Письмо

               

        Ближе к ночи, когда половина арестантов мирно храпела  на своих местах, менее заслуженные обитатели камеры, якобы охраняющие покой стариков, собрались у окна.
-Васюха, давай сюда! – один из дальних углов зашелестел  закрывающимися страницами книжки и в тусклом полумраке появился  щупленький паренек. Низенького роста, с белокурыми, вьющимися, как у ангела глазами и белой фарфоровой кожей, непропорционально большими, как у всех людей невысокого роста,  кистями и стопами. Поправив на переносице дужки невесть как выживших кругленьких очков, он, с достоинством королевского пажа направился к сокамерникам. Те, окружив куцый столик, наспех сколоченный из грубых  видавших виды досок, разложили перед собой чистые листы бумаги и, вооружившись ручками, ждали своего предводителя, шестью парами глаз наблюдая за  Васюхиным приближением. Литературно одаренный мальчик спасал всю камеру. Каждая петиция начальству, каждая малява на волю была им если не писана, то, по крайней мере, читана. Ну, и, конечно, Васек был неподражаем в деле написания лирических опусов. Никогда особо не распространяясь, в каком учебном заведении он нахватался такого тонкого знания тайных закоулков загадочной женской души, этот ангелоподобный  недоросль удивлял  взрослых  матерых мужиков глубиной проникновения в психику дам. Он легко находил нужные формулировки, исключительно к месту вставлял крылатые выражения и без труда контролировал общую нить повествования. Не было ему равных и по части  орфографии и грамматики. Зеки, в чьем послужном списке от силы было 3-4 класса  начальной школы, и в подметки не годились мальчишке, почти закончившему институт. Случайно обратившись к нему  однажды за помощью в правописании недоступного их пониманию слова "провокатор" и поняв, что малыш может не только правильно написать слово, но и поставить его на  самое удачное место в предложении, ребята обрадовались. Нужно ли говорить, что радость многократно увеличилась, стоило им получить ответ с воли от дамы, насмерть покоренной письмом, сочиненным Васьком. Щуплый на вид очкарик с невинными глазками дорогой куклы по праву занял вакантное место местного писаря, литературного критика и  вдохновенного  поэта. Народ, окруживший стол смиренно дождался пацаненка. Васек сел на свободное место и взмахнул рыжеватыми ресницами, как бабочка крыльями.
- Ну!
Парень со снисходительной, едва заметной улыбочкой покосился не нетерпеливого сокамерника, подпер подбородок  кулаками, и, мечтательно подняв глаза наверх, выдохнул:
- Значит, так…- Шесть голов опустили носы к бумажным листкам.
…Любимая моя!….
-А «здравствуй» надо? – поднялась одна из голов,  развернувшись в сторону творца, но его «нет» утонуло в  дружном циканье со всех сторон. –Ну, молчу, молчу! – и, недоуменно пошевелив  клокастыми бровями, снова уткнулась носом в письмо.
"…Любимая моя…Моя маленькая девочка! Ты вошла в мою жизнь гораздо раньше, чем мы с тобой познакомились. Когда-то давно я придумал тебя. Уже не помню, что  за беда со мной приключилась в то время, но, почувствовав себя одиноким, никому не нужным в этом огромном холодном мире, я, тогда совсем маленький пацан, закрыв глаза, вдруг почувствовал твое присутствие. Нет, я не сошел с ума, я прекрасно понимал, что никого рядом нет, но, если б меня попросили объяснить, я бы рассказал, как ты выглядишь, какие у тебя  бездонные глаза и какие густые волосы, какие тонкие пальцы и какая пленительная улыбка, какая бархатная кожа… Я даже знал, чем она пахнет, честное слово…"
-Ыгы – загоготала другая голова, с безобразным рваным шрамом на лысой черепушке – Сексом, чем еще может пахнуть баба -  просмеявшись пару минут, компания вновь опустила  носы в свои листы.
"…Сколько раз я, закрывая глаза, представлял, как обнимаю тебя. Как , едва сдерживая головокружение, обхватываю твои плечи… Чувствую , как мою шею обвивают твои тонкие ручки… И от этих невесомых  твоих прикосновений, еле уловимых, и испуганных и страстных одновременно, потихоньку схожу с ума, забывая обо всем, что сейчас находится вокруг меня. Я , как та девочка в сумасшедшей сказке, лечу куда-то, не понимая, куда, вдыхая  терпковатый запах твоих волос, ощущая тепло твоих губ на своей щеке, слушая твой шепот, задыхающийся от счастья…И понимаю, что это действительно счастье – просто быть рядом с тобой. Я уже не говорю о счастье смотреть на тебя…Я уже не говорю о счастье  прикасаться к тебе… Я уже не говорю…"
-Васек! - не выдерживает еще один, коричневй от прокуренного воздуха  камеры дедок, с двумя сохранившимися передними резцами,  гордо  выпирающими из сухих потресканных губ, как скалы из прибрежных волн – кончай сопли развозить! Давай по существу! – недовольство его быстро остывает, успокоенное резким, почти незаметным глазу ударом острого локтя под ребра.  Хватая воздух огромными глотками, дедок разворачивается к обидчику, молодому здоровому парню, размером с платяной шкаф и пытается замахнуться на него костлявым кулаком. Попытка обрубается на корню: парень в секунды скручивает руки малохольного забияки за спиной, выставляя его в почти неприличной позе, легонько дает коленом под зад, отчего дед летит навстречу столешнице, рассаживая лоб в кровь  о неструганые доски. Испуганно и зло косясь на обидчика, будучи остановлен криками окружающих, он размазывает  кровь по  лицу, выплевывая длинные сложносопряженные предложения, состоящие из смеси ненормативной лексики и лагерного жаргона.
-Еще хорошо, что бумагу не испортил! – шипит он, но плечистый молодой человек, явно иронизируя, делает обманный жест кулаком навстречу носу противника. И дедок трусливо замолкает, подчиняясь силе.
 "… Ты всегда была со мной, в самые трудные минуты образ твой, как образ мадонны, смотрел на меня откуда-то из будущего, и, даже, не говоря  ни слова,  заставляла верить меня в то, что  я живу не зря. Что,  пройдя через всю грязь и пошлость, будучи не раз обманут близкими и предан друзьями,  когда-нибудь я  обязательно встречу тебя: случайно, как это и бывает с самыми важными событиями в жизни…"
     Васек замолчал, почесывая белобрысый загривок и стреляя глазами под потолком в поисках новых идей. Народ послушно ждал. Тишина, повисшая в тяжелом воздухе камеры не особо способствовала вдохновению. Пользуясь паузой, писари занимались, кто чем может: кто-то ковырял в гнилых зубах,  кто-то чесал покусанную клопами ягодицу, кто-то с удовольствием зевал, закрывая ртом все оставшиеся черты лица. Раздался треск нар и пространство камеры, как цунами, окатила волна переливистого храпа, от которой затряслись даже табуретки на полу и аллюминиевые стаканы на столе.
- О! - Обрадовался Васек, подпрынув на месте и открыл рот:
"…Каждую ночь, закрывая  глаза и засыпая в чужой  неуютной постели, объятый холодом,  я представляю тепло твоих плеч и твоих рук, и  таю в придуманной неге, в воображаемой  сказке,так далекой от моей настоящей жизни. Ты снишься мне: то светлым облаком, укрывающим меня от глаз врагов, то теплым дождем, легонько прикасающимся к моему лицу, то свежим ветерком, сметающим с моих плеч горести. А иногда такой, как на самом деле: земной, из плоти и крови,  вызывающей влечение, обдающей жаром, гибкой, податливой, стонущей от невыразимого словами желания. В моих снах мы свободны и счастливы. Как две птицы в небе, летящие навстречу раю,  мы рассекаем крыльями голубое небо и наслаждаемся жизнью…
…Любимая… Минуты, проведенные вдали от тебя я никогда не назову счастливыми…
Быть с тобой… Каждый день видеть тебя…Следить за тем, как ты одеваешься по утрам, как красишь губы и причесываешь волосы…Как буднично, привычно твои ручки перебирают платья в шкафу, как, морщась ты пролистываешь их одно за другим, не находя оптимального варианта для сегодняшнего выхода…Как, надув губки и опершись ручкой на дверцу заваленного тряпками шкапа, обиженно заявляешь, что  тебе вечно нечего надеть…Если б ты знала, какая ты…"
-Д-дура!!!- с выражением выпаливает стриженый клоками невысокого росточка зэк с красными глазами и впалыми щеками. Его скелет обтянут кожей не очень плотно, при каждом вдохе она втягивается во всевозможные полости: надключичные ямки, в глубокую впадину посередине шеи, в межреберные промежутки – Ддура! - С удовольствием повторяет он и в его глазах загораются жестокие злые огоньки – Моя такой и была! Попалась бы мне сейчас, я и  второй раз бы ее с таким удовольствием задушил…- шипит он – ззарраза…
Васек  в припадке вдохновения не обращает внимания на ремарки:
"…Нежная моя! Знай! Нет на свете существа, которое меня понимает так как ты! Нет на свете никого дороже тебя! Никого светлее тебя! Ради тебя я вытерплю муки, предначертанные мне коварной судьбой! Назло всем, кто хотел посмеяться надо мной, назло тем, кто не верил, что настоящая любовь может творить чудеса! Фея моя! Спокойной ночи! Приятных сновидений!  Пусть ангелы охраняют твой сон, целуя тебя в губы! Обязательно настанет день, когда , войдя в твой дом на рассвете, в губы тебя поцелую я…"
Васек, никем не прерываемый,  подумал еще минутку. Потом обвел окружающих просветленным взглядом, хлопнул шикарными ресницами и смущенно улыбнулся:
-Все!
Народ , деловито посапывая, стал сворачивать тетрадные листы, исписанные корявым почерком, запихивать их в конверты и зализывать клеевые полоски, нежно дыша на конверты смесью запаха испорченных зубов, туберкулезных легких и нерасстраченной тоски по женскому телу.