2-17. Жизнь прожить не поле перейти

   Таня продолжала  смущать меня своим поведением. Она уже развелась с мужем и уговорила Сашу подать заявление в ЗАГС. Вся Валерина семья была категорически против этого решения: «Саше нужна девушка, которая будет способна позаботиться о нем и, желательно, со своей квартирой, а Таня - женщина с ребенком, требующим к себе внимания!» Их очень пугало,  что Таня собиралась жить в Сашиной комнате. К тому же,  моя подруга имела довольно беспокойную профессию журналиста, которую не собиралась менять ради домашнего хозяйства. Ольга Ивановна, полностью отдавшая  свою жизнь заботам о муже, никак не могла допустить, чтобы ее сыновья не получили того же. Я, боясь конфликтов со свекровью, старалась ни во что не вмешиваться и поэтому избегала лишних встреч с Таней.

   Все болезненные проблемы разрешились неожиданно и трагически. Не дожив всего нескольких дней до назначенного дня регистрации брака (с окончательным решением по поводу которого Саша так и не определился) Ольга Ивановна умерла от  сердечного приступа. Несмотря на ее давние и постоянные недомогания, это оказалось  страшным и неожиданным ударом для Валеры. Впервые за свою жизнь он оценил и ее материнскую преданность ему и ее снисходительность к его характеру. В его  отношениях с мамой действительно все было очень не просто.

   Не раз мне приходилось бывать свидетелем сцен, когда прямо при гостях, которых Ольга Ивановна очень любила собирать, Валера ставил ее в неудобное положение бестактным замечанием о плохо вымытой чашке или сомнениями в качестве масла, на котором было приготовлено ее угощение. От его слов я каждый раз приходила в ужас: далеко не самая вежливая и терпимая в нашей семье, я а никогда бы не додумалась позорить  мать  при посторонних людях! Тем более, что Валерины придирки были абсолютно беспочвенны. Валера же либо не понимал, либо не желал понимать таких тонкостей взаимоотношений. Стоило ли мне обижаться на его бестактность, которая у него распространялась  на всех,  без каких-либо исключений!

   В организации похорон Валера все сделал сам, показав себя преданным и любящим сыном. Я впервые видела его в такой роли: обычно он был предан только самому себе, на первый план всегда ставя только свои и сугубо практические интересы. Наоборот, Саша, всегда считавшийся покладистым и уступчивым сыном, не доставляющим никому больших огорчений,  показался мне менее убитым горем, чем Валера. Он чрезвычайно поразил меня тем, что первый день после смерти матери провел у Тани и даже, по ее утверждению, нашел в себе силы и желание иметь с ней в этот день интимные отношения. В семье Саша выполнял роль домохозяйки, исполняя все поручения Ольги Ивановны, и, возможно, поэтому теперь чувствовал себя в меньшем долгу перед ней, чем его старший брат. На похороны Саша привел с собой Таню, вызвав молчаливое негодование всей его семьи: при жизни Ольга Ивановна Таню в своем доме не принимала. Здесь же, на кладбище, присутствовала и другая претендентка на руку Саши - его дальняя родственница из Иваново, мечтавшая перебраться в Ленинград.

   Жизнь прожить - не поле перейти. Судьба обоих братьев, столь непохожих друг на друга, в дальнейшем сложилась совершенно по-разному. Но об этом  я расскажу позже. Наша с Валерой семейная жизнь, столкнувшаяся пока еще только с первым по настоящему большим горем, продолжала свой путь по времени. Я все больше привыкала к своему состоянию замужней женщины. Оно казалось мне нормальным, «правильным», но почему-то оставляло в памяти очень мало ярких и светлых воспоминаний, многое из той жизни просто потерялось в череде заполненных делами и заботами похожих дней. 


   Я больше никуда летом не ездила и практически ни с кем из своих друзей не встречалась. Летний отпуск  я обычно проводила на даче вместе с маленькой Машенькой. После смерти своей мамы, Валера, который раньше всегда удивлял меня высказываниями,  что хочет только отдыхать на своей даче и не собирается там что-либо сажать, теперь каждые выходные отправлялся на свое садоводство. :Заедет к нам с дочкой на машине по дороге на час и отправляется дальше - к себе: то ему надо что-то посадить у них на участке, то машину подремонтировать. Было очень обидно: у них и так в семье двое мужчин и еще одна –отцовская машина, а мы все лето с маленьким ребенком трудились на даче одни. Сад был запущен, свободных  рук не хватало...

   Мою маму его поведение возмущало, припомнилась и машина, купленная большей частью на наши деньги, которая, как я и предполагала с самого начала, использовалась исключительно на нужды Валеры. Еще больше всех нас заводила бестактная критика моего мужа всего, что мы сделали на даче своими руками:  у них «все гораздо лучше», замечал этот молодой отец, заезжая к своей дочке на часок один раз в неделю.  Все, чего я боялась, происходило воочию, мне оставалось только расстраиваться и бездарно и бесполезно ссориться то с Валерой, то с мамой, на провокации которых я, увы, очень легко поддавалась...

  На даче в Васкелово, где вырос мой муж, я была несколько раз. Их участок, раза в три больший по площади нашего, располагался на холме и был весь покрыт дикой растительностью. Безусловно, он был  живописен своими кустами жасмина, зарослями сахалинской гречихи и старыми, плодоносящими яблонями. Огорода и цветов там практически не было, даже картошку, по-моему, они не сажали: имея машину, они привозили ее из города. Дом был большим, но показался мне ужасно неуютным с точки зрения женщины: на это часто жаловалась и сама Ольга Ивановна. Комнаты были большими, но проходными и холодными, отдельной  комнатки с лишней кроватью для нас с Валерой не нашлось, когда я, тогда на последних месяцах своей беременности, оказалась в их доме на одной узкой кровати с Валерой в холодной и  проходной комнате. На кухне даже не было умывальника со стоком воды через шланг в канаву, какой давно уже соорудила моя мама на нашей даче – без помощи мужчин! Ольга Ивановна мыла посуду во дворе и в любую погоду таскала грязные тарелки вниз по крутой лестнице крыльца, каждый раз при этом переодевая обувь: чистота пола была одним из семейных «бзигов» семьи моего мужа. Мы на нашей даче снимали в доме только рабочую - сильно загрязненную обувь. Жить, готовить и спать в нашем доме, выстроенном пусть и из худшего материала и в меньших размерах мне было гораздо удобнее... 

   Все увиденное на даче в Васкелово четко показало мне незавидную роль Ольги Ивановны в их семье: она была человеком, о котором ее мужчины не думали и с ее интересами и удобствами не считались. С другой стороны, меня удивила ее собственная безынициативность: у них на даче на земле работали только мужчины, Ольга Ивановна  только загружала в городе в багажник машины  кастрюли с готовым обедом и на даче занималась подачей еды на стол, мытьем посуды и протиранием любимого ею пола, который она уже много лет уговаривала сыновей покрасить. (А сама-то на что?!)Она бесконечно повторяла всем и каждому, как она любит свой дом и как ей трудно с ее мужчинами. Мама, всегда скорее ругающая, чем хвалящаяся нашей дачей, все в ней делала своими руками, без всякого упования на помощь мужчин, причем, куда  толковее, чем это делалось в Васкелово. У Валеры и у его отца были прекрасные руки, но почему-то они  всегда использовались только на то, что было нужно и интересно им – мужчинам.

   Если отбросить в сторону все эти неприятные моменты, летний отдых с Машенькой было для меня очень счастливым временем. Бабушка последний год чувствовала себя очень плохо, но, как могла, помогала мне возиться с нашей крошкой. Вскоре Маша начала вставать на ножки, потом произносить первые слова и познавать мир. Ночью она спала, почти не просыпаясь, и не доставляла мне особых  хлопот. Мне очень нравился Машин характер. Против моих опасений, Маша не пошла в нас - вспыльчивых, неуравновешенных и бурно реагирующих на всякие пустяки, она была очень доброжелательна и миролюбива. Мне никогда не было за нее стыдно перед посторонними: она не кричала и не шалила в общественном транспорте, как обычно делают маленькие дети: сразу же поняв, что это - нельзя, не ссорилась с детьми, а наоборот, всех встречала с улыбкой и протягивала им свои игрушки, не была ни капризна, ни обидчива,  ни эгоистична.

   Все это казалось мне незаслуженным мною и удивительным чудом: часто созерцая наши ссоры и выплески эмоций, дочка как-то умудрялась не уподобляться нам и даже часто примиряла нас своей покладистостью. Единственной проблемой ее воспитания оставалась ее медлительность и кормежка. Маша всегда мало и очень медленно ела, постоянно недобирала веса и внешне казалась слабенькой, хотя и не болела. Больше всего Маша любила купаться - охотно лезла в ванночку, умывалась и  радовалась воде, а еще любила украшать себя всякими бусами и лентами; пританцовывала, услышав музыку. Из нее очень явно вылезали все типично женские качества, совсем не характерные для нашей семьи.

   Из нашей семейной жизни с Валерой мне вспоминается только один совместный с ним отдых. Один единственный раз и только на неделю Валера взял меня в автомобильное путешествие по маршруту Нарва - Тарту - Рига - Пярну - Таллин - Усть-Нарва -  Пери.  Я тогда впервые  рассталась с Машей на столь долгое время и почти всю дорогу скучала о ней. Эта поездка  на собственной машине не доставила  мне почти никакого удовольствия. Валера, как начинающий водитель, за рулем был все еще напряжен и срывал свое настроение на мне. На остановках в городах было лучше, особенно понравилось в Пярну, где я с удовольствием искупалась в Рижском заливе. Валера в воду не полез: для него вода показалась слишком холодной. Таллинн и Усть-Нарва мне живо напомнили мне мои поездки в эти места с Толиком.  Затрудняюсь сказать, с кем из двух моих мужей мне было там радостнее. С Толиком мы были более похожи по характеру и интересам, но я его не любила. Теперь любовь вроде бы была, но ей было не за что зацепиться. Мы жили в разных, почти параллельных мирах. Я все больше приходила к этой мысли, хотя и понимала, что все, что я имею от Валеры - это наибольшее из того, что вообще можно было бы ожидать от него!

   Оставшуюся часть отпуска я одна, оставляя дочку под присмотр бабушки и уже ничего не ожидая от Валеры, с утра до вечера работала на участке: с удовольствием обработала все кусты, вычистила канавы и перекопала грядки. Я все больше любила эту свою землю, черпая из нее, подобно Скарлетт в поместье Тара, свои силы. Мне не хотелось возвращаться в город, где меня ожидало возвращение на работу и новые проблемы с Валерой.

                *   *   *

    Прошло два года – пустых по содержанию, но до отказа заполненных насущными домашними заботами. О моих настроениях этого времени лучше всего рассказывает дневник.

  "Плохо мне. Боюсь, что все-таки я схожу с ума. Сама не понимаю своих настроений. Кричу на родных, ненавижу их и знаю, что никого на свете нет для меня дороже, чем они. Страшно поругалась с Валерой.  И не могу без него, и не могу с ним. Он - эгоист хуже меня, только сдержанней. Я не должна выплескивать своих  эмоций, надо жить внутри себя и никому не навязываться. А я не могу одна. Плохо мне!"

   "Бабушка стала совсем плохая, все  время  сердечные приступы. На работе не происходит ничего, о чем стоит писать. Друзей нет, и никого не хочу видеть. Думаю уволиться с работы, но боюсь: если и на старом месте мне плохо, как будет на новом?"

   "Хорошо бы кто-нибудь меня понял, хорошо бы у Валеры тоже были нелогичные моменты, когда налетит - и ты все готов забыть, на гордость свою наплевать и подойти с лаской...  Но у него не бывает. Он вообще никого не любит и весь он - недобрая, логичная, бесчувственная машина, у которой нет сердца, а терпения - горы!"

  "Трудно мне с ним. Не верю, что можно что-либо изменить. Все мерзко, и очень хочется счастья,  во всем я вижу счастье и невозможность его. Странное состояние".

    Что-то надломилось в наших отношениях с мужем, и особенно явно я почувствовала это во время его поездки в Иваново, на родину его мамы, где Валера пробыл четыре дня. Проводив его,  я вдруг почувствовала,  что мне без него … хорошо, что я, наконец, свободна от постоянного внутреннего напряжения и наслаждаюсь пребыванием в одиночестве на  своей земле, в своем доме и со своими родными и дочкой. Возможно, моя молодость уже ушла, и я перестала искать любви от мужчин, неожиданно почувствовав, что все они - лишь чужестранцы, гости в моей жизни, что эта земля нашего дачного участка, куда я иногда приезжаю, чтобы обустроить каждым ее кусочек, - это действительно  мое и выстраданное, а наши миры с Валерой да и с любыми другими мужчинами, как бы я ни хотела этого,  никогда  не будут соприкасаться.

              (продолжение следует)