Возвращение опального писателя

Александр Хазин. Возвращение Онегина. /»Аврора», 1990, № 12 с.55.

Фото.Шумит державная Нева.

Предисловие.
Впервые фрагменты  сатирической поэмы "Возвращение Онегина" о  послевоенной жизни в городе были опубликованы в журнале   "Ленинград" (1946 год № 10) в разделе "Литературные пародии". Сатира писателя была названа А.Ждановым  пасквилем и стала поводом для включения  в партийное постановление 1946 года "О журналах "Звезда" и "Ленинград". Для писателя это означало запрет на публикации. Краткие сведения о биографии из сети.
Александр Абрамович Хазин (1912-1976) родился в Бердичеве, с начала 30-х годов начал публиковать свои стихи. В 1934 году был принят в Союз писателей СССР. В 1939 году он окончил Электротехнический институт в Харькове. В годы Великой Отечественной войны был корреспондентом фронтовой газеты. С 1946 года жил и работал в Ленинграде.
Только спустя четыре десятилетия (уже после смерти писателя) редакция малоформатного ленинградского журнала «Аврора»(1989 № 7)  опубликовала роман Хазина «И.О.». Редактор журнала Э.Шевелев посчитал, что роман не потерял своей актуальности, и назвал свое предисловие к публикации «Цена опоздания». Читатели с одобрением встретили это начинание по воскрешению забытого писатели и просили продолжать печатать его произведения. Так, в 12 номере журнала «Аврора» в 1990 г появилось  опальное сочинение – «Возвращение Онегина». Причем, не фрагменты, а, видимо, полностью. Авторскую рукопись сохранили и представили сын писателя Михаил Александрович Хазин и Игорь Михайлович Красиков. Итак, читаем главу одиннадцатую.

1. Уходят дни, минуют сроки,
Друзья, но сейчас опять
Бывает пушкинские строки
Приятно нам перечитать.
И вот, как будто из тумана,
К нам сходит со страниц романа
Онегин – друг наш молодой.
Давай, читатель, мы с тобой
Пойдем туда куда Евгений
Нас вдруг незримо поведет;
Прими, читатель, этот плод
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет,
Как некогда сказал поэт.



2. Перед Онегиным, как прежде,
Из шума утренних забот
В суровой каменной одежде
Знакомый город предстает.
Идет Евгений пораженный,
А Ленинград неугомонный
Уже приветствует его,
Младого друга своего.
Вот сад, где юностью мятежной
Бродил Онегин. Вот едва
Шумит державная Нева,
Бия волной в гранит прибрежный,
И вновь сверкает без чехла
Адмиралтейская игла.

3. Приятен нашему герою
Былой отечественный дым.
Блистая золотой главою,
Стоит Исакий перед ним.
Вот он – тот уголок заветный,
Где снова вздыблен Всадник медный,
Где в окруженьи нянь и мам
Гуляют дети по утрам.
Где небо синего сиянье,
Где воздух радостен и чист,
И где восторженный турист
Назначит девушке свиданье –
И пошет на скале углем:
«Здесь были с Катей мы вдвоем».

4. У друга нашего немало
Забот и неотложных дел,
Но, как положено, сначала
Идет Онегин в Жилотдел.
О, здесь моя бессильна лира,
Здесь музы требуют Шекспира,
И я там был, и я страдал,
И я там горя похлебал.
Вот он стоит с надеждой зыбкой,
Наивный пушкинский чудак,
Его же вопрошают так,
С весьма сочувственной улыбкой:
– Где вызов ваш и где наряд,
Как вы попали в Ленинград?



5. Затем вопрос поставлен твердо:
– Где проживали раньше вы?
Онегин отвечает гордо:
– Родился на брегах Невы.
– В каком прописаны вы доме?
– Описан я в четвертом томе,
И описав меня, поэт
Не дал мне справки...
– Справки нет?!! –
Спросил уныло голос женский.
– Тогда помочь не можем вам,
Сегодня вы явились к нам,
А там придет товарищ Ленский,
Приедет bell-Татиана,
Вас много там, а я одна.


6. Пока знакомил я, читатель,
Тебя с Онегиным моим,
Устал немного мой приятель.
Мы вновь последуем за ним.
Вот, жаждой истины влекомый,
Наш любознательный знакомый
Идет безмолвно в Райсовет,
Чтоб получить на все ответ.
Но там сказали, что зампреда
Не принимает никого,
То срочно вызвали его,
Что он в Горкоме до обеда,
Затем уходит в Исполком,
Затем куда-то там потом.

7. О, вы, ответственные лица,
Куда вы мчитесь впопыхах
И почему вам не сидится
На ваших собственных местах?
С утра пришедший за ответом,
Стоит пред хладным кабинетом
Проситель бедный, но, увы,
Уже ушли куда-то вы.
И посетитель огорченный
Опять придет к исходу дня,
Но вновь, спокойствие храня,
Сидит начальник – кот ученый,
Забыв, что ждут его кругом;.
Златая цепь на дубе том.

8. Идет Онегин, наблюдая,
По древним улицам своим;
Вот незнакомка молодая
Вдруг промелькнула перед ним
И, как суровых дней соратник,
На ней великолепный ватник
С оборкой нежною из лент –
Парижской моды конкурент.
На нем цветы и финтифлюшки,
Четыре складки впереди,
А на спине и на груди
Опять уцзоры, сборки, рюшки,
А в дополненье на весу
Несет красавица лису.
 

9. Кругом шумит, кипит работа,
А город выкрашен и нов,
И рвут поводья кони Клодта,
Как будто вспомнив дни боев.
Свернул Онегин на Литейный,
И вдруг восторг благоговейный
На миг остановил его.
Мой долг сказать вам отчего.
Он не Венеры Медицейской
Увидел вдруг прекрасный взор,
Нет, на него, глядя в упор,
Девица в форме милицейской
Стоит совсем невдалеке
С волшебной палочкой в руке.



10. И, регулируя движенье,
Глядит на пеших с высоты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
То ручкой вдруг о ручку хлопнет,
То вдруг изящной ножкой топнет,
То, сделав плавный оборот,
Как лебедь, мимо проплывет.
Вот с целым ворохом бумажным
Бежит студент, едва дыша,
Вот по бульвару не спеша,
Идет стекольщик с видом важным,
Как будто он уже давно
В Европу застеклил окно.



11. Пока меня унес куда-то
Мой легкомысленный Пегас,
Онегин бродит. Бледноватый,
Туманный день уже погас,
А у бедняги в Ленинграде
Нет ни его друзей, ни дяди,
Семейство Лариных, Трике
Еще в Ташкенте, вдалеке.
Из всех он здесь один остался;
Уже вечерняя пора,
А выйдя из дому с утра,
Наш бедный друг проголодался.
Но что же делать, если он
Еще нигде не «прикреплен».



12. В трамвай садится наш Евгений.
О, бедный милый человек!
Не знал таких передвижений
Его непросвещенный век.
Судьба Евгения хранила,
Ему лишь ногу отдавило,
И только раз, толкнув в живот,
Ему сказали: «Идиот!»
Он, вспомнив древние порядки,
Решил дуэлью кончить спор,
Полез в карман... Но кто-то спер
Уже давно его перчатки,
За неименьем таковых
Смолчал Онегин и притих.

13. Он из трамвая вышел сразу
И только тихо про себя
Сказал излюбленную фразу:
«Когда же черт возьмет тебя»
И, полон разных треволнений,
Спешит голодный наш Евгений
Туда, где есть любой товар,
Короче – едет на базар.
А там…. О милый старый Гоголь,
Где мне таланта столько взять:
Все это сразу описать
Для моего пера -  не много ль?
Благослови меня, Парнас,
Но я берусь за сей рассказ.

14. Лишь небо станет розоватым,
Шумят молочные ряды
(Хотя не столько молока там,
Сколь самой будничной воды).
Там целый мир сыров душистых,
Тушенки в банках золотистых.
Там рыбы с дымной чешуей
Блестят балтийскою волной.
А утки чуть еще трепещут,
Купаясь в собственном жиру,
На зависть моему перу
Их золотые перья блещут,
А в глубине идет подряд
Кабаньих туш кровавый ряд.

15. Шумит, гремит колхозный рынок,
Душе приятна суета
И цен смертельный поединок,
И нравов наших простота.
Но вот нарушив строй веселый,
Походкой медленной, тяжелой,
Душой подлец, одеждой франт,
Идет по рынку спекулянт.
Вот перед нами пантомима –
Украли чей-то чемодан,
А чуть подальше хулиган
Кого-то молча бьет…. А мимо,
Явив спокойствия пример,
Проходит милиционер.

16. Но, право, хватит отступлений,
Сюжет продолжить нам пора.
Итак, мы знаем, что Евгений
Сегодня с самого утра
Идет по улицам, скучая,
Знакомых старых не встречая,
Но вскоре, позабыв свой сплин,
Он входит в хлебный магазин.
Весьма упитанная дама
Ему насущный хлеб дает,
Но, как всегда, недодает
Примерно четверть килограмма.
И честь торговую поправ,
Её благословляет зав.

17. Онегин дальше путь направил
И думал, выйдя за порог:
«Мой дядя самых честных правил,
Он тут работать бы не смог»….
Как часто, с жадностью внимая
Красивым клятвам краснобая,
Мы знаем, что в душе он плут,
Что ждут его тюрьма иль суд,
Что он ворует, окаянный,
И ловко сам уходит в тень….
Нет, верю я – настанет день
Благословенный и желанный,
Когда в кругу своем родном
Мы лишь с улыбкой помянем.

18. Всех тех, кто нам мешал когда-то
Нечистой совестью своей,
Кто нас любил любовью «блата»,
А может быть, еще нежней.
Читатель, я пишу ретиво
И ты, конечно, справедливо
Задашь и мне вопрос о том,
Как сам боролся я со злом.
Иль я, собрав и гнев и волю,
Об этом жаловался в суд,
Иль, приложив упорный труд.
Писал Советскому контролю.
Иль, как писатель не зевал
И письма в прессу посылал.

19. Я им пишу, - чего же боле,
Что я могу еще сказать,
А плуты многие на воле,
А блат встречается опять –
И я брожу, как мой Евгений,
В суетном мире учреждений,
Слагаю горькие стихи,
Простите мне мои грехи.
И я уйду от жизни бурной.
И мой погаснет острый взор,
Но ты придешь ли, прокурор,
Пролить слезу над ранней урной?
Желанный друг, сердечный друг,
Еще работа есть вокруг.

20. Мы все учились понемногу,
Чему-нибудь и как-нибудь,
Искали честную дорогу,
Прямой, ведущий к цели путь,
Мы избегали низкой лести.
Мы знали все, что делом чести
И делом славы стал наш труд,
Но среди нас еще живут
Враги Закона и Указа….
……………………………
У нас позорно до сих пор
В ходу излюбленная фраза:
- Ну что ж поделаешь – война….
Хоть и закончилась она.

21. Спешит скорее мой Евгений
Увидеть  старый милый дом,
Где он в тиши уединений
Когда-то жил. О сколько в нем
Найдет наш друг воспоминаний,
Надежд далеких, упований….
Онегин входит в кабинет
(Его уж описал поэт),
Наш друг, смущенный переменой,
Здесь ничего не узнает.
Какой фантазии полет
В союзе с мыслью совершенной,
Какие ткани и шелка,
Какая роспись потолка!

22. полы, покрытые коврами,
Картины в старом серебре
И отраженный зеркалами
Хрусталь на желтом янтаре.
Диваны, кресла и серванты,
Изданий древних фолианты,
Фарфор саксонский, баккара –
Утеха царского двора.
Решил взволнованный Евгений:
«Живет здесь крупный феодал».
Приятель блудный наш не знал,
Кто был жильцом сиих владений….
Владелец этих всех хором
 Товарищ Тюлькин, управдом.

23. Идет широкими шагами
Онегин дальше. Вот вдали
Легко вздымаясь над волнами
Идут к причалу корабли.
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных
И с ними (новый вариант)
Выходит старший лейтенант.
Уже цветут деревья скверов,
Шум у Гостиного двора,
Спешит и мчится детвора
В Дворец советских пионеров
И, как взлетевший вверх амур,
Висит под крышей штукатур.



24. Евгений слышит голос нежный,
Когда-то волновавший кровь,
Быть может, вдруг в душе мятежной
Былая вспыхнула любовь.
Друзья, мне радостно и больно,
Мое перо дрожит невольно,
Онегин видит в вышине
Свою Татьяну на окне.
С утра в домашней спецодежде.
Она ведро и кисть берет
И красит стены, и поет:
«Пускай погибну я, но прежде
Я дом свой выкрасить должна,
Привычка свыше нам дана».



25. Свернув от Невского направо,
Идет Онегин дальше. Вдруг...
– Не Юрий ли Михайлыч?.. Право,
Ах, Юрьев, старый милый друг!
Еще при мне ваш дерзкий гений
Блистал в театре... – Да, Евгений.
– Вы сохранились. – Очень рад.
– Что есть в новинках? – «Маскарад».
Тут наш Онегин рассмеялся:
– Так изменилось все кругом,
В краю советском молодом,
Но вот репертуар остался,
В театрах молодой страны
Преданья древней старины.



26. А с современниками горе,
Усвоив правило одно,
Театры все сидят у моря
И ждут Погодина давно.
А если он их вдруг забудет,
Тогда в театрах «Так и будет»,
Как было раньше на сто лет,
Когда Онегин ездил в свет,
Когда оставив скуку балов,
Иль разговоры милых дам,
В партер входил Онегин сам,
Иль с кучкой модных театралов.
Смеялся Лидин, их сосед,
Когда на сцене был Янет.



27. Идет наш друг, глядит на Невский...
Не здесь ли ночью у перил
Стоял когда-то Достоевский,
Не здесь ли Гоголь проходил,
Не здесь ли Бородин печальный
Для берегов отчизны дальной
Музыку нежную слагал,
Спеша куда-нибудь на бал?
Здесь с Пушкиным встречался Глинка,
И мчался Лермонтов младой,
Лениво шел Крылов домой...
Но это все уже старинка -
Известно всем, что Михалков
Намного выше, чем Крылов.



28. Герой Советского Союза
Идет по Невскому, спешит, -
И с одобреньем сам Кутузов
На ордена его глядит.
О, слава, слава Ленинграду!
Прошли мы грозную блокаду,
Сражаясь, веря, для того,
Чтоб быть достойными его.
...............................................
...............................................
...............................................
...............................................

29. Всего, что видел мой Евгений,
Пересчитать мне недосуг,
Но в шуме уличных движений
И я с ним повстречался вдруг.
И мне – скажу вам по секрету –
Поведал друг мой повесть эту,
А я – таков уж мой удел –
Вам передать ее хотел.
Лишь одного хочу. Проведав,
Что кто-то вдруг меня убил,
Что хладный мрак меня покрыл,
Вините в том пушкиноведов….
Прости меня, любезный свет,
И вы, друзья, и ты – Поэт.


1946 г.