Памятник при жизни или какой свекровью я хотела бы

     На вопросы  о свекрови  на работе я всегда абсолютно искренне отвечала, что поставила бы ей памятник при жизни. Мне недоверчиво улыбались, и я   выслушивала многочисленные истории о коварстве свекровей всех мастей. Скептицизм моих коллег усилился после развода, что вполне понятно, но что я могла поделать, если моя свекровь даже после этого все равно по субботам приходила к нам, то с цыпленком, то с килограммом колбасы, что в те времена было подвигом. А, когда я однажды уехала в командировку, и она два дня жила с моими сыновьями, убрав всю квартиру, вплоть до выстиранных половых тряпок и приготовленного на три дня вперед вкусного обеда?
   Моя свекровь была прекрасной хозяйкой и потрясающе готовила. Застолья по праздникам в ее доме можно описывать, как кулинарные пиры: салаты трех-четырех видов, селедка под шубой, холодец, пироги мясные, с капустой, рыбные, жареная курица, фаршированная рыба, гусиные шейки, мясо по-французски или запеченная курица, три вида тортов, штрудели, рулеты. И все в изобилии. Прожив с ней под одной крышей два года до получения квартиры, я многому у нее научилась. Кроме терпения и терпимости, пожалуй. Во время моих ссор с ее сыном, она меня учила: " Дина, тебе надо быть хитрее, ты же женщина. Промолчи, а потом сделай все по-своему..." Увы, у меня не получилось. И у меня ни разу не получился торт наполеон по ее рецепту так, как он получался у нее. Правда фаршированную рыбу я делаю почти так же вкусно. Но вести дом мудро и споро, как это делала она, я так и не научилась. Наверное, слишком ленива и неорганизована.
   Но настоящее признание моя свекровь у коллег заслужила, когда в самые тяжелые годы, свекровь из Америки одевала и подкармливала нас в самые нужные моменты, а я приходила на работу в американских одежках. Я никогда не забуду, как однажды, когда мы сидели с детьми на кухне перед пустым холодильником, в кошельке было пусто, и я варила надоевшую овсянку, вдруг раздался телефонный звонок. А через час какой-то юноша привез нам две полные сумки продуктов !!! Я  не буду перечислять всего, что в них было. но поверьте, это был рог изобилия по тем временам, когда у нас все было по талонам. Оказывается, в годы перестройки в Америке  для эмигрантов из СССР какая-то частная компания придумала услугу - за 50 долларов можно было отправить продуктовую посылку родственникам. Надо было только на каком-то бланке после проверки документов написать несколько строк, подтверждающих получение посылки. Роза Наумовна умудрялась пересылать нам вещевые посылки через какие-то баптисткие церковные общества. И одежда всегда была по размеру моим подрастающим сыновьям. Мы с ней активно переписывались. Я подробно описывала нашу жизнь, успехи, проказы детей. Она не менее подробно описывала свою новую жизнь, подтверждая написанное прекрасными фотографиями.
   А теперь подробнее о судьбе моей дорогой свекрови. Роза Наумовна Фридман родилась в Минске в 1929 году в семье известного в городе фотографа. Когда началась война, отца расстреляли почти сразу, а она вместе с матерью и старше на пару лет сестрой оказалась в гетто. Свекровь никогда об этом не рассказывала, как и многие, пережившие войну, не любят это вспоминать. Все, что сейчас пишу, я узнала от бывшего мужа и от ее двоюродной сестры, которая тоже чудом выжила. Семью тети Ани Путан, дочери известного врача, никто из соседей не выдал. Почти каждый день из гетто уводили людей. Когда пришли за ними, мать заставила Розу притвориться больной. Больше она своих родных не видела. Оставшись одна, Роза Наумовна  уговорила какую-то подружку бежать. Подруга испугалась трудностей и вернулась назад через пару дней, а Роза дошла, пробираясь по ночам, и прячась в лесах, почти до Гомеля. Там она набрела на какой-то партизанский отряд, в который ее - тринадцатилетнюю девчонку, - взяли не очень охотно. Но, если не воевать, то стирать и готовить кому-то тоже было нужно. Вернувшись после войны в Минск, она нашла своего вернувшегося с фронта дядю. Восемь человек уцелевших родственников ютились в одной комнате. Но дядя заставил ее закончить школу и поступить на химфак университета. Роза Наумовна всегда была очень красивой женщиной- брюнеткой с огромными карими глазами, а уж в молодости и говорить нечего. Дядя, человек, видимо, по-житейски мудрый, выдал ее замуж за капитана, который вернулся с войны, а его дом с женой и сыном разбомбили еще в начале войны. Но ему, как женатому фронтовику дали двухкомнатную квартиру в новом доме в самом центре Минска на площади Победы. Разница в возрасте было огромной, о большой любви, видимо, речи не было, но надо было выживать. Мой свекр был очень порядочным человеком, прослужившим всю войну в канцелярии при штабе, а в мирное время старшим бухгалтером в каком-то стройтресте, кажется. Когда я вышла замуж и переехала в Минск, он был уже на пенсии. А моя свекровь была заведующей лаборатории Гидрометцентра. Казалось бы, начальница, а я точно знаю, что большую часть работы делала она сама. За это, легкий характер и доброту ее очень любили сотрудники. Много лет спустя я встретила на остановке ее коллегу, которая рассказала, что на каком-то торжественном вечере в честь дня Пожилых людей у них в управлении, из всех пенсионеров, добром вспоминали только ее.
   Овдовев, свекровь со временем переехала в Америку с семьей дочери. Но перед отъездом она оформляла документы на получение пенсии, которую правительство Германии стало выплачивать немногочисленным выживщим узникам концлагерей и гетто. Я была поражена цинизмом наших властей, которым надо было доказать нахождение в гетто, отыскав двух живых свидетелей этого ужаса. Слава богу, нашлись два живых старичка, которые смогли подтвердить ее слова о том, что она лишилась семьи в гетто. Плюс к этому надо было заплатить  по тем временам очень солидную сумму за оформление этих документов. За что государство получало тогда деньги от узников концлагерей и гетто? За то, что тринадцатилетняя девочка, потеряла отца, растрелянного на ее глазах, а затем и мать с сестрой? И выжила, сбежав из этого ужаса в партизанский отряд? Или жаба душила, что эти старики с искалеченными войной судьбами будут оставшуюся недолгую жизнь получать по 300 марок в месяц? Хотела бы я, чтобы чиновники, придумавшие такое получение государственного дохода, сами пережили хоть малую толику тех страданий!
   Роза Наумовна  прожила в эмиграции 10 лет. И я очень рада, что хоть десять лет своей трудной и трудовой жизни она прожила в прекрасных человеческих условиях. В двухэтажном красивом доме, где у нее была своя комната, уставленная фотографиями внуков. Что она каждую неделю ездила за качественными продуктами в супермаркет, о чем с гордостью мне писала. Она описывала свою красивую огромную кухню,большие холодильники, подвал-прачечную, подкрепляя все это красочными фотографиями. Свои роскошные шторы и ковры. В молодости, читая об этом, я немного посмеивалась в душе. Но сейчас, получая пенсию меньше 200 долларов и живя в квартире, на ремонт которой деньги надо копить годами, а мебель поменять вообще нереально, я очень бы хотела жить в таких же прекрасных условиях. Поэтому я очень рада за нее, что хоть остаток жизни она  провела по-человечески.
   Роза Наумовна в Америке быстро обросла друзьями. С тремя подругами она бегала(!!!) по утрам. А педагог по английскому языку, молодая американка, переехав в Чикаго, тут же пригласила ее в гости, оплатив проезд в оба конца. По рассказам бывшего мужа, врачи, лечившие ее от рака, понимали ее плохой английский с полуслова и поражались ее мужеству. Смертельно больная, она звонила мне, чтобы поддержать в трудную минуту. Я рыдала, повесив трубку. Это был наш последний разговор, и знаменательно, что именно она меня утешала и поддерживала! Я бы очень хотела побывать на ее могиле, положить цветы. Постоять, помолчать, мысленно рассказывая ей о том, что с нами за эти годы произошло. И еще я всегда буду помнить ее глаза. Красивые, выразительные, но с какой-то вечной тревогой в глазах. Как будто постоянно вопрошающих, все ли в порядке у ее любимых людей? И смею надеяться, что в число этих людей входила и я - мать ее внуков. Уверена, что она чувствовала и знала, что я ее очень люблю. И как мудрая женщина, многое мне прощала. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь стать такой же свекровью, но мне бы очень этого хотелось. И, увы, врядли я когда-нибудь поеду в Америку и попаду на ее могилу. Но я попыталась создать ей хотя бы такой вот памятник...