Глобы 22. В гостях у Лира

22. В гостях у Лира

Идеал был совсем рядом,  я всегда его видел, слышал, жил им, его атмосферой – и другого мира никогда не знал. Но в душах людей прошлого он наступит не скоро. Мир избавится от многого лишнего.
В Красном городе полные прилавки товаров без продавцов. У людей есть все, что им надо! И все же, как недалеки те варварские  времена, когда за буханку хлеба сажали на каторгу. Я плачу, всегда вспоминая Жана Вальжана. Теперь хлеба бери, сколько хочешь. Сколько унесешь – столько бери. Наш мир дает все, человек не должен быть голоден! Бери! На прилавках все твое – столько, сколько унесешь, сколько влезет в твою сумку! А бедный Вальжан за одну буханку хлеба для голодных детей столько лет просидел на каторге. Неужели Виктор Гюго жил в такие дикие времена?!
- Не грусти, - вдруг обратился ко мне Яша, - вернется к тебе твоя Даша.
- А вы думаете, она где-то близко?
- Где бы она ни была – она к тебе вернется. – Люди всегда тянутся друг к другу, только глобы их разлучают.
- Зачем они это делают?
- Они хотят, чтобы мир почувствовал свое бессилие перед ними. А одиноким людям очень тяжело бороться с глобальным злом.
- Ах, дядя Яша, дядя Яша, какой вы все-таки до странностей добрый человек. Если нашему идеальному миру еще добавить чуточку вышей души, то он еще бы стал идеальнее.
- Душа не сахар, ее в чай не добавишь. Ничем не подсластишь нашу жизнь искусственно, если она несладкая.
- Когда попадаешь в прошлое, всегда так кажется. Но у меня было такое радостное будущее.
- И было, и будет. Живое будущее всегда только зарождается, но не успеешь вдохнуть его сладкие ароматы, как оно уже становится прошлым.
Яша помолчал, а затем вдруг сказал:
- Здесь недалеко на даче живет мой добрый знакомый Лир. Он слепой музыкант. И видит прекрасный мир гармонии в самом себе. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?
Темный, патриархальный мир, слепые музыканты - и Гармония. И все-таки интересно: через какие темные подвалы  прошлое выбиралось к своему светлому будущему?
Яша взял банку с рыбками и выпустил их в реку.
- Пусть живут, - сказал он, - их темная свобода им дороже того светлого мира, который они сейчас открыли для себя, попав в банку.

Странными дорожками меня повел Яша. Они все поросли лопухами, колючками да лебедой. Мы пробирались по узким тропинкам между дырявых заборов, то из гнилых, почерневших от времени досок, то ржавой, колючей проволоки. В одном месте нас чуть  не покусал  лохматый  черный барбос с облезлым хвостом. Но мы вовремя успели взобраться на сарай. Когда мы спрыгнули с него, то оказались в милом дворике, благоухающем садовыми цветами. Я увидел дачу с белой верандой, там сидели люди и разговаривали.
- Тише, - прошептал мне Яша. – это Лир что-то рассказывает своей матери.
Он меня затянул за куст сирени, и мы стали прислушиваться.
- Ведь Ая так любила музыку, так любила, - слышался очень мягкий и печальный мужской голос. – «Научи меня», - однажды она сказала мне. – «Конечно, Ая. Ведь это так просто. Особенно для такого ангела как ты, с такой доброй душой». Но как только я стал ее учить, вдруг услышал, как она тяжело вздохнула. Ая отложила гитару. Подошла слабыми шагами к окну. Я подумал, что она вот-вот упадет в обморок. «Что с тобой, Ая?» «Я так не могу». «Почему?» «Я хочу по самоучителю. Это так трудно по слуху. Большинство людей способно играть только по нотам». «Боже мой, что стало с людьми? - подумал я. – Они не умеют слушать музыку. У них все делается по простой ясной методике. Но настоящего мира звуков они не хотят открыть, а без этого невозможно увидеть музыку! О, мама, этот мир номер два такой хрупкий, словно воздушный шарик, который сейчас лопнет». «Прости меня, Ая! Я не буду тебя больше учить», - сказал я ей тогда. А она все равно ушла от меня. «Мама, быть может она ушла потому, что не сумела увидеть мир моих звуков глазами?»
- Скорее всего, что не сумела.
- Тогда я совсем одинок на этом свете и мне остается только мир номер один.
- Про какой это мир номер один Лир говорит? - пожал плечами Яша, выходя из-за куста.
Женщина на веранде его заметила и вышла на крыльцо.
- Как хорошо, Яша, что вы к нам пришли. Лир в последние дни совсем не в себе, гитару в руки не берет и все про какой-то темный мир думает.
- Про светлый, мама, очень светлый, - поправил Лир свою мать.
- Яркость мира от настроения зависит, Людмила Михайловна.
Мы поднялись на крыльцо. Оказавшись на веранде, и посматривая, куда бы присесть, Яша вдруг нечаянно задел рукой гитару, которая  стояла как сиротливое дитя, возле стенки. Гитара грохнулась и издала ужаснейший диссонанс. Лир поморщился, сжал губы, но промолчал.
- Что же это она у тебя совершенно расстроенная? - пробурчал Яша. – Да и не ставил ты ее при моей памяти возле стены.
Я поднял гитару. На ней было выгравировано имя какого-то испанского мастера. Гитара была старая, с потертыми ладами. «Интересно, как она звучит? - подумал я, вспоминая, что когда-то, а может, и теперь, очень ценились старинные инструменты.
- Я, Яша, больше не возьму ее в руки, - сказал Лир.
Он не поворачивал голову в нашу сторону, а сидел спиной, как бы отвернувшись от нас, поэтому я его видел только в профиль.
- У меня уже совсем голова кругом ходит оттого, что творится в этом мире, - проговорил Яша.
Он пристроился на маленькую табуретку в углу той стены, к которой было обращено лицо Лира. А я стоял с гитарой посреди веранды и не знал, куда ее положить. Меня выручила Людмила Михайловна, она молча взяла у меня гитару и  исчезла вместе с ней за белой дверью.
- Ты с кем пришел, Яша? – прервал молчание Лир.
- Это Вилен. Он юн и прекрасен как Орфей, только не поет.
- Он с нашего мира?
- Да нет, почти с идеального.
При этих словах Лир обернулся и провел слепыми глазами по веранде.
- Как жаль, что я не вижу, как бы в эти минуты я хотел видеть. Яша, возьми стул, на котором сидела мама, поставь его поближе ко мне, - Лир вздохнул. – Присядь, Вилен. Я тебя все эти дни ждал. Ты, правда, с идеала?
Я сел возле него, он поискал и нашел мою руку.
- Что же ты так глубоко дышишь и ничего не говоришь?
- Да, я с идеала, - ответил я тихо.
 - Как я рад. Как я рад. Скажи, у вас там все, все зрячие?
- Все. В нашем городке все прекрасно и зорко видят.
- Ах, как хорошо. А он, далеко – идеальный город?
- Да, пожалуй, совсем рядом. В двух километрах от старой церквушки.
- От старой церквушки? Почему же я раньше ничего про твой город не слышал?
Лир все время ощупывал мои пальцы, чтобы вновь и вновь убедиться, что я реальный.
- Отчего только теперь, на третьем десятке я открыл настоящий мир.
Волосы у Лира были черные, вьющиеся, до плеч. Губы тонкие, бледные, а нос маленький и острый – с его лица можно было бы рисовать древнего пророка.
 Лир вдруг поднялся, приблизился к кирпичной стене и, ударяя ее кулаками, вверял ей свою боль:
- Уйти, уйти в лучший мир, где нет земных мелодий, а есть только божественные звуки. Уйти от всего! Замкнуться! Только надежда на Бога и никаких больше темных погасших звезд на небе.
Тут я заметил, что Людмила Михайловна стоит в дверях и смотрит на Яшу.
- Что, что с ним происходит? – спросила она.
- Это, должно быть,  глобы.
- Кто? – не поняла мать.
- Глобы посетили Лира.
- Глобы? Они из мира №1? Из мира, где все зрячие, где не бывает слепых? Неужели этот мир рядом? Неужели земля теперь будет только светлой и полной солнца?
- Глобы посетили Лира. Они внушили ему, что наш мир – это мир№2. Что есть мир №1. Вечный. И им управляют глобы, - говорил Яша, глядя прямо в глаза матери Лира. – Они теперь постоянно будут вмешиваться в сознание людей. Надо спешить. Иначе глобы добьются своего. И в душе его громко и многозначительно повторялось бесконечным эхом: «Надо спешить, надо спешить».