Снегурочка-снежная королева

 
   Снежинки падали ей прямо в рот. Она их ловила языком. Стоял чудесный вечер! Не было ни малейшего ветерка. Было  тихо и загадочно, и лишь фонари на улице освещали их одинокие фигуры.
Он взял её за плечи, прижал к себе, закрыл рот своим поцелуем и долго не выпускал из своих рук.
Она тихо отстранила его и засмеялась.
– Падает звезда! – крикнула она.
Быстро загадывай желание. Загадал?- она его торопила.
 
– Да, загадал, – он улыбнулся ей и снова обнял.
–А что загадал?
–Нет, нельзя говорить – это секрет. Он ещё больше её заинтриговал. Конечно, он только одно мог загадать, чтобы она его дождалась. Он завтра уходил в армию, и это был их прощальный вечер. Снег опять начал падать, как будто кружил их в вальсе. Она вдруг запела и закружилась.
"Снег кружится, летает, летает, летает, и позёмкою кружа".
Ей было весело и грустно, у неё наворачивались слёзы, но она их сдерживала, не хотела, чтобы он увидел её такую. Она снова открыла рот и стала ловить снежинки. У неё от волнения пересохло горло, а они создавали ей прохладу во рту.
– Ты уже много наглоталась снега, – сказал он. – Смотри, а то превратишься в снежную королеву, сердце твоё замерзнет и для меня оно будет закрыто.
Она засмеялась, её смех в ночи зазвенел, как колокольчик, и разнесся по улице.
– А ты тогда меня поцелуешь, и я растаю, – сказала она ему, смеясь. Её улыбка была красивой, белые зубы блестели в ночи, отливая жемчугом. Глаза при свете фонарей сверкали каким-то небесным отливом. Она была красива, как никогда.
– Ты знаешь, Наташка, я так тебя люблю, и буду любить вечно! Пусть эти снежинки и фонари будут свидетелями.
Она перестала смеяться и тихо сказала: Я тоже тебя очень люблю.
Они стояли, обнявшись, и молчали, глядя друг другу в глаза.
 
 …Она вспомнила, как увидела его в первый раз. Её мать, завуч школы из совхоза, перевели в районный центр. Жили они вдвоём с мамой. Отца у неё никогда не было, и она не помнила, что кто-то, что-то плохое или хорошее говорил о нем  ей. Для матери она была, «светом в окне», она часто повторяла эти слова.
Мать всегда её лелеяла, красиво одевала.
Она зашла в школу вместе с матерью. Ей оставалось учиться последний год. Мать успокаивала её: Ничего, Натусик, ты у меня сильная и смелая, я думаю, что ты меня, да и себя не подведешь.
Она училась на «отлично», стараясь не подвести мать, да и себя.
И мечтала стать врачом.
…Он стоял возле двери учительской. Как он потом скажет:
«Приходил по поводу своего младшего брата».
Сам он школу окончил летом, но никуда не пошел поступать, так как осенью надо было идти в армию. Они встретились взглядом и как молнией пронзили друг друга. И вот они уже полгода вместе.
 
– Натульчик, ты о чём задумалась?- услышала она его голос.
– Да так. Вспомнила, как мы с тобой увиделись в первый раз.
Они обнялись и пошли  к дому.
– Ты знаешь, Серёжа, я вот за маму волнуюсь. Уеду в город учиться, как она тут, без меня будет?
-А ты знаешь, милая, я ведь тоже буду очень переживать, что ты уедешь в город, а я в армию, выдержит ли  наша  разлука испытание, дождёшься ли?
– А я буду писать тебе каждый день, нет, каждый час!
Он прижал её сильнее и поцеловал снова. Уже было поздно. Ему завтра рано надо быть в военкомате. Оттуда отправлялся автобус с новобранцами. Они подошли к дому. Он взял в свои руки ее руки.
- Холодные. Замерзла, милая?
-Совсем немножечко, - она поежилась.
-Спокойной ночи, моя дорогая, - и поцеловав   её напоследок, они
расстались.
 
…Утром она бежала на вокзал. Она проспала и не успела подойти к военкомату, а сейчас боялась опоздать к поезду. Поезд отправлялся в восемь утра, уже было семь часов сорок минут. Сердце у нее колотилось. Она влетела на перрон и увидела, как их построили для проверки.
«Слава богу, успела!» – прошептала она и замедлила шаг. Он увидел её издалека. Она была необычайно хороша, раскрасневшаяся, в своих белых валенках, кроличьей шубке и белой меховой шапке - ушанке, как из кино фильма «Дикая собака Динго».
Сейчас все подражали героине этого фильма, но его Натусику больше всех подходил такой наряд.
 
…Их отпустили на десять минут попрощаться с родственниками. Мама его стояла и плакала, отец говорил поучительные слова, но он никого не слышал и не видел, только её.  Они стояли, и смотрели друг на друга, не отрываясь, как будто прощались навсегда.
Глаза у нее лихорадочно блестели. Он смотрел на неё и как будто запоминал её такую, красивую, самую родную.
 
…Поезд отходил медленно. Она тихо шла за вагоном. Но тут поезд стал набирать скорость. Она побежала за ним, что-то кричала, махая рукой, но Сережа уже ничего не слышал. Его вдруг охватил страх, что он ее видит в последний раз.
Поезд удалялся всё дальше и дальше, и только сейчас она позволила себе заплакать.
 
Месяцы тянулись без Сергея долго, серо, уныло.
Она писала каждый день ему письма, где описывала все районные новости и, конечно же, писала о своей к нему любви. 
Вот и школа позади. Осталось только сдать экзамены. Она торопила время. Время, чтобы, как можно  быстрее вновь увидеть своего Сергея.
 
Ночью ей стало плохо. Мать вызвала «скорую».  Наташу увезли в больницу. Через неделю сообщили: «У вашей дочери лейкемия».
У Татьяны Васильевны  поплыло все перед глазами. Она очнулась в кресле у врача. Ей сделали укол. Врач успокаивал, обещал, что девочку отправят в Москву к лучшим врачам.
 
Наташу лечили, ей на время становилось  лучше. Она еще крепилась, успела даже сдать экзамены на «отлично» и получить золотую медаль. Каждую неделю приходили письма от ее милого, она писала ему в промежутках, как ей становилось лучше, и ни единым словом не обмолвилась о своей болезни, что она неизлечимо больна.
 
…В тот день она собиралась ехать в город сдавать документы в институт, ей нужно было сдать всего лишь один экзамен, по химии. Ей было намного лучше, и надежда теплилась, что всё будет хорошо.
Но утром ей резко стало хуже. Ее вновь увезли в больницу.
 Мать сидела возле дочери, смотрела на ее исхудавшее тело и впервые, за много лет, вспомнила ее отца.
 
   …Был в институте вечер, намечались танцы. Все были нарядными и красивыми. Она, комсорг группы, выделялась из всего факультета и умом,  и красотой. Но парни почему-то её побаивались, сторонились, и никто её на танец никогда не приглашал. Она не расстраивалась, ей обычно было некогда. Она суетилась с музыкой, с тем, чтобы был порядок в зале, выступала в ансамбле института.
 
…Он подошёл к ней незаметно,  она  даже не поняла, именно её он приглашает танцевать.
Он был хорош собой. Морская военная форма на нём сидела превосходно. Она почему-то притихла. Разговор начал он:Как вас зовут? – Татьяна. – ответила она.
Он улыбнулся ей. Они кружили по залу, ей не хотелось, чтобы заканчивалась музыка. Он так хорошо вальсировал. И какая же у вас профессия будет? – снова заговорил он.
–Учитель английского языка, – смущенно ответила она, хотя всегда отличалась смелостью.
– Вам нравится ваша профессия? – Он как-то странно смотрел на неё и от его взгляда она смущалась.
– Да, очень нравится, – ответила она.
После окончания вечера он попросил разрешения её проводить. Она не возражала. Ей он нравился.
Они разговаривали, но больше говорил он. Она только слушала его голос, который завораживал её. Они стали встречаться. Он приходил к ней часто. Они бродили по паркам и улицам города, в котором она родилась. Она воспитывалась в детском доме. Родители погибли на войне, а о родственниках  ничего не знала.
В ту ночь  он остался у неё в общежитии.
Девчонки все разъехались на каникулы. Ей не к кому было ехать. Она всегда оставалась одна. Много читала, ходила в кино.
Он задержался допоздна. Дежурная общежития уснула и не видела, кто выходил из общежития. Двери она закрыла на засов.
Она сама предложила ему остаться. Он не возражал. В ту ночь они были счастливы. Но после этой ночи он вдруг исчез. Больше она его никогда не видела и ничего о нём не слышала. Она вздрагивала от каждого стука в дверь, всё думала, что он постучит. Но он не постучал, даже тогда, когда она родила дочь.
Она уехала из родного города в Сибирь, посвятила жизнь работе и своей дочурке. И теперь она не представляла дальнейшей жизни без дочери.
 
– Татьяна Васильевна, – она услышала голос медсестры. – Вас приглашает к себе лечащий врач.
Она резко встала и быстрым шагом пошла к кабинету врача. Сердце у нее колотилось. Сегодня должен был прийти ответ из Москвы на запрос, который они посылали, с просьбой прооперировать  дочь в столичной клинике.
 
–Доктор, вы меня приглашали?- войдя, спросила она с волнением.
 
– Да, простите, что я сам не пришёл в палату. Но у меня для вас хорошая новость. Пришло приглашение, вашу дочь  прооперируют в Москве, – доктор сам волновался. Она обрадовалась: Слава богу! – вырвалось у неё. В бога она никогда не верила, но тут она готова была молиться любым богам, лишь бы спасли её дочь.
Она вбежала в палату и, запыхавшись, стала шептать дочери: Доченька, мы едем в Москву. У нас с тобой все будет хорошо!
   Наташа смотрела на радостную мать. Ей так хотелось, чтобы она никогда не грустила. Мать успокоилась и присела на край кровати, взяв  руку дочери, вновь повторила: У нас все будет хорошо!
-Мамочка, – тихо заговорила Наташа.– Ты, родная, береги себя. Я тебя очень, очень люблю. А еще: я люблю одного человечка, ты знаешь, о ком я говорю. Ты ему передай, пожалуйста, пусть вспоминает меня иногда. Прости меня и прощай. Ната закрыла глаза.
Татьяна Васильевна не могла понять, что происходит, а когда поняла, то начала трясти свою дочь. Она звала на помощь всех, кто бы мог помочь в ее горе. Она не могла поверить, что ее дочери больше с ней нет.
 
… Татьяна Васильевна стояла у гроба своей дочери постаревшая и поседевшая. Она никого и ничего не видела. Она смотрела на бледное лицо своей любимой Туськи, как она часто ее называла, и уже не плакала. Кто-то её тряс и просил: «Вы лучше поплачьте, вам будет легче». Но у неё не было слёз, она сейчас была, со своей дочуркой в её детстве. Она вспоминала её первые слова, первые шаги. У неё проносилась в голове  сейчас вся её жизнь, такая счастливая и беззаботная, как ей казалась.
 
… Мать стояла у гроба своей дочери постаревшая и поседевшая.
Она никого и ничего не видела вокруг себя.  Она смотрела на бледное лицо своей любимой Туськи, как она часто ее называла и не плакала. Кто-то  тряс ее и просил: «Вы бы лучше поплакали, вам бы легче стало».
Но у нее не было слез. Она сейчас была со своей дочуркой в ее детстве.
Она вспоминала ее первые шаги, первые слова. У нее в голове проносилась  вся ее жизнь, такая счастливая и беззаботная, как ей казалась сейчас.
 
…Вся школа провожала ее дочь в последний путь.
Стояла такая же тихая зимняя погода. И так же падал снег. Он ложился на лицо и руки ее девочки, но мама знала, что ей совсем не холодно. Ее дочурка, милая славная девочка, превратилась  в снегурочку, как часто ее она наряжала на новогодние праздники. Только это был уже не наряд  и не праздник, а это было прощание навсегда с ее ангелочком.