Дождь

Эндрю вышел из офиса, когда за окном уже начинало темнеть. Он проделал свой обычный путь – по пустому, ярко освещенному коридору, их большого, в 8 тысяч квадратных футов, департамента, пересек куполообразную комнату приемной, с белым дугообразным столом, прилепившемся к стене-хорде, и вышел к шахте северного лифта.

Последние два месяца Эндрю уходил гораздо позже всех. Отдел лихорадило, и увольнения сыпались одно за другим. Он старался не смотреть, когда возле его кюбикла проходил кто-то в сопровождении охранника фирмы, с картонным ящиком в руках. Только во время обеда он узнавал, кто это был.

Вчера это был Джек. Два года назад они были вместе зачислены в этот отдел. В один и тот же день.

Эндрю не мог потерять работу в это турбулентное время и поэтому каждый день имел неоплачиваемые сверхурочные. Может, это его и спасало. Он просыпался в стрессе, приходил на работу и опутывал нервами свой компьютер, а вечером покидал офис унося стресс с собой, не расплескав ни капли. Стресс отныне бежал по его венам, попадал в сердце, и закачивался дальше – в артерии.

В лифте он нажал кнопку цокольного этажа. Под ним было 18 однотипных уровней. Или 50 метров. Или 3 секунды свободного падения, в случае, если вместо лифта он выбрал бы земное притяжение. Он слышал, что некоторые японцы иногда спускаются на землю прямо из высоких окон своих офисов. Когда их сердце уже не в состоянии перекачивать стресс. Сердцу, которое не перекачивает стресс, лифт не нужен.

Прозрачная стенка напротив закрывшейся за ним двери, позволяла видеть, как быстро этажи сменяют друг друга, и отслеживать свое перемещение к основанию огромного, наполненного светом, цилиндра их центрального вестибюля, который насквозь пробивал здание изнутри и возносился прямо под крозрачный купол крыши. Он также видел, что вместе с ним вниз мчится такая же капсюльная комета-лифт, с южной стороны. Этот лифт, в котором виднелась фигура человека, был словно отражение его полета.

Южный лифт прибыл на несколько секунд раньше. Когда двери перед Эндрю раскрылись, он увидел со спины стройную, высокую девушку, с короткой стрижкой, направлявшуюся к выходу. Эндрю тоже устремился вперед, через просторный холл, но по другой стороне треугольника, в остроугольной вершине которого размещалась вращающаяся дверь на улицу.

Они подошли к двери практически одновременно. Она на секунду обернулась и привычно улыбнулась, как это сделал бы любой служащий в их компании. Он улыбнулся в ответ. Это были симметричные улыбки людей, у которых был только один выход. Они были похожи во всем. Он на мгновение забыл о своей депрессии. И захотел, чтобы на улице пошел дождь, и чтобы они остались внутри, возле двери, пережидать его. И чтобы она назвала свое имя, и после этого все другие названия потеряли свой смысл.

И на улице не пошел дождь, и они не остались внутри, возле двери, пережидать его. И она не назвала свое имя, и все названия сохранили свой смысл.

Девушка вышла на улицу и повернула направо, за угол дома.

Эндрю свернул в левую сторону, к метро.

Он шел и думал о том, какая в принципе разница, что за дрянь течет в его сосудах, если дома, в его маленьком апартменте, его ждет полбутылки виски – доля, оставленная им вчера на сегодня. Полбутылки, которые дадут ему на время пропуск в совсем другой мир. Без названий. Туда, где всегда идет дождь.