Отражения...

Поэзию Александра Блока проходят в школе, впрочем, как и мегапрозу Льва Толстого, но, если постичь масштаб и гений "зеркала русской революции" мне случилось еще очень не скоро, то интерес к поэзии появился после одной случайной встречи и все началось с Александра Блока. Вообще, поэзию я не любил, точнее не ценил, то есть, отдавая должное мастерству великих авторов, мне казалось, что в угоду размеру и динамике, а особенно рифме, поэт вынужден подбирать синонимы тем словам, которые первыми приходят в голову и от этого смысл написанного искажается и не вполне адекватен тому, что поэт переживает. Иначе говоря, стихи это красиво, но проза это точность.

Давно это было, но запомнилось почему-то хорошо.
Досрочно сдав несколько экзаменов во время зимней сессии я и два моих однокурсника как-то совершенно спонтанно решили съездить в тогда ещё советскую Прибалтику. Как говорится, пацан сказал - пацан сделал! На пероне Рижского вокзала мороженщица торговала замороженными дольками ананасов и мы купили три килограмовых пакета. Железнодорожный билет с пятидесятипроцентной скидкой по студенческому билету стоил рубля четыре или пять, плацкартный вагон натопленый до духоты, гомон людей, умащивающих свой багаж на третьи полки, веселая такая атмосфера эвакуации на запад. Ананасы начали таять, а пакеты протекать. Через полчаса, когда поезд уже мчался в сторону Волоколамска, запах анансов заполнил весь вагон и с этим ничего нельзя было поделать, окна "закрыты на зиму", а в тамбуре всегда накурено. Впрочем никто не жаловался, а когда притушили свет, атмосфера стала почти новогодней. Стоянка в Ржеве три минуты, на пероне, в столбе света, раскачивающегося на ветру и с электрическим треском мерцающего фонаря, косая штриховка из дождя и снега. В тамбуре, в открытую дверь курит пожилой мужчина, он аккуратно одет - костюм-тройка, белая рубашка, темно-бордовый галстук. Я встаю напротив, достаю сигарету, он достает зажигалку и дает мне подкурить, я затягиваясь благодарно ему киваю. Газовая зажигалка по тем временам вещица редкая, скорее пафосная, чем функциональная.
- Подарок, отвечает мне он на не заданный вопрос.
- Что?, переспрашиваю я.
- Жена подарила зажигалку, поясняет он, бывшая...
Мы оба смотрим на фонарь, как ветер играет дождем и снегом. Проводница поднимается в вагон и начинает складывать лестницу. Мы выбрасываем сигареты в проем между вагоном и пероном, последний взгляд на фонарь и школьное образование услужливо вытаскивает из памяти строчку: "Ночь, улица, фонарь, аптека..." в полголоса декламирую я входя в вагон.
- Любите Блока?, спрашивает мой новый знакомый.
- Нет, честно отвечаю я, просто мне кажется, что когда он писал это стихотворение, то имел в виду примерно такой фонарь.
- Блок имел в виду совершенно конкретный фонарь, он вообще был очень конкретный в своих стихах, мы прошли через вагон, пропахший ананасами, не сговариваясь вошли в нерабочий тамбур и снова закурили.
- Блок жил на Петроградской стороне и очень любил этот район города. Раньше там был высокий деревянный мост через Малую Невку, который ввиду его удаленности от центра не охранялся нарядом полиции и в этой связи был излюбленным местом для людей решивших покончить жизнь самоубийством. На берегу, рядом с мостом, располагалась аптека, "аптека самоубийц", в ней оказывали первую помощь несчастным чья попытка не оказалась успешной. Чтобы аптеку было видно издалека в витрине стояли громадные бутыли с жидкостями разного цвета за которыми по ночам зажигали керосиновые лампы. В реке отражалось перевернутое изображение разноцветной аптечной витрины и фонаря, стоявшего у въезда на мост. Стихотворение Блока состоит из двух четверостиший разделенных пробелом и этот пробел, как своего рода ось симметрии... Как берег Малой Невки разделяет реальную жизнь с реальной аптекой и фонарем на мосту с их же мертвым отражением в воде. Гениальное по содержанию и форме, точнее построению... Бессмысленность действия, все повторится, всё тоже самое, и после смерти, "исхода нет".

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.

Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

Я совершенно ясно представил себе дореволюционный Питер, деревянный мост, фонарь, аптеку на берегу с подсвеченными разноцветными бутылями, даже несчастного на мосту разглядел. Он стоял неподвижно, облокотившись на перила и смотрел в воду, света фонаря не хватало и иногда мое сознание убирало эту нескладую фигурку в тощем пальтишке с растрепанными балтийским ветром длинными волосами.
- Впечатляет!, сказал я, вынырнув из образа. - Однако, если не знать всю эту историю с мостом, аптекой, то... просто хорошее стихотворение получается, не более. - Визуализации не хватает.
- У Блока сама стихотворная композиция, само построение стиха, одновременно является иллюстрацией к нему.
- То есть третье четворостишие, если и подойдет по смыслу, то разрушит всю мистику произведения?
- Ну, примерно так...
- И что, у Блока все стихи такие?
- Какие, такие? - У Блока все упомянутые места имеют точные адреса. - Вся боль и страдания пережитые!
- И этот мост, и аптека до сих пор существуют?
- Существуют. - Только мост теперь из железобетона, набережную тоже подняли и окна аптеки оказались наполовину под землей...
- То есть теперь отражения в воде нет?
- Теперь и аптеки в этом доме нет...
Он прислонился лбом к оконному стеклу, мимо пролетали огоньки ночных полустанков, звенели и тревожно перемигивались светофоры на переездах. Я достал сигарету, он чиркнул зажигалкой. Мне было неловко, что человек значительно старше меня уже который раз как-будто прислуживает мне.
- Дорогой подарок! - сказал я кивнув на зажигалку.
- Дорогой... дорогая... - Вот газ закончится и выкину!