Рондо для двоих. Часть 3, гл. 8 и 9

                Глава восьмая

                Мысль о разводе с мужем возвращалась только после крупных ссор, но те случались все реже. Тем более что политические события последних лет тоже их объединили. Гражданской войны перед выборами очередного Президента, как это случалось в других семьях, не было. Все эти болезненные вопросы по поводу украинского и русского языков (на каком говорить или писать) просто не обсуждались. Оба говорили и писали по-русски, как сложилось в их городе столетиями, но свободно владели и украинским.  И одинаково возмущались, когда вдруг в институте преподавание на русском запретили, а учебников на украинском еще не было.
                В издательстве языковая политика решалась просто: публиковали на том языке, на каком автор написал и за что заплатил. Только выходные данные шлепали на украинском языке.
                Появление  в жизни Ирины нового друга, Игоря  Бучацкого,  внесло  неожиданное напряжение в семью. Этот был один из авторов Ирины, проживший в Израиле несколько лет и вернувшийся домой после развода с женой. Он принес в издательство «Путевые заметки», написанные таким чистым языком,  к тому же остроумным, что Ирина не могла оторваться от рукописи. Она смеялась, удивлялась, радовалась своей  находке, она цитировала целые абзацы Павлу и Машке с таким счастливым лицом, словно сама все это написала.
                Павел слушал и не слышал, как всегда. Краем уха, с вежливой улыбкой, но соглашался, что это «здорово» написано.
                – Танюш, – звонила она подруге после очередного всплеска восхищения. – Ты послушай! Какой  умный мальчик!
                – Сколько лет твоему мальчику? Мне он не подойдет?
                – У тебя Ванька есть. Это мое открытие. Мальчику, кажется,  лет сорок пять. Но тала-ант! Одну книжку он успел там издать, показывал. Нет, есть еще порох в пороховницах у нашего народа!
                – У народа или у мальчика? – смеялась Татьяна. – Что-то ты сильно возбудилась, родная!
                – Ну, ду-ура, – отмахивалась Ирина, признаваясь себе, что да, возбудилась.
                Как было в молодости, когда услышала игру Володи.  Устоять перед чужим талантом было невозможно. И, как всегда, этот талант и становился живым человеком, воплощением лучшего в нем. Образ автора не двоился, а напротив – сливался с его главным героем. Дрянной человек  не мог так писать (играть, сочинять).
                Пока рукопись не оформилась окончательно, Ирина растягивала удовольствие – видеть и слышать этого человека. Он не был красив, мимо такого Ирина прошла бы на улице, не заметив. Светлые глаза, русые волосы, полноватый для своего возраста, рано лысеющий со лба. Словом, ничего особенного. Но стоило Игорю заговорить, как очарование ума вместе с манерой делать паузы, скупо улыбаться,  ласково смотреть на собеседника, как смотрят на ребенка, – все это пленило чисто по-человечески.
                Разговор хотелось продолжить. А говорили они обо всем. Какую бы тему ни затрагивала Ирина, получалось, что они думают одинаково. Уставшая от постоянных споров с мужем, она оценила это родство мыслей и менталитета, взаимное притяжение душ. 
                «Интересно, – подумалось однажды, – сколько лет душе? Как по паспорту или по внешности?»
                Мысль была с привкусом мистики. Она даже представила себе, как где-то в вышине, между облаков, их души встречаются и обнимаются, радуясь неодиночеству.
                Взаимная симпатия уже переходила в дружбу, они перешли на «ты», и  однажды, забывшись или под настроение, Ирина пожаловалась на свое одиночество.
Как благородный мужчина, Игорь не стал уточнять, как такое может быть при живом муже и детях. Наверное, понимал главное. Ирина сама уточнила, пользуясь его деликатным молчанием:
                – Говорят, что все люди одиноки... Но когда у тебя под боком есть родной человек, грех жаловаться. Моя одинокая, фактически, подруга Таня себя таковой не чувствует. Говорит, что ей хватает любовника и меня. А еще есть у нее мама. И пусть все мы живем от Тани отдельно, то есть  приходящие, она не страдает. А у меня супруг... Извини, что гружу своими проблемами, но душою он не со мной. Мне не хватает...
                – Понял, понял. Явление распространенное. Даже слишком. И надо радоваться, если нашел... друга.
                – Я и рада, – тихо сказала Ирина, и поняла, что это походило на признание в любви.
                – Ирочка, не смущайся. – Игорь накрыл ее руку своей ладонью. – Мы же нормальные люди! Ты – умница.  Я рад, что мне попался такой редактор и издатель. Ничего не надо объяснять... Запомни: мне можно говорить все! Это, наверное, смешно, но я женщин понимаю лучше, чем своего брата - мужика.  Я ценю тонкость вашей души, ранимость и вечно живущую мечту о настоящем мужчине.
                – Вот уж точно! – усмехнулась Ирина. – Но этого  твоя жена как раз и не оценила?
                – Оценила. Была она мужиком в юбке. Эдакая Тэтчер. По молодости  меня привлекали натуры сильные. Оказалось – двум сильным в одной упряжке неудобно бежать. Кто-то должен быть ведомым.
                – Знакомая ситуация, – вздохнула Ирина, вспоминая, как они бодаются с Павлом чуть ли не ежедневно. Без победителя.
                Потом все оборвалось, как того и ожидала Ирина. Игорь уехал назад, в Израиль, вернулся к жене. Однажды позвонил, чтобы узнать электронный адрес. Завязалась переписка. Дружеская, приятная, ни к чему не обязывающая.
Первые письма Игоря Ирина даже читала вслух своему мужу, и тот признавал, что Игорь – умный парень, с чувством юмора. Но все-таки не понимал, зачем это нужно его жене.
                – Ну,  кто он тебе? – удивлялся каждый раз. – Никто. Чужак, живущий в другом государстве.
                – Он – друг.
                – Таких друзей у тебя до черта! Таньки не хватает, что ли?
                – Настоящих всегда бывает мало.
                – А я тебе кто? – возмущался супруг. – При живом муже искать друга-мужика – это, это... Ты просто больная на голову.
                «Вот дура, – думала Ирина про себя каждый раз после такой стычки, – что показала, как в мою почту входить. Не буду больше этого поощрять. Никогда мужчине не понять наших настроений... Какая-то дурацкая ревность. Почему я должна лишать себя удовольствия общаться с приятным человеком? Я что – на шею ему вешаюсь?  Женить на себе хочу... пацана? Нет, это невыносимо. Такой контроль...»
                На какое-то время все вроде бы забылось. Переписка исчахла, потому что Ирина отвечала Игорю кратко и нерегулярно. Она бы и хотела, чтобы в ее письмах было больше тепла, но ее не покидало ощущение, что Павел стоит за ее плечами и читает письма.
                А потом наступила тяжелая полоса: иссяк поток желающих издавать свои книжки, у Павла сократили часы по его специальности, и он уже готов был «свалить» из родного института. Или открыть фирму, как делали многие его коллеги, каким-то боком своих научных изысканий привязанные к производству. Но Ирина понимала, что этот путь – не для мужа, слишком честолюбивого и одновременно инертного, чтобы крутиться в незнакомой сфере предпринимательства.
Слава Богу, в их семье никогда не заводили разговоров о том, кто сколько получает или тратит. Тратили экономно, потому что получали немного. И пока дети учились, приходилось изворачиваться.
                Это было время,  напряженное во всех отношениях. Павел раздражался по пустякам, Ирина обижалась на него, не пытаясь даже поставить себя на место мужа. Она считала, что мужчина должен быть сильнее, держать себя в руках, когда ему плохо – не кидаться на близких, у которых свои трудности.
                Их дочь, Маша,  переживала вторую по счету и тоже неудачную любовь к однокурснику, требуя душевного сострадания у родной мамочки.
                Сын Владик ранней женитьбой внес хаос в бытовые отношения, потому что оказалось: женился он на девушке без элементарного представления о роли жены и матери. Родившаяся дочка кочевала по домам бабушек номер один и два. Когда Аленка жила не на территории Кадрецких-старших, можно было спать спокойно. Там она была хотя бы накормлена. Но когда родители брали к себе домой родное чадо,  то оказывались на грани развода,   столько ребенок забирал у них сил и времени.
                Телефонные звонки бабушке Ире становились постоянным звуковым фоном квартиры.
                – Мам, что делать, когда ребенок не  хочет кушать? – спрашивал Владик трагическим голосом.
                – А что думает на эту тему твоя жена? У вас в семье две головы взрослых. Неужели вдвоем не придумали ничего?
                – Мамуля, а что ты делала со мною в детстве, когда я есть не хотел?
                – Ты хотел всегда. А если не хотел – я не давала. А что?
                – Просто не давала?! И тебе меня не было жалко?!
                – Не было. Ты у меня был мальчик упитанный.
                Владик подавленно молчал.
                – Станцуй или спой ребенку, пока твоя женушка кормит дитя. Аленка задумается и не заметит, что все съела.
                – Так Любочки дома нету. Ушла к подружке. Они там шьют что-то. Учатся.
                – Лучше бы она научилась семью кормить.
                – Ты – классическая свекровь.
                – Была бы классической,  не возилась бы по выходным с твоим ребенком. Почему-то у меня она все ест. Научитесь вкусно готовить.
                Годы шли, все понемногу если и не пришло в порядок, то стало привычным. Дети взрослели, внучка росла,  у сына появился свой бизнес и пока держался на плаву. Павел смирился с тем, что за часы приходилось бороться даже с приятелями,  а также с печальным  фактом,  что курсовые работы студенты сдирают из Интернета, а дипломы пишут с помощью своих же преподавателей, институтских, остепененных, то есть кандидатов наук. Для многих эта халтура была приличной добавкой к неприлично маленькой зарплате. Вот уже и у Павла появился такой дипломник-заочник, которому нужна была лишь корочка от диплома, а не весь документ.
                И в издательстве заказчиков прибавилось. Заграничных. Оказалось, что издать хорошо оформленную книгу здесь дешевле, чем в Москве – даже учитывая перевозку.
                Душу грела и возобновленная переписка с Игорем. Письма были полушуточные, легкие, дружеские, на все темы, которые возникали по ходу виртуальной беседы. Потом Игорь прислал свое фото. Он еще больше поправился, в его осанке появилось что-то барское, разнеженное, как у человека, у которого все в жизни идет как по маслу. И было странное несоответствие между этим внешним довольством и  легким ароматом грусти, витающем в воздухе, пока Ирина читала смешные письма.
                Она привыкла быть открытой со всеми, кто ей нравился по-человечески, а потому не выдержала – спросила однажды: « И все-таки, что с тобой происходит?» –  « У меня все в порядке. Но я...»
                Они договорились общаться на скорую, в режиме диалога перед уходом Ирины из издательства.
               « Ты не можешь поставить скайп? Я хочу слышать твой голос», – написала Ирина.
               «Не получится.  Он у меня есть, но по нему вести разговор с тобой не хочу. Вернее – не могу. Жена ревнивая. Извини, конспирация. Я привык к твоим письмам и все время боюсь, что ты исчезнешь из моей жизни»
               Ирина разволновалась: «Скажи своей жене, сколько  мне лет, и пусть успокоится».
               « Сколько тебе лет, не имеет никакого значения. У души нет возраста, а твоя душа и моя – это одно целое»
               Ирина даже засмеялась – так сентиментально-напыщенно  прозвучало это признание. Такие слова ложатся на бумагу легче, чем произносятся вслух.
               Но настроение у нее стало градусом выше.
               Эта, последняя «переписка», случилась во вторник, под вечер. Ирина еще планировала съездить к Татьяне и попить кофейку с круассанами. И тут явился супруг. Был в центре города, забежал в издательство. Ирина как раз дописывала письмо.
               – Тебя ждать или уйти?
               – Павел, пару минут. Сейчас комп выключу.
               – Ты что там печатаешь?
               Он заглянул через плечо, успел прочитать верхнюю строчку, пока    Ирина лихорадочно пыталась свернуть крамольное письмо.
               – Игорек! Вот как мы разговорились!
               – А ты прочитай! – с вызовом сказала Ирина. – Если найдешь там что-то...
               Сказала, а сама в ужасе подумала: «Если прочитает – беда!»
Он не стал читать дальше. Молча вышел вслед за Ириной и направился к городскому парку, через который пролегала дорога к дому.
               Они шли мимо пруда с белоснежными лебедями, не замечая  красот парка и не слыша детских голосов. Ребятня бегала по травке, пока мамы оживленно болтали друг с дружкой на скамейках. Обычно Ирина, попадая в этот детский рай, ловила себя на мысли, что хотела бы еще внучку. Пусть бы Машка родила...
А сейчас одна мысль крутилась в голове: Павел пыхтит рядом, явно задетый  явлением Игоря в ее жизни. Не вписывался он, этот далекий чужой мужчина, в личное пространство самого Павла. Был третьим лишним, потому что это пространство всегда было тесным.  Мужу вполне хватало Ирины.
                – Значит, скучаем по Игорьку? Писем ждем, так? –  наконец-то произнес Павел  с теми выразительными нотками презрения, даже гадливости, которые так всегда бесили Ирину.
                –Значит, скучаем и ждем, – ответила она с вызовом.
                – Нет, вы подумайте, она еще нападает! Рыльце в пушку?
                – Я не понимаю, почему я должна оправдываться перед тобой? Я что – не имею права заводить себе друзей?
                – Да заводи! Хоть целуйся со своим Игорьком! Если бы он не жил так далеко, ты бы уже и в постель к нему влезла!
                – Не ори, – повысила голос Ирина. – Ты – собственник.
                – А это плохо? Я хочу, чтобы моя жена была только моей!
                – Господи,  чушь какая! Я же не крепостная твоя!
                – Вот ты как заговорила!
                Павел рванул вперед, а Ирина повернула назад. Через полчаса она уже была у Татьяны.

                Глава девятая


                Работы в издательстве прибавилось, а потому пришлось покупать компьютер и устанавливать Интернет дома, чтобы иметь возможность не засиживаться на работе по вечерам, когда поджимали сроки.
                Теперь Ирина правила тексты дома. С авторами она общалась по скайпу и электронной почте, а в издательстве занималась только организацией работ. Встречи с авторами, переговоры с типографией и передачу продукции из нее Ирина подчинила строгому графику. Никиту это устраивало. Его папашу – тоже. Тот вообще  контроль над издательством осуществлял через Ирину, доверяя ей во всем. Никиту и это устраивало: можно было спихнуть все мелкие неприятности и нестыковки на редактора.
                Из обширной электронной почты Ирина выуживала письма своих далеких авторов на их собственной территории. Старалась вовремя всем ответить. Игорь снова исчез, но никакого сожаления об этом Ирина не чувствовала. Приятный эпизод из ее женской жизни, бедной событиями, был исчерпан.
                Никогда еще не было так спокойно и даже комфортно у нее на душе.  И Павел притих. Иногда, словно по привычке, он вдруг раздражался, подымал голос. Но тут же потухал под удивленным взглядом Ирины.
                Ничего не предвещало перемен на семейном фронте, где  по логике развития их отношений должен был наступить затяжной период покоя.
                – Такое затишье, – сказала Ирина Татьяне как-то раз. – Я не привыкла. Всё у всех хорошо. Сыночек смирился с тем, что Любаша не хочет   еду готовить. Сам встал к плите. Молодец, девка. Что значит – любовь! Машка пасет своего дебила, мечтая сделать из него нормального мужика. Говорит мне, что ее Игорек – прекрасный генофонд для  будущего младенца. Ни одной болячки у парня. Цинизм, конечно, но, может, она права? Парень даже не курит. Наши детки нас прагматичнее.
                – Девочка моя, а не затишье ли это перед бурей?
                – Танька, ты сдурела? – возмутилась Ирина. – Я тебе – как у нас все хорошо, а ты мне – кар-кар-кар! Просто мой воспитатель устал  меня воспитывать.
                Татьяна скептически ухмыльнулась.
                А потом случилось неожиданное.
                Однажды Ирина вернулась с работы и нашла возле телефона записку Павла:  «Тебе звонил твой любовник. Он приехал в город и мечтает с тобой встретиться».
                – Вот интересно, – усмехнулась Ирина, – у меня есть любовник! А я и не знала!
                Она, конечно, догадалась, о ком речь. «Дурак, не мог позвонить в редакцию», – с досадой подумала об Игоре, не испытывая особой радости.
 Павел пришел поздно. Ирина вышла в прихожую, молча наблюдала, как он переобувается.
                – Ты пьян?
                Павел пил редко и мало. Даже за праздничным столом не выпивал больше двух рюмок водки. А сейчас он плохо держался на ногах, терял равновесие. Его смуглое лицо покраснело. На вопрос жены промолчал.
                – С какого горя мы напились? И кто был твоим собутыльником?
                – Твой любовник! – выкрикнул Павел, выпрямляясь. – Я его на дуэль вызвал!
                – Кто кого перепьет? – ухмыльнулась Ирина. Но сердце у нее сжалось.
                – Кто кого переговорит. Я его победил. То есть, я запретил ему с тобой встречаться. Пусть катится в свой Израиль!
                Ирина молча ждала продолжения.
                Павел поплелся в гостиную и рухнул на диван, протянув ноги в проход. Ирина осторожно переступила через них, опустилась на стул напротив.
                – Рассказывай, что ты там натворил.
                – А что это за тон?! – вдруг взвился Павел. – Как ты с мужем разговариваешь?!
                Ирина быстро вышла из комнаты. Подсела к компьютеру,  стала читать новости, пытаясь успокоиться. Никогда она не видела мужа пьяным, а потому не знала, каков он в этом состоянии. Значит – агрессивен. Плохо. Это плохо. Решила: поговорим завтра.
                Но Павел завтрашнего утра не дождался – возник в проеме двери, сказал ей в спину:
                –  Не смей без моего разрешения писать этому ... выродку. Ты просто...шлюха.
                Ирина, не оглядываясь, ответила:
                – Мне тебя жаль.
                Целую неделю они не разговаривали, а потом Ирина написала заявление о разводе.
                Решение пришло под настроение, а на второй день ей вдруг стало стыдно  от собственных сомнений.
                – Да что же я за человек, Танька, – чуть не плакала она по телефону, оставшись в одиночестве. – Он меня – шлюхой обозвал, он меня всю жизнь унижал, а я… а меня жалость к нему душит. Если так ревнует, значит…
                – Ничего это не значит. Что любит тебя – верю, а что будет тебя терзать пуще прежнего, если ты передумаешь, можешь не сомневаться.

                Процедура оказалась простой и до того формальной, что Ирина успокоилась. Она думала, что Павел не придет в суд, что их заставят помириться прямо там, что придется врать, придумывая причину развода. Но Павел, получив повестку, пришел, никто их не мирил, чиновникам было плевать на их драму или комедию. Разводили в этот день несколько пар, все происходило в темпе. Им даже не дали времени на раздумье. Процедура еще и оказалась дорогой, что понизило градус  обоюдного волнения.
                Вернулись они домой разными дорожками. Инициатором делового разговора выступила Ирина. Павел молча выслушал ее и ушел в детскую – устраивать свое гнездо. Ирина с переполненным сердцем и непролитыми слезами осталась сидеть на диване. Только теперь она поняла, как будет тяжко соблюдать все высказанные ею условия совместного проживания. Не могла она осознать до конца, что отныне они – чужие люди.
                Это чувство – отчужденности – так и не наступило за годы  странного развода. Павел превратился в родственника, который отдельно питается и ведет закулисную жизнь без всякой отчетности...
                Когда Машка рассказала о даме в папином купальном халате, Ирина не показала дочери, до чего расстроилась. Воображение  не рисовало гнусные картинки – было скромным, даже недоразвитым в этой области человеческих эмоций. Хватало того, что дама представлялась лежащей на плече  и согнутой руке Павла, а Павел – гладящим ее по головке, как бывало с нею, Ириной.
                Она не признавалась себе, что тоскует по телу мужа, которое успела полюбить за долгую жизнь. Только теперь она обнаружила, что и у нее есть какие-то желания, приземленные, на грани с инстинктами. Она уходила в работу и жизнь детей, чаще ездила к Татьяне, разыскала по Интернету сокурсниц и одноклассников и часами вела с ними переписку, словно подросток.
                Однако ежедневное присутствие  бывшего  супруга, напрягало. Привычку заботиться о его здоровье, правильном питании и чистой одежде было трудно вытравить до конца. То ей казалось, что Павел похудел, то не нравилось, как плохо выглажена рубаха, то ей чудился по ночам еле слышное постанывание. Снится что-то или болит? В его отсутствие Ирина проверяла содержимое холодильника, украдкой снимала с плечиков рубашки и переглаживала их. Зимою, обнаружив, что нижнее белье у мужа пришло в негодность, купила новый комплект и подложила в глубину полки, а изношенное тихо выбросила. Как и следовало ожидать, Павел, покопавшись в поисках смены белья, обнаружил новенький комплект и порадовался, решив, что это старые запасы. Вечно эта Ирка запрячет так, что надо искать!
                И носки она таким макаром подменяла – старье – на новые, А он радостно обнаруживал.
                «Мужики как дети!» – думала Ирина, наблюдая такую рассеянность супруга. Мог бы догадаться, что за два года одинокого житья носки и трусы новее не становятся.
                Она давно перестала ревниво сравнивать свою семью с другими в раскаянье, что не смогла ее сохранить и удержать в приличном состоянии. Вокруг наблюдались семьи либо разрушенные, либо полуразрушенные, либо со своими скелетами в шкафу, да еще такими многочисленными,  что вываливались оттуда  на всеобщее обозрение. Слава Богу, у нее была хотя бы видимость обыкновенной семьи. Вон даже семейные обеды по воскресным дням, как у порядочных, собирали родню. И было весело. И только Машкин Игорек  оставался чем-то виртуальным.
                ... Ей здорово повезло на сваху – та  была на пенсии и внучку соглашалась пасти круглосуточно. Так что вторая бабушка внучки Аленки быстро стала первой и главной, а работающая Ирина выполняла функции парадной бабули, праздничной.
                Сынок предпочитал приходить в гости к мамочке, а не принимать у себя. Поэтому обед превращался в торжественное застолье, отнимавшее  у Ирины много сил и времени. Приходилось печь  обожаемый всеми наполеон или пирожные, придумывать новые салатики, делать жаркое и варить компот. Все съедалось с поразительной  скоростью и жадностью оголодавших собак, не знающих, что такое приличие. Ирина только глазами хлопала, наблюдая, как опорожняются тарелки и салатницы. После ухода гостей опустевший холодильник  можно было просто  выключать.
                Когда дорогие гости выползали из-за стола, отяжелевшие и полусонные,  и покидали гостеприимную маму энд бабушку,  Ирина падала на диван и говорила смачно:  «Фу-у-у!» Что  означало бессовестное: «Наконец-то вымелись!»
Усложнял ситуацию дедушка Павлик, с радостью изображавший крепкий союз с бабушкой Ирой. Он тоже  с удовольствием лопал приготовленное бывшей супругой. Правда,  к приходу деток гордо выставлял на стол свою долю в виде сырокопченой колбаски, баночки маслин и нескольких бананов либо апельсин.
                Понятно, что и Машка прибегала, зная мамину щедрость. Ей тоже хотелось пообщаться с братом, хотя и выливалось это в бесконечные споры. Ирина  не уставала удивляться дуэту собственных деток. Пели они свои песни в разных тональностях. Не было у них ничего общего! Словно выросли они где-то вне дома. Только тяга к родному гнезду и объединяла  их.
                Иногда Ирина думала со страхом, что после ее смерти дети разбегутся окончательно.
                Татьяна атаковала ее время от времени, уговаривая завести себе «дружка», и клятвенно обещала приложить максимум усилий для воплощения в жизнь этой задачи. Лишь бы Ирина согласилась.
                Но в роли любовницы Ирина себя не представляла.
                – Я некрасивая усталая тетка в возрасте, о чем ты тут болтаешь?!
                – А я, по-твоему, молодая и красивая?! Но любовника имею!
                – Таких, как Ванька, давно разобрали, Танюш. Мне нужен симпатичный, верный, относительно молодой, стройный, высокий, с чувством юмора, умный, немелочный, с характером.
                – С характером  у тебя уже был, – напомнила подруга.
                – Мне нужна личность, понимаешь? У Павки был гнусный характер, но он был личностью.
                – Павка был гнусной личностью. Мужик без великодушия – не мужик.
                В таком русле они могли подолгу  пикироваться, но ничего в жизни Ирины не менялось. Она так и не узнала, что же случилось конкретно между Игорем и Павлом.  Как они встретились? О чем говорили? Почему Игорь исчез, если приезжал? Зачем приезжал? Хотел издать книжку? Ушел к другому издателю, чтобы не связываться с опасным типом  – ее мужем? Может, он принял его за психа или алкаша?
                Жить с мужем под одной крышей становилось все сложнее. Нынешний Павел совершенно не походил на прежнего – уверенного в себе,  грубоватого и прямолинейного. Этот передвигался по собственной территории осторожно и почти неслышно, как  хищник на охоте. Но упорно опущенный взгляд выдавал внутреннее беспокойство, которое передавалось Ирине. Она не хотела себе признаться, что ей жаль Павла.

                Однажды она осталась ночевать у Татьяны, узнав, что Ванечка куда-то уехал на три дня. Счастливая Танька моталась по кухне, соображая на ходу, чем бы вкусненьким накормить подружку. Нашлись консервированные бобы в томате,  пакетик горчицы, хвост от селедки и высохший кексик с повидлом внутри.
Ирина понаблюдала, как подружка суетится, а потом крикнула:
                – Сядь! Я же знала, к кому иду! Ваньки нет – это сигнал, что наша артистка грызет сухарик. Тащи из прихожей сумку, там все, что надо проголодавшейся лентяйке!
                – Ой, умничка! – радостно завизжала Таня, кидаясь в переднюю. – Я знала, что ты мне не дашь с голодухи помереть! Ха-ха! Ну и натащила! Боже, даже...
                Пока она вслух перечисляла продукты, Ирина прислушивалась к странным звукам из ванной комнаты. Ей даже показалось, что там кто-то купается под душем. Но Татьяна шмыгала мимо ванной в кухню, словно не слыша ничего.
                – Ой, зараза! Вода пошла! У нас же не было воды! Ир, закрой там кран!
                – А это что? – спросила Ирина, глядя на растекающуюся лужу под ногами Тани. Ручеек, набирая скорость,  живо катился во все стороны. Таня бросила сумку с покупками на стол, завопила, и они вдвоем с Ириной ворвались в ванную. В раковине умывальника плескалась вода и била через край красивым водопадом.
                – Господи, я заткнула дырку чем-то!
                Звонок в дверь раздался до того как женщины убрали следы потопа.
                – Это Аза, черт бы ее побрал!
                – Какая Аза?
                – А увидишь сама. Иду открывать.
                Аза оказалась соседкой снизу. Красивая женщина, еще молодая, похожая на цыганку, молча сверлила Татьяну темными очами.
                – Я сейчас! Мы мигом! Ира-а, ты там закончила?
                Ирина вышла в прихожую.  Аза ей кивнула и молча ретировалась вниз по лестнице.
                – Серьезная тетя, – шепотом сказала Таня. – Я ее третий раз заливаю. А она вот так: припрется и молчит, глазищами меня пожирает. К совести моей взывает.
                – Так будь осторожней, – сказала Ирина, хватаясь за тряпку. – Раз твоя совесть...
                – Ладно тебе, Ирка! Спасибо скажи, что не скандалит.
                Второй звонок у обеих вызвал панику.
                – Так, пришла добивать, – скривилась Татьяна. – Иди открывать. Я тут еще насухо вытру.
                На пороге стоял уже знакомый седовласый мужчина, который помогал ей когда-то открыть дверь. Кивнул Ирине и шагнул вперед. Ирина отступила.
                – Хозяйка где?
                Хозяйка с виноватой улыбкой и тряпкой в руках появилась из кухни.
                – Милые женщины, может, вам нужна мужская помощь?  Кран не работает? Моя дочь два раза в этом сезоне после ваших потопов ремонт делала в кухне.
                Пока Татьяна извинялась и клялась, что это будет последний раз, Ирина разглядывала лицо мужчины, понимая, почему оно так запомнилось с первого раза. «Лицо аристократа», – подумала она, любуясь его  четкими чертами. Даже крупный нос его не портил, потому что был безукоризненной формы. Серые глаза  в тон седине казались молодыми, столько в них было скрытой улыбки.
                Получив от Тани разрешение посмотреть на протекающую сантехнику, мужчина медленными движениями  исследовал все краны, заглянул под ванну. Таня молча ждала приговора.
                – Вроде бы все в порядке. Мужчина в доме есть?
                – Нет, – хором ответили подруги.
                – Странно это, – сказал седовласый, приподняв темные брови,  по-женски аккуратные и красиво изогнутые.
                Потом внимательно взглянул на Ирину, улыбнулся ей:
                – Мы вроде бы... знакомы?
                – Да, это вы мне однажды коленкой дверь... вышибали. То есть, открывали.
                – Ладно, соседки, я успокою дочь, пообещав, что заливаете ее в последний раз.
                Он ушел, а Татьяна с Ириной уставились друг на друга, переваривая происшествие.
                – Мечта любой бабы, – первой заговорила Таня. – Ну, красавец! И как благороден! Ну, чего замолчала?  Тебе он никого не напоминает?
                – Смутно.
                – По-моему, он на твоего Владика похож. Один тип. Только этот – покруче будет. Рост! А глаза! У дочечки  темные, у папочки светлые, но... Чего молчишь?
                – Наверное, его жена цыганка, раз эта Аза  такая колоритная особа. Прямо Кармен.
                – Тебе бы такого дядечку для заполнения любовного вакуума.
                – Глупости не болтай, а?
                Утром на работу Ирина ехала маршруткой. Седовласый сосед словно поджидал ее на остановке. Издали улыбнулся ей, но не подошел. Ирина первой попала в салон. А когда народ заполнил машину, оказалось, что сидят они рядом.
Больше ничего не произошло. Поговорили о погоде, о некачественной сантехнике, назвали свои имена: Ирина,  Михаил. Он вышел на Набережной, Ирина – в центре, возле издательства.
                Татьяна позвонила прямо на работу;
                – Слу-ушай, подруга, я тут придумала, как нашего мальчика еще разок вымануть на нашу территорию.
                – Еще раз залить? – подсказала Ирина. – Мы познакомились.
                – Но если ружье висит на стене, оно должно выстрелить? – вдохновенно изрекла Таня. –  По законам драматургии.
                – Выстрелит, если ты сама об этом позаботишься, – усмехнулась Ирина, вспомнив о письме, которое подруга написала Владику в их молодости.
                – Злопамятная ты, Ирка. Но я не из тех, кто ждет у моря погоды, учти.
                – Еще одну подлянку мне готовишь?
                В тот же вечер Татьяна нанесла визит вежливости Азе, как она потом говорила Ирине,  А в одиннадцать вечера уже докладывала подруге по телефону:
                – Значит, так. Зовут Михаил Семенович, работает врачом в психушке, представляешь?  А доця художница! Ничего, классная баба! Потом расскажу. Надо подумать о стратегии на ближайшее время.
                – Ты чего это без меня меня же замуж выдаешь? Я тебя просила?
                – Так и будешь сидеть в одной клетке с бывшим мужем?  Учти, Мишель вдовец! Такой товар пропадает!
                Странное волнение охватило Ирину после этого разговора. Лежа в темноте, она то уходила  памятью в юные  годы,  то перебирала в уме  подробности ушедшего дня – самого обычного, рядового, сели не считать Таниного  звонка. То думала о Павле, который  все чаще стал ночевать вне дома. Определить по его лицу настроение было невозможно. Что-то вроде ревности проклевывалось в душе Ирины.
                «Танька права, нечего монашкой становиться в мои годы!» – это была последняя определенная мысль Ирины перед сном.