Сапоги

 -Ха-ха-ха, дряблый старикашка, трехногий скакун, суданский спринтер – заливался  смехом Васильич.
- Чего морщины жмешь, жеребец, небось, до поляны с утра идешь? – ответил Петрович
- Да я думал, ты уже того, доски на себя примерил
- Не дождешься – Петрович выправился, погрозил клюкой и чуть не упал.
- Ха-ха-ха – снова заревел Васильич – Ну давай, танцор, кружи уже сюда, дело есть
Давно они сюда ходят. На поляну эту. Почитай с тех пор как состарились. А чего? Место хорошее. Между речкой и дорогой. Хочешь на воду смотри, хочешь на машины. Сосны рядком стоят. Наверное, их равестники. Одну сковырнуло от ветра с корнями. Вот на неё сядут и смотрят, но все чаще на дорогу.  Петрович пытается философствовать. Васильич хохмит. Однажды назвал друга деревенским Ньютоном, когда на того упала шишка с дерева. Николай Петрович с ним даже неделю не разговаривал за такое обидное ругательство, пока у внука не спросил. А на поляну оба ходили. Петр Васильич к нему и так и эдак, тот нивкакую,  молчит и все.  А потом оба хохотали, чуть не лопнули.
- Какое у тебя дело, снова байку, какую сочинил? – подал сморщенную руку  Петрович
- Здорова, друг, чего скукожился как сухофрукт?  Какой сегодня день?
- День как день, тепло.
- Траур сегодня, двадцать второе июня, сундук ты древний.
-Да етить вялую тыкву, как же это я…
-Да не, бзди ты, взял я.
- А я тебе конфеты несу. Дети в мае навезли, а старуха попрятала. Всё прячет, окаянная. Сахару на чай не выпросишь. Мыло и то для бани выдает.
Васильич достал из-за пазухи  большую, мятую фляжку. Сильно заморгал. Плакал. Отвернулся и плакал. Николай Петрович сделал вид, что не заметил. То штаны начал отряхивать, то искал, что-то в кармане. Выложил на бревно три больших горсти разных конфет.  Петр сильно любил сладкое.  Один он и пенсию по ошибке платят минимальную. Где дом подлатать, за свет в одну лампочку вот и нету её.  А воевать со своими он не привык, позорным делом считал.
- Да ладно, чего там – успокоил себя Петр – давай свои конфеты, бабка тебя обухом взгреет за них
- Не помнит она. Я давеча траву в огороде тяпал, спички нашел и соль и сухари. Заплесневело все от земли.
- Что? Ты с клюкой-то еле ползаешь. Тяпал он!
- Ты же знаешь, мою бабку. Хуже немца, едрить.
Петр Васильевич развернул самую маленькую карамельку. Фантик сунул в карман. Слегка полил землю из фляжки. Оперся на товарища, встал, молча и долго, не отрываясь, пил. Закинул конфету в рот, захрустел и сел.
- Да не вставай ты, трудно тебе – пожалел друга Васильич
- Ботинки у меня малые, вот и хожу плохо. Ноги все засохли в них.- Петрович собрался с силами, встал и молча, допил всё – Нам там хужее было.
Деды быстро захмелели. Сидели, смотрели, молчали, вздыхали…Машины мчались, плелись. Разные. Красивые и яркие
 - Ботинки, говоришь – начал Васильич -  а ну пойдем!
-Куда это?
- Бабку твою раскулачим
-Да куда там, в город свезли её, в поликлинику. Токмо к вечеру внук привезет
-  И то на руку
Старики под хмелем браво добрались до хаты. Все перевернули. Самогон нашли, выпили. Наелись от души конфет. За ниточку из подполья вытянули кулек. Раскусили-таки  бабкины заначки. Еще раз выпили  и на такси покатили в город. Пятнадцать километров деревенский  таксист Венька пролетел незаметно.
- А ну Веня, нас в самый дорогой обувной – запели деды
 Маленькая, светловолосая продавщица, улыбалась и подавала старикам всю обувь, которую они просили. Перебрали много, со знающим видом. Купили самые красивые и  дорогие сапоги. Кожаные, с мехом, высокие  с острыми  носами.
- Ну ты прям ковбой, Николай Петрович, скакуна ишо да шляпу.
- Видишь, как хожу, как удобно – старик хотел что-то сплясать, да сил не хватило, только прошелся вокруг своего посоха.

 Проснулись деды с рассветом, на крыльце.  Найденный бутыль они все же выпили. Бабка уже ковыляла по хате с веником, ворчала и бурчала. Вышла в сени, подолом смахнула пот со лба и прогнала Петра до дому.

А в обед они уже встретились на своей поляне. Николай Петрович шел так же медленно, в новых сапогах и без клюки. Спалила её бабка в печке.