Предисловие к книге Путь к себе

  Кончалось лето и мой затянувшийся отпуск, на пороге маячила золотая осень -  последняя, проведенная в стенах НИИ. Оставаться здесь дольше не было смысла, и при первой же возможности я оформила за свой счет отгул и отправилась в ближайшие  организации, находящиеся на расстоянии не более получаса ходьбы от дома. Обойдя их, я набрала достаточно обширный список работодателей, которые были готовы принять меня к себе в качестве старшего инженера. Хорошие были времена! Безработицы в стране тогда еще не было, да и мой тридцатилетний возраст как нельзя более подходил для трудоустройства.
 
  Больше всего мне понравился вариант еще одного «ящика», приписанного к нашему же министерству, где требовался специалист по задачам АСУ. Эта организация находилась в невзрачном двухэтажном доме бывшей воинской казармы. На красивые помещения я уже насмотрелась в своем НИИ, в этой мне обещали большой фронт работы, за который существенно больше платили. Подачу заявления об увольнении я наметила на 1 сентября, чтобы после положенной тогда месячной отработки, с 1 октября приступить к новой работе. Так начался мой последний в родном институте и очень счастливый для меня месяц перед новой дорогой.

   Природа у меня кошачья: я жутко привыкаю к месту и ужасно боюсь расставаний. Иногда это особенность моего характера оказывает мне дурную услугу. Восемь лет в одной организации - срок не малый, а увольняться из нашего закрытого НИИ тяжело еще и потому, что, сдав пропуск, сюда уже больше никогда не войдешь: двери в это помещение закроются для тебя навсегда! Не будет больше ежемесячных розыгрышей между сотрудниками права на приобретение продовольственного «заказа» с дефицитными продуктами и обязательной «нагрузкой», не будет слетов комсомольского актива и собраний, не будет приобретаемых всем отделом абонементов в Эрмитаж и Русский музей, автобусных экскурсий  и трудовых поездок на совхозное поле в Шушары! Ко всему этому, как вдруг выяснилось, я уже приросла сердцем: отрывать это от себя оказалось больно!

   Жаль мне было и своих коллег, с которыми было столько пережито вместе – и хорошего, и плохого. Впрочем, по-настоящему грустно мне было расставаться только с двумя людьми - с Сашей Смирновым, моим соседом по столу, с которым мы очень сильно подружились, и с Сергеем Григорьевым, старшим инженером из соседнего отдела. Последний пришел в наше СКБ недавно, уже после увольнения моего мужа. С ним мы вместе ездили в Пушкин для отладки  программ.

   С некоторых пор Сергей зачастил в нашу комнату. Поводом для нашего знакомства послужил технический семинар, который я провела по «Микропроцессорам», которые тогда только начали разрабатываться в стране. Микропроцессорная техника входила в обиход, и основным предприятием, где создавались микромодули вычислительных машин нового поколения, были зеленоградские НИИ, недалеко от Москвы. Незадолго до этого семинара я ездила в Зеленоград в командировку в качестве представителя нашего СКБ. Город мне ужасно понравился. Этот небольшой, научный городок - чистый, современный и красивый - весь утопал в зелени хорошо обихоженного лесопарка. Здесь находилось  множество КБ и НИИ, проектирующих новую советскую вычислительную технику, еще не внедренную в эксплуатацию.

   Семинар не только познакомил нас с Сергеем, но и сблизил: все чаще и охотнее мы с ним состыковывали свои местные командировки в Пушкин, вместе ходили в обед в столовую, прогуливались возле института во время перерыва, а вскоре начали встречаться и не только на работе. Сергей был женат, но бездетен, но, как и я, жил отдельно от супруги и в личном плане довольно давно находился в подвешенном состоянии. Наши с ним отношения были светлы и чисты, они ни к чему меня не обязывали и еще ничем не тяготили, зато заметно поднимали мое настроение.
                Мне нравится, что вы больны не мной,
                Мне нравится, что я больна не вами,
                Что никогда тяжелый шар земной
                Не уплывет под нашими ногами...
    Эти стихи Марины Цветаевой удивительно точно характеризовали мое отношение к Сергею. О Валере я уже почти не вспоминала - то ли из чувства самосохранения, то ли  действительно моя любовь к нему прошла. Может быть, ее и не было, и я опять приняла  за нее что-то другое? Не знаю. В тот год стояла удивительно красивая осень, всегда благотворно действующая на меня. Я не люблю весну - она обнажает всю  грязь в городе и делает меня больной и несчастной, осенью же я полна новых сил и стихов, которые в то время писались у меня очень легко. Моя душа была опять открыта для любви и нежности.

   Другой важной отдушиной продолжала оставаться Володина группа йоги. Не считая полугодового перерыва по причине беременности, я вот уже шестой год подряд аккуратно посещала все наши практические занятия. Я уже прекрасно знала технику всех упражнений и все еще оставалась гибкой: Володя часто демонстрировал на мне в зале наиболее сложные асаны. Уже были опробованы мною и освоены все очистительные процедуры, позволяющие поддерживать тело в состоянии хорошего здоровья. Больше всего мне нравилось питье соленой воды носом и хождение босиком по снегу. Володя для бодрости каждую неделю выгонял нас на снежок перед занятиями! Летом, когда я жила одна в городе, я регулярно проводила суточные голодания и даже проделала  несколько трехдневных: не могу сказать, что это делалось «запросто», но я уже почувствовала вкус этих очищений - удивительное состояние ума, которое достигается в результате подобных чисток. 

   Сверхъестественные способности - «сидхи», которыми уже могли похвастаться многие наши «продвинутые», у меня тогда не проявлялись: мой ум, воспитанный железной логикой технического образования, не был склонен к необузданным фантазиям. Я скептически относилась к буйному воображению некоторых наших йогов, а для объяснения их странных состояний и удивительных совпадений старалась найти более привычные причины. В этот  период основным источником моих эзотерических знаний был только Володя и лекции, на которые он нас водил. Своих самоиздатовских книг на эту тему  у меня  дома не было, да и особой тяги к их прочтению - тоже. Еще не наступил в моей душе тот важный перелом, который кардинально изменил мое отношение не только к специальной духовной практике, но и к жизни.

  Несколько раз Володя смог уговорить меня провести вместо него занятие в нашей группе – он тогда учился на фельдшера и не всегда был свободен. В самый первый раз я отнекивалась от этого всячески: оставаясь застенчивой я боялась аудитории – совершенно не представляла себя на «коврике Учителя». Володя «купил» меня моим чувством долга (он всегда был великолепным психологом): «Выручите меня, пожалуйста, у меня совершенно безвыходное положение!» И я согласилась. Не знаю, как на счет телепатического контакта, обещанного мне Володей, но на том занятии я находилась  явно не в своем теле. Мой голос звучал на удивление уверенно, а энергетика от меня шла мощная. Зал меня принял. С занятия я ушла счастливая и довольная.

   А потом Володя начал давать мне подобные поручения снова и снова. Затем случились несколько проведенных мною теоретических занятий на квартире по первым ступеням Йоги. Они тоже прошли хорошо, а я освоила весь подготовленный к занятию материал так, как никогда не смогла бы, если бы только слушала лекции других. Для меня это оказалось значимым открытием: лучше всего мы выучиваемся, когда объясняем материал другим! Преподавание, которое всегда казалось мне совершенно не моим делом, неожиданно начало меня привлекать.

  В тот год Володя вышел на связь с зарубежной группой «Белого братства» Михаила Айванхова (Ом Рама). Мы читали его перепечатанные на машинке книги, изучали новые упражнения, постигали идеи его учения. Ом Рам - последователь Петра Донова, известного болгарского Учителя, имел несколько другой язык и стиль - более близкий западным школам. Для перевода с английского Володя дал мне книгу Ом Рама «Духовная алхимия», изданную на английском во Франции. Работа над переводом еще сильнее вовлекла меня в тайную жизнь  наших русских «саньяс». 

  Наш учитель Володя был не любитель читать книги. Он собирал устную информацию от других и заодно искал способы  вовлечь своих учеников в конкретную работу, где можно реально служить идеям добра и помощи людям. К философии йоги это не имело никакого отношения: таким образом забытые и выкорчеванные из нас идеи православия пробивались на поверхность из чуждого им  оккультного мировоззрения. Так около года вся наша группа по очереди опекала одинокого инвалида, бывшего артиста цирка (силовика, некогда выступавшего с гирями), снабжая его продуктами, и убирая его комнату. Володя к инвалиду не приходил: его целью было изменение нас –он таким способом внедрял йоговскую высокую мораль в нашу обычную жизнь. Думаю, что это было его гениальной находкой.

  Незаметно закончился мой последний месяц работы в НИИ. Его завершающие два дня совпали с поездкой нашего отдела в Шушары – на поля подшефного совхоза. Прямо на поле я угостила своих коллег домашним вином собственного изготовления и кексами. Евгений Николаевич подарил мне на прощание подкову, найденную в тот же день в борозде: эта подкова до сих пор украшает дверь нашего дома. В день увольнения я в Шушары не поехала - вышла на работу подписывать обходной лист. Комнаты нашего отдела встретили меня пустотой – все их хозяева работали в поле. Я одна  сидела в родной лаборатории и ревела навзрыд, прощаясь со знакомыми стенами, которых мне уже никогда удастся увидеть вновь.
                *  *  *
   «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины», - написал Данте в своей «Божественной комедии». На исходе своего тридцатилетия я ощущала нечто подобное. Моя молодость, с ее долгими  поисками любви и бесконечными разочарованиями, заканчивалась, и наступал период зрелости, к началу которого каждый человек обязан отдать все накопленные им долги и начать жить по той программе, которая ему приписана. Этой программы я еще не знала, но уже  интуитивно к ней приближалась.

   Мой запоздалый опыт общения с мужчинами, наконец, подарил мне необходимые знания о них и дал все, кроме удовлетворения. «Сильный» пол, о котором я так много думала в юности и который всегда идеализировала, на поверку оказался не таким уж и сильным.  Идеальный образ умного, творческого и непохожего на других мужчины мне так и не встретился. Все мои реальные возлюбленные были слишком далеки от него, а те, кто в какой-то степени казались ему созвучными, оказывались занятыми. Ломать чужую жизнь ради своих желаний я не умела и не хотела. Возможно, я просто боялась это делать - не греха боялась, а того, что недоступный предмет желаний может на поверку оказаться иллюзией.

   Мое разочарование в мужчинах еще не было таким сильным, чтобы не влюбляться вновь - я все еще продолжала жить с этим возвышенным и удивительным состоянием души, дающим импульс к творчеству: к стихам, чтению книг, интересу к сущности мироздания, открывавшейся мне на занятиях Володи.

   Мой второй брак оказался таким же неудачным, как и первый. Валера был нисколько не похож на Толика, более того, он был его противоположностью. В остатке осталось одно и то же – мое одиночество.  Оба моих мужа одинаково успешно привели меня в одинаковое состояние издерганной, несвободной и  задавленной чувством вины и  навалившимися проблемами женщины.

   Объяснять причину моих неудач какими-то особенностями моего характера или воспитания заманчиво  и слишком просто, но не верно. Когда человек действительно чего-то хочет, он всегда находит возможность реализовать это желание. Глубинной причиной моих разводов было мое, не свойственное большинству женщин, желание сохранить себя и свою свободу, сделать в жизни что-то, не сводящееся только к организации домашнего очага, хотя от последнего я никогда не отказывалась. Просто меня не привлекала тихая жизнь за спиной мужа, делающего свое дело и занятого исключительно своими интересами. Мне пока не встретился мужчина, которым бы я была восхищена настолько, чтобы служение ему стало моей главной целью и наибольшей радостью жизни.

  В моем характере изначально было заложено много мужского. Я ощущала себя личностью, жаждущей реализации. Не важно, плохой я была личностью или хорошей, глупой или умной, я хотела быть самой собой, а не чьим-то удачным отражением. Слишком многое казалось мне в жизни интересным и важным - все неизвестное и непознанное, абсурдный и неожиданный ход человеческой мысли, философия, наука, незнакомые города и романтика путешествий, творчество талантливых людей. Всего этого было много вокруг, и все было достижимо, но пока еще мне не давалось. Я не находила себе применения в этой большой и интересной  жизни, подчиняясь то своему надуманному долгу, то мнимому чувству вины перед людьми, почему-то требовавшими от меня того, чего во мне напрочь не было.

   Работа, на которую я долго возлагала столько надежд, и к которой была хорошо подготовлена в институте, не дала мне  ничего, кроме ощущения пустоты и воспоминаний о комсомольских пьянках, в одной из которых я случайно нашла себе мужа. Он был не плох, но случаен. Он не был «крылат», и потому стал моей Синицей в руках, взамен желанного Журавля в небе. По крайней мере, он не оставил в моей душе того неприятного осадка, который оставил первый муж. Я любила Валеру, но моя любовь не выдержала существенных различий между нами. Зато эта любовь подарила мне дочь - бесценную награду моим разочарованиям, примирившую меня с ее отцом. Дочь стала реальной возможностью обрести в ней близкого мне по духу человека, зернышком, которое при хорошем уходе может  вырасти в хорошее, плодоносное дерево.

  Другим зерном, ждущим своего прорастания в моей душе, стала эзотерика и ее очень специфический коллектив  искателей и чудаков, одиноких в своей обычной жизни, но очень счастливых и наполненных в другой, до конца не понятной. Для меня эта жизнь началась с группы йоги и постепенно перешла в долгий путь к самой себе, который мне, видимо, было суждено пройти до конца.