Блатное место

- И че, ты в город по «духанке» бегал? Вот так запросто?! Бляяяя…

- Херасе ты «запросто». В наряде по КПП «деды» стоят, они тебя хрен выпустят. ****ы, скорее, выпишут. Через забор, через «колючку», а там по лесу и в городе уже. Кабы все так просто было… это те не в «увале». Наливай давай!

- Погоди-погоди, а что, у вас увольнения бывали? Просто отпускали по городу бродить?! Без присмотра???

- Бля, Ген, ты как с Луны… Сам не знаешь, что ли? Чтобы в «увал» попасть, нужно без «залетов» служить, а кто не залетал?

- Я…

- Хм… ****ишь, косой… ну этого мало… надо еще форму там подшить, погладить, иголки-нитки, бляха чтобы сияла, все дела, и чтобы старшина согласился, что ты есть образцовый русский «зольдат», а не *** в стакане… а коменданту, например, похрен мороз, и патруль тебя все равно на чем-то поймает. Так что ты гуляй – но по сторонам «паси».

- Ух, епт… А чего ты там про полевой выход говорил? Ну, что трудно вам пришлось…

Шла еще только вторая бутылка.

* * *

В армию призывают не одного человека, а целую толпу. Нас, например, на областном сборном пункте одновременно было больше пятисот рыл, причем только в один день со мной и только из одного города уехало служить ни много ни мало – тридцать человек. Вру, тридцать один, но «лишнего» сразу завернули назад – за сутки до «дня Х» этот паренек ухитрился сломать руку. А вот возвращаются домой, за редким исключением, поодиночке.

Уже на сборном всех раскидают по командам – кого на флот, кого в пехоту, а кого – в танкисты. Потом эти команды тоже разбросают – кто-то уедет в учебку, кого-то «купят» как особо толкового (водители, крановщики, сварщики, электрики, слесаря, ну и разный писарско-канцелярский люд в армии нарасхват) совсем не туда, куда направлял военкомат, кого-то отправят в госпиталь (по пути в часть подхватил ангину), а потом тоже переадресуют… Призывник срочной службы, что бы там ни скулили ура-патриоты, это такая вещь. Товар. Если нет «мохнатой лапы» и талантами обделен, то его судьбу решают все, кроме него. Хотят – продадут, хотят – купят.

Поэтому-то встретиться однопризывникам сразу после «дембеля» - большая удача. Тут, как правило, каждый хвалится своим нихуевым везением и соревнуется, кто круче устроился в армаде. Кому нечем хвастаться – молчит в тряпочку. Но… Понятие «блатного места» в армии ведь настолько различается, что не сразу и поймешь, кому повезло, а кому нет. Вот, например, пресловутый стройбат. Про него в 90-е ходили кошмарные легенды. Попасть в стройбат было равносильно попаданию в тюрьму, а, учитывая количество, как бы сегодня сказали, «лиц нерусской национальности», так и вовсе жопа. Но когда демобилизованный военный строитель угощает тебя, морпеха или десантника, пивом «Бавария», а в кошельке у него шуршат «почти честно» заработанные американские буро-зеленые «баксы» (против твоих жалких рублевых «подъемных», от которых уже отгрызли свой кусочек зампотыла, начвещ, и старшина роты – а хули, зачем ты, воин, проебал три противогаза, две лопатки и флягу?), тут-то и задумаешься: а там ли ты служил?

Или вот пацан из команды ВВ, уходящей куда-то на Северный Кавказ. Их смертниками считали – попасть в «веселые войска» да практически на войну. Когда уезжали – половина сборного попряталась кто куда, чтобы не прихватили с собой «для ровного счета». Даже думать о службе в «ментовке» боялись. А он – ты гляди – всю службу провел при штабе МВД генеральским водителем. Рожа у него вдвое шире твоей. Устроился, падла. Какие там к свиньям пули, свистящие над головой? Разве ж нормальный генерал сунется туда, где опасно? А где генерал, там и его шофер, верно ведь? Так что все относительно в таком парадоксальном месте, как российская армия.

* * *

О некоторых воинских частях среди бойцов ходили такие слухи, что ой-ой. Куда там детским страшилкам, рассказываемым шепотом в темноте. Отцы-командиры часто пугали: вот «залетишь» – и отправим тебя в другую часть, а там лучше сразу вешайся. В армии немногие становятся умными сразу. Вот и до меня не сразу доперло – слухи эти распространялись намеренно, чтобы иметь еще один рычаг воздействия на раздолбаев в погонах. Как будто их и без того мало… Впрочем, мрачным легендам про одну часть, расположенную в страшных ****ях близ Полярного круга, верили все без исключения. И «дедовщина», и голод, и холод, и «шакалье» поголовно садисты. Пока однажды туда не «сослали» одного борзого «дедушку» за полгода до увольнения в запас. Ровно через полгода он дал о себе знать.

«Дедушка», ставший к тому времени уже гражданским, приехал к нам. На КПП к нему выстроилась очередь желающих пощупать его бренное тело и убедиться, что «залетчик» жив и здоров, послушать рассказы о пережитых ужасах. Ага, угу. В тот день авторитет «шакальских» страшилок про все без исключения «плохие места» упал ниже казарменного плинтуса. Кошмарная часть оказалась… кадрированной дивизией. Одни офицеры и кучка бойцов – ровно столько, сколько надо «мыть полы и изредка заводить танк». Начальство до такой степени не знало, чем занять немногочисленных «срочников», что по воскресеньям разрешило спать после обеда (а мы, ****ь, кроссы бегали и в войну играли!) и ходить в клуб смотреть видеофильмы. Там царила слегка замаскированная под порядок анархия, где офицеры старались не замечать подчиненных, а подчиненные вежливо пытались не «гадить» офицерам. Идиллия, мамкина радость!

Но добил нас рассказ «дембеля» об обеденном меню по «северной норме». Борщ! Котлеты! Красная запеченная рыба! (А у нас была одна «красная рыба» - килька в томате.) И венец всему – кусковый армейский шоколад! Его там уже и не жрал никто: не лезло. Плюс на паек выдавали не воняющую керосином елецкую «Приму», а сигареты «Монтана». Да чтоб я так жил! Почти все сразу и одновременно захотели «залететь» и уехать в сказочную часть возле Полярного круга. Увы. Больше туда никого не отправляли. А потом, по отдаленным сведениям, передаваемым по солдатской «почте», и вовсе ликвидировали такое чудесное место. Суки мрачные…

Впрочем, были такие части, куда по доброй воле никто бы попадать не захотел, кроме «избранных». Например, в Подмосковье существовала (а может и сейчас есть) легендарная военная часть «Горки-Икс», в которую свозили со всей страны «стукачей». Если простых «бегунков» чаще всего возвращали дослуживать обратно, то тех, кто добежал до нужного адреса и смог «застучать» своих сослуживцев или командиров в те времена (с подачи военной прокуратуры и Комитета солдатских матерей) отправляли куда подальше. Вот они и попадали в эту мифическую часть. Я, к счастью, про нее только слышал. Что-то, связанное с обеспечением «придворного» дома отдыха «Арбатского военного округа» – принеси, подай, пошел на хер, не мешай. Уборка, стирка, мытье, накрывание на стол – генеральские халдеи, прислуга, короче. Удивительно, но даже там, по слухам, была «дедовщина», и очень жестокая. А, казалось бы, разве не от ее «ужасов» побежали «стучать» все эти воины?

Необходимое отступление. Я не против того, чтобы солдаты имели возможность жаловаться в военную прокуратуру. Есть много мерзких вещей, которые просто необходимо искоренять в армии. Групповые избиения, вымогательство денег, сексуальное насилие (и не надо тут ****еть, что в российской армии нет пидарасов – своими глазами видел!), унижение человеческого достоинства. Но это крайности. А вот если человека через «не хочу» заставляют, извините, подтирать задницу или мыть перед сном ноги, а он бежит к прокурору в надежде отвоевать конституционное право быть грязным и вонючим, то это чмо. Другой вопрос – зачем это чмо взяли служить. Но, с другой стороны, шанс стать человеком ему ведь дали…

* * *
 
Однажды мы почти два дня «квасили» с одним «земелей», который хоть и жил в сорока километрах от меня, но призывался день в день, и даже вспомнил меня на сборном пункте. Говорит, мою колбасу вместе жрали и его самогон пили… я не помню, ну да ладно. Тем более, колбаса и самогон – были. Я еще потом с непривычки ходил блевать в открытый «десант» старой ржавой (давно списанной) БМП-2 без гусениц, стоявшей во дворе «сборника». Там был такой мини-филиал единственного на весь пункт и засранного до потолка солдатского сортира. В общем, он меня вспомнил, я его нет, но по некоторым известным только нам деталям «опознались» - свои. Два дня он слушал меня, открыв рот… и только вздыхал завистливо да матерился. А весь его рассказ о службе, о ее тяготах и лишениях, так сказать, уложился в полтора часа от силы. Ему выпало служить в самом, наверное, блатном месте во всех войсках России. Мне – выпало служить в боевой части. Повезло, ага. Мне, не ему.

Гена еще в военкомате уверенным курсом шел на флот, причем без каких-либо ограничений по здоровью. А это по тем временам такая радость, такая радость… Всего-то три года вместо двух. Ну да, море, корабли, романтика. «Море»,  а вернее узкая его полоска вдоль пирса, наглухо засрано соляркой и мусором, корабли стоят у стенки и потихоньку распродаются на иголки, а романтика… Ух, какая сочная на флоте романтика! А если еще попадешь на подлодку, то… Впрочем, об этом в другой раз. Потому что в ВМФ Гена так и не попал. В знаменитом Московском Центральном Флотском Экипаже, откуда ему предстояло отправиться на один из флотов нашей морской державы, на него положили глаз какие-то подозрительные и совсем не флотские «покупатели». То ли им понравилось непрошибаемое спокойствие и молчаливость деревенского парня, то ли оценили по достоинству, как ловко он починил электроплиту (ПТУ и профессия электрика) в столовой…эээ, простите, на камбузе Экипажа. А может и личное дело понравилось.

К некоторым в казармах МЦФЭ подходили «засланцы» из матросов и старшин, выявляли в непринужденной беседе скрытые таланты. Сосед Гены вот так угодил на блатное кроме шуток место писаря строевой части Экипажа. Ну, «полетал» полгода, пока не уволился его предшественник, а потом только «балдел». К самому Гене так никто и не подошел. Вызвали однажды в кабинет на собеседование, где сидел лейтенант в сухопутной («зеликовской», по терминологии уже считавших себя мореманами призывников) форме, задали несколько вопросов о семье и образовании – и все на том. За час до ужина Гену спешно помыли в холодной «бане» Экипажа (кодовое название – «подлодка»), переодели в общевойсковой камуфляж, сапоги, шапку, выдали «сидор», ремень, запасные портянки и куда-то повезли. Сначала на метро, потом на электричке, потом на машине с глухим «кунгом» без окон. Так мой одногодок Геннадий попал служить в «секретный лес».

* * *

Часть, в которую угодил молодой воин, представляла собой небольшой участок посреди густого соснового леса, обнесенный двухметровым бетонным забором. По его верху была натянута колючая проволока, да не простая или там «спираль Бруно», а «егоза». Злоехидная это штука, состоящая из сплошных бритвенно острых лезвий. Попал в нее -  и даже не дыши, иначе смерть. Но и при полной неподвижности весь изрежешься. «Егоза», а как вы хотели. Были в заборе ворота – тоже двухметровой высоты стальные створки. Рядом – бетонная будка, что-то наподобие КПП. От ворот шла сквозь лес единственная дорога, вымощенная плитами.

На территории стоял трехэтажный жилой дом. Обычный дом из серого кирпича. Рядом были еще несколько строений, одно из которых представляло собой добротную сауну. Про остальные… а про остальные Гена так и не узнал за все свои долгие 730 дней службы. Сразу после приезда его завели в дом, «подняли» на второй этаж… и двери закрылись за ним. До самого «дембеля». Так получилось…

Сначала с Гены бесцеремонно содрали армейский «комок» и выдали ему обычную гражданскую одежду: джинсы, рубашку, спортивный костюм, носки, кроссовки. Даже трусы выдали «плавки», а не военные «парашюты». Он немного охуел. Потом провели экскурсию по этажу, который должен был стать для него домом на два года. Спальня с настоящими кроватями и чистым бельем, столовая, кухня, санузел, ванная, полноценный спортзал с турником и гантелями… я слушал Гену и тоже охуевал: это точно про армию? Когда Гена начал рассказывать про комнату отдыха с телевизором и «видиком», я посоветовал ему заканчивать вешать лапшу на уши. Но тот лишь грустно улыбнулся.

В этой, с позволения сказать, воинской части, таких как Гена «срочников» оказалось около 20 человек. Каждый из них имел свою специальность, причем почти не имеющую отношения к армии. Кто-то сантехник, кто-то повар, кто-то телефонист. Гена оказался электриком. Их обязанностью было обслуживать самих себя (!), а главное – обслуживать жителей третьего этажа. Делать так, чтобы ТАМ все работало как часики, менять перегоревшие лампочки, чинить проводку, подавать еду и напитки, прибираться, застилать кровати. Кто обитал на втором этаже, Гена мне так и не рассказал. Я так думаю, какие-то совсем уже секретные люди. Может, шифровальщики… да нет, какие нахуй, шифровальщики… скорее уж, будущие шпионы, которых готовили к засылке в Уругвай… или Парагвай. Короче, хрен его знает. Сволочь-Геннадий или не знал, или не хотел говорить, или – что вернее – не мог. С ними много раз проводили беседы и специальные инструктажи, но, как сказал новоиспеченный «дембель», первое, о чем проинструктировали – «не говорить о «Бойцовском клубе» ни с кем», а «ЭТИ, Саня, умеют убеждать, поверь». Я поверил. Умеют.

Жителей «секретного дома» Гена видел не одну сотню раз – обычные с виду люди, в основном мужчины среднего возраста, в 100% гражданской одежде. Иногда женщины. Детей не было. Даже доводилось с ними общаться, но только на уровне бытовых вопросов-пожеланий: не работает чайник или сгорела лампочка в ночнике. К солдату (или матросу?) срочной службы никто никогда (!!!) не обращался по званию – только по имени: «Гена, сделай то-то». Иногда называли ласково – «сынок». И это шокировало куда сильнее, чем любые возможные ужасы казарменной жизни. Да меня бы тоже шокировало. Даже в военном госпитале к больным и раненым матросам офицеры обращаются по званию – и только иногда по имени.

* * *

Особых затруднений роль «обслуги» в себе не несла. Можно было чуть ли не половину светового дня проваляться на кровати, если не было работы. Можно было до одури пялиться в телевизор. Или с тем же успехом смотреть в окно – один черт там кроме сосен не было ничего видно. Продуктов в кухню выдавали выше всех пожеланий, а свой же повар с помощником готовили совершенно неармейские блюда. «Дедовщины» не существовало в природе – откуда ей взяться, если нет ни «молодых» ни «дедушек», все одного призыва? А прочие проявления неуставных отношений рубились на корню охраной. На первом этаже находилась… ну, наверное, это была караулка. Там-то как раз обитали явно военные люди. В обычных зеленых «комках» без знаков различия, но не срочники, а, судя по возрасту, минимум прапорщики. Жесткие и строгие, но не злые дядьки, которые могли по отношению к «обслуге» многое.

Могли в любое время дня и ночи прийти на этаж и устроить проверку с построением. Могли просто запереть дверь этажа, лишив всех возможности выхода. Могли провести «шмон» ничуть не лучше тюремного (искали в основном «дневники» и прочие «записки солдата Швейка», которые были под железным запретом). Но могли и выпустить ребят в сауну раз в неделю, хотя при наличии теплой ванной баня не очень-то и нужна. Эти же бойцы охраняли периметр, ворота и отвечали за безопасность объекта. Им, и только им, в этой диковинной (да что там, я бы сказал – дикой!) части разрешалось носить оружие. Кстати, Гена свой автомат таки подержал в руках – на присяге. Которую принимал в спортивном костюме. (Вот ****ь, а у нас самое неуставное было – это на присяге санчасть с «рожей» (рожистое воспаление ног), в тапочках, но в полной форме и с автоматом.) Привезли, вручили, отняли, увезли. Все. Вся воинская служба на этом закончилась. Да и не было ее. Была какая-то странная полугражданская жизнь с телевизором и добровольным – чтобы не сдохнуть со скуки – тяганием гантелей.

Скука. Это слово в армии означает куда больше, чем в миру, особенно на второй половине срока, но если ты оказался вдобавок запертым в четырех стенах… Есть телевизор, но нет телефона – нельзя позвонить домой. Раз в неделю можешь написать маме или друзьям. Даже девушке своей можешь. О чем писать – думай сам. Письмо без конверта бросаешь в специальный ящик. Кому положено, прочитают и решат, можно это отправлять или нет. Три к одному, что твое письмо просто испарится в небытие. Значит, написал что-то не то. Иногда тебе принесут вскрытое письмо из дома, в котором очень часто заботливо вымараны чернилами целые абзацы. Значит, тебе написали что-то не то. Что там – не твоего ума дело. Может, кто-то умер из родственников. Или мать заболела. Или твой город вообще сожгли ядреными ракетами, потому что в нем вспыхнула «зомби-лихорадка», совсем как в просмотренном накануне американском видеофильме. А тебе волноваться не положено. И думать о всяком разном тоже. За тебя тут другие думают. А решишь убежать и сунешься ненароком за «забор» - могут и пристрелить. Такова плата за «блатное место» службы.

- Увольнения? Да какие, Саш, в ****у увольнения?! Куда, в лес, что ли? Даже по двору прогуляться разрешали только по пути в баню. Три этажа и две маршевые лестницы между ними – вот все твое жизненное пространство. Причем лишь один этаж полностью принадлежит тебе, на другие два можешь попасть, если пригласят. На третий – помочь-подержать, на первый – выслушать «ценные указания». Сторожей наших хоть меняли… я те точно говорю… рожи менялись, то одни, то другие… а мы так и просидели не вынимая все два года! ****ь, да лучше бы я в стройбат попал! Как я тебе завидую!!!

* * *

За пару недель до срока увольнения Гену и других бойцов части собрали на первом этаже, выдали «комки» с нашивками сержантов (!) на погонах, бушлаты, шапки, ремни, прочее армейское тряхомудие, тут же заставили переодеться. Дали по вещмешку, в котором были спортивные костюмы и кеды (почему-то камуфлированные). Посадили в закрытый «кунг» и увезли в подмосковный городок, в батальон связи. Поселили в пустой казарме, с запретом на выход дальше столовой и сортира. Поставили на довольствие. (После ТАКОЙ пищи – казенная каша, буэээ…) И постепенно, по два-три человека, отправили домой. С подпиской о неразглашении и запретом на выезд за пределы РФ – кому на пять лет, кому на семь. В военном билете появилась запись о сроках службы в какой-то там в/ч 2… войск связи и ВУС – «шифровальщик». На поезд сажали чуть ли не под конвоем, спасибо хоть, до дому провожать не стали. На прощание проинструктировали – сразу в военкомат, документы сдать, на учет встать, а потом – молчок.

-  Выступил какой-то «левый» майор. Сказал, что благодарит за честную службу и надеется, что никто из нас не будет болтать языком дома. А если кто и будет, то вряд ли ему поверят, потому что такой службы, какая выпала на нашу долю, в природе не бывает. Так что в наших интересах придумать по пути домой что-то интересное про нашу военно-связистскую жизнь. Но если кто-то вдруг будет проявлять к вашим «730 дням в сапогах» повышенный интерес, расспрашивать настойчиво, то вот вам номер телефона в Москве, сразу звоните – и благодарность Родины не будет знать границ. Угу, мы ему почему-то сразу поверили. Кстати, ты в курсе, да? Мне тут из ОМОНа звонили, интересовались, закончил ли праздновать успешный «дембель», спрашивали, когда я готов пойти к ним на службу. Ради любопытства сходил… А там у всех глаза квадратные, и нахуй чуть ли не посылают от греха подальше. ****ь, как клеймо какое…

Кстати, прав был майор. Никто бы из служивших в те времена Генке не поверил. Думаете, я ему поверил, что ли? Ага, сейчас. Такой службы – когда нет нарядов и караулов, нет автомата, нет учебных стрельб, строевой, тактики, «спецухи», нет тяжеленного бронежилета и шлема, нет стирающих ноги кирзовых сапог, нет «самоходов» и увольнений… короче, жизни просто нет – быть не может в природе. Так что Гене я не поверил. И вам того же желаю.

Хотя, если все же поверить – ну его нахуй такое счастье. «Блатное место», ага. Жопа.