Эссе о фильме Джо Райта Анна Каренина

И снова классика демонстрирует неисчерпаемость интерпретаций. Казалось бы, что все уже сказано, и не раз уже объяснено, но Джо Райт представляет свою «Анну Каренину».
Должна сразу признаться, что мое отношение к Толстому весьма прохладно – видимо, сказалась взращенная в школьные и университетские годы бесконечная «любовь» к нему. Да и сама тематика адюльтера бедной Анны кажется мне весьма «потасканной», и до боли академичной. Ведь уже давно договорились разделиться на два лагеря ее защитников и их оппонентов и оставить данный спор неразрешимым. Таким образом, к просмотру фильма я подошла со множеством собственных ожиданий, преждевременных выводов и изрядной долей скепсиса.
Возможно именно ввиду выше сказанного, идейный пласт киноленты, призванный внести в сметенные зрительские души катарсис, меня нисколько не взволновал. Однако смею предположить, что причина все же в другом, а именно в недостаточной проработке персонажей. Я говорю сейчас не о внешнем соответствии, которое к слову, на достаточно высоком уровне, а о взгляде «в глубину» героев, о понимании мотивов их поступков, поглотивших их чувствах и общем эмоциональном лейтмотиве всего произведения. В этом плане ничего нового режиссер нам не сказал, более того, параллельные сюжетные линии остались и вовсе не освещенными – мельком мы видим Облонских, Левина и Кити, Анна же поглощает все пространство киноленты. Да и уход Вронского от Карениной оказывается абсолютно нелогичным и излишне резким, как, впрочем, и сцена самоубийства.
Нет в картине и «русского духа», хотя, наверное, странно винить в этом иностранного создателя. Но в этом ключе, уже в заслугу режиссера, не могу не упомянуть о замечательном музыкальном мире киноленты, очень близком к лучшей русской классике. И здесь мы плавно перешли к технической составляющей фильма, к средствам его выразительности.
Режиссер рушит пространство картины театральной сценой и подмостками, действие переносится за пределы реальности, оставляя героев в бутафорской игровой зоне их собственного сознания, направляя зрительское внимание вглубь повествования. А некоторые сцены настолько театральны и музыкальны одновременно, что и вовсе напоминают собою мюзикл. Однако и здесь есть место разочарованию – восхитительная задумка оказалась недоработанной, впечатление рвется «голливудскими вставками». Также на подобном фоне «обнаженного» кинопространства обнаруживается и уже упомянутая выше бедная психологическая фактура героев.
Несколько неожиданными показались и слишком «артхаусные» для игрового кино сцены с зелеными лугами в солнечной дымке. Хотя в них и видятся нотки катарсиса, нравственного очищения, и бесконечной силы подлинной жизни. Создается даже такое впечатление, что с уходом Карениной из жизни, все, наконец, встало на свои места, и воцарилась гармония. Действие в этом театре жизни закончилось, сцена заросла травой, а потолком оказалось чистое голубое небо.
В целом кинолента оставляет очень смешанное послевкусие, как от созерцания прекрасного лоскутного ковра ручной работы. Однако, в любом случае, подобная современная интерпретация классической литературы оказалась актуальной по крайней мере в визуальном плане. Да и сама тематика разрыва традиционных ценностей, думаю, впечатлит сегодняшних любителей разрушения канонов.