда она садилась перед телевизором и мечтала о том, как она похудеет. Но на самом деле мечты остались мечтами, а похудание за пределы рекомендаций из телевизора не выходило. Комплекс неполноценности всё более и более обволакивал её, и она, ничего не желая с собой делать, всё глубже погружалась в состояние беспорядка, разрухи и равнодушия. Даже отчаяние куда-то ушло из эмоционального поля Джованны. Она отлично понимала, что замужем, и убеждала себя в том, что муж никуда не денется, и от утвердившейся в сознании безысходности не остаться одной, она становилась равнодушной ко всем человеческим чувствам. И чем больше её чувства сходили на нет, тем больше у неё появлялся интерес к деньгам. Она клянчила у Франческо деньги на всякие безделушки и бельё. Бельё она покупала  в неимоверных количествах, и почему-то на один-два размера меньше. Навязчивая идея похудеть была ею материализована   в эти многочисленные трусы и бюстгальтеры, которые тут же лопались, как мыльные пузыри, стоило ей только надеть их. Как она их напяливала на себя, останется загадкой, но продолжалось это изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год их уже совместной, но несовместимой друг для друга жизни. 
Франческо с сожалением посмотрел на неё и медленно произнёс:
-Джованна, нам надо развестись.
Она моментально повернула голову в его сторону, с изумлёнными и  выпученными глазами застыла, жадно глотая воздух, как рыба, которую выбросили на берег. И пока она театрально задыхалась, он гадливо  смотрел в этот открытый рот и начал думать о том, что постепенно и почти каждый день он начал испытывать к ней растущую неприязнь. Некогда нежные и добрые чувства выливались в ненависть. Он  всячески начал избегать общения со своей женой. Проходили недели, и им очень медленно  овладевало необъяснимое омерзение. Было очень острое желание сбежать от Джованны как от чумы, от того мучительного созерцания её внешнего вида. Странные ощущения, которые томили его и не поддавались логике: чем больше он её ненавидел, тем больше он замечал, что Джованна к нему привязывалась ещё крепче. Она постоянно пыталась к нему прислониться своим толстым задом, погладить его лицо безобразными пухлыми руками. Стоило ему присесть, как она тут же подсаживалась к нему, донимая его своими противными ласками. В такие минуты ему нестерпимо хотелось грубо оттолкнуть её, но что-то его сдерживало. Где-то там, глубоко, он осознавал  потаённую вину, в которой он не хотел признаваться ни себе, ни, естественно, окружающим. Вина в том, что он просто отказывался её понимать. В эти минуты ему становилось страшно. Возникал страх перед неизбежным одиночеством, который порождал страдания, вытесняющие из его души последние остатки добрых чувств. Он с удовольствием предавался злобным мыслям и становился все мрачнее, раздражительней. К чувствам окружающих он был почти безразличен. Вот это «почти» ссылалось на хаотическое удовлетворение своих естественных потребностей. Действительно, его могли спасти в это время только любовницы.
Он вдруг вспомнил, как он пришел домой к какой-то… Открыв дверь спальни,  её обладательница мягко усадила его на широченную кровать и принялась раздевать. Франческо в бессознательной истоме созерцал происходящее как бы со стороны. Он совсем забыл как она выглядела. А вот картину, висящую напротив кровати, он помнит. Тропа среди кипарисов плавно переходит в дорожку лунного света на глади воды. Очень красивая картина. Он ещё тогда спросил:
-Кто написал такую красивую картину?
Она улыбнулась и ответила:
-Нравится? Мне тоже. Не знаю. Кажется какой-то русский художник.
Он ещё подумал, что у женщины есть вкус, а кто автор её собственной картины, она знать не знает. Картину он хорошо помнит, а женщину словно вытерли из памяти, как пыль тряпкой. Он вздрогнул от крика жены:
-Зачем ты меня обманывал столько лет? - это был скорее не  крик, а визг.
-Ну и сколько? –эмоциональный Франческо начал заводиться.
-Ты всю жизнь мне искалечил, я  пятнадцать лет с тобой живу, и ни одного ласкового слова от тебя не услышала.
У Франческо начало дёргаться одно веко, кулаки сжимались. Убьёт, если не замолчит, подумал он.
-Я искалечил? Ты посмотри на себя, - зло прошипел он.
-Ты о детях подумал? – продолжала визжать жена.
-Чего ты орёшь на меня?
Всё, подумал Франческо, он сейчас не выдержит. Ярость всё больше и больше  вселялась в его существо. Он злобно сверкнул глазами, и кулак глухо вдавился в глаз Джованны.  Она вскрикнула и повалилась на пол. Ярость… Он более не владел собой. Он, было занёс ногу над её головой, но что-то в последний момент его остановило. Нет, это не что-то, это был её рёв:
-Ублю-ю-ю-ю-док, - дошло до ушей Франческо, и он,  уже не задумываясь над последствиями, приложился ногой сначала к её спине, а затем методично стал пинать массивную тушу своей жены, приговаривая:
-Ты всё высосала из меня. Ты посмотри на себя, зажравшаяся сука.
Она истошно орала, пока последний сильный удар по её рукам, прикрывавшим лицо, не заставил её замолчать.
Франческо прерывисто дышал. Увидев, что  безобразная масса тела лежит неподвижно, он на  ватных ногах дошёл до кресла и тяжело опустился. Подохла, ну и чёрт с ней, подумал он.
-Всё, вопрос о разводе решён, - с оттенками цинизма сказал Франческо самому себе и его глаза лихорадочно сверкнули.

++++++++++++++++++


Сверкающая люстра, свисающая с потолка небольшого ресторанчика, отражала дневной свет. Потёмкин щурился. У него  стали болеть глаза. Он сидел и ждал Свету, то и дело поглядывая на часы. Где же она, нервно спрашивал он у самого себя. Нестерпимо хотелось встать, выйти на улицу и ждать её там. Томительные минуты перерастали в часы. Терпение лопалось, и он уже хотел уйти, как, наконец, появилась она. Улыбающаяся, почти счастливая, стройная и изящная, в лёгких светлых бриджах и голубенькой блузке, с её плеча свисала на тонкой длинной тесёмке маленькая лакированная беленькая сумочка.
Потёмкин рванулся навстречу, потом почему-то замешкался. А она зачем-то смутилась. Но им двоим хватило всё-таки смелости бережно обняться. И исчезла та неловкость, которая всегда возникает при встрече с близкими людьми после долгой размолвки.
Они сели напротив друг друга и молча принялись созерцать  забытые черты лица, прикасаясь взглядами, словно хотели украдкой насытиться  друг другом. Они восполняли в себе те утраченные чувства, от которых когда-то бросало в дрожь, как бросает в дрожь юных влюблённых, впервые познавших радость первого поцелуя.
-Ну что? -  спустя некоторое время после сладостного молчания совсем буднично спросила Света, - какие планы на сегодня?
-План один, -пожал плечами Потёмкин, - наша встреча…
Она вздохнула и грациозно поправила рукой свою короткую стрижку:
-Мы встретились.
-Да. Мы встретились. Давай поднимемся к нам в номер.
-К нам?
-К нам.
-Ты заказал двухместный номер?
-Специально для нас.
Она растянулась в улыбке:
-А если бы я не приехала?
-Ну и что?
-Ты бы переплатил. Можно  было и одноместный номер заказать, а потом если что, переоформить.
-Вот и ты стала считать копейки. Свет, не мелочись, разве сейчас деньги главное? Наша встреча – вот что сейчас главное, пойдём на верх.
Она мотнула головой:
-Нет, Саша. Я так не могу сразу. Мне надо привыкнуть к тебе, - она внимательно посмотрела на него, а потом на часики, - сейчас полдень. Давай лучше побродим по Риму, а вечером…
Она замолчала. Потемкин взял её руку и прижал к своей щеке:
-Ну конечно. Тем более я сам хотел тебе предложить экскурсию. Слушай, а пойдём Ватикан посмотрим. Колизей хочу увидеть. Кстати, а ты сама была в Риме? А то может быть тебе неинтересно будет?
Она смутилась от неимоверного количества предложений и вопросов, но всё же на вопросы она ответила:
-Нет, я не была, это во –первых, а во-вторых, мне казалось что в Риме всегда будет интересно.
- Ты никогда не была в Риме?
Она отрицательно покачала головой. Глаза у неё стали печальными, и Потёмкину сталь жаль её.
-Слушай, брось ты всё это, поехали назад в Россию. Прямо сейчас.
Она покачала головой:
-Нет, так сразу. Это будет просто нечестно. Мне надо его предупредить. Если я и брошу его, то я об этом скажу.
-Света, - почти зло сказал Потёмкин, глядя  на её тонкое лицо, - ну признайся же ты себе, что ты его не любишь.
-Да откуда ты знаешь?
-Ты бы не приехала сегодня ко мне.
-Любишь, не любишь. Разве это важно? Он добр ко мне, он содержит меня. И, собственно, здесь другая жизнь.
-Ну, какая другая? Свою жизнь мы делаем сами,- Потёмкин начал волноваться, - и теперь основа твоей жизни -  это деньги и его содержание. Так  получается?
Она вздохнула:
-Может быть. Давай закончим этот странный разговор, я совершенно к нему не готова. Поехали.
Она встала. Следом поднялся и Потёмкин:
-Поехали.
Они подошли к небольшому Мерседесу-кабриолету. Потёмкин не выдержал и восторженно присвистнул:
-М-да. Хороша машинка. Ну конечно, теперь я понимаю, почему ты держишься за него.
-Ты думаешь, ради машины? Глупый ты. Это вы, мужики, ради красивой машины готовы всё бросить.
Потёмкин не слышал её, он несколько раз обошёл машину:
-Кстати, ты на права быстро сдала?
-Быстро. Ты же учил, твоя школа.
-Да? –Потёмкин счастливо растянулся в улыбке, - ну и ладненько.
  Он помог ей сесть в машину, закрыл за ней дверь и сам сел за руль:
- Покатаемся совсем немножко?
Она кивнула:
-Хорошо.
- Куда поедем?
             - Просто так, поедем медленно по улицам. Все равно куда.
-Медленно не получится. Сейчас час пик. Скорости возрастают.
Потёмкин запустил мотор, а она провела рукой по коробочке с компакт-дисками, достала оттуда какой-то диск и повертела перед носом Потёмкина.
-Что это?
-А ты не догадываешься?
-Эдит Пиаф?
-Ну конечно!
-Ставь быстрей, - заулыбался Потёмкин.
Она вставила диск в  проигрыватель, зазвучала величественная Hymne a l'amour и он тронул машину. Гидом был Потемкин, давно уже изучивший карту Рима.
Нещадно палило солнце, но ветер нежно растворял его лучи, делая лихорадочные потоки воздуха более прохладными. Было время самого оживленного дневного движения. Двигатель работал совсем тихо, и они почти  бесшумно скользили в  потоке  машин. Проплывали  улицы, ярко освещенные солнечным светом фасады средневековых домов со скульптурами. И казалось, что  над их взволнованным бытием большое без единого облачка  ярко-голубое небо создаёт неповторимый таинственный нимб, украшающий Великий и Вечный Город и создающий атмосферу отрешённости.  Так с безразличием к окружающим, они ездили, ходили, как в туманной дымке и чувствовали, что там за этой дымкой притаилось их прошлое и прошлое Великого и Вечного города. В этом единении душ – их и Рима, захватывало дух от надменной роскоши Ватикана, бессмертного Форума с колоннами, величественного, хоть и наполовину разрушенного и  мрачного даже при солнечном свете Колизея, вечной магии всего города, в котором из поколения в поколение римляне умело создавали неповторимые сочетания древнего и современного.
Они гуляли по окрестностям и вышли на холм Пинчо, откуда их взору открылся весь Рим, как на ладони. Они садились вновь в машину и катались. Мир камня и асфальта менялся зелёными островами.  Так свернув с одной из наиболее шумных городских трасс - улицы Национале на улицу Маджарини они оказались на маленькой вилле в самом центре города – Альдобрандини, убежав от столичного шума и суеты на уровне городских крыш, вровень с башней Милиции и колонной Траяна. Они думали о том, что Рим невозможно познать до конца, он так и не раскрыл всех своих тайн и красот. Как мало у них времени и как мало места  у них в сознании, чтобы оценить величавое спокойствие древних римских развалин, чтобы понять философскую суть  теней зеленых деревьев и прохлады каменных церквей.
Яркий багрянец заката опалил купол собора Святого Петра и они постепенно погружались в очарование римского вечера.
Они очутились на площади Испании, а потом - на площади Навона.  Здесь было оживленно и людно, выступали уличные артисты. А на площади Кампо де Фьори они печально осознали грусть исторического события: здесь был сожжен Джордано Бруно. Они поднялись на Авентинский холм. На площади Рыцарей Мальтийского ордена, в стене возле какой-то двери скопилось множество любознательных туристов. И они успели через круглую замочную скважину, как в установленную подзорную трубу, увидеть странное и завораживающее зрелище неожиданного ракурса купола собора Святого Петра.
Сидя в одном из многочисленных кафе, они наблюдали, как летние сумерки передавали все оттенки заката, как алый цвет перетекал в золотистый, неизбежно превращающийся в медный.  И, наконец, как ночь вошла в свои права.
Они прогулялись вдоль фонтанов и направились в отель.
Поднимаясь по лестнице в комнату отеля, Потёмкин взял руку Светы и спросил:
-Устала?
     Она покачала головой и улыбнулась.
Полумрак комнаты разрывался сказочной игрой фонарного света, проникавшего через полузакрытые портьеры. Через стёкла окон их комнаты  замер напротив фасад здания с светло-жёлтыми окнами - очередного архитектурного изыска в стиле барокко. И Потёмкину почему-то почудилось, что это гигантский «Титаник» с ярко освещёнными каютами, двигающийся по направлению к своей величайшей трагедии ХХ  века. Потёмкин мысленно сплюнул через левое плечо, и постучал по прикроватной тумбочке.
-Ты чего? – прошептала она.
Потёмкин приложил палец к губам. Она вдруг поняла, что его сознание подвластно ей. Они стояли, смотрели на воображаемый «Титаник» и молчали, пока волшебный туман постепенно рассеивался, но ещё некоторое время ощущался. Он посмотрел на Свету. Свет угасающего тумана отражался в её глазах.
-Давай сядем, - тихо сказал Потёмкин, - а то я боюсь, что ты растворишься в тумане и исчезнешь.
Она  повернула к нему  лицо, улыбнулась, и они сели. Через полуоткрытый рот он ощущал её горячее дыхание. Красивые глаза мерцали в ночи коньячными оттенками. Ему казалось, будто она смотрит сквозь него, туда, где есть волшебный мир  любви и тепла, с жёлтым полем ромашек, с шумом дубрав и могучих сосен, достающих до неба, с шевелением высокой травы, будто она раскинулась на этой травяной перине и, закрыв глаза, улыбается нежданному счастью и таинственному зову добрых и ласковых эльфов…
Потёмкин вдруг почувствовал в этой совершенно незнакомой комнате радость семейной ночи. Он откинул на постели угол покрывала, оголил простыни, и стал прикасаться губами к Светлане, мягко опусская её на кровать. Он долго целовал её холодные губы, и не сразу сообразил, что кондиционер он не выключал, и потому комната сохраняла прохладу сказочного леса и магию их любви. Её небольшие груди склонились к подмышкам, а черный пушистый треугольник между ног расплывался перед глазами, пока и вовсе не исчез.
Она грустно с какой -то надрывной истомой говорила Потёмкину:
-Ты не представляешь, Саша, как это хорошо, вот так просто лежать с любимым человеком, ощущать его прикосновения. Только сейчас я поняла, что с тобой  мне легко и свободно, что тебе можно довериться как самому дорогому человеку. Только сейчас невыносимо осознавать, что я все больше и больше люблю тебя.
-Почему? – удивился Потёмкин.
-Да потому. Я на распутье. Хотя я точно знаю, что с ним больше не смогу жить.
Потёмкин прерывисто дышал и не мог что-либо сказать в ответ. Он боялся поддержать её, потому что не хотел, чтобы она  передумала. Ну а переубеждать её  было бы глупо. И он затеял самый идиотский разговор на свете.
- Слушай, -он немного помялся и всё-таки продолжил, - а Франческо, как мужчина ничего?
-Да ты что? Ты  серьёзно или шутишь? -  не поверила она и засмеялась.
-Ну да. Серьёзно.
-Да ну тебя. Какая разница…
-Ну, Свет. Просто интересно. Составлю психологический портрет.
Она внимательно посмотрела на него, словно хотела рассмотреть на нём видимые признаки шизофрении, а потом всё-таки сказала:
- Вообще ты даже не можешь представить, как мне было противно заниматься с ним сексом.
-Вот это есть нелюбовь, - всё-таки Потёмкин рискнул её поддержать.
-Да тут ты прав. Ну и что с психологическим портретом? - С истинно женским любопытством спросила она.
Потёмкин облокотился на подушку и медленно произнёс:
-Какой портрет, ты ж ничего про него не сказала. А впрочем… Он не глуп, разумен, но часто бывает раздражителен. В это время он становится злым и вспыльчивым. Он должен чувствовать, что его любят. Ты для него авторитет в форме молодости, ты – его цель и стремление оттянуть старость на задворки. Если ты его отторгнешь, он падёт в глубокую депрессию…
-Ну, вот видишь, нельзя мне его бросать, - заметила Света.
-Чем раньше ты его бросишь, тем лучше для вас обоих. Это как болото. Медленно, но уверенно затягивает.
-Слушай, и что позволило тебе сделать такие сногсшибательные выводы? Ты ж его совершенно не знаешь,  - скептически спросила она.
Потёмкин улыбнулся:
- Начитался я когда-то книжек Эриха Фромма. Это ученик Фрейда. Всё очень просто. Твой Франческо стар, молодость его покинула, поэтому он хочет самоутвердиться. Он собой недоволен, и его преследует страх. Он просто боится быть отвергнутым. Вот брак с молодой и есть самоутверждение.
-Мгу-у-у.
-Что мгу-у-у?
-Знаешь, а ты прав в некоторой степени.
-Ну, вот видишь.
-Он мне рассказывал, что он до меня познакомился с одной девушкой. Тоже молодой. Он говорил, что она даже моложе меня. И звали её. Кажется Наташа. Он тогда смеялся над одинаковыми фамилиями и спрашивал у меня: « У вас в России, что, все девушки с фамилией Петрова?»
-И что дальше?
-В подробности он, конечно же, меня не посвятил. Но что-то у них там не получилось. И они расстались. 
Потёмкин задумался, а потом медленно произнёс:
-Значит, его один раз отвергли. Ты знаешь почему Каин убил Авеля?
-Нет, - удивлённо сказала Света, -причём здесь Каин?
-Бог отверг его дар, причём просто так, без объяснений, а у Авеля принял, и  Каин боясь быть отвергнутым второй  раз, убил Авеля. И бог, узнав об убийстве наказал Каина вечным отвержением.
-Саша, причём здесь Каин. Авель.
-Не знаю. Просто вспомнилась Библия.
-Ты что всю Библию прочитал?
-Да нет. Читаю. Но эта история в самом начале Библии.
Она укоризненно вздохнула:
-Надоел ты мне  с этим Франческо.
- И мне надоел. Поедем завтра вместе, не расставаясь.
-Ну как? Это невозможно. Саша, милый, любимый Саша.
Она потянулась, выгнулась как кошка, а потом прижалась к Потёмкину:
      - А я очень ненадёжный друг, Саша.
       - С чего ты взяла?
    - Я капризная и у меня часто меняется настроение.
-Ну и что, я люблю капризных, а больше всего я люблю женщин, у которых каждый день меняется настроение.
-Меня надо лелеять, меня надо ласкать, и вообще. Ты, может быть, в конце концов пожалеешь, что я рядом с тобой. Чтобы понять моё существо меня надо долго познавать.
-Вот и прекрасно. Буду тебя изучать всю жизнь. Разве это не здорово? Выученная женщина быстро надоедает, а тебя я буду любить вечно.
Ночью, когда она мирно посапывала  с улыбкой на лице, Потёмкин вдруг проснулся. Он тихонько поднялся с кровати, отдёрнул штору и увидал, что напротив кое-где бледнели от слабого света окна растворившегося в ночи «Титаника». Он глянул вниз. Там, на тротуаре стояли молодые люди и отчаянно жестикулировали друг перед другом. Но их не было слышно. После России, где если ночью ругаются, то это слышно на всю округу, всё это казалось таким необычным.
Света проснулась и шепотом спросила:
-Что ты, милый?  Иди ко мне. Мне что-то холодно.
Он  задёрнул штору и лег  к ней под одеяло, согревая себя и её нерастраченным теплом. Она положила голову на его плечо и начала всхлипывать:
-Да  что ты, Света? – прижимая её к себе, заволновался Потёмкин.
- Не знаю, милый, - ответила она тихо. – Что-то нашло на меня. Сегодня ты уедешь, а я останусь одна. Дорога до Милана. И вечером опять эти четыре стены и недовольная рожа Франческо.
-Вот-вот, пошли ты его к чёрту. Поедем со мной.
-Нет, нельзя так сразу. Мне сейчас ругаться с ним совсем ни к чему. Но клянусь тебе, что я приеду, я брошу его, брошу Милан и Италию, - она очень сильно прижалась к Потёмкину и заговорщицки прошептала, - а Рим останется с  нами навсегда. Знаешь, последний раз когда мы с ним выясняли отношения, я ему прямо в лицо сказала, что мне с ним не нравится. Ты не представляешь, какая злоба была у него в глазах. Он весь покраснел, седые волосы почему-то стали редкими. Я думала, что он убьёт меня.  Нет. Всё кончено,  я с ним больше не  буду. Эта гостиница. Эта комната. И ты. Перевернули всю мою жизнь.
Теперь она не прижалась к нему как прежде, а крепко обняла его и стала целовать так сильно, что его дыхание почти остановилось:
-Света, ты…
-Молчи.
-Скажи одно, когда ты уедешь из Милана?
-Немедленно, на следующий день после твоего отъезда.
Занимался сияющий  и чудесный рассвет. Над Римом поднималось утро.
++++++++++++++++++


Утром, когда шасси самолёта мягко коснулись бетонки аэропорта Шереметьево Франческо Тотти с удовольствием подумал, что, наконец, после стольких лет одиночества он сможет встретить молодую и красивую девушку славянской внешности. Так начался российский этап в его жизни. Изнурительные перелёты из Рима в Москву, а потом переезды на машине на периферию. И так три- четыре раза в год.  Джованна осталась с детьми.  Он их содержал, но видеть их она ему не давала. Но он и не сильно стремился с ними проводить время. Ни дети, ни Джованна больше ему были не нужны.
Франческо Тотти слыл бизнесменом средней руки, много не зарабатывал, но и  к малообеспеченным не относился. Бизнес в России он открыл вместе со своим итальянским  и российским партнёрами, получал свои дивиденды, которых ему хватало на вполне  обеспеченную жизнь. Он понимал, что уже стар, но не считал себя изношенным и поэтому пытался не сдаваться в этой жизни. В его годы, рассуждал он, это ещё не предел, и потому он поставил перед собой цель найти в России молодую красивую женщину, которая могла бы разделить его одиночество.
Его оптовая фирма пользовалась, как он считал, хорошей репутацией.  При сомнительных сделках он действовал через посредника, а тот тоже  через посредника... Ведь осторожность никогда не помешает. Все знают, что Франческо Тотти честный человек, он никогда никого не обманет. Конечно, это очень плохо, что порядочный человек должен так изворачиваться! Но его видимая часть чести для всего мира должна быть не запятнана. Ведь честь  - это самое драгоценное для человека, имеющего свой бизнес. Пусть даже и скрытых от посторонних глаз настоящие его моральные качества и принципы жизни. Но что же делать? Клиентов терять не хотелось, потому что он не в том возрасте, чтобы можно было бы носиться за покупателями. Разве можно представить Франческо Тотти бегающим за покупателями и предлагающим купить его продукцию? Да он скорее умрёт, чем в свои шестьдесят два он будет подобострастно заглядывать в глаза клиенту и,  заискивая перед ним,  унизительно просить о покупке товаров его фирмы. Он жалел, что молодость ушла. Но деловая хватка осталась, его способности по соблазнению женщин сохранились. После развода он сказал себе, что с итальянкой он больше жить не будет, и, естественно, никогда на ней не женится. Хватит. Ему нужна была русская, которая довольствовалась тем, что у него есть, которая умела бы хорошо готовить, смогла бы ухаживать за ним и была бы не притязательна во всех отношениях. Россия большая, а красивых молоденьких и бедных женщин много.
Стремительное время. И он, не задумываясь о последствиях для своего здоровья, вписывался в этот хаос скоростей, открытий и бешеной предприимчивости, которая вдруг накрыла всю Европу после объединения и больше всего Россию. Но в этой запутанной стихии он не забывал, что он должен встретить ту единственную, которая разделит его судьбу. 
Старик Тотти стоял у окна комнаты гостиницы и смотрел на реку, искрившую миллионами солнечных зайчиков под косыми лучами светила. Раздался звонок по мобильному телефону. Вот, подумал он, ещё одно чёртово чудо техники, которое тоже покоя не даёт. Звонил Антуан, его компаньон,  и приглашал на ужин:
 - Хочешь вместе пообедаем?
     -Разумеется, - ответил Франческо.
Они встретились в небольшом ресторанчике.  Антуан сносно говорил по-русски. Франческо русский давался с трудом, но если говорили медленно, он кое-что понимал. В дверях Антуан подмигнул ему, кивнув на девушек-официанток:
     - Ну вот, выбирай любую, они все здесь потрясающие.
     Франческо пожал плечами:
       - Возможно. Посмотрим, посмотрим.
     Он засмеялся:
     -Давай, давай не стесняйся. Должен же ты,  в конце концов, осуществить свою мечту.
Старик Тотти засмущался, и они последовали к администратору. Они  только сели  за стол, тут же к ним, не спеша, направилась молоденькая официантка.
Девушка была в костюме-униформе. Зелёная юбка чуть выше колена, белая блузка с короткими рукавами за лёгкой тканью которой притаилась небольшая грудь, скрытая  ажурным лифчиком, который едва обозначился нежными, лёгкими контурами. У Франческо закололо возле сердца. При дневном свете ее шелковистые длинные смоляные волосы отливали туманной синевой. Прямая осанка, руки узкие, с длинными пальцами казались виноградной лозой.  Большие  глаза цвета ночи придавали овальному  лицу выражение страстности и силы. Она была  прелестна, как можно только представить всю прелесть женщины славянской внешности.
Они заказали рассольник, картофель фри, по совету Антуана – котлету по-киевски, овощной салат и  двести пятьдесят граммов водки.
-Обедаем по-русски, -  прокомментировал заказ  Антуан.
Франческо не возражал, он полностью положился на вкусы Антуана:
-Ты прав, здесь русские женщины красивы. Даже очень. Особенно эта. Которая только что обслужила нас.
-Её зовут Наташа Петрова.
-Откуда ты знаешь? – вздрогнул Франческо.
-Франческо, Франческо,- укоризненно покачал головой Антуан, - у неё на бейджике написано. Русский язык надо учить.
Франческо облегчённо вздохнул и  улыбнулся сжатыми губами.
-Давай знакомься с ней. Я помогу.
Антуан был грузным итальянцем, с большим лицом и густыми бровями. Он много и шумно говорил, был, как казалось, добродушен, как все люди, которым везёт в жизни.
Антуан перевёл разговор на бизнес, а Франческо, как в молодости захлестнула волна радости, возбуждённости и всего того, от чего его сознание отказывалось им повелевать. Сердце трепетно билось, а руки начали подозрительно дрожать. Он постоянно крутил голову в сторону, откуда по его мнению должна была показаться Наташа Петрова.
Наконец она вышла из двери кухни, держа в руках поднос с заказанными яствами. Грациозно подойдя к столу, она аккуратно расставила перед гостями блюда и также аккуратно разлила водку по рюмкам.
Франческо решился. Он взял её руку и в течение одного мгновения держал её в своей и, почувствовав тёплое пожатие, на ломанном русском языке произнёс:
-Наташья, хотеть мороженное.
Она улыбнулась лучезарной улыбкой, мягко высвободив руку, спросила:
-Крем-брюле, с клубникой или вишней?
Франческо, сделав паузу для мысленного перевода и чуть подумав, быстро спросил у Антуана на итальянском, будет ли тот мороженное. Антуан отрицательно покачал головой.
-Вишья, - сказал Франческо  и заулыбался от осознания того, что его понимают.
Она ушла, и внезапно наступила тишина. Они в зале ресторана вдруг оказались одни. Они молча выпили и  Антуан сосредоточенно погрузился в трапезу, а Франческо почему-то расхотелось есть. У него было  какое-то  странное настроение. Словно время затаилось, как неподвижное озеро, отражающее все вехи его непростой жизни. Он ковырнул вилкой картофелинку с тёмной корочкой и нехотя отправил её в рот. Он почему-то вспомнил Джованну и тут же содрогнулся от нелепого сравнения с девушкой-официанткой. Он сначала посмотрел на Антуана, потом повернул голову в сторону, где предположительно должна была находиться Наташа Петрова, не увидел там никого, и вновь уставился в тарелку. Кое – как осилил еду и внезапно почувствовал  мягкое  озарение первого хмеля,  согревающего кровь.
Антуан откинулся на спинку стула и вновь повёл разговор о бизнесе. Чтобы не смутить друга свои невниманием, Франческо периодически кивал, но мысли были заняты только этой молодой девушкой. Но всё ж Антуан раскусил, что тот его не слушает, когда Франческо сказал: «Да-да».
-Что да? Ты меня не слушаешь.
-Извини Антуан.
-Ладно. Понимаю.
Они стали собираться. Наташа принесла счёт. Она стояла перед ним, слегка обнажив белоснежные зубы, гордо откинув голову назад. И он с замершим сердцем под небольшим давлением хмеля вновь дотронулся до её руки.
     Она слегка повернулась к нему и поглядела вопросительно. Франческо с дрожью в голосе и почти  остекленевшим взглядом спросил:
     - Вы  разрешить завтра позвонить  вам?
     Она ответила не сразу. Её глаза сначала показали удивление, замешательство и, наконец, блеснули маленькой хитринкой. Она неслышно засмеялась:
- Ну, хорошо. Пожалуйста, вот мой телефон 631 632.
Антуан тут же вытащил ручку и педантично записал номер телефона в блокноте, появившемся как по мановению волшебной палочки из внутреннего кармана пиджака.
     Как только  они  вышли из ресторана, Франческо почувствовал неимоверное облегчение:
-Как в юности. Сердце зашкаливает.
-Ничего, - Антуан похлопал его по плечу, -  это приятное, а не болезненное «зашкаливание».
Франческо наполнялся новой  силой,  забывались  убогие и отчаянные дни одиночества. Жизнь наполнялась радостью, новыми ощущениями и яркими впечатлениями, ожидающими его на корабле судьбы, плывущим навстречу будущему.

++++++++++++++++++

Будущее рисовалось совсем не радужно. В сумерках, когда ещё рассвет не озарил багрянцем крыши домов, старик Тотти стоял у окна комнаты своей квартиры, ждал звонка Давида, и думал  о том, что купленная квартира для них  не стоит тех усилий, затраченных на поддержание существования своей молодой жены. И вот теперь у него перед глазами окна соседних домов, как большие белые дыры, и ему казалось, что он сам, как одна большая белая дыра, расплывающаяся в небытие, а он слишком стар и слаб, чтобы  противиться столь мощному по силе растворению.  У него от бессилия накапливался гнев, который нужно было когда-то выплеснуть. Он молча сжимал кулаки, пытался отвлечься.
И тогда он на несколько мгновений предавался сладким грезам о том, что он, как прежде, силён, полон энергии, все женщины на него заглядываются, он галантен и нежен с ними. Да найдёт он ещё ни одну такую Свету, мечтал старик Тотти. Но стоило ему посмотреть на себя в зеркало, как призрачные видения исчезали, и старик Тотти становился всё боле подавленным и злым. Он отвернулся от окна, подошёл к дивану и грузно опустился на него.
То обстоятельство, что в начале «российской эпопеи» был сделан неудачный и столь неуклюжий шаг с молодой официанткой, было ему совершенно и глубоко  безразлично. Облик девушки –официантки совсем растаял в памяти. Но он помнил каждую минуту проникновения в неё, каждое движение на пути к величайшему достижению, данное природой. От таких воспоминаний он всегда возбуждался, и ему, как он считал,  хватало этого мысленного удовлетворения… Но потом наступала такая апатия к жизни, такое совершенство неудовлетворённости, что его душа выворачивалась наизнанку.
Наконец, затрезвонил звонок мобильного телефона. Он даже опешил от неожиданности. Звонил Давид.
-Она в отеле INVICTUS. В Риме.
-Откуда такие подробности? - не поверил Франческо.
-Слушай, ты меня попросил, -  я тебе сделал. Что ты от меня ещё хочешь? Звонили на её мобильный именно из этого места, – возмутился Давид.
-Прости. Не хотел обидеть.
-Ладно, прощаю. Смотри только глупостей не наделай.
Глупости, какие глупости, подумал он. Глупости были уже сделаны. Он собирается и едет в Рим, тут же. Ночь прошла кое-как. Он глянул на часы. Пять утра. К полудню он будет в Риме.

++++++++++++++++++


Рим погружался в мир невообразимых звуков. Такие звуки можно было услышать только утром. И больше никогда. Звон церковных колоколов, призывающих верующих на мессу, сливался с шумом машин и многочисленных мотороллеров, издающих пискляво-детское «бибиканье». Громкие звуки открывающихся роллетов призывали первых покупателей посетить магазины. 
Света еще спала. Потёмкин поднялся на локтях и посмотрел на неё. Она дышала ровно и глубоко. Ну, нельзя же будить её такую красивую, с горечью подумал он. Но иначе было нельзя, и Потёмкин нежно ладонью провёл по её щеке:
-Света.
     Она что-то в ответ пробурчала.
     -Свет, - он злился на себя,  - пора вставать.
     Она открыла глаза  и по-детски улыбнулась. Потёмкин не выдержал, залез к ней под одеяло и прижался. Она была совсем  теплой. Она закрыла глаза и несвязно пробормотала:
-Я приеду к тебе. Я брошу всё.  Я покину Италию. И Милан.
     Потёмкин быстро вылез из-под одеяла:
         -Ну, вот и отлично. Ты окончательно решила, и это главное. А что с ним?
         - Я скажу  ему. Обязательно скажу.
         -Пойду быстренько приму душ. Просыпайся мой любимый котёнок,- он губами нежно дотронулся до её щёк.
  Она улыбнулась, потянулась. Но Потёмкин, к сожалению, этого не видел, он уже шумел напором включенной воды в ванной комнате гостиницы.
     Когда он  вернулся, Света стояла  у окна. Она была, как в день рождения. Утренний свет падал на плечи и освещал её худенькие ровные ножки.
Подавляя искушение уложить её вновь в постель, он подошёл и дотронулся до плеч:
-Иди милая. И  пойдём позавтракаем. Ты же хочешь есть?
Она резко повернулась и прижалась к нему:
-Господи как мне сейчас тяжело.
Потёмкин и Света сидели в маленькой кафешке, завтракали и осознавали радость безумной встречи, неземное притяжение друг к другу, нежность и ещё что-то, что не под силу было понять осознанной влюблённости, а скорее любви.
Беспокойные зайчики от многочисленных открытых окон, витражей бегали по    верхушкам деревьев, от которых к кронам и выше к небу через фризы и карнизы древних построек тянулась непомерная радость бытия. 
    - Жарко? - спросил Потёмкин.
     Дёрнув плечами, она весело мотнула головой:
          - Пока нет. Но будет  довольно жарко.
    -Да-а-а. Ты знаешь, - многозначительно сказал Потёмкин и улыбнулся, -  ты  же итальянка.
     Она покачала головой:
     -Русская я, Саша, русская. И останусь русской.
     - Мне хорошо с тобой, - сказал  Потёмкин и улыбнулся.
-Мне тоже.
-Через четыре часа автобус, мне надо собираться.
Потёмкин вдруг очень сильно захотел её. Словно каждый сантиметрик пространства его души поняло, что он больше её не увидит. Но это же не так. Он мысленно повторил то, что она сказала ему совсем недавно:
-Я приеду к тебе, я брошу всё,  я покину Италию, и Милан…
-Давай поднимемся. Я жутко хочу тебя.
Она поняла его, потому что не понять друг друга влюблённые не могут. Она улыбнулась, и немного помедлив, поднялась. Потёмкин встал вслед за ней,  и они направились в номер гостиницы.
Потёмкин открыл дверь.  Замечательный вид гостиничной комнаты открылся перед глазами Светы и Потёмкина багрово-шоколадными красками интерьера. Полный набор удобств, начиная от телевизора и заканчивая кондиционером. Большая двуспальная  деревянная кровать, отделанная искусной резьбой, прикроватные тумбочки и горы конфет на них.
     -Слушай, комната хороша,  - она окинула взглядом комнату.
-Да, неплохая, - подтвердил Потёмкин,-   вообще-то странно, что сегодня с утра ты не заметила красивого интерьера и добротности этого отеля.
-Знаешь, - она улыбнулась, - я как-то об этом не думала.
-Закрой глаза, - тихо сказал Потёмкин, подхватил ее  на  руки, она прижалась к его груди. Беззащитный мягкий котёнок, свернувшийся в клубочек. Он медленно подошел  к кровати  и бережно опустил её.  Они неистово скинули с себя летние одеяния и предались такой любви, которая ошеломляет и даёт непостижимое  присутствие тепла и счастья.
Он радостно смотрел на Свету и  мысленно проговаривал, что  он никогда не забудет это нежное, ласковое и красивое лицо, её линии немного пухлых губ, и как они тянулись к нему, как её сияющие глаза медленно-медленно угасали, закрывались и сдавались, как она в эти минуты сладостно открывала себя всю, так необычно раскидывала руки на ширину всей кровати, и в этот миг становилась такой беззащитной, словно доверяла свою судьбу только ему одному.
     А  солнце настойчиво врывалось в их покои. Его лучи даже сквозь плотные шторы прокрадывались в комнату. Становилось всё жарче, и было жаль  приближающегося часа отъезда Потёмкина.
     - Все-таки  жарко! – сказал Потемкин и, подойдя к  окну, отдёрнул штору. Солнечный свет, обрадовавшись покорению новой территории, накрыл всю комнату. Света зажмурилась и сладко потянулась.
-А вид отсюда красивый.
     Света направилась к Потёмкину:
     - Совсем недурно. Главное, что здесь не так жарко, как там. Даже прохладно.
     -Кондиционер.
     - А знаешь, я  люблю, когда тепло, -поёживаясь, сказала она,  -не люблю холод и дождь.
       -Может быть и не имеет смысл тогда покидать Италию, - хитро прищурился Потёмкин.
       -Не издевайся, Саша. Между прочим, это одна из причин, которая толкнула меня поехать с ним.
        Потёмкин глянул на часы:
-Господи. Котёнок. Мне осталось полтора часа.
Она снова потянулась и принялась одеваться. Движения ее были очень красивы и грациозны. Потёмкин с сожалением осознавал, что время встречи неумолимо движется к завершающему этапу.
Через час на автобусной станции Тибуртина они ожидали приезда автобуса из Неаполя и ничего не могли сказать друг другу. Потёмкин чувствовал странную горечь в рыдающей душе и смотрел на Свету. Она стояла  перед ним красивая и  молодая, полная надежды на счастливый эпилог в своей итальянской истории. Её голубая блузка сливалась с небом, и Потёмкину казалось, что она растворяется  в небесной  синеве и исчезает, чтобы никогда не вернуться в его жизнь. Он мотнул головой, чтобы рассеять гадкие мысли. Света заметила его странное движение и с некоторым испугом спросила:
-Что ты, милый?
-Нет. Ничего. Всё хорошо.
Она внимательно посмотрела на него, что-то заметила у него на лице, достала из сумочки пахнущий непостижимым ароматом жасмина носовой платочек и вытерла невидимую пыль или грязь. Пленённый этим очаровательным запахом, Потёмкин взял её руку с платочком:
-Оставь мне его.
Она молча протянула, а он схватил его и быстро опустил в нагрудный карман рубашки.
Подошёл автобус. Странно, но Потёмкин оказался единственным пассажиром в Неоплане, следующим из Рима в Россию. Он сел в кресло, порадовался  холодному воздуху в салоне и уставился сквозь стекло на Свету. Она побледнела, но виду не подала. Помахала рукой, и когда, наконец, автобус тронулся, она действительно исчезла- растворилась в римском зное последнего дня августа.
Он закрыл глаза и долго созерцал образ Светы, застрявший в памяти своей свежестью и неповторимостью, окутанный безнадёжной тоской по прошлому, и который даже и настоящим то по настоящему не насытился.
Он  не видел  палящего огненного диска солнца, который неукоснительно следовал за автобусом, он не видел бирюзовой дымчатости неба.  Он не мог видеть,  что  Света уже на автобусной станции Тибуртина  не одна, и,  конечно же, не мог слышать, что человек, который подошёл к ней, задал один единственный вопрос:
-Проводила?

++++++++++++++++++

Провожать он её сегодня точно не будет, устало подумал Франческо. Полгода, потраченные на обхаживание Наташи Петровой, прошли впустую. Он мучительно и тяжело страдал. Его жестокий  характер получил сильнейший заряд оскорбления, и потому у него разболелось сердце. Когда-то здоровое, оно в один миг превратилось в больное… Больное сердце старика.
Сегодня он понял, что эта молодая девчонка двадцати пяти лет от роду вытащила почти все его имеющиеся деньги, которые он заработал в России. Она преследовала свои какие-то корыстные цели. Ехать с ним, а тем более выходить за него замуж она не собирается. Она как-то странно рассмеялась ему в лицо, когда он предложил ей хотя бы поехать в Милан вместе  с ним и пожить там, посмотреть как люди живут. То, что она сказала ему в ответ, повергло его в ужас:
-Франческо, я не собираюсь больше тратить своё время на совместное проживание с человеком, который намного старше меня.
Возникшие оцепенение и  страх он моментально отбросил. Он понял, что зря проживёт, если  ему не удастся как-то возразить ей, а может быть убедить в неправоте, а лучше всего поставить её на место. Эта соплячка ещё ничего в жизни не познала, не прожила полноценную жизнь, а получила от него всё -  машину, квартиру, и сейчас она насмехается над ним.
Старик Тотти почувствовал, как бьется его сердце, и понимал, что бьется оно от  вдруг нахлынувшей обиды. Он попытался вспомнить Джованну. Та же женская алчность или жадность.  У него непроизвольно сжались кулак.
Они сидели на опушке леса и молчали. Лес  тонул в  янтарном свете. Солнце   заливало   золотистым  светом макушки берёз и сосен, а небо было таким голубым, что глаза наполнялись небесным пространством.  От лесного озонового воздуха у Франческо слегка кружилась голова. Такой степенной прохлады, от которой холодно никогда не бывает, в Италии конечно же нет.
Когда настало лето они очень часто выезжали в лес, побродить между берёзками, окунуть ладошки в тихую заводь небольшого озера. Озёр здесь было полно. И каждый раз он по карте искал новое, и они направлялись туда, где их никто не мог видеть. Они встречались, соблюдая полную конспирацию. В её новую квартиру он всегда приходил почти за полночь, а уходил на рассвете. Ему было тяжело, но так хотела она. Говорила, что не хочет преждевременно раскрывать знакомство с ним ни перед подругами и соседями, и тем более ни перед родителями, жившими где-то далеко в деревне. Он и не противился этим тайным встречам. Может, даже так и лучше. А сегодня он подумал, что как хорошо, что никто не будет знать о его позоре. Первый провал на пути к завоеванию сердца женщины.
Город, где он вёл бизнес был провинциальным. Типичный областной центр, который  никак не мог сравниться с итальянскими подобными  городами, а тем более с Миланом. Скучные обшарпанные пятиэтажки, разбитые дороги и тротуары. Франческо недоумевал, чем может привлечь такой город красивую женщину. Красивая женщина и должна жить в красивом городе. А Милан красивый город, рассуждал Франческо. Почему же она не хочет поехать с ним? Ах, да, он стар. Но сколько стариков живут с молодыми? Чем он хуже остальных? 
Она стала для него изгоем. Нет, это он стал для неё изгоем. Злость всё больше и больше овладевала им. Сознание уплыло в небытие, и он стал подчиняться только инстинктам. Он повернул голову в её сторону. Её лицо было спокойно, и, казалось излучало умиротворение. Но она вдруг поёжилась под его взглядом и ощутила подсознательный испуг, озноб, как будто ее вдруг охватил забытый страх. Она посмотрела на Франческо и ужаснулась при виде его перекошенного от злобы лица. Этого мимолётного ужаса ему вполне хватило, чтобы сжать руками её шею.

++++++++++++++++++

-Шею не сверни себе, - сказал Франческо, держа руками плечи Светланы.
-Отпусти меня… Пожалуйста… Я устала и мне надо отдохнуть.
-Отдохнуть? А что, ты с ним разве не отдохнула? -  он в очередной раз потряс её плечи.
У Светы начали наворачиваться слёзы от  усталости, которая  нахлынула после изнурительной езды на автомобиле из Рима в Милан, от обиды на Франческо, обращающего с ней очень жестоко, от тоски, потому что Саша далеко и защитить её он не в состоянии.
Почувствовав его губы на своей щеке, она отпрянула и задрожала. Все происходило настолько стремительно и быстро, что она не могла по-настоящему осмыслить своё положение. В ушах стоял шум работающего двигателя, перед глазами виднелась убегающая лента шоссе. Так  чувствует  себя  человек, который хочет немедленно лечь в постель, поджать ноги к подбородку, свернуться калачиком и, укутавшись одеялом согреться, уснуть, а все проблемы решить завтра.
     -Франческо, мы очень быстро ехали, пожалей меня. Я очень устала, - умоляла она, - давай поговорим завтра.
-Завтра? Скажи мне сразу. Скажи, уедешь ли ты... Чтобы я знал... Завтра может будет поздно…
     Она хотела ответить, что еще не знает этого, ведь ей нужны деньги, чтобы уехать, а их у неё нет. Но она не смогла. Она не смогла сказать неправду, когда он так смотрел на неё сквозь оболочки выпученных глаз. 
     -  Да,  - сказал она, - я уеду. Я больше не останусь  здесь. И ты должен понять меня.
Его лицо  оставалось  неподвижным. Но  внезапно оно перекосилось ужасной гримасой, словно гиена оскалилась на свою падаль-жертву. Он резко разжал пальцы на её плечах и  отпустил её. Скрестив руки она потёрла свои плечи, как будто хотела побыстрее унять боль. Франческо засунул руку в карман пиджака и презрительно посмотрел на неё:
-Тебе деньги нужны?
-Да нужны. Если ты мне одолжишь, я буду тебе благодарна…
-Одолжишь, - он покачал он головой, - теперь это так называется?
Вдруг ей показалось, что он совсем не такой как прежде. А впрочем, она всегда подмечала в нём его потаённый гнев. Только сегодня тайное обернулось явью. 
Он улыбнулся, но эта была вымученная улыбка. Будь она  повнимательнее, то заметила бы ухмылку. 
-Хорошо. Я тебе одолжу, - глухо сказал он и вытащил руку из кармана.
     -Что ты делаешь Франческо? -  она опустила глаза и увидела, что его рука сжимает…
++++++++++++++++++
    
Сжимая платочек, который он прижал к носу и вдыхал как свежий ветер её аромат жасмина, Потёмкин счастливый ехал домой, сбросив груз. Груз накопившейся усталости и переживаний, волнения и радости, любви и разлуки. Он хотел домой. Он очень хотел домой. Она приедет, и он будет с ней. Только с ней, потому что он любит её. Она приедет, он точно знает, что она приедет.
Водитель автобуса включил приёмник. В эфире была Эдит Пиаф со своей песней Le vagabond****.  Её пение очаровывало Потёмкина. Он даже не удивился, что Эдит Пиаф появилась как знамение, как предвестник чего-то.  Он принял  это как должное. Это ведь певица, песни которой связали их на всю жизнь.
Он улыбнулся, закрыл глаза и увидел не увиденные Альпы и впервые за путешествие уснул и спал очень крепко, как после тяжкого длительного перехода через Альпы. Альпы  они  проехали ночью. Но теперь он не жалел, что не увидел их наяву. Он их видел! И не важно, что во сне.
Он будет ждать её, ведь  она обещала приехать. Она обязательно приедет. Она любит его. Это здорово!
Рассеянно раскрыв газету, купленную вместе с «Комсомолкой» ещё перед поездкой в Италию в Минске и, пролежавшую без надобности в сумке на протяжении всего его итальянского турне. «Комсомолка» осталась там, в Италии, а эта у него. Он попытался что-нибудь просмотреть. Но буквы замирали в глазах и он так ничего не смог прочитать. Он бросил это бесполезное занятие, сложил газету вдвое  и положил её в сеточку-ячейку, закреплённую на спинке переднего сиденья. На газете через сеточку виднелась какая-то фотография девушки, а рядом курсивом была помещена информация. Какие-то слова были закрыты верёвочкой сетки-ячейки, но некоторые вполне можно было разобрать:
«Разыскивается Петрова Наталья Александровна, на вид 25-26 лет, ушла из дому… Была одета…».
Но он ничего не видел, ему не нужна была газета. Он думал только о ней, и думал о том, что не нужен ей этот старик, не нужна ей чужая Италия, не нужен ей роскошный Милан.

 ++++++++++++++++++

«Милан… В этом городе обнаружены тела супругов. Полицейские прибыли в дом на улице Джузеппе Меркали. После звонка владельца небольшого магазина, расположенного по соседству. Он сообщил в полицию, что супружеская пара, покупающая у него продукты ежедневно на протяжении нескольких  месяцев, уже несколько дней не появляется.
Прибывшие на место патрульные увидели, что автомобиль супругов находится на стоянке, телевизор и кондиционер работают. Стражи порядка взломали дверь и вошли в квартиру. Труп владельца квартиры лежал на полу в комнате, а тело его жены был найдено под кроватью со следами  крови. По прибытию скорой помощи, врачи обнаружили пульс у молодой женщины.
Молодая женщина, супруга шестидесятитрёхлетнего Франческо Тотти, прибывшая  год назад из России, была не известна полиции. Полиция подозревает, что в данном случае речь идет об убийстве и последующем самоубийстве, хотя проверяет и другие версии».

++++++++++++++++++

Прочитав эту последнюю хронику, смахнув слезу, ненароком появившуюся на дряблой щеке, седовласый старик, сидевший в сквере вздохнул, сложил газету, закрыл глаза, и подумал:
-Несчастные.  Эх, дела-то какие творятся в Италии.

*Итальянские дела
**Нострификация – признание диплома иностранного государства.
***Паспарту – специальная картонная рамка под фотографию или гравюру.
**** Бродяга
° Слова любви
Ноябрь 2006 –апрель 2007